***
Ближе к трём часам дня пришло сообщение от неизвестного номера. В нём говорилось, что встреча состоится сегодня в шесть по адресу «улица Исполкомская, дом десять, пятый этаж, квартира шестнадцать». Настя с недоверием смотрела на адрес. Да, признаюсь, я наделся точно также как и Зелинская, что мы встретимся где-нибудь на улице. Максимум зайдём в какое-нибудь кафе. Но чтоб приходить домой к человеку, которого мы даже ни разу в глаза не видели… Который зачем-то скрывает свою личность. — Это слишком подозрительно.Абонент: Неизвестный номер
Шесть часов вечера. Улица Исполкомская, дом 10, 5 этаж, квартира 16. Вход в подъезд через арку.Добрый день, а не можем ли мы встретиться в каком-нибудь кафе?
Нет. Сообщения такие же обрывистые, как у Антониу. Никогда лишних вопросов не задаёт. И если упёрся, то это уже до победного конца. Не особо люблю таких людей. Нельзя «зацепиться» за какое-либо слово и продолжить диалог. Однако к Салазару я уже привык и знаю его увлечения. С этой же госпожой N такого не сработает. Увидеть бы лицо и тогда всё пошло бы как нельзя лучше.Абонент: Госпожа Денгоф
Мы точно не можем увидеть её лица?
Абсолютно точно. И с этой женщиной каши не сваришь. Как будто обе сговорились. Хотя с уверенностью почти в сто процентов так и есть. — Это бесполезно, Саш, — я в этом убедился. Спасибо, дорогая. — Ладно, если она действительно что-то знает об этой всей чертовщине, то возьми на всякий случай диадему. Только заверни её во что-нибудь. И не в газету, ради Христа! Сделаешь это, я сам тебя в газету заверну, — на меня ещё никогда так не влияли вещи, но это не просто вещь. Это частичка моего прошлого, моей прошлой жизни, связанной с прекрасной женщиной и самым настоящим другом, который готов был меня выслушать, понять и поддержать в любую минуту. Лизхен, прости меня за всё, что сделал тебе тогда. Я постараюсь, нет, обещаю ради тебя не совершать тех ошибок, разрушивших нашу семью. Бог (или Акудник) дал мне второй шанс. И я всё сделаю, дабы начать новую семейную жизнь с Анастасией Зелинской, признанной в нашей компании княжной Петровской. Официально признаны последними Светлейшими княгинями Петровскими сёстры Вероника и Кристина, однако ходят слухи, что перед смертью последняя подала прошение, чтобы её потомки по женской линии были также официально признаны княжнами и княгинями. Однако там всплыла информация, якобы Кристина Петровская состояла в непристойных отношениях с католическим священником, и на этом решили закрыть дело. — Это мы ещё посмотрим, кто кого завернёт! — воодушевлённо сказала Настя и несильно ударила меня локтем в бок. — Вы только что совершили покушение на Императора Российской Империи Александра Первого Благословенного. Вы должны понести наказание, мадемуазель, — медленно приблизившись к лицу девушки, я провёл кончиком носа по её левой скуле и осторожно продвинулся вниз к шее, мягко поцеловав. Настя томно вздохнула и обняла за шею, сжав в кулак мои волосы на затылке. Мы стояли по середине гостиной, и я чувствовал, как ноги Зелинской постепенно подкашиваются от моих поцелуев на шее, а дальше и на ключице. Девушка казалась в моих руках самым настоящим сокровищем, которое не хотелось ни коим образом обидеть или взять силой. Страсть, бушующая во мне сейчас не похожа на ту, что я испытывал к Марии Нарышкиной. Она гораздо глубже и сильнее. Я люблю Настю и готов отдать за неё всё, что есть у меня на данный момент. Банально, однако так и есть. Подхватив полячку на руки, я немедленно перенёс её в спальню на кровать и навис над ней. Вы не представляете, какое получаю наслаждение, просто смотря на Зелинскую. Я благодарен тому предчувствию, которое руководило мной в первый вечер в XXI веке. Если бы не свернул за тот угол, то, возможно, никогда бы не увидел Настю и не стал бы в неё постепенно влюбляться. И причём я совершенно отчётливо понимал, на сколько влип. Девушка приподнялась на локтях и поцеловала меня, утягивая за собой. Она запустила ладони под мою футболку и жадно провела ими по спине. Это не первый наш раз, но всё равно, сколько бы мы не занимались этим, я чувствую, что живу, а не просто существую. Её прикосновения в такие моменты не передать словами. Хочется ощущать их снова и снова. Настя задрала мою футболку, давая тем самым понять, что она явно мешает. На секунду