***
— И откуда только взялся этот дождь? — недоумевал Крис. — По прогнозу его не было. — Чё ты бурчишь? Ты же любишь такую погоду! — Да, люблю, но не до такой же степени! Смотри, воды на улице уже по щиколотку. Гитаристы стояли под навесом на автобусной остановке и смотрели на плотную завесу воды, засунув холодные руки в карманы курток. — Блять, и где Ханнес пропадает? — продолжал недовольствовать ритм-гитарист. — А может, без него выдвинемся? А он попозже подойдёт. — Нет, так лучше не делать. Пэр не любит, когда по отдельности все приходят. — А почему? — Ну представь себе: он начнёт что-то важное говорить, а тут ещё кто-нибудь припрётся. А потом ещё кто-нибудь. Не повторять же для каждого отдельно. Из остановившегося автобуса вывалилась партия мокрых и злых людей. В одном из них коллеги опознали ударника. Голова Ханнеса была накрыта капюшоном, а к груди он прижимал объёмистый пакет. — Ну, Ханнес, ну ёб твою за ногу, чё так долго? — поприветствовали его гитаристы. — Ага, и вам привет, — кивнул он. — У вас ночью тоже свет отключили? Делясь впечатлениями о прошедшей ночи, металлисты пошлёпали к дому Пэра. Обходить лужи они не могли по той причине, что вся улица была, как сплошная лужа, и вода прибывала. Похоже, что кто-то сверху решил выполнить квартальный план по осадкам. Поднявшись на лестничную площадку, компания столпилась у двери. Она была слегка приоткрыта, как бы любезно приглашая визитёров войти. Но те не торопились, предчувствуя недоброе. В прихожей царили темнота и тишина — было лишь слышно, как за стеной работает холодильник. На кухне свет пасмурного неба из окна освещал следы погрома: перевёрнутый стол, вырванный из стены шкафчик и пол, усеянный осколками. Среди них явственно выделялись разноцветные обломки, недавно бывшие кружкой вокалиста. — Пизде-ец, — вырвалось у Криса. — А я говорил ему… Товарищи испуганно выглядывали из-за его спины. — Что здесь произошло? — А вы угадайте с одного раза, — прошептал Рёланд. Предполагаемый виновник беспорядка нашёлся в гостиной. Вокалист лежал лицом вниз на диване, свесив руку, и сладко спал. Если он так разнёс кухню, гадали остальные, что же он сделал с хозяином квартиры? В ванной ничего особенного не нашли. Оставалась только спальня. В этой небольшой комнате также не было видно ни следов борьбы, ни чего-то ещё, что так боялись увидеть одногруппники. В глаза бросалась лишь прядь волос на белой подушке, выглядывающая из-под одеяла, под которым что-то лежало — либо сам Пэр, либо его тело. Металлисты топтались на пороге и препирались шёпотом, не решаясь проверить это. — Ну, крови-то нигде не видно, вроде… — Её и замыть можно. А вдруг он его задушил? — Да иди ты! И думать об этом тошно! В конце концов, решили, что проверять пойдёт ударник. Тот присел у кровати, зажмурился и резко сдёрнул одеяло. Басист лежал на боку, трогательно свернувшись в клубочек. Выглядел он абсолютно нормально и даже, кажется, дышал. — Проверь пульс, — посоветовали гитаристы. Как бы отреагировал спящий в тепле среднестатистический человек, если бы его схватили за шею мокрой ледяной рукой? Вот именно. Пэр подскочил, лягнул ногами ударника и издал вопль раненого навылет ежа. Остальные тоже заорали — кто от неожиданности, а кто просто так, чтоб от коллектива не отрываться. — Что вы все тут делаете? — спросил хозяин квартиры, как только смог отдышаться после столь необычного пробуждения. — Так у нас встреча, ты сам запланировал на девять утра. — А сейчас сколько? — Девять и есть. Точнее, девять-пятнадцать, — уточнил ритм-гитарист. «То есть, вы хотите сказать», — размышлял Пэр, — «что я сам назначил встречу, и сам же о ней забыл? Бля, ну и позорище!» По правде сказать, после событий, подобных тем, что перенёс накануне басист, кто угодно мог забыть что угодно. Но коллеги-то об этих событиях ещё не знали и пялились на Сундстрёма в одеяле любопытствующими глазёнками. — А руками вы