Впихнуть невпихуемое

Наконец великий и ужасный фанатский день подошёл к концу. К утру стихли голоса возбуждённой толпы, и смолк топот ног. Коридоры и залы Мордхауса вновь наполнились подобающей любому замку тишиной, изредка прерываемой тихими стонами гостеприимных хозяев. Пиклз отмокал в джакузи и попивал пиво, лениво наблюдая за клокатирами. Те убирали последствия минувших суток, как-то: пустые бутылки, весело катающиеся по залу; лужи из самых разных жидкостей, что есть в человеке; припозднившиеся гости, сладко спящие под столом. Открывшаяся взору ударника картина не впечатляла его: одно дело, когда ты сам разносишь свой дом, как пожелаешь; другое дело — когда этим занимаются чужие люди. Но сегодня на его мозг с потёртыми от многолетнего пьянства извилинами давило не только мерзкое послевкусие прошедшего дня. Пиклз обнаружил полное безразличие менеджера к делам группы. Вчера вокалист каждую секунду вытворял что-то странное, а Офденсен даже ухом не шевельнул! — Доверил ему такое важное дело, а он… Козёл, бля, — вяло возмутился ударник. Смяв опустошённую пивную банку, он запустил её в спину одного из слуг. Не долетев до цели, она шмякнулась на пол — ну и пусть, всё равно помойка в комнате. Нет, причину странного поведения Нэйтана необходимо как можно скорее выяснить. А если надо — вырвать с корнем. А для этого нужно взять расследование в свои руки. Пиклз недолюбливал детективы и в частности фразу «взять расследование в свои руки». Но, согласно жанру, в одиночку новоиспечённый сыщик мало чего может добиться. То есть, ударнику нужен помощник, а лучше — целая команда. Вскоре в тёплую воду с пузырьками опустился соло-гитарист, томно улыбающийся сквозь полудрёму. От Сквизгаара пахло крепким алкоголем и женскими духами, сочетавшимися в тошнотворно-сладкий букет бурной ночи. Его шея и грудь были покрыты следами страстных поцелуев. Другими словами, Сквигельф сейчас не был расположен к мозговым штурмам и разговорам вообще. Но «дело Нэйтана» не требовало отлагательств. Когда Сквизгаара удалось привести в себя с помощью банки холодного шипучего пива, ударник начал осторожно вводить его в курс дела. Для создания доверительной атмосферы он сделал вид, будто бы, спокойно сидя в джакузи, потерял равновесие. Тощие коленки натурально дёрнулись, показавшись из воды, а рыжая голова по инерции приземлилась на плечо Сквигельфа. — Фу, бля! — как можно убедительнее воскликнул Пиклз, подчёркивая неожиданность происшествия. — Слышь, Сквизгаар, а тебе не кажется, что с Нэйтаном в последнее время чё-то не то? — Что «то-не-то»? — переспросил Сквигельф. Ударник перечислил все странные случаи, какие вспомнил. Зря он старался, напрягая память: коллегу его рассказ не впечатлил. — И что? — тускло бросил тот, глядя на бурлящую воду. — Что «что», мать твою? Тебе не кажется, что слишком много странностей? — Пикл, ты помнит наш договор? — нахмурился швед. Пиклз сразу понял, о каком договоре речь. — Помню я, помню: «не лезть друг другу в душу и не мешаться в личную жизнь». — Вот именный. Всё, у меня есть быть много дело, я уходит, — Сквизгаар поднялся с места, окропив собеседника брызгами воды. Стало ясно, что соло-гитарист не годится на почётную роль главного помощника доморощенного детектива — слишком уж он погружён в себя и равнодушен к происходящему вокруг. А здесь нужен кто-то более смекалистый и циничный. К счастью, этот человек прямо сейчас намеревался почтить ударника своим присутствием, оповещая его неповторимым запахом чеснока. — Здорово, Мёрдерфейс! Смотри, какой срач, — ударник показал на усердно работающих уборщиков. — Мне это всё знаешь, чё напомнило? — Ждорово! И чё? Уильям стянул с себя одёжку и с кряхтением опустился в тёплую воду. — Ну, помнишь, у нас была вечеринка по случаю нового альбома? Когда на нас ещё какие-то гандоны напали? — Конечно, помню, такое