Настойчивый солнечный луч заставил Йоакима разлепить склеившиеся веки. От приложенных к этому усилий вокалиста чуть не стошнило. «У-у-у», — мысленно застонал он, — «по какому же поводу мы так нажрались? Неужто тур уже отъездили?»
Придя кое-как в себя, фронтмен оценил обстановку. Он лежал на огромном ложе с белым пушистым одеялом, да ещё и в обнимку с некой блондинистой особой. Во сне она перебирала пальцами и интеллигентно пускала слюни ему на кофту. Это был никто иной, как Сквизгаар — соло-гитарист «Dethklok».
Настроение Бродена резко скатилось в минус — не потому, что Сквигельф изволил лежать с голым торсом и спущенными штанами. А потому, что вокалист всё ещё находился в замке со зловещим названием Мордхаус, который был населён не менее жуткими обитателями. Настанет ли день, когда он увидит своих друзей не во сне, а наяву?
Йоаким осторожно начал сползать с кровати, стараясь не потревожить Сквизгаара. Плохо, что воспоминания о прошедшей ночи куда-то запропастились. Ну, ничего, сейчас он выпьет баночку-другую холодного пивка, от которого сводит виски, и приведёт мысли в порядок.
«Давай, Йоке, поднимайся, пиво зовёт!» — скомандовал сам себе фронтмен. Воодушевлённый, он поднялся на ноги и побрёл в сторону кухни, шатаясь, как осина на ветру. Йоаким не заметил, что его блокнот-дневник, выпавший из кармана, остался раскрытым лежать на полу.
Зато вошедший через полчаса ударник заметил и не преминул рассмотреть находку. Но как ни старался Пиклз, как ни вертел блокнот в руках, так и не смог прочитать ни строчки. Возможно, составивший эти сообщения, зашифровал их весьма хитроумным способом. Текст был написан обычной латиницей, над некоторыми буквами издевательски подмигивали кружочки и перевёрнутые двоеточия.
Почерк был такой же крупный и округлый, каким совсем недавно стал писать вокалист. Значит, записи в блокноте — донесения тайного агента. «Вот сволочь, сколько уже накропал!» — выругался Пиклз и засунул улику себе в карман. — «Ну, ничего, мы найдём способ это расшифровать».
Находка обрадовала рыжего детектива, но он пришёл сюда, чтобы получить донесение от Сквизгаара. Подсчитав пустые бутылки из-под текилы и окинув презрительным взглядом крепко спящего гитариста, Пиклз догадался, что в ближайшем будущем ничего путного от горе-осведомителя не услышит.
В это же время Йоаким, благополучно добравшийся до кухни, сидел за столом и завтракал в одиночестве. Чудодейственный напиток вернул его к нормальной жизни, и теперь вокалист бодро хлебал горячий куриный бульон. Закончив, он поблагодарил повара:
— Спасибо, Жан-Пьер, ты не дал мне умереть.
Тот улыбнулся в ответ щербатым ртом и поправил расползшиеся швы на щеках.
Выйдя из кухни, Броден задумался. Куда бы ему направиться теперь? В свою комнату? В сад? Может, зайти к Токи? Последний вариант ему понравился больше всего, и он пошёл вперёд по коридору, внимательно подсчитывая повороты.
Оказавшись у нужной двери, Йоаким остановился и прислушался. И не зря: из комнаты доносились два голоса — это были сам хозяин комнаты и Мёрдерфейс.
— Я не верит! — Токи моргал глазами, хлюпал носом и намеревался закатить истерику. — Нэйтанс быть мой друг! Он не может взять и выгнать меня!
— Токи, пошлушай…
— Я не будет тебя слушать! Ты хочет меня с другом поссорить, ты мерзкий, жирный… подушка! Отпусти, мне больный быть!
Надавив коллеге на плечи, Уильям заставил его сесть на стул.
— А теперь жаткнишь и шлушай внимательно. Много ли у тебя было таких вот «дружей»? Доктор Рокшо? Он тебя тыщу раж ушпел подштавить и опожорить перед вшеми. Тот штарый хрен, который тебя на гитаре учил играть? Он ждох! Та мелкая девочка-фанатка, что хотела ш тобой увидетьшя? Там же, где и штарый хрен!
Токи молчал. Его губы дрожали, а брови испуганно приподнялись.
— Понимаешь, к чему это я? Вше, кого ты нажывал дружьями так или иначе кинули тебя. Жапомни: наштоящая дружба бывает только в книгах и в кино. А в жижни ешть только ублюдки, которые хотят отщипнуть кушочек от окорока твоей шлавы.
Мёрдерфейс отдышался и незаметно подсмотрел в шпаргалку с речью.
— Я тебе это говорю ш тшелью предоштеречь тебя. Но я тебе не какой-то там паршивый друг! Я твой башишт. А башишты херни не шкажут, понятно?
