Кровавый дофамин

      Время неумолимо движется вперёд. Уже и не замечаешь, как один месяц сменяется другим, а ночи становятся то короче, то длиннее. В потоке событий, словно в бурной реке, уже не замечаешь, как жизнь проносится; как всё меняется и как меняешься ты сам. Это неизбежно.       Работа кипит. За год «Dopamine bar» превратился из малоизвестного заведения в пользующийся спросом бар, известный благодаря своей уютной атмосфере, хорошему алкоголю и дружелюбному персоналу. Полки за барной стойкой заставлены бутылками доверху, почти вплотную, даже если некоторые пусты и выполняют декоративную функцию. Всегда чистые столы, нет неприятного запаха перегара, и даже местоположение замечательное.       Прошло много времени, хотя четырнадцать месяцев — это ничто в пресловутых масштабах вселенной. Дабы не обобщать для всех, много это или мало, лучше сказать, что этого было достаточно, чтобы душевные раны затянулись, а навалившиеся проблемы помогали не ковырять их от скуки.       «Эндорфина» больше нет. И не успели последние его дети смириться с этим, как их компанию дополнили другие. Нет, они не заменили тех, кто безвозвратно потерян. Они просто появились точно так же, как когда-то это сделали их предшественники. Скажем, немного разбавили серость будней и немного облегчили тяжесть бытия. Люди приходят и уходят. Это негласный закон, который рано или поздно признают все. И кому же, как не им — сталкивающимся со смертью ежедневно — понимать это.       Начинавшись с троих обывателей, «Дофамин» ныне является домом для восьмерых мутантов. Он по-настоящему ожил: ни одна пылинка не залёживается долго. И не только с шести вечера до трех часов утра. Круглосуточно. Хотя гостей принимают именно в вышеупомянутые часы.       Тогда как для большинства людей, живущих заурядной жизнью, ночь означает конец дня, то для призрачной части населения мегаполиса — это лишь начало. Призрачной потому, что каждый о них знает и каждый говорит о них так же часто, как они появляются в новостных сводках, но крайне мало кто видел. А те, кто видел, выживают с крайне малой вероятностью. Настолько малой, что существование Санты кажется меньшим чудом.       «Город засыпает, просыпается мафия». По законам игры, хотя бы один мирный житель не выживает. Так было всегда, но сейчас поймать «мафию» практически невозможно.       Полиции удавалось отлавливать единицы. Зарегистрировано всего двести семьдесят четыре пойманных (и, естественно, незамедлительно устраненных) мутанта на тысячи тысяч пропавших и погибших от их рук за последние тридцать два года. Статистика, по правде, шокирующая. Но никто не считает, сколько таких же мутантов совершают самоубийство, намеренно сдаются, потому что получить пулю в лоб гораздо легче, чем быть монстром. Вопреки общественному мнению, убивать хотят далеко не все. И даже врожденный страх смерти, инстинкт самосохранения высшей инстанции, не всегда придаёт воли к жизни. Убить, убиться или быть убитым? Сперва может показаться, что выбор очевиден. Но задумайтесь, так ли это просто на самом деле — убить человека?       — Твою мать, Кихён, не зависай!       — Я не могу! Не могу!..       — Почему я всегда должен делать всё за тебя?       — Минхёк, пожалуйста!       — Ну что ты будешь делать…       Забившаяся в угол собственной спальни жертва столь напугана, что не может и слова сказать. Даже не кричит, лишь трясется, ожидая свой неизбежный конец и молясь о том, чтобы он был как можно менее болезненным. Этой девушке едва ли больше лет, чем двум устрашающим незнакомцам, для которых она — очередной ужин. Один, с волосами цвета летнего неба ранним утром, подходит к ней и садится рядом на корточки, заглядывая в переполненные страхом глаза. В его зеркалах души отражается лишь зверский голод и немного усталости от того, насколько бесполезен его компаньон.       Всего секунда — и мелькнувший в его руках нож перерезает глотку жертвы достаточно глубоко, чтобы бедняжка долго не мучалась. Кровь стекает по её шее, пачкая белоснежную ночнушку, полуоблезшие стены сильно запущенной комнаты и каплями попадая на лицо того, кто нанёс удар. С уст голубоволосого слетает вздох разочарования:       — Неужели так сложно было, Кихён-а?       Юноша с волосами грязно-розового цвета, тяжело вздохнув, с жалостью посмотрел на безжизненное тело, затем — на своего напарника с шевелюрой не менее противоестественного цвета. Удивительно, как этот парень, будучи его полной противоположностью, стал ему близким другом. Зато хоть половину обязанностей на себя взял. Их дуэт смело можно назвать странным, но зато на них двоих жалоб о лидера поступает гораздо меньше, чем на каждого по отдельности.       Минхёк поднимается с пола и отряхивается от слоя пыли