зачем меня трогали? — с укором спросил он их. — А мы проверяли, живой ты или нет, — бодро ответил Томми, но после тычка в бок прикусил язык. — Мы пришли, а дверь входная открыта, и на кухне срач, — объяснил Ханнес. — Вот мы и забеспокоились. — Кстати да, что тут у вас случилось? Кто может, не выспавшись, с нечёсаной головой, нечищеными зубами и спутанными мыслями внятно рассказать нечто важное? Вот и Пэр затруднялся. Взбодриться помогли пятна, оставленные на светлом ковре тремя парами грязных ботинок. Во избежание дальнейшего загрязнения жилплощади, следовало указать на непотребство. Но душевных сил его хватило только указать на непотребство пальцем и, обессилев, упасть на подушку. — Ой, зря это ты его спросил. Видно, что-то страшное. — Под ногами у вас страшное, — слабым голосом ответил Сундстрём, драматично глядя в потолок. — Вас разве не учили обувь снимать, когда в дом входите? Вы б ещё на стол мне насрали, дорогие коллеги. Троица виновато потупилась. И правда — увидели разгромленную кухню, и как-то не до обуви стало. Делать нечего — придётся убирать за собой. Пока гости зачищали грязные следы, равномерно рассредоточенные по всей площади квартиры, её хозяин успел окончательно проснуться, привести себя в порядок и сесть у окна в обнимку с кружкой кофе. Стоит ли рассказывать одногруппникам правду о произошедших накануне событиях? Дескать, вокалист взбесился и разнёс полкухни — уже на этом месте товарищи настоятельно потребуют отправить Йоакима в психлечебницу, как социально опасного. А что будет после упоминания Нэйтана Эксплоужена? Откуда взялось это странное имя? История о группе «Dethklok», ещё недавно казавшаяся басисту совершенно логичной, сейчас ощущалась как полнейшая нелепица. Может это всё был сон, вызванный воспалённым сознанием? «Или я сейчас сплю?» Пэр потянулся рукой к кактусу, стоящему рядом на подоконнике. Тот, недовольный вторжением в личное пространство, ответил не оригинально, засадив с полдюжины игл в самые чувствительные места ладони. Этого колючего упрямца притащил когда-то Йоаким. Неизвестно где раздобыв полулысого заморыша, толщиной в палец, вокалист гордо вручил его со словами «ты знаешь, что с ним делать». Что с ним делать, Сундстрём тогда не знал — да и сейчас ещё толком не разобрался. Тем не менее, кактус вымахал в полуметрового монстра и даже обзавёлся детьми — маленькими шариками, облепившими его со всех сторон. Вольготно расположившись на подоконнике, он как должное принимал редкий нерегулярный полив. В ответ он иногда радовал своего владельца цветками и — гораздо чаще — болезненными уколами, если тот, засмотревшись в окно, терял бдительность. Вынимание из ладони колючек и педантичное складывание их в рядок на подоконнике пришлось прервать, потому что в комнату кто-то вошёл. Кто сейчас стоит перед басистом, неловко переминаясь с ноги на ногу и потирая заспанные глаза? — Это… доброе утро, — пробубнил вошедший. — Доброе («по крайней мере, я на это надеюсь»). — Так мы расскажем им? — фронтмен кивнул на закрытую дверь, из-за которой доносились звуки усиленного натирания полов. Пэр задумался. Как об этом сообщить? «Знакомьтесь, это Нэйтан Эксплоужен»? Нет, рассказав всё как есть, он не в тур отправится, а прямиком в «санаторий» с мягкими стенами и добрым дружелюбным персоналом в белых халатах. «Мы вас прекрасно понимаем», — скажут они, — «вы так усердно работали, что перетрудились. Вот отдохнёте у нас — и будете, как огурчик. Ну, куда вы торопитесь? Давайте мы вам сейчас укольчик сделаем…» Живо представив себе эту картину, Сундстрём поморщился: такой исход его не устраивал. — Понимаешь, Нэйтан, — тихо начал он, косясь на дверь (как бы никто не подслушал!), — со стороны твоя история выглядит странно. Если говорить откровенно, нас с тобой обоих могут счесть не совсем адекватными. — А чё тогда делать? — нахмурился Эксплоужен. — Для начала неплохо бы разгрести срач на