Токи в ответ на это лишь всхлипывал. Ещё бы! Живёшь себе беззаботной жизнью, гуляешь, смотришь мультики, клеишь модели самолётов и иногда играешь на гитаре — и тут вдруг тебя хотят выгнать из группы. И главное — этого хочет человек, который, казалось, лучше всех к тебе относится. Как тут не зареветь?
Йоаким, стоящий под дверью, призадумался. Где-то он уже слышал нечто подобное. Словно в тумане, он увидел лицо Сквизгаара с отчаянно сверкающими белками глаз: «Ты собираешься стать соло-гитаристом вместо меня? Ты хочешь выгнать меня или Токи?» Вот о чём они разговаривали ночью. Кажется, вокалист сумел убедить Сквизгаара, что не собирается увольнять его. А теперь, кажется, придётся разговаривать о том же самом с Токи.
«Теперь понятно, откуда ноги растут». Мёрдерфейс разносил сплетни о вокалисте. Наверное, решил выжить его из группы, улучив выгодный момент. «Грёбаный интриган, он мне сразу не понравился».
Броден медленно отошёл от двери, чтобы остаться незамеченным. К ритм-гитаристу он зайдёт попозже. Надо теперь выдумывать, что бы ему сказать, чтобы звучало убедительно. Со Сквизгааром всё прошло гораздо проще — но тогда они были пьяные и говорили на одном языке — причём буквально. Интересно, вспомнит ли это соло-гитарист?
Громко хлопнула дверь и раздался звук шагов тяжёлых ботинок — это шёл Мёрдерфейс. Не желая с ним встречаться, вокалист нырнул за первую попавшуюся дверь и заперся.
Помещение, в которое он случайно попал, оказалось одним из туалетов, которые были равномерно распределены по замку заботливым архитектором. Крышка унитаза протестующе хрустнула, намекая, что не выдержит пятую точку фронтмена. Он опять забыл, что новое тело гораздо тяжелее. Ладно, думать можно и стоя.
Перед глазами Йоакима одна за другой стали всплывать картины прошедшей ночи. Вот он перекидывает через плечо гитарный ремень: «Предупреждаю, я пьяный». Вот Сквизгаар рассказывает историю, как нашёл её в ледяной пещере на каменном алтаре. Может, это и выдумка, но в голове фронтмена и сейчас раздавался этот голос, полный любви к своему единственному спутнику. Не каждый о своей любимой женщине так рассказывает!
Потом ещё всякая ничего не значащая, но приятная болтовня. «У нас за домом крапива была по пояс — я каждое лето охаживал её палкой» — «А у меня крапивы не было. Что-то другое росло — не знаю, как называется. Я часто любил уходить из дома, ложиться в траву и просто смотреть в небо. Жалко, что зимой нельзя было так делать».
И заканчивались воспоминания на влажном, пахнущем текилой, поцелуе. «М-да, это я, конечно, перебрал», — усмехнулся Броден. Чего только не бывает во время дружеского распития. В общем, всё пережитое необходимо было аккуратно занести в блокнот.
В кармане дневника не оказалось — наверное, вокалист обронил его в комнате Сквизгаара. Ничего, соло-гитарист не из тех, кто читает чужие записи. Всё равно тот блокнот заканчивался — пора завести новый.
К Токи заходить было ещё рано: расстроенный, он может неверно воспринять появление коллеги. Так что, пожалуй, нужно выйти погулять в сад и, если удастся, исследовать окрестности.
На всякий случай Йоаким нажал на кнопку слива воды, старательно вымыл руки и только затем вышел. Прямо у дверей он столкнулся с басистом.
— Если бы я знал, что ты тут ждёшь, я бы делал свои дела быстрее.
— Ну, что ты, нитщего штрашного, — с вежливой улыбкой заверил его Уильям. — Я только умытьшя хотел. Кштати, ты шейчаш что делать будешь?
«Так, если я скажу, что иду в сад, он будет волочиться за мной. Вот блин, всю прогулку мне обломал».
— Да, я к себе пойду, поразмышляю над новым альбомом.
— А Пиклж и Шквижгаар тоже туда придут? Вы же вшегда вмеште…
«И нафига ему эта информация?»
— Нет, не сейчас. Мы пока по отдельности подумаем, а встретимся позже.
— Вот как. Ну, молодшы, работайте, работайте… А про что пишать будете, ешли не шекрет?
«Сам, гад, не пишет нихуя, ещё и рабочий процесс срывает!» — Йоаким еле скрыл возмущение.
— Ну, не секрет, конечно, — доброжелательным тоном произнёс он. — Мы в качестве темы выбрали разные… гм, причуды человеческой психики. Отобрали несколько феноменов, которые нас зацепили. Например, когда кто-то стравливает близких людей для удовлетворения своего эго.
