math sucks

      Каково это — целоваться с самым популярным парнем в универе? Этот вопрос задавало себе слишком много людей, чтобы можно было дать на него точный ответ. Но ощутить на себе вечно ухмыляющиеся розоватые губы смог только один человек, в голове которого мелькает мысль, что все жертвы определенно стоили этого момента. Бледно-голубые глаза прикрыты, длинные пряди чёлки щекочут нос, мокрые губы едва успевают оторваться от чужих губ, как к ним вновь и вновь чувственно льнут, руки оглаживают кожаный чокер на шее, тело жмется сильнее. Оба задыхаются, но глаза блестят, хочется притиснуться ближе, хочется впиться губами в губы и не отрываться от них ни на секунду. Пальцы зарываются в каштановые волосы, язык облизывает нижнюю губу и мягко скользит в чужой рот.       Душно и жарко, до безумия развратно и откровенно настолько, что не верится, что Чуя делает это с Дазаем. Осаму нарочно медленно расстегивает пару пуговиц воротника, отрывается от манящих, раскрасневшихся красной вишней губ и впивается острыми зубами в шею парня. Нежно покусывает, оставляя за собой точечные бледные следы, втягивает кожу, мокро посасывает и заставляет багроветь метки, отчего Чуя тихо постанывает, чувствуя разбегающиеся по телу мурашки. Дазай пятнает кадык, нежно расцеловывает ключицы, где теперь горят мимолетные розовые пятна, выпрямляется, едва ухмыляясь.       Чуя тяжело выдыхает ему куда-то в район шеи, цепляясь трясущимися пальцами за плечи. Дазай, вклинивший колено между ног одногруппника, наклоняет голову, губами касается его милого ушка, одаривая жарким дыханием, отчего мурашки противно пронизывают возбужденное тело, и едва-едва шепчет:       — Веди себя чуть тише, если ты не хочешь, чтобы нас заметили.       Они вдвоем сбежали с ненавистной алгебры и сейчас прячутся в пыльной подсобке под лестницей, куда, похоже, никто не заглядывал достаточно давно. Осаму грубо прижал парня к холодной стене, вновь целуя тонкую бледную шею, водя руками по талии, плечам, шее, забираясь под светлую рубашку. Накахара уже был достаточно возбужден и лишь в нетерпении тихо постанывал и прижимался к телу парня. Дазай скользнул рукой по открытому животу вниз и оттянул резинку боксер, прикосновение сухого пальца к горячей и влажной от предэякулята головке вызывает во всем теле тихую дрожь, пальцы на ногах подгибаются, дыхание сбивается, а сердце колотится. Тихий смешок над ухом заставляет немного дернуться, сильнее схватившись за плечи.        — Ты весь такой чувствительный, прямо бомба замедленного действия.        — Да и ты не кремень.       Чуя дерзит, туманным взглядом намекая на внушительный бугорок в штанах парня. Дазай тянет довольную улыбку, мол, догадался, а затем вдруг налегает своим пахом на пах Накахары, высвобождая оба члена. Когда головки сталкиваются и мокро скользят друг по другу, у обоих непроизвольно вырывается сдавленный сладкий стон удовольствия. Осаму обхватывает своей широкой ладонью оба органа и сразу начинает набирать быстрый темп, от которого у Чуи ноги подкашиваются, а в глазах начинает как-то подозрительно темнеть. Дазай немного подмахивает бедрами, усиливая давление, большим пальцем водит по головке члена Накахары, размазывая предэякулят.       Ладонь быстро скользит по членам вверх и вниз, возбуждение буквально дрожит в теле, а Чуя с каждым движением превращается в что-то безвольное и мягкое. Его лицо полыхает, член ноет — разрядка близко, — а пальцы уже до побеления сжимают плечи Дазая, который — сука такая! — только смотрит и ухмыляется. Хотя Осаму тоже красный донельзя, волосы растрепаны, дыхание сбилось, он сосредоточен. В один момент он срывается на бешеный темп, ладонь хорошо скользит по влажным членам со взбухшими на них венами, а Накахара издает тихий полувсхлип-полустон, прижимаясь грудью к груди Дазая. Он закусывает губы, пытается продержаться как можно дольше, но возбуждение доходит до высшей точки, а затем он с громким стоном кончает, пачкая и свою и чужую рубашку. Чуя с тяжелым дыханием припадает к парню, все еще цепляясь за него ослабевшими пальцами. Осаму тоже долго не выдерживает — он тихо рычит, прикусывает Накахару за шею и кончает.        — Куникида-сан прибьет нас, — они оба валяются на пыльных матах в углу без рубашек, потому что те испачканы в сперме, а выйти в таких к людям совесть не позволяет — слишком быстро догадаются. Чуя поворачивается к лежащему на спине Дазаю. — И как ты предлагаешь поступить с рубашками?        — Ну, — Осаму хитро улыбается и щурится, а затем одним быстрым движением делает так, что Накахара оказывается под ним. — Мне ты и таким нравишься.        — Э-эй, п-погоди!..