хрен жабудешь. Пиклз решил «закинуть удочку». — Помнишь, тогда ещё пожар начался? Я слышал, ты кучу народу спас, — ударник хмыкнул, — прям как настоящий герой. — Ну, это пуштяки, на моём меште так поштупил бы каждый, — Мёрдерфейс скромно опустил глаза и гордо заулыбался во весь щербатый рот. Это означало, что наживка проглочена. — Короче, тут дело важное, — ударник перешёл на шёпот, — надо кое-кого спасти. Ты со мной? — Ештештвенно! — басист пафосно прижал ладонь к груди, в которой взволнованно билось геройское сердце. — Ну, я в тебе и не сомневался. А теперь заткнись и слушай внимательно. Тут, блин, не всё так просто. Обещай, что никому не расскажешь. Уильям клятвенно заверил, что будет держать рот на замке. Он, конечно, был немного расстроен, что опять остаётся в тени. Но ничего не поделаешь — такова судьба героя. После короткого рассказа о сути проблемы Мёрдерфейс оживился. — Я тоже вшё это жаметил, — гордо заявил он. — Я тебе больше шкажу: помнишь, по телеку покажали лишток, где он диктант пишал? У Нэйтана пощерк такой длинный и оштрый вшегда был, а на этом шоу он почему-то кругло штал пишать. Можешь перешмотреть эту передачу, ешли не веришь. — Да верю, верю, — ответил Пиклз (он досадовал сам на себя — не заметил такую важную деталь!) — чё ты раньше-то молчал? — А кто меня пошлушает, я вшего лишь тупой башишт, — протянул Уильям, в душе страшно гордый собой. — К тому же, договор… — Да, я помню, блин! («Уже второй раз за утро напоминают!») Но тут совсем другое дело. Я считаю, что Нэйтана подменили. — Как подменили? — ахнул басист. — Ну, типа какое-нибудь тайное общество… — Машоны? — Хуй их знает, может, и они. Короче, они подсадили в тело нашего Нэйтана своего тайного агента. Он теперь ходит по дому и всё разнюхивает. — И он как бы под прикрытием? — Ага. — А ты говорил Офденшену? — поинтересовался Уильям. — Говорил, он слушать нихрена не хочет. Как на медобследования и тупые шоу нас гонять — он тут как тут; а когда нам угрожает реальная опасность… — Он шражу такой: Уильям, ты преувеличиваешь, у него крижиш шреднего вожрашта… Пиклз нахмурился: — Он мне точно так же сказал… Стоп, а ты чё, тоже к нему ходил? Пиклза разрывали два противоречащих друг другу чувства. С одной стороны он был рад, что нашёл единомышленника. С другой стороны, ход рассуждений Уильяма был до обидного похож на его собственный. С чего это басист так хорошо знает привычки, поведение и даже почерк Нэйтана? «Ладно», — решил Пиклз, хотя его продолжала грызть глупая беспочвенная ревность. Чтобы вывести лже-Нэйтана на чистую воду, недостаточно просто подойти и спросить его. Тут нужно действовать по плану и, желательно, сообща. План у ударника имелся, только исполнителей было маловато. Как ни крути, нужно было привлечь остальных членов группы. — Этот хитрожопый со Сквизгааром и Токи больше общается, — рассуждал вслух Пиклз. — Интересно, почему? — Потому что они тупые, и не догадаютшя, что он… это… того, — объяснил басист. — Может, им тоже рашшкажать? — Не, с ними по-другому надо. Лучше напряги извилины и покажи, как ты умеешь быть настоящей сволочью, — ударник подмигнул, — если ты понимаешь, о чём я. — Понял, — кивнул Мёрдерфейс. На этом новоявленные детективы разошлись по своим делам. Задание Мёрдерфейса на самом деле было проще простого: придумать какую-нибудь небылицу и рассказать скандинавам, чтобы те поверили. Он уже делал так однажды — внушил Сквизгаару, что Токи играет на гитаре с каждым днём всё лучше и скоро затмит самого быстрого в мире гитариста. Правда, из-за этого чуть группа не распалась — пришлось сворачивать шутку и во всём признаваться. Что бы такое сочинить про Нэйтана? Размышляя, Уильям неспешно шагал по полутёмному коридору. Завернув за угол, он вдруг услышал знакомые звуки. Это мог бы играть кто-то из гитаристов. Но один из них уже давно не