Польская душа: Игра Акудника

Мне до сих пор не верится в тот факт, что пострадал не только я один. Доказательство сидит напротив меня на другом конце стола и мирно потягивает из чашки горячий зелёный чай. Этот идиот не изменился, кроме одежды. — Ты так и будешь смотреть на меня? — польский виолончелист решил поразить меня. Кофе попало не в то горло, и я поперхнулся. Удивил, зараза. — Ты где выучил португальский? — прокашлявшись, спросил я и отодвинул подальше чашку с кофе. Левандовский ухмыльнулся и, облокотившись руками на стол, предложил рассказать, чем он здесь живёт и как складывались его дела в моём веке. Я кивнул и с тех пор не перебил ни разу. Боря попал сюда около пяти лет назад в город Гимарайнш. Как и мне, ему пришлось испытать на себе всю силу шока и ужаса вперемешку с горем, потому что у него только начала складываться личная жизнь с одним парнем. Да, он нетрадиционной ориентации. Борис Левандовский — гей. Ничего страшного. XXI век позитивно на мне сказался, что я стал нейтрально относиться ко всем секс-меньшинствам. Рассказать кому-то из правительства — не поверят. — Может, ты издашь закон о свободе ЛГБТ? — издеватель. — Во-первых, такого термина ещё не существует в 1949 году. Во-вторых, нет. Продолжай, — я нейтрален к таким людям, но уж точно не солидарен с ними. Обозвав меня скотиной, парень продолжил. «Спасательного круга» в виде человека, которого мог бы приютить никому не известного поляка в очень странной одежде и тогда ещё не разговаривающего по-португальски, очень долго не попадалось. На протяжении двух месяцев ночевал на улице. Питался, что найдёт. Пока в один прекрасный момент почти обезумевший от такого расклада событий Боря не снёс молодого чернокожего парня. Любви с первого взгляда не случилось, как надеялся Левандовский, но зато эти двое до сих пор дружат. Зовут спасителя Матеуш Бентеш. И его точно послал Бог, потому что Бентеш работал в Порту, а в Гимарайнше жила его приёмная семья. Он тогда возвращался от них и столкнулся с незнакомцем. Снёс тот его почтенно, что пришлось даже вести в больницу. Сотрясения мозга, к счастью, не было, но шишка на голове заметно виднелась. Левандовский чуть ли не на коленях умолял простить его ломанным английским языком, который Бентеш не особо понимал, но понимал то, как незнакомец мучается из-за всего произошедшего. — Чем ты занимаешься? — спросил после Матеуш у Бори. — Виолончель, — показал на себе поляк. И тогда-то родилась идея определить Левандовского в ресторан, где на тогдашний момент работал Бентеш официантом. Однако для этого его надо было облагородить в плане внешности и научить хотя бы основам португальского языка. Матеуш не стал над этим заморачиваться и свалил всё на младшую сводную сестру. Та уже была коренной португалкой по имени Дебора Тевеш. Работала она в ателье швеёй и, как все нормальные люди Португалии, любила петь фаду. Однако через неделю песнопений Деборы Боря не выдержал и предложил ей сменить музыкальную направленность. — В каком смысле? — непонимающе спросила девушка, откладывая ткань. — Я могу тебя научить играть на виолончели, — совершенно серьёзно сказал Левандовский. — Может, у тебя даже талант есть. — Я ничего не поняла, но нет, — Тевеш вновь взялась за ткань и старалась больше не обращать внимания на слова поляка. Боря вздохнул, потянувшись к середине стола, и взял из вазы красное яблоко. Языковой барьер иногда заставлял его попадать в не самые приятные ситуации. Он даже не мог сходить нормально на рынок и купить обычные продукты, потому что английский простой деревенский житель не знал. Да и зачем ему? Тогда каким-то чудом Матеуш достал для Бори англо-португальский словарь. Однако это не слишком облегчило участь парня. Все португальские «чёрточки, завиточки» над буквами и под ними знатно измотали его. Три недели работы над Левандовским, и он уже был похож на нормального юношу-эмигранта из Польши, который более-менее разговаривает на португальском языке. — А дальше? — спросил я, увлёкшись Бориным рассказом. — А дальше тебе не пора на работу? — со смешком спросил он. Я посмотрел на наручные часы. Испугавшись, что могу опоздать, стукнулся со всей силы о ножку стола. Левандовский смех нужно было слышать. Будто гиена хохочет. — Ты чё там сказал, сволота португальская? — кажется, я сказал это вслух.