Не без удовольствия вокалист заметил, что Мёрдерфейс напрягся.
— Что движет таким человеком? Зачем он это делает? Это мы и надеемся в новой песне раскрыть, — пояснил Йоаким.
— Ну, хорошо, хорошо, — закивал Уильям. — Доштойная идея… Ой, что это я ражговорилшя, отвлекаю тебя от работы. Ну, я пошёл, удачи тебе.
Басист развернулся и почти вприпрыжку двинулся по коридору, забыв даже, что собирался умыться. «Как он быстро сдулся», — усмехнулся фронтмен. — «А нечего вести себя, как мудак!» Нет, всё-таки можно и в сад выйти…
В назначенное заранее время детектив и его помощник встретились в засекреченном месте — в кладовой, где неизвестные накануне выкрутили лампочку.
— Ждорово, — прошептал в темноте Мёрдерфейс. — Какие новошти?
— Здорово. Сквизгаар, блять, нажрался и спит. И кому я говорил не пить много! Теперь неизвестно, когда этот пидарас проспится, и скажет ли он чего полезного. Да, я его записную книжку нашёл.
— Шквижгаара?
— Да вертись он на хую, этот Сквизгаар! Отчёты тайного агента я нашёл.
— И о чём он пишет?
— Если б это было читаемо… Он зашифровал свои записи каким-то хитровыебанным шифром.
— Любопытно, — тоном знатока протянул Уильям. — Дай-ка вжглянуть. Включи фонарик, только ошторожно.
Пошелестя страницами под тусклым мерцающим светом карманного фонарика, Мёрдерфейс вынес свой вердикт:
— Ты шо швоей дурью вше можги проебал, дебил, это иноштранный яжык!
— Ладно, ладно, допустим, язык. А у тебя чё?
Басист тяжело вздохнул.
— Ты чё, не смог справиться с Токи?
— Да не, его-то я как раж убедил. Только я потом шлучайно штолкнулшя ш этим… ну, ты понял, — заговорщики всё не определились, как им теперь называть вокалиста. — И этот хитрый ублюдок уже жнает, что мы его вжяли на карандаш!
— Ну, надеюсь, ты переубедил его? Зубы ему заговорил?
Мёрдерфейс смущённо опустил голову — хорошо, что в темноте это было незаметно.
— Я жделал вшё, что мог, — трагично объявил он. — Когда мы рашшталишь, он вешьма нервничал.
После непродолжительной дискуссии детективы решили:
1. Относительно тайного агента — перейти к плану Б.
2. Выяснить, на каком языке отчёты, и перевести их.
3. Предоставить улику с переводом менеджеру, чтобы тот не сильно ругал их за план Б.
На этом встреча была окончена.
Загулявшись в саду, вокалист потерял счёт времени и потому не явился на обед. Трапеза проходила в угрюмом молчании. Каждый нехотя пережёвывал содержимое своей тарелки, изредка косясь на пустующее кресло посередине. Такое случалось редко — только если фронтмен тяжело болел или уезжал из замка по делу.
Сквизгаару вдруг подумалось, что на самом деле Нэйтана нет рядом уже давно. Вроде бы, он и обретается где-то рядом: так же, как всегда, ест, выпивает, играет в автоматы, смотрит телевизор… Но мысленно он будто бы где-то далеко.
Гитарист вспомнил вчерашний вечер и профиль коллеги, обращённый к звёздам. И чего Нэйтана потянуло в небо? Он ведь всегда тяготел к воде в любом её виде, будь то хоть океан, хоть их маленький бассейн в гостиной.
А был ли вчерашний вечер на самом деле? Бренчал ли Нэйтан на гитаре, самозабвенно покачивая пьяной головой? Рассказывал ли разные истории из жизни? «Пошли мы однажды гулять в лес с другом и потерялись там нахрен. Мы были довольно молодые и не очень умные», — без сомнения, это был голос Нэйтана. Но почему он говорил по-шведски?
Ответ простой, решил Сквигельф. Всё это — лишь сон, вызванный излишками текилы в организме. Он разговаривал в пьяном бреду со своим двойником, заключённым в оболочку вокалиста. Ибо никто бы не понял и не выслушал Сквизгаара так, как это сделал бы он сам.
Теперь можно только выплеснуть эмоции на струны своей гитары и посмотреть, что из этого выйдет. К сожалению, инструмент остался в комнате. Придётся какое-то время обойтись без него.
Словно проснувшись, Сквизгаар огляделся по сторонам — окружающие предметы казались непривычно яркими, словно в видеоигре. В глаза ему бросился блокнот в руках у ударника, сидящего рядом. Всё бы ничего, но Пиклз терпеть не мог блокноты, ручки и прочие канцелярские принадлежности. А тут он увлечённо хмурил брови над исписанным разворотом.