притрагивался к инструменту вне репетиции, концерта или записи альбома. Другой бы выпендривался перед воображаемыми слушателями, не тратя время на простенькие риффы. Может, это Пиклз решил вспомнить молодость и подёргать за струны? Уильям на цыпочках подкрался к двери, которая вела в зал для репетиций: оттуда доносился звук. Басист приоткрыл тяжёлую дверь и глянул одним глазом в образовавшуюся щель. В пустом помещении, прислонившись к стене, стоял Эксплоужен собственной персоной. В руках у него была гитара Сквизгаара. — Нихуя шебе, — прошептал Уильям. Ещё бы! Это всё равно, что увидеть воочию приземление инопланетян. — Это надо жафикшировать. Выудив из кармана шорт дэтфон, Мёрдерфейс щёлкнул ни в чём не подозревающего вокалиста и немедленно отправился разыскивать Пиклза. «Ништяк! Теперь и придумывать ничего не надо», — ликовал басист. После ужина заговорщики дождались момента, когда сытый и спокойный Сквизгаар сел в гостиной на диван и расслабился. Разместившись неподалёку — так, чтобы жертве было всё слышно — они начали непринуждённую беседу. — Прикинь, Нэйтан тоже на гитаре играть начал, — объявил Мёрдерфейс. — Да ну? — картинно не поверил ударник. — Я шам шперва не поверил. Иду я такой по делам и вдруг шлышу, играет кто-то. Я глянул — а это Нэйтан на гитаре Шквижгаара. Очень неплохо у него получаетшя, кштати говоря. — Охренеть! — воскликнул Пиклз. — Чё это он надумал? Никак хочет сам заделаться соло-гитаристом? — А почему бы и нет? Многие группы так делают. — Это получается, он Сквизгаара уволит. Вот он расстроится, наверное, когда узнает, — ударник покачал головой. — Не позавидуешь ему. — Не-а, шкорее вшего, он Токи уволит, — возразил Мёрдерфейс, — а этого ритм-гитариштом жделает. Короче, поживём — увидим. Хуй ш ними, пошли бухнём. И оба покинули комнату, весело болтая уже о чём-то совсем другом. Во время их разговора Сквизгаар и бровью не повёл, но семена сомнения уже были посеяны — в этом заговорщики не сомневались. «Нет, дэто не может быть», — Сквигельф упрямо сжал губы. Мало ли о чём треплется Мёрдерфейс — ему вообще не стоит доверять. Но Пиклз с ним соглашался, может, он что-то знает? Нэйтан не может такое замышлять, да ещё и за спиной у товарищей. А вдруг может? В последнее время Эксплоужен стал какой-то странный: перестал подкрашивать ногти, начал заплетать волосы в косу, завёл ворох странных кофт и футболок. Сегодня, например, он был в чёрной футболке с цветастой пони — на радость Токи, любителю всякой живности. Чем больше Сквигельф задумывался, тем глубже в его душу проникал страх. Словно наяву, представил он, как выходит с гордо поднятой головой за ворота Мордхауса; остальные пристально смотрят вслед; и у Нэйтана в руках его гитара… Со стоном Сквизгаар закрыл лицо руками, отгоняя навязчивое видение. Пожалуй, стоит пойти и напиться в хлам — чтобы этой ночью отключиться и ничего не видеть. Когда на следующее утро швед, ведомый болящим с похмелья организмом, притащился в комнату ударника, тот сразу понял: «Он теперь наш». — Пикл, я умирает, — просипел Сквизгаар, рухнув поперёк кровати. — Давает мне что-нито. — Ага, щас, может тебе пиздюлей дать? — заворчал хозяин комнаты, как он это делал по обыкновению, если кто-то будил его. — Ладно, держи, — Сквизгаару протянули бутылку пива, которую тот приложил к высокому лбу, покрытому испариной. Как только Сквигельф пришёл в себя, он задал вопрос: — Как ты думает, что Нэйтанс думает по поводу… эээ… новый альбом? — А я откуда знаю, у него спроси! — отмахнулся ударник. — Пригласи его выпить и обсуди всё. — Выпить? — Ага. Пьяный человек чаще всего говорит, что думает, это тебе любой психолог скажет, — авторитетно заявил Пиклз. — Только знаешь чё? Бухайте лучше не в клубе каком-нибудь, а в замкнутом помещении. Ну, в твоей комнате хотя бы. — Почему? — Непринуждённая атмосфера. Сам много не