кухне, чтобы он никого не нервировал. Фронтмен опустил голову. «Опять я повёл себя как мудак», — вздохнул он и поплёлся выполнять просьбу. Остальные сабатоновцы оздоравливались посредством трудотерапии уже продолжительное время. Оказалось, что оттереть грязь от некоторых поверхностей не так просто. Да и вид разгромленной кухни провоцировал на неутешительные рассуждения. — Это Йоаким постарался, — уверенно объявил ритм-гитарист. — Вероятно, вчера у него случилась вспышка гнева. — Но раньше у него не было никаких вспышек гнева, — возразил Ханнес. — А он теперь не такой, как раньше, разве не видишь? Нового Йоакима мы не знаем. Поэтому непонятно, что он ещё выкинет. — А что, он правда сошёл с ума? — предположил соло-гитарист. — Не знаю. Чё вы все на меня так вылупились, я вам психиатр, что ли? — Крис неодобрительно покосился на товарищей, методично размазывая грязь по одному и тому же месту. Мысль о сумасшествии Йоакима ему отчаянно не нравилась. Как и всем остальным. — Значит, к психиатру и надо его сводить. — Да ладно?! Я сто раз уже намекал Пэру, что надо. И открытым текстом говорил. Он нихуя не слушал. И вон — результат. Когда, наконец, полы отчистились, а осколки посуды были распиханы во все четыре мусорных ведра, металлисты поняли, что после такой усердной работы пора подкрепиться. Осмотр холодильника наличия еды не выявил, и сабатоновцы уже было слегка приуныли. Но тут Ханнес достал пакет, который принёс с собой и под интригующий шелест извлёк оттуда… — О, пирог! — оживился басист. — А с чем? — С вишней. — Мой любимый, — нежно проворковал Сундстрём, разыскивая подходящий для пирога нож. Гитаристы многозначительно переглянулись. — А с чем мы его будем есть? Было очевидно, что к пирогу нужен чай (не пивом же сладкое запивать!) Здесь компанию подстерегали непредвиденные трудности. Из посуды уцелели лишь несколько кастрюль, заварочный чайник, две металлические миски и кружка басиста, которую он не был намерен ни с кем делить. Коллегам остались миски, чайник и самая маленькая кастрюлька, в которой обычно варили яйца. — А в чём варить будем? В ответ на это из недр кухонного шкафа появился металлически гремящий артефакт вместимостью около пятнадцати литров. На боку его красовался яркий когда-то узор в виде легкомысленных цветочков. На лицах коллег застыл немой вопрос. — Это ведро, — объяснил Пэр. — Да понятно, что ведро. А зачем оно тебе? — удивился соло-гитарист. — Ведро многофункционально. В нём можно пускать резиновых утят, например. Или надеть на голову и вообразить, что ты крестоносец (для лучшего эффекта лучше взять швабру). Или вот как в нашем случае. В общем, полезная вещь. А ещё, с усмешкой подумал басист, можно взять и утрамбовать в него во время пьянки своего щуплого коллегу (спасибо, что хоть не головой вниз!). А потом по утру гнусно хихикать впятером (когда «Sabaton» были немного моложе, их было шестеро), глядя, как жертва дёргает в воздухе ногами, пытаясь выбраться. Пэр с сомнением оценил диаметр ведра — сейчас он, наверное, не влезет. Или влезет? Во всяком случае, пробовать не стоит. Вскоре вся квартира наполнилась душистым ароматом чая. При приближении непосредственно к источнику запаха свербило в носу и даже слегка кружилась голова: заварки ушло изрядно. В усердно помешиваемой половником красно-коричневой горячей жидкости то и дело поднимался вихрь чаинок. За ними следили несколько пар заинтересованных глаз. — А нам не много будет? — засомневался Томми. Пэр картинно запустил пальцы в бороду. — Ну-у, если прибегнуть к простейшим математическим расчётам, то каждому из нас достанется около трёх литров чая. Мы пива больше за вечер выпиваем иногда. Коллеги не преминули отметить: пиво, мол, проходит через организм быстро, весело и практически незаметно, а вот чай — это совсем другое. — Хорошо, — пожал плечами басист, — в следующий раз приносите к чаю что-нибудь спиртное. — Так если у