оторвавшись, я встал на колени и снял с себя ненавистную футболку. Куда та полетела, одному Богу известно. Зелинская тяжело дышала и хищно посматривала на мой торс. В этом году я решил заняться своей физической подготовкой. Судя по взгляду Насти, мои старания окупились сполна. Я не говорю, что стал атлетом, но и не такая «палка», как Антониу, который смотрел на все упражнения, будто это что-то противозаконное. Девушка встала точно также как и я напротив меня и, не прерывая зрительного контакта, сначала сняла с себя очки, затем майку, после она остановилась. Такой взгляд можно понять и без слов. Развернув Настю к себе спиной, я осторожно расстегнул бюстгальтер и бросил на пол. — Анастасия Львовна, ваше показание комплексов в данный момент неуместно. Я знал, что она считает своё тело до боли худым и восхищается фигурами, которые присутствуют у Светы. Помню, однажды Антониу решил пожаловаться мне, сколько ему пришлось выслушать о чересчур непривлекательности Шиловой от самой Шиловой. Мы тогда выпили и, когда португалец слегка захмелел, то сказал очень мудрую вещь. — Я порой не понимать женщин, — вздохнул Салазар, — Они прекрасны в любой обличие, с любой фигура в любящих глазах мужчины. Если, конечно же, любовь настоящая. Прижавшись всем телом к девушке, я обнял её за талию и немного укусил за ухо. — Ай! Что ты делаешь? — она возмущённо покосилась на меня. — Ещё раз вспомнишь про свои комплексы, укушу больнее. Зелинская рассмеялась. Повернувшись вновь ко мне, она обняла моё лицо ладонями и поцеловала. В тот момент тело совершенно не слушалось своего хозяина. Я повалил Настю на постель, стал беспорядочно целовать шею, грудь, а дальше… А дальше вам знать не обязательно.***
Мы решили поехать на машине, потому что в метро нас могли бы остановить и проверить наши рюкзаки. В одном из них (а именно в моём) была та самая диадема. К чему лишние расспросы? А после возможный побег от полиции, а затем сидение в полицейском участке, пытаясь доказать, что мы не крали эту драгоценную вещь. — Я ненавижу эту улицу, — прошипела Настя и стукнула ладонью по рулю автомобиля. Вечная пробка на Садовой. — Не стоит нервничать. У нас ещё есть время. Мы же ведь раньше выехали, — нервные клетки не восстанавливаются, как я прочитал в одной энциклопедии. Я сидел рядом с девушкой на переднем сидении и перебирал в руках связку ключей от квартиры. В моё время эта улица выглядела совсем по-другому. Я вспоминаю, как по ней ездили далеко не машины, а обычные повозки и кареты с запряжёнными лошадьми. Однако осталось одно — вечный галдёж людей, который меня всё время раздражал, поэтому по этой улице Его Величество практически никогда не ездило. Рассказав это Насте, я немного приподнял настроение. Она улыбнулась на миг, а после её лицо вновь стало каменным и до жути внимательным. Наконец-то выехав на Невский проспект, Зелинская облегчённо вздохнула. И буквально через пять минут мы доехали до Исполкомской. Оставив автомобиль на соседней Херсонской, Настя решила неспешно пройтись до того самого нужного дома. Она сказала, что не хочет выглядеть перед женщиной возраста Госпожи Денгоф в таком состоянии. Сразу начнутся допросы, и я её понял. Спустя десять минут мы нашли тот самый десятый дом. До нужного времени оставалось всего лишь пять минут. Настя прошептала себе под нос что-то вроде «перед смертью не надышишься» и первая шагнула в арку. Подъезд оказался с левой стороны и с подозрительно открытой дверью в него. Как немного позже выяснилось, на первом этаже проводился ремонт и некоторые габаритные вещи нужно было вынести. — Лифт отсутствует. Ну, ладно, — Настя вздохнула и, не отпускав до последнего этажа перила лестницы, кое-как дошла до шестнадцатой квартиры. Несколько минут спустя... — Если сейчас с твоей стороны «полетит» в меня какая-то твоя очередная шуточка по поводу моей физической подготовки, я тебя лично спущу с лестницы, — пригрозила она мне и застыла словно вкопанная. Не успев ничего ей ответить, повернулся на звук открывающейся двери. Из-за неё выглядывала бабушка лет восьмидесяти с распущенными ухоженными волосами до плеч. Серые глаза внимательно нас изучали, но никак не осуждали или что-то подобное. Острое бледное лицо. Необычный для женщины крючковатый нос. Она сдержанно улыбнулась и, выпрямившись во весь свой достаточно высокий