пей, а то быстро отрубишься, сам знаешь. И не руби сплеча, а издалека начинай: типа, какие темы для песен, как ты себе новый альбом представляешь, что мы после него будем делать, и всё такое. Сквизгаар поморщился: — Может, ты ещё посоветует, что пить? — Ну-у, — Пиклз выдержал паузу, закатив глаза — якобы перебирал варианты. — Я бы выбрал текилу. — Ты быть совсем больной? — не согласился с выбором соло-гитарист. — Текила и Нэйтанс? В мой комната? Он всё разъебёт! — Да не ссы, ничё не будет твоей комнате, — уверял ударник, но его слова не очень успокоили коллегу. — Ладно, ладно, если чё, я тебе компенсирую. — Ладный, — согласился соло-гитарист. — Ну, вот и хорошо. Посидите вдвоём, поговорите о новом альбоме там. Я бы тоже присоединился, но у меня, блин, и без этого дел вагон. Да, постой, — Пиклз окликнул выходящего из комнаты коллегу, — завтра расскажешь мне, чё он сказал. Я тоже должен быть в курсе, как-никак вместе всегда пишем. После завтрака, по времени суток тяготеющего к ужину, Сквизгаар распорядился насчёт текилы и закуски. Последний разговор с ударником оставил у него неприятное послевкусие. С каких это пор творческая тройка для обсуждений стала собираться попарно? Почему лидера группы обязательно надо напоить, чтобы тот рассказал правду о своих намерениях? Вся эта затея казалась Сквигельфу какой-то недостойной дэтклоковцев. Хотя, чем Нэйтан лучше него? Точно также, ни с кем не посоветовавшись, он хочет выгнать действующего соло-гитариста из группы. Или ещё хуже — перевести на место Токи. Разве это не издевательство? Что ж, если вокалист это подтвердит, Сквизгаар сам уйдёт из группы. Прямо завтра. Пусть сами пишут альбом, как хотят. Принятое решение осело в груди тяжёлым комком. Но Сквигельф взял себя в руки и пошёл разыскивать будущего собутыльника. Тот обнаружился на самом высоком балконе замка. Нэйтан стоял неподвижно и глядел вверх. Днём ветер разогнал чёрный дым, идущий из многочисленных труб, и теперь в небе было видно необыкновенно много звёзд. Сквизгаар подошёл к перилам, но вокалист не обратил на него внимания. В его зелёных глазах, обращённых к звёздам, таились непонятная боль и печаль, несвойственная лидеру «Dethklok». Сквигельф пошевелился. Затем легонько кашлянул. Затем произнёс «хэй, Нэйтанс», но никто не ответил. Слегка смущённый отсутствием реакции, швед поднёс ладонь к щеке вокалиста. Тот резко встрепенулся, заставив отдёрнуть руку. — А, это ты, Сквизгаар. Извини, не заметил тебя: засмотрелся на звёзды. Что он хочет сказать этим «извини»? Может, «извини, Сквизгаар, я увольняю тебя из группы»? Подозрительно… — Эм, Нэйтанс, пойдёт выпьет со мной. У меня есть текила, — предложил соло-гитарист. — Текила? — переспросил Эксплоужен. — Тяжеловато для нас с тобой, может, лучше пива, как обычно? И как он не поймёт, что нужен серьёзный разговор? — Ты что, отказывается от любимый напиток? — вкрадчиво надавил швед. — Эээ… Да, что это я, действительно… Ладно, пошли, — пробормотал фронтмен, опустив голову. Йоаким не хотел пить текилу. Во-первых, на враждебной территории опасно употреблять что-то крепче пива — вдруг что-то спьяну разболтаешь? Во-вторых, на Бродена от текилы накатывало монументальное ощущение вселенской любви. Доставалось всем, кто находился рядом — а обычно это были одногруппники. Не хотелось бы, чтобы эта «особенность» проявилась перед малознакомым человеком. Но, к сожалению, текила была любимым напитком Нэйтана, потому отказ выглядел бы подозрительно. Опять же вокалист чувствовал, что его коллегу что-то тревожит. Он вряд ли мог помочь ему, но как Нэйтан обязан был выслушать. Местом для пьянки в этот раз оказалась комната Сквизгаара. Стены, окрашенные в светлые тона, телевизор на стене, метроном на полке и огромная кровать, накрытая белой пушистой шкурой. Так как стульев в обозримом пространстве не наблюдалось, Йоаким