— Эй, Пикл, ты решить тексты писать вместо Нэйтанс? — вяло поддел ударника Сквигельф.
— Ещё чего! Не твоё дело, жри давай! — взвился тот, но внезапно сам протянул ему записи. — Слушай, ты не в курсе случайно, чё за язык?
Соло-гитарист двумя пальцами взял затасканную записную книжку — в скольких руках она уже побывала? Пробежав глазами пару строк, Сквизгаар с удивлением обнаружил, что понимает написанное без всякого словаря или «эй, Токи, ты, наверный, не сможет прочитать, что за шняга тут быть написан».
«Сегодня я случайно подслушал разговор двух клокатиров», — читал он, — «они упомянули некую лабораторию, что находится в пределах замка. Там учёные-изобретатели разрабатывают всякие необычные вещи и ставят эксперименты. Как я понял, испытания они проводят и на людях — скорее всего, на заключённых из подземных темниц. Интересно, могут ли они решить мою — точнее, нашу с Нэйтаном — проблему?»
— Э, Сквизгаар, алё! — блокнот невежливо дёрнули, пытаясь отнять. Гитарист машинально усилил хватку, прижимая вещь к себе.
— Где ты дэто найти? — спросил он.
— Ну, в комнате у тебя, — нехотя признался Пиклз. — Так ты знаешь, чё за язык или нет?
— Я знает, — кивнул Сквигельф. — Дэто быть мой личный записи, какой хуй ты в мой вещи полезть?
— Оно на полу валялось! И вообще разве это твоё?
Сквизгаар спрятал записную книжку в карман.
— Я свой комната чужие вещи не засоряет.
С гордо поднятой головой он вышел из-за стола и отправился к себе. Сквигельф сказал неправду: почерк в книжке отличался от его собственного. Да и не было у шведа привычки вести свой дневник. Привычкой читать чужие он также не обладал. Но в прочитанном фрагменте упоминалось имя Нэйтана. Может, писавший эти строки знает о нём что-то важное?
Зайдя в комнату, Сквизгаар запер за собой дверь. Разглядывая таинственный дневник, он наступил на пустую бутылку («тупые дилдо, я же приказал всё убрать!») Неловкий взмах руками — и бог гитары плюхнулся лицом в скомканное покрывало.
Открыв дневник с самого начала, он обнаружил записи Нэйтана. На первых пяти-шести страницах он намечал свои идеи, писал тексты своим узнаваемым почерком, жирно зачёркивал неудачные строки; ворчал на полях «ёб твою мать, есть ли приличная рифма к слову «конец»?»
Дальше Нэйтана сменял неизвестный человек. Сходу тот объявил, что в один прекрасный день проснулся в теле Эксплоужена. Каждый день незнакомец скрупулёзно записывал: где побывал, что видел, чем занимался сам, что делали остальные обитатели замка.
«Я обнаружил, что у Нэйтана дальнозоркость», — сочувствовал он, — «если вдали всё чётко видно, то читать без очков невозможно. Благо они лежат в библиотеке, в его комнате и ещё в нескольких местах — очень предусмотрительно».
Сквизгаар продолжил чтение.
«Дорогой дневник, позволь мне сейчас немного поныть. Я знаю, что развозить сопли можно хоть до бесконечности, но это не принесёт никакого результата. Извини, но здесь меня больше никто не поймёт.
Почти каждую ночь я вижу один и тот же сон — как моя группа отвергает меня. Они смотрят на меня жуткими, словно стеклянными глазами и синхронно говорят: «У нас уже есть Йоаким». Тут выходит мой двойник. Он победоносно улыбается, а затем откусывает мне голову. Чёрт, на бумаге это смотрится ещё более бредово, чем выглядит во сне.
Боюсь ли я на самом деле, что Нэйтан займёт моё место? Нет, конечно. Он сам этого не хочет — как и я не хочу стать его вечным двойником-суррогатом.
Если бы я мог увидеться с Нэйтаном, я бы посоветовал ему рассказать всю правду Пэру: он правильно поймёт, я уверен. Жалко, что в «Dethklok» нет такого человека, который понял бы меня. Даже менеджеру я не доверяю до конца. С одной стороны, он всегда опрятный, вежливый и корректный. С другой стороны, он должен быть в курсе о переполненных подземных темницах.
Кстати о тюрьмах: туда обычно попадают по двум поводам:
1. Нелегальное скачивание музыки «Dethklok» — конечно, авторское право никто не отменял, но сажать за такое в тюрьму — слишком жестоко, я считаю.
2. Участие в передаче, на которой «Dethklok» вытворили что-то компрометирующее — выпуск снимают с эфира, а ведущих обычно бросают в тюрьму. Это я узнал со слов Уильяма: многие сидят по его вине.
Также там сидят провинившиеся клокатиры и фанаты-нарушители. Подозреваю, что под «нарушение» можно притянуть за уши всё, что угодно — вплоть до «не так посмотрел на группу».