рост, пригласила внутрь квартиры. — Меня зовут Антонина. Пожалуйста, не бойтесь меня, — да тут, собственно, не в боязни дело. — Спасибо, — я прошёл первым в квартиру и ахнул от того, какая красота творилась в гостиной. Полностью одна сторона стены была выложена синей португальской плиткой. В тот момент я к чёрту забыл, как она называется, потому что это было прекрасно. Несколько мужчин тянули рыболовную сеть из Атлантического океана. Вроде, ничего особенного, но в сердце больно кольнуло от осознания того, что Антониу исчез и не может лицезреть что-то родное. — Молодой человек, не стойте, раздевайтесь, — голос Антонины вывел меня из собственных мыслей, и я благодарно кивнул. Зелинская к тому времени уже вышла из ванной и приблизилась на максимально близкое расстояние к самой красивой стене за всю нашу жизнь. Девушку тоже поразила простота сюжета и тонкая работа мастера, выполнявшего все эти плитки. На противоположной стороне возвышался огромный деревянный книжный шкаф без каких-либо дверец. Там были не только книги, но и какие-то альбомы и рамки с фотографиями. Издалека не разглядишь, но они явно старые. Отойдя немного от шока, я всё же разделся, помыл руки и почти что рухнул на диван, стоящий почти вплотную к окну между азулежу (всё же вспомнил) и подозрительно интересным шкафом, который может открыть ой как много тайн. — Не хочу вас прерывать, но Беа толком мне ничего практически не объяснила. То есть я даже не знаю, с какой проблемой вы ко мне пришли, — нарушив тишину, произнесла Антонина. Она сидела в кресле бежевого цвета, который очень хорошо сочетался с её одеждой, да и всей квартирой в целом. Однако Госпожа Денгоф подставила всех нас. — Наш друг пропал, — присела на диван рядом со мной Настя, — и бабушка сказала, что вы можете нам помочь. — Как зовут вашего друга? — она словно ледяная королева, словно тот самый друг, имя которого мы не можем выговорить в силу возможных последствий. — Антон Морейра, — вяленько произнесла Зелинская, опасливо смотря на женщину. — Я не понимаю вас, — её серые глаза отчаянно пытались найти ответа в наших лицах, но безуспешно, — Я не знаю такого человека. Повисло молчание, потому что у меня застрял ком в горле. Я не мог произнести полное имя Антониу. — Хорошо, — Антонина перевела дух и приосанилась, — Если я скажу, каково моё полное имя и чьи мои родители, вы сможете наконец сказать мне, за чем приехали ко мне на самом деле? — Это зависит от того, что вы скажете, — честно признался я. — Моё полное имя Антонина Мария Салазар. Моей матерью является Вероника Петровская, а отцом — Антониу ди Оливейра Салазар. Даже птички за окном перестали петь и щебетать. Я разочаровался в Интернете. И в Антониу тоже! Этот недоверчивый идиот лгал нам, говоря, что у него нет детей. Лгал прямо в лицо! Хотя его тоже можно понять. С его работой иметь детей — крайне опасное дело. Но мы же ведь считали его другом. А может, Антонина врёт? — Вы врёте, — единственное, что я мог выдать на тот момент. — А вы заблуждаетесь, молодой человек. Я не умею врать, — уверенность в своих словах уровня Антониу, честное слово. — Если вы и правда дочь Вероники Петровской, то при каких условиях погибла моя мать, Аделаида? Вы должны знать, — слегка дрожащим голосом спросила девушка. — Ты Анастасия? Господи… В последний раз я тебя видела, когда тебе не было и двух годиков, — занавес пал. Я убеждаюсь с каждой секундой, что она Салазар. Те же манеры. Тот же тон, когда нервы на пределе. Та же растерянность в глазах. — Я задала вопрос, — Настя оставалась всё такой же непреклонной. — Прости, — женщина на миг опустила голову, будто вспоминая, а после резко подняла, рассматривая черты лица Зелинской, — Аделаида выпала из окна… Эксперты заключили, что это был несчастный случай, однако твой отец — Лев — пытался доказать обратное. Ада не могла. Он считал, что ей «помогли». Я тоже так считаю. — И кто, по-вашему, мог совершить такое преступление? — по щеке Насти потекла одинокая слеза, и я взял её за руку. Она сжала мою в ответ. — Тот, кто перерезал горло Марине Сатановской. Тот, кто повесил Сергея Соломонова. Тот, кто изнасиловал, а после застрелил на моих глазах Кристину Петровскую. А именно… — Акудник, — все мы трое одновременно произнесли имя, от которого в первую секунду лично у меня пробежали мурашки по спине.