нас будет спиртное, зачем нам чай? Это всё равно, что сам с собой играть в карты, когда есть доступ в интернет. — Кстати, — вспомнил внезапно ритм-гитарист, — чё тут на кухне-то произошло вчера? Нэйтан перевёл взгляд на окно, за которым всё бушевал ливень. Или всё-таки признаться? Вокалист уже открыл рот, но его опередили. — Молния, — нашёлся Пэр. — Обычная шаровая молния. Ответ, кажется, удовлетворил коллег, и они принялись накрывать на стол в гостиной: там было просторнее. На месте выяснилось, что диван хоть и длинный, и новый, и покрытый кожаной обивкой, но вместить пять человек не сможет. Тогда вокалист отправился за стулом — он не очень хотел сидеть, тесно сжатый чужими боками. Прожевав небольшой кусочек пирога, Нэйтан был приятно удивлён. После скудного по дэтклоковским меркам рациона все нервные окончания во рту восторженно тряслись, привестствуя сладкую начинку. — Ебать вкусно, — восхитился он. — Я рад, что тебе понравилось, я сам его делал, — ответил ударник. Эксплоужен смутился: — Ну ты… это… охуенные пироги у тебя, я смотрю. — Спасибо, — ответил Ханнес, исподтишка пихнув локтем сидящего рядом гитариста, что скрывал за волосами ехидную улыбку. «Да ну нахер, сказать ничё нельзя». Нэйтан отхлебнул чаю из миски и повернулся к экрану телевизора. Там начинался первый эпизод сериала под названием «Металлопокалипсис», который кто-то из группы посоветовал включить для фона. «Где-то я уже видел этого мужика», — промелькнуло в голове у солиста при виде повара Жан-Пьера, с которого начиналось действие. При виде следующих кадров нижняя челюсть Нэйтана беспомощно устремилась вниз. С экрана на Эсплоужена смотрел никто иной, как он сам в окружении коллег. Все они, как и окружающий интерьер, были нарисованными. Очнулся вокалист только к третьей серии, в которой показывали тот самый злополучный день, когда дэтклоковский басист решил отпраздновать своё появление на свет. Словно сквозь слой ваты Нэйтан услышал, как шведы весело обсуждают происходящее на экране. — … По-моему, «ничего» — это ещё не самый худший подарок, — послышался ему голос Пэра. — Гораздо хуже, что они прокатили беднягу с тортом. Что за издевательство — на твоём празднике металлический торт, который ты не можешь съесть! Вокалист решительно не понимал, что происходит. Вроде бы, кто-то («сволочь, чтоб ему собственными кишками подавиться!») проник в замок и бдительно следил за его обитателями; а затем — нарисовал про их жизнь мультик. Вроде бы вполне вероятно («надо будет Офденсена за жопу взять: хули он за безопасностью не следит?») Но некоторые моменты (коих с каждой новой серией становилось всё больше), смущали Эксплоужена. Взять хотя бы ту историю с троллем. Точнее, момент, когда группа поехала на озеро услаждать слух Мустакракиша игрой на акустических инструментах — таких же древних, как тот старый безобразный финн с бородавкой на носу. Где прятался тот шпион, что сумел в подробностях запечатлеть встречу с троллем? В кустах? Под водой с аквалангом? «Допустим, так и есть», — решил не ломать себе голову Нэйтан. Но тринадцатая по счёту серия всё-таки сломала. Вот на группу нападает стая воронов и убивает всех, кроме Эксплоужена. Вот он моет полы в какой-то забегаловке — точнее, пытается мыть. Какой-то мелкий упырь обзывает его красножопым. Нэйтан тупит. Появляется администратор заведения и говорит «Он же тупой. Работать не может — слишком тупой». «Да, я тупой», — признаётся во всеуслышание бывший вокалист. Все смеются над Нэйтаном, и… он с криком просыпается. Как лазутчик мог подсмотреть кошмар, приснившийся лично вокалисту? Неужели в мозг залез? Эксплоужену стало не по себе. Вот как бывает: живёшь себе, живёшь в своё удовольствие, а твою жизнь без спроса расколупывают и выставляют на всеобщее обозрение! От этой мысли фронтмену стало плохо. Сейчас у него были все шансы сойти с ума — под стать тому, как представляют окружающие. Сидящие