К чему это я всё клоню? К тому, что если просчитаюсь, то попаду туда же — в подвал, из которого часто доносятся крики и стоны. Смогу ли я выбраться потом оттуда? Не факт.
На этом пора заканчивать нытьё и идти спать. Вот только выйду на балкон, проветрюсь. Спокойной ночи, дорогой дневник.»
Датировалась запись вчерашним числом и была в блокноте последней. Отложив его в сторону, Сквизгаар взял в руки гитару и включил метроном — это всегда помогало ему сконцентрироваться.
Если верить дневнику, его вёл некий Йоаким. Очутился он здесь с месяц назад и с тех пор существовал в теле вокалиста «Dethklok». При этом они с Нэйтаном поменялись телами. Теперь Эксплоужен находится чёрт знает где, но тоже в какой-то группе, название которой не упоминалось.
Тогда понятно, что случилось с вокалистом. Сквигельф тоже замечал и внезапную его беспомощность в уходе за волосами, и любовь к долгим прогулкам в одиночестве, и даже нетипичная реакция на текилу — будь это Нэйтан, он взбесился бы и разнёс всю комнату, похоронив под обломками её хозяина. Но поначалу гитарист не чувствовал себя вправе обращать внимание на странности коллеги. Во-первых, никто не отменял негласный договор группы — не лезть в личную жизнь и души друг друга. Во-вторых, не привык швед доносить менеджеру о каждом подозрительном чихе одногруппника. В-третьих, его бы всё равно никто не послушал. Когда Сквизгаар говорил не о музыке, его слова воспринимались окружающими как смешной бред.
Но, имея при себе доказательство, он заставит менеджера себя слушать. Сквигельф поднялся с места, положил заветный блокнот в карман и направился в кабинет Чарльза.
В это время несколькими этажами ниже Мёрдерфейс активно склонял Токи к сотрудничеству со следствием.
— Ты шам-то подумай, — убеждал он заплаканного коллегу. — Чего это вдруг Нэйтан так ш тобой шближилшя? Штал шмотреть твои идиотшкие мультики, шамолёт клеить…
— Танк, — всхлипнул Вортуз.
— Ну, пушть будет танк, ражнитшы никакой. Вы ш ним шатались, наверное, по дому, ты ему вшяких кроликов на жаднем дворе покажывал, да?
Басист оглянулся на Пиклза — тот кивнул.
— На шамом деле в теле Нэйтана вшё это время был вражешкий агент. Подменили его, понятно тебе, дурная твоя башка? Он тут вычишлил шамого тупого — тебя!
Токи непонимающе хлопал глазами.
— Ты его вежде ш шобой ташкал, гулял, ражвлекалшя, а он по-тихому шобирал шведения, как у наш тут что уштроено. Теперь они, — Уильям не знал, кто такие «они», но произнёс это как можно твёрже и убедительнее, — они жнают уштройштво жамка. И в ближайшее время нападут на наш опять. Шпашибо, Токи!
Ритм-гитарист сгорбился, закрыв лицо руками. Мёрдерфейс, громко топая, вышел. Оставшийся в комнате ударник присел рядом с Токи и стал его успокаивать.
— Э, ну чё ты разнылся? Опять кто-то воспользовался твоим доверием, да? А нечего доверять всяким ублюдкам.
— Что теперь делать? — упавшим голосом спросил окончательно уничтоженный гитарист.
— Ну-у, — пространно протянул ударник, — тут всё не так просто. Если этот тайный агент информацию успел передать, то ничего уже не сделаешь — нам пизда.
Токи испуганно молчал.
— Но, мне кажется, он ещё не успел. Мы ещё можем его задержать и выяснить, кстати, где настоящий Нэйтан. А поможешь нам в этом ты.
Вортуз отнял руки от лица.
— Я? — недоумённо спросил он.
— Он с тобой лучше общается. Если я к нему подвалю или Мёрдерфейс, он может что-то заподозрить. Короче, найди его и скажи…
Передав инструкции, Пиклз проводил коллегу, которого толком не держали ноги, до дверей.
— Да, сначала иди умойся там, причешись. В порядок себя приведи, короче. И успокойся уже.
Струя холодной воды из-под крана с монотонным журчанием падала в сливное отверстие. Туда же утекли и размазанные по щекам слёзы. Как тут успокоиться — после такого-то циничного объяснения?
Токи так радовался, когда вокалист обратил на него внимание. С удивлением он обнаружил, что Нэйтану тоже нравится смотреть сериалы, клеить модели из бумаги, рисовать и многое другое. Даже обниматься согласился — как психотерапевт Твинклетитс посоветовал. Фронтмен его утешал, когда одного из кроликов, сбежавшего из клетки, загрызли дворовые волки. Маленький трупик они вместе похоронили в лесу у замка, почтив память зверька минутой молчания.
Оказывается, всё это было неправдой. Некий тайный агент притворялся другом Токи, чтобы исследовать замок. Об этом ему только что объяснили популярно Мёрдерфейс и Пиклз.
«Дружба бывает только в книгах и кино», — вспомнилось ему, — «а в жизни есть только ублюдки, которые мечтают отщипнуть кусочек от окорока твоей славы».
Вортуз поднял голову и посмотрелся в зеркало. Отражение смотрело на него красными опухшими глазами и шмыгало таким же красным носом. Расчесавшись, он вышел из ванной — разыскивать уже бывшего друга.
Тот встретил Вортуза, как всегда, дружелюбно, раскрыв объятия. «Хорошее бы, если бы я ничего не знать», — подумал Токи, ткнувшись носом в плечо вокалиста. На глаза его непроизвольно выступили слёзы.
Коллега моментально это увидел:
— Что случилось? — спросил он. — Опять что-то с кроликами?
Токи замотал головой, сжав челюсти. Не могли же ему целый месяц таким добрым искренним голосом вешать лапшу на уши!
— Нет, с кроликами всё нормальный быть. Я тебе просто хочет показать что-нито, — выпалил гитарист.
Схватив фронтмена за руку, Токи повёл его в условленное место. Таковым заговорщики обозначили морг. В связи с аномально низкой смертностью среди персонала служащим там клокатирам подыскали на время другую работу, чтобы те не просиживали форменные штаны без дела. Абсолютно безлюдное помещение идеально подходило для намеченной встречи.
Быстрым шагом норвежец спускался по лестнице, волоча коллегу за собой. Тот даже удивился: к чему такая спешка? Токи боялся что-то отвечать, оборачиваться, смотреть товарищу в глаза. «Кто-то опять воспользовался твоим доверием», — гремел в ушах голос Пиклза.
Вот и морг близко. От каменных стен подвала потянуло холодком. Чем дальше по коридору — тем темнее.
— Темно как в жопе, — проворчали за спиной.
— Э… лампочка перегореть, наверный, — бодро ответил Токи. Он вздохнул и два раза кашлянул, подавая условный сигнал.
— Я не хотеть дэто узнавать, — прошептал он.
— Что?
Глухой удар и звук падающего тела.
— Отлично, — послышался голос ударника. — Токи, Мёрдерфейс, тащите его. Только аккуратно, — темноту прорезал свет фонарика.
— Тяжёлый, шука! — выругался басист.
***
Густую тошнотворно-липкую тьму прорезал обжигающий удар холодной воды. Он пронёсся по лицу и голове, заставив Йоакима прийти в себя.
В первые же секунды вокалист понял, что лежит на спине, голый по пояс. В помещении, где он находился, было очень холодно. По коже бегали мерзкие мурашки. Саднили голову застрявшие в волосах льдинки — они выпали из того ведра с водой, которым разбудили пленника.
Йоаким решительно ничего не понимал. Каких-то несколько минут назад он шёл по подвалу вместе с Токи, а потом что-то очень сильно приложило его по голове.
Через приоткрытые веки по глазам больно резанул ослепительно-белый свет лампы под потолком. Над фронтменом склонились три тёмных силуэта, которые он пока не мог распознать.
— Ну чё? — спросил один голосом Пиклза.
— Очнулшя вроде. Видишь, глажами моргает, — ответил другой голосом Мёрдерфейса.
Привыкнув к свету, Броден обнаружил, что примотан несколькими кожаными ремнями к узкому металлическому столу-каталке. Белые кафельные стены, яркая лампа и запах хлорки указывали либо на операционную, либо на морг.
Рядом, действительно, стояли Пиклз и Мёрдерфейс. Третьим оказался Токи с ведром в руках. Лицо его было бледно, но на губах играла садистская ухмылка. «Ну, Токи, вот уж от кого не ожидал…» — с болью в сердце подумал вокалист. — «А сам-то… Полезли к тебе с обнимашками, а ты и растаял, доверчивый придурок. Чуял же, что здесь вообще ни на кого нельзя положиться».
Не желая смотреть на ритм-гитариста, Йоаким поджал губы и повернул голову в другую сторону. Там его уже поджидал Пиклз.
— Та-ак, — протянул он, взяв пленника рукой за подбородок. — Если головой вертишь, значит, очнулся. Говорить можешь?
Броден чувствовал, что может говорить. Но делать этого не хотел, поэтому продолжал молчать. В ответ ударник звонко хлестнул его по щеке.
— Будешь молчать — будет тебе плохо, понятно? — объявил басист, сложив руки на груди. — Токи, тащи шюда электрошокер!
Пиклз заглянул допрашиваемому в лицо.
— Мы знаем, что ты тайный агент, ясно тебе? Так что не выёбывайся тут, а на вопросы отвечай. На кого работаешь? Кто тебя послал? Какое у тебя было задание? Сколько успел выполнить? Где Нэйтан, сука? — припечатал ударник ладонью по щеке пленника.
Йоаким знать не знал ни о каких тайных агентах. Он мог бы сейчас рассказать всё, как было, но кто б ему поверил? Всем же известно, что шпионы крайне хитры и изворотливы. Поэтому, что бы вокалист сейчас не сказал, всё бы вышло ему побоку. Лучше вообще ничего не говорить.
— Значит, в молчанку решил играть. Токи, давай!
И Токи «дал». «Интересно, какое напряжение?» — думал фронтмен, крепко сжав челюсти, чтобы не заорать. Трясло его ощутимо — свело руки и ноги, заставив их судорожно дёргаться, насколько позволяли ремни. Ещё чуть-чуть — и из носа потечёт кровь: её вкус уже чувствовался на зубах и нёбе.
— Хватит, — скомандовал Мёрдерфейс. Токи послушно отошёл.
— Ты думал, что если ты, пидарас такой, влез в тело Нэйтана, то тебе ничего не грозит, да? — спросил ударник. Он успел закурить сигаретку и теперь пускал дым прямо жертве в лицо. — Вот ты и проебался, отморозок. Мы тебя и в таком виде будем пытать, пока ты всё не расскажешь.
«Кто тут ещё отморозок?» — подумал Йоаким. Он будет молчать во что бы то ни стало. Не станет же, в конце концов, группа убивать своего лидера? Хотя, от них многого можно ожидать.
Тлеющий кончик сигареты приблизился к его лицу, перемещаясь то к одному глазу, то к другому.
— Какой, по-твоему, менее ценный?
Пленник не отвечал. А Пиклз и сам не мог выбрать, какой из двух зелёных глаз ослепить. Как назло, ему вспомнился Нэйтан — настоящий, живой, хрипло смеющийся у барной стойки какого-то захудалого клуба, где они дали первый в жизни концерт. «Ладно, сволочь, только ради Нэйтана», — ударник со всей дури ткнул горящий окурок жертве в лоб.
От этого и последующих пяти тайный агент только морщился. Решил поиграть в крутого, значит. Ну, ничего, сейчас позовём Токи с его электрошокером.
— Может, напряжения маловато? — хмыкнул Мёрдерфейс после новой неудачной попытки разговорить шпиона. — Ну-ка, давай меня… Ай, блять, шука!..
Глядя, как горе-палач прыгает на одной ноге по всему помещению, Йоаким чуть было не усмехнулся. «А чего тут смешного? Сейчас ещё какую-нибудь херню придумают».
— Придумал! Идите шюда, — подозвал остальных Уильям. Шёпотом он принялся объяснять им что-то, оставив пленника на пару минут в покое.
Передышка быстро закончилась. Йоакима начали усердно поливать водой из мелодично гремящего металлического ведра.
— Вежде лей! — распоряжался басист. — На ноги тоже. Быштрее давай! — он подгонял Токи, который носил воду из смежного помещения.
Броден догадывался, что сейчас будет. Обычно людей поливали водой перед тем, как выставить на мороз, чтобы они покрывались ледяной коркой. «М-да, Уильям, книжки про нацистов даром не прошли».
Затем мокрого с ног до головы вокалиста прямо на столе покатили к приветливо распахнутому холодильнику для трупов. Уже на подходе он почувствовал, как влажные волосы покрываются инеем.
— Э, погоди! — остановил движение ударник. — В последний раз спрашиваю: будешь говорить?
«Не буду».
— Ну и дебил! Завозите внутрь.
Захлопнув смачно чмокнувшую дверцу, ударник выкрутил рычаг, регулирующий температуру, на минимум.
— Чё, сколько его там подержим?
— Минут пять, не больше, — покачал головой Мёрдерфейс, — а то ждохнет ещё.
Этих слов Йоаким уже не услышал, поскольку все внешние звуки перебивал шум работающего холодильника. По всему телу кожа больно скукоживалась. Мокрые волосы затвердели и теперь, словно спицы, впивались в череп. Наверное, ещё чуть-чуть — и веки намертво примёрзнут к белкам глаз.
Какая глупая смерть! Вдали от дома, под пытками, в замке, полном врагов. И как теперь «Sabaton» без него? Трудно ребятам придётся… наверное…
Это было последнее, что успел подумал Йоаким, прежде, чем заснуть. Находясь в глубоком, полумёртвом сне, он не почувствовал, как вскоре открылась дверца и каталку потянули наружу.
— Еба-ать, — послышалось ему, как будто издали. — Он чё, умер?
— Да хрен его жнает… Токи, ну школько можно? Вшкипело уже?
По кафельному полу прошлёпали шаги — это Токи нёс на вытянутых руках большой электрический чайник.
Суета и шлепки по щекам заставили вокалиста очнуться. Над каталкой поднялся белёсый пар с запахом варёного мяса. Заскрипели, лопаясь от разницы температур, кожаные ремни.
А может, это его собственная кожа лопалась?
— На руки и на ноги лей, больше никуда не надо, — слышался деловитый голос басиста. — Конечношти отмораживают первым делом.
Кто-то снова затряс его голову.
— Э, чувак, алё! — надрывался Пиклз. Но Бродену было слишком плохо, чтобы как-то реагировать. Кажется, он сейчас снова заснёт…
Вдруг что-то громко стукнуло.
— Что здесь происходит? — раздался строгий голос менеджера. — Что здесь происходит, я вас спрашиваю?
По полу затопали ноги — наверное, вошли ещё люди.
— Пиклз, я же просил, без самодеятельности! Как вам в голову такое пришло?
— Чувак, мы…
— Не хочу ничего слышать, — отчеканил Офденсен. — Расходитесь по своим комнатам. И в ближайшее время вы оттуда не выйдете, понятно? Уведите их.
Чьи-то пальцы раздвинули веки пленника. Склонившийся над ним силуэт расплывался во все стороны.
— Он жив, — сказал кто-то.
— Окажите ему первую помощь, — распорядился менеджер. — И везите в больницу.
***
Открыв глаза, Йоаким ничуть не удивился тому, что увидел. Он лежал в мокрой грязи. Серое пасмурное небо сыпало на него мелким холодным дождиком. Приподняв голову, вокалист увидел вдалеке бегающих, стреляющих и падающих людей. Очевидно, какое-то сражение, безучастно подумал он. Почему только не слышно ни криков, ни выстрелов — словно звук кто-то выключил? Неважно. Фронтмен чувствовал себя легко, спокойно и даже как-то торжественно. «И почему во время сражений всегда плохая погода?» — подумалось ему.
В сером тумане промелькнула громадная тень, от которой солдаты разбежались кто куда. Одного замешкавшегося подхватила гигантская рука, высунувшаяся из-под облаков. Йоаким знал, что в серых тучах спряталась Кастратикрон — очередное достижение немецкой инженерной мысли. Механическое чудовище, выполненное в виде огромной женщины, могло ходить по полю, хватать солдат и перекусывать их железными зубами. Манёвренность у неё была так себе — зато какой деморализующий эффект!
О, кто-то к нему бежит, размахивая руками. Тут вокалист слегка удивился, ибо опознал в бегущем своего одногруппника Пэра. Это, без сомнения, был он. Только волосы у него слиплись, лицо пересекала огромная ссадина, а одежда была до неузнаваемости грязная — непонятно даже, военная ли на нём форма или же концертная одежда.
— Наконец-то я тебя нашёл! — запыхавшись, произнёс он, когда присел рядом с лежащим вокалистом.
— Что тут происходит? — поинтересовался Йоаким.
— Как что? Война происходит, конечно.
В его расширившихся от ужаса глазах фронтмен увидел, что случилось нечто непоправимое.
— Ты только не волнуйся, — попытался успокоить его басист. — Не вставай, пожалуйста! — он пресёк попытку Йоакима подняться.
Впрочем, он и без этого догадался, что встать на ноги не сможет по причине их отсутствия. Рукой он нащупал два ровненьких среза ниже туловища. Пальцы моментально окрасились в красно-бурый.
— Ты чё, дурак, блять, руками-то не лезь! — Пэр крепко схватил его за запястья. — И вообще лучше не дёргайся. Сейчас придумаем, как тебя отсюда унести.
Вряд ли это поможет, подумал Броден. Сколько он уже так лежит в грязи — наверняка в раны успела набиться всякая дрянь. Сепсиса не избежать, спокойно констатировал он.
— У меня раны, несовместимые с жизнью, — пытался втолковать он одногруппнику. Но тот, обычно умный и рассудительный, сейчас его логичных доводов не слушал.
— Ты что такое говоришь? — бормотал он. — Совсем охренел, помирать он собрался.
Всё вдруг показалось Йоакиму каким-то нереальным, игрушечным. И железная махина вдалеке, и идеально ровные срезы на месте ног, и кровь, похожая на варенье, которого фронтмену внезапно захотелось.
— Варенья бы, — пробормотал он, прикрыв веки, — с чаем. Малинового.
— Да будет тебе и чай, и варенье, ты только не умирай, — услышал он сквозь навалившуюся темноту. В ушах мерзко запищало.
— Йоаким, ты слышишь меня? Йоке! — набатом гремело в ушах, перемежаясь с ритмичным писком.
В глаз ударил яркий свет лампы.
— Очнулся, — негромко сказал кто-то. Вокруг послышались возня, суета и топот ног.