осторожно присел на краешек кровати. Не то, чтобы он боялся испачкать покрывало… Хотя было бы, чем пачкать — фронтмен регулярно мылся и менял одежду. Например, сегодня он надел песочного цвета толстовку с принтом в виде танка. Её сочетание с синими джинсами вселяло в Йоакима светлую надежду на лучшее. Хозяин комнаты присел рядом и принялся разливать алкоголь по стаканам. Помимо выпивки, на маленьком столике рядом с кроватью стояли вазочка с фруктами и сахарница с конфетами — вроде, не самая подходящая закуска. Про себя вокалист решил, что выпьет пару стопок, «и всё». А то ещё, чего доброго, забудет английский — под влиянием спиртного это происходило часто. Обжигающей волной жидкость прокатилась по пищеводу. Не сговариваясь, собеседники потянулись за долькой апельсина. Сквизгаар несколько раз стрельнул в сторону собеседника глазами, то приоткрывая, то закрывая рот. Видимо, он что-то хотел сказать, но не решался. Вместо этого гитарист молча потянулся к бутылке. Но и после второй стопки разговор не клеился. «Чего это он мешкает?» — гадал Йоаким. — «Видимо, какой-то очень серьёзный вопрос, к которому тяжело подступиться». Возможно, Сквизгаар собирался сообщить, что покидает группу. Судя по всему, решение это далось ему нелегко, и правильные слова объяснения причины ухода никак не приходили в голову. «Надеюсь, я ошибаюсь». Не хотелось вокалисту лезть в жизнь чужой группы и принимать какие-то важные решения. А может, всё-таки удастся уговорить его остаться? Что ему сказать? «Не уходи, у нас есть много бухла и дэт-метал»? Так себе аргумент. Йоаким внимательно осмотрелся вокруг. — Хорошая у тебя комната, — выдавил он. — Йа, хороший, — без энтузиазма откликнулся Сквизгаар. — Но твой больше. — Это так, но там интерьер какой-то вырвиглазно-красный. Чувствуешь себя загнанным быком. Тут светлее и уютнее. «На что он намекает?» — нахмурился Сквигельф. Не иначе, претендует на его комнату. Вспомнив наказ Пиклза, он спросил: — Что ты думает про новый альбом? Фронтмен нахмурился: — Ну, да. Кстати, сроки поджимают, а мы даже толком ничего и не обсуждали («странное для такой серьёзной группы разгильдяйство! Пэр бы давно всем головы пооткусывал за подобную херню»). Ты сам-то что думаешь? — Ну-у, — протянул Сквизгаар. — У меня, конечный, есть быть несколько мыслей. Но я не знает, как они к твой идеи для песен. Опять всё упёрлось в Нэйтана, будь он неладен! — Ты, кажется, хотеть писать про всякий шиза и прочий пси… пис… — Психические расстройства? Гитарист кивнул. Что ж, может, пора намекнуть ему? — Знаешь, у меня, и правда, есть пара-тройка идей. Например, как однажды некий человек просыпается и обнаруживает себя в теле другого человека. — И что? — И он должен жить в непривычном для себя ритме, выполнять чужую работу, общаться с незнакомыми людьми… — А где жестокость? — Сквизгаар опрокинул в себя очередной стакан, и на его щеках заиграл непроизвольный румянец. Перед ответом вокалист выпил. — То, что тебя кидают из привычной среды в чужой мир, уже жестоко. Это как если бы у тебя отобрали гитару и заставили играть, к примеру, на ударных. Гитарист вздрогнул. Затем схватил наполовину полную бутылку, поднёс горлышко ко рту и запрокинул голову. С непривычки он задохнулся, закашлялся и выронил опустошённый сосуд на ковёр. Бродену ничего не оставалось, кроме как похлопать коллегу по спине, чтобы помочь откашляться. «И что я такого сказал?» — недоумевал он. Сквизгаар повернулся. В его глазах стояли слёзы. Он шевелил губами и что-то мычал, но не мог вспомнить ни одного слова на английском — от текилы их как корова языком слизнула. При виде его замешательства в голову Йоакиму пришла шальная мысль. Что, если сейчас заговорить с товарищем по-шведски? Если поймёт — хорошо, если нет — всё равно спьяну всё забудет. Но для этого надо быть с ним на одном уровне. Поэтому