рядом коллеги не могли не заметить состояния их товарища. Как назло, первым заметил ударник и спросил «Йоаким, что с тобой?», что привлекло внимание остальных. Эксплоужен никогда ещё не был так близок к провалу. Сейчас он совершенно себя не контролировал. Неизвестно, что случилось бы дальше, если бы не Пэр. Непринуждённым движением он смахнул свою полную до краёв кружку прямо на джинсы Ханнеса, сопроводив это действие стандартными «ой, я нечаянно, прости-извини» и другими фразами, которые произносят в подобных случаях. Ударник вытаращился на пятно обиженными глазами. — Блин, ты не мог на коленки мне это вылить? Или на пол? Нет, обязательно сюда! Гитаристы радостно заржали. — Выглядит так, словно ты обоссался. — Такой большой, а дует в штаны! С невозмутимым видом Ханнес полил из миски соседа. Им по несчастливой случайности оказался Томми. Сделав это, ударник застенчиво улыбнулся. Пока пострадавшие сушились в ванной феном, у Нэйтана было достаточно времени, чтобы прийти в себя. Улизнув под шумок на кухню, он спрятался за холодильником и предавался мрачным размышлениям. — Чё за херня? — дрожащим голосом спросил он вошедшего басиста. — Они всё скопировали! В ответ он услышал пространный рассказ: дескать, они сейчас в одной вселенной, а группа «Dethklok» живёт в другой вселенной и здесь находит отражение в виде мультсериала — короче, всё относительно. В это время из комнаты доносилось «Ханнес, придурок, я тебя больше не люблю! Я не хочу с тобой сидеть на одном диване!», «Вот и не сиди — просторнее будет». Всё это сопровождалось смехом Криса. В общем, там тоже все были при деле. Немного успокоившись, Эксплоужен продолжил просмотр. Теперь ему хотелось узнать, какие эпизоды жизни дэтклоковцев освещались в сериале. Выяснилось, что самые неприглядные. В финальную серию второго сезона додумались запихнуть самую позорную страницу истории группы — когда они пытались сделать сами себе сами-знаете-что. Впрочем, зрители недолго смеялись: на экране наступила та самая вечеринка, когда на замок напала банда Отомстителей. Тот вечер Эксплоужен помнил смутно. Кажется, он тащил по очень длинной лестнице вусмерть пьяного Токи; ещё на него напала какая-то баба. Всё это потеряло значение, когда Нэйтан увидел окровавленное тело Чарльза, лежащее на земле. Сабатоновцы притихли. Да и у Нэйтана на сердце было неспокойно. Он знал, сколько ещё времени пройдёт перед тем, как менеджер вернётся к ним. — Он выживет, — сам себе сказал Эксплоужен. — Спойлеры! — возмутились остальные. — Не надо спойлеров, дай прочувствовать момент! После такой концовки грех было не включить третий сезон — все усиленно переживали за Чарльза. Время без него — полное отчаяния, безысходности и неуверенности в завтрашнем дне — уместилось в двадцатиминутную серию. Понеслось дальше: трибьют-группа, медицинские обследования («У них ударник помирает, а всем пофигу!», «Ханнес, если ты помрёшь, нам будет жалко.» — «Ну, спасибо!»), рождество и так далее. Заканчивался сезон событиями, которые дэтклоковцы пережили совсем недавно. С опаской Нэйтан поглядывал на четвёртый сезон, который должен был последовать за третьим. — О, уже стемнело, — удивился басист. — Как быстро время летит: уже десятый час. Четвёртый сезон, к облегчению Нэйтана, отложили на когда-нибудь потом. Гости помогли убрать со стола и столпились в прихожей. Вокалист, чья очередь мыть посуду сегодня подошла, вяло тёр губкой тарелку и пытался расслышать, что происходит. Попытки были беспочвенны, так как металлисты перешли на шведский. — Мы никуда не пойдём, — заявил Крис. — По крайней мере, один из нас. — Это почему? — закономерно спросил Пэр. — Я, конечно, рад и польщён, но мне кажется, дома перед поездкой лучше отдыхается. — Мы не хотим оставлять вас вдвоём, — объяснил соло-гитарист. — «Шаровая молния» — ты думаешь, мы поверили? — фыркнул Крис. — Мог бы и что-то более правдоподобное выдумать! Сундстрём не стал отвечать сразу, прикинув варианты развития событий. Эта троица так просто не уйдёт, а препираться с ним можно хоть до утра. Если бы речь шла о чём-то менее важном, чем жизнь и здоровье коллеги, они были бы более сговорчивыми. — Что ты молчишь? Если человек опасен для общества, надо принимать меры. — Понятно, что тебе его жалко, но вдруг он на гастролях что-нибудь выкинет? Может, сказать им? — Время уже позднее. Нам всем надо выспаться перед поездкой, — Пэр сложил руки на груди. — И пожалуйста, не заставляйте меня никого выгонять. На этом коллеги вежливо распрощались. Гости ушли, а басист отправился заваривать кофе. На душе у него было гадостно.***
Лучи заходящего солнца падали на столики небольшого, но уютного ресторанчика. Внутри было довольно шумно: люди, возвращаясь с работы, заходили сюда, чтобы поужинать. И никому не было дела до двух людей в тёмной одежде, сидящих за столиком на самом отшибе. Бросив в ту сторону случайный взгляд, ничего толком нельзя было рассмотреть: происходящее заслонял огромный аквариум с рыбками. Другими словами, генерал Крозье и сенатор Стампингстон выбрали самое удобное место для доверительного разговора. — Не кажется ли вам странным, что в последнее время число пострадавших от «Dethklok» равно нулю? — спросил генерал. Сенатор, немного подумав, ответил: — Да, я тоже над этим размышлял. Признаюсь, ничего путного в голову не приходит. Остаётся только надеяться, чтобы новые жертвы не появлялись как можно дольше. — Возможно, эти негодяи просто стали осторожнее и скрывают настоящее число погибших от их рук. Как бы то ни было, для нас это плохо. — Почему? — удивился Стампингстон. — Ведь люди… — Эх, — махнул рукой Крозье, — не смешите меня, господин сенатор. С каких пор вы стали так переживать за людей? Люди — это возобновляемый ресурс. Дело тут в другом. После уничтожения «Dethklok» найдётся много желающих докопаться до правды. Так они выйдут на нас и захотят узнать: зачем мы это сделали? — Из-за убийств, — догадался сенатор. — Верно. Мы уничтожили глобальную угрозу и спасли человечество. — А чтобы сформировать отношение людей к покойным, — подхватил Стампингстон, — мы проведём глобальное «разоблачение» кумиров. Документальные фильмы, книги, журналистские расследования… Этим есть, кому заняться. Генерал с усмешкой кивнул. — Так и было бы, если бы не кое-кто. Заговорщики оглянулись по сторонам: даже мысль о лидере «Трибунала» наводила на обоих тревогу. — Чтобы привести наш план в действие, — осторожно начал сенатор, — нужно привлечь больше сторонников. — На нашей стороне практически все члены собрания и персонал. — А что насчёт Орлаага? Генерал нахмурился. — Я не доверяю этому типу. Мне кажется, он обо всём донесёт Се… кхм… то есть, мы знаем, кому. — Не будем ставить его в известность. — Это невозможно, — отрезал генерал. — Чем больше у нашего плана сторонников, тем сложнее его скрывать. Поэтому я считаю, что надо избавиться от Орлаага как можно скорее. И затем как можно скорее приступить к следующим действиям. Последние слова он произнёс полушёпотом. Оба участника встречи догадывались, о чём (вернее, о ком) идёт речь. — Да, пожалуй, сделать это будет даже сложнее, чем избавиться от группы… Крозье, собрав в кулак всю самонадеянность, успокоил соучастника будущей операции: — Без паники, господин сенатор. Мы должны быть уверены в успехе — только тогда нам удастся реализовать наш план. Обсудив последние детали, заговорщики разъехались по домам, не забывая соблюдать полную конфиденциальность. Об их встрече в ресторане не осталось никакой информации. Придя домой, генерал отправился в душ. Хорошо, подумал он, что встреча со Стампингстоном прошла на нейтральной территории. За жильём всех участников «Трибунала» наверняка ведётся наблюдение. Итак, завтра объединившимся заговорщикам предстояло совершить самый важный и рискованный шаг в истории «Трибунала». Крозье так и не понял до конца: является ли Селация человеком в полном смысле этого слова? Для человека сгодится обычный арсенал оружия. В противном случае придётся воспользоваться штуковиной, созданной в институте паранормальных явлений. При мысли о Селации спина военного покрывалась холодным потом, несмотря на уверенность в собственном плане. Генералу вспомнились все ночные кошмары, приснившиеся за много лет службы — что их спровоцировало? Его жизнь делилась на два неравных отрезка. Первый начинался и продолжался, как у всех обычных военных — успешных военных. Заканчивался он чёрным и бездонным провалом в памяти. Из него-то, наверное, и поползли ночные кошмары и беспочвенные страхи. Одно время Крозье даже предлагали пойти в отставку — настолько подкосила его амнезия. Но упрямый генерал продолжил службу. И недавно догадался, кто заставил его потерять память. Следующий день начинался совершенно буднично. В подземном бункере «Трибунала» зажигались лампы, включались компьютеры. Постепенно прибывали участники заседания. Все они были готовы и втайне слегка волновались — словно перед выступлением. Без пяти восемь, как и всегда, в подземелье вошёл Ватер Орлааг. Он неторопливо шествовал по коридору в своих мягких туфлях, не создавая шума. Вдруг участок коридора метрах в десяти от него потемнел: наверное, перегорела лампа. Осторожный эксперт нахмурился. Он решил пройти другим коридором. Уже разворачиваясь, он почувствовал, как что-то кольнуло шею. Орлааг обнаружил, что держит в руке шприц. Больше ничего осознать он не успел. С тихим скрипом приоткрылась решётка вентиляции. На пол бесшумно опустился один из сотрудников. Подхватив эксперта, он также тихо удалился. — Режьте, — приказал Крозье. Молчаливый персонал принялся за дело, методично выводя из строя всю аппаратуру подряд. Бунтовщики не только резали провода: они резали корпусы, ломали хрупкую «начинку», а что не могли сломать — поджигали. Сам генерал сидел в засаде, сжимая в руках оба оружия против Селации. Тот всё никак не появлялся, и командир операции начинал нервничать. Громкий хлопок — и все заговорщики поняли: что-то пошло не так. Грохот и приближающиеся крики были тому подтверждением. Неведомая сила выдернула генерала с насиженного места, словно морковку из грядки. Метрах в пяти от себя Крозье увидел своего начальника. Тот пошевелил рукой — генерала встряхнуло, и он выронил оружие из ослабевших от страха рук. «Думал, что сможешь совладать со мной, ничтожество?» — услышал генерал в своей голове. Он почувствовал, как его тело разрывается изнутри. Перед ним на миг предстал покойный кардинал Рейенвуд. Его глаза были похожи на две раны. Крозье вспомнил всё, что произошло в тот жуткий день. Вспомнил, чтобы через секунду разлететься, словно взорвавшаяся банка с консервированными помидорами. Селация безучастно смотрел на ручейки крови на полу. Он мог бы произнести речь о своей неуязвимости и никчёмности бунтовщиков; что знал о грядущем восстании; что истинная цель «Трибунала» — не уничтожение «Dethklok»… Он много что мог сказать. Но к чему распинаться перед людишками, у которых хватило тупости и наглости, чтобы поднять мятеж? Но хоть Крозье и был туп, как пробка, он верно почуял уязвимость «Dethklok». Теперь любая случайность может привести группу к смерти — не поможет даже всесильный Офденсен. Возвращения Всадников Апокалипсиса можно будет ждать ещё очень долго — возможно, не одну тысячу лет. Скорее вернуть Нэйтана назад… Селация перенёсся в ту комнату, где совсем недавно они с верным Орлаагом, словно хирурги, пересаживали сознания людей. Вместо оборудования глава «Трибунала» обнаружил груду обуглившихся обломков с торчащими обрезанными проводами. Тело главы тайного общества рассыпалось на атомы. Ещё мгновение спустя рухнули своды бункера. Тот, кого называли Селацией, стремительно нёсся за пределами земной атмосферы, подгоняемый собственным гневом.