фронтмен откупорил новую бутылку и храбро отпил из горла. Пошло лучше, чем он ожидал — спасибо тренированному нэйтановскому организму. — Сквизгаар, ты меня слышишь? — спросил Йоаким. — Что с тобой? Что тебя так взволновало? Гитарист ничуть не удивился, что Нэйтан заговорил с ним на чужом для себя языке, которого сроду не знал. Мало ли, какие чудеса случаются по пьяной лавочке. Сквигельф собрался с мыслями и выпрямился. — Я слышу. И у меня к тебе есть серьёзный вопрос. — Какой? — Нэйтан, скажи мне откровенно, — Сквизгаар посмотрел вокалисту в глаза, — ты собираешься стать соло-гитаристом вместо меня? — Нет, конечно, какой из меня соло-гитарист? Я и играть-то не очень умею. — А ты умеешь? — удивился Сквизгаар. — Покажи. Он хотел встать, но пошатнулся и чуть не упал на столик с закуской — Йоаким еле удержал его на ногах. — У-у, блять, как в голову ударило, — выругался Сквигельф. Он достал свою гитару и протянул её вокалисту. Тот понял, что у Сквизгаара целая куча одинаковых гитар, распиханных по всем уголкам замка. — Предупреждаю: я пьяный, — объявил Йоаким, перекидывая через голову ремень. — Возможно, ничего хорошего не получится. Сквигельф забрался на кровать с ногами и уставился на него пытливо-любопытными глазами, разъезжающимися в стороны. — Ничего страшного. Для меня то, что ты её в руки правильно взял — уже удивительно. Пришлось сыграть первую пришедшую на ум мелодию. Как ни странно, получалось неплохо — словно гитарный бог незримо присутствовал рядом и направлял нетвёрдую руку Бродена. После этого разговор пошёл, как по маслу. Оказалось, что Сквизгаар — вполне хороший собеседник, только малость зацикленный на гитарах. — Ммм, надо же, я и не знал, что ты играть умеешь, — протянул Сквизгаар. — Но на твоё место я не претендую, — Йоаким протянул ему инструмент. — Держи. — Значит, ты не собирался выгонять меня или Токи? Получив отрицательный ответ, гитарист облегчённо выдохнул. От пережитых эмоций (или от выпитого?) стало жарко. Он стянул с себя чёрную майку, и светлые волосы рассыпались по белой коже. — Как хорошо, Нэйтан, что мы оказались на одной волне. Я бы пил и пил и разговаривал с тобой, — швед грустно улыбнулся, — но боюсь, я тебя заебу болтовнёй. «О как! А раньше из него трудно слово было вытянуть». — Да ты не стесняйся, говори, что думаешь, — фронтмен еле сдержался, чтобы не взять в руки ладонь товарища. «А вот и вселенская любовь подъехала», — подумал он. — «Спокойно, Йоаким, держи себя в руках». — Давай ещё выпьем, — предложил гитарист. — На английском я так хреново звучу: думаю одно — а на выходе получается совсем другое. В итоге никто не понимает, что я хотел сказать на самом деле. — А Токи? Или он… — Он норвежец. Но проблема, скорее, не в этом, а в том, что он дурак. Он заебал во всём меня копировать! Вокалист уже был подробно ознакомлен с тезисом «Сквизгаар — козёл» и не очень хотел слушать то же самое, но про Токи. — Может, его тоже никто не понимает? У меня вот идея: давай выпьем за взаимопонимание. Чокнувшись бутылками, металлисты отпили прямо из горла, не утруждаясь наполнить стаканы. Сквизгаар икнул и расставил руки для объятий. «Надо же, не я один так на текилу реагирую», — обрадовался Йоаким и предложил: — Иди, обниму. И тот пришёл, навалившись всем весом и заставив лечь на пушистое покрывало. Перед затуманенным взором вокалиста мелькала пьяная счастливая улыбка, мягкие волосы приятно щекотали шею, нос Сквизгаара упирался ему в щёку. Вот чёрт, пьянка подошла к заключительной стадии, а он ещё не признался, что является другим человеком в теле Нэйтана. Броден уже искал слова — как бы это удачнее ввернуть. Но тут гитарист ткнулся в его губы своими — мокрыми и пахнущими алкоголем. Думать как-то резко расхотелось. Последнее, что запомнил фронтмен — это металлический лязг расстёгивающейся пряжки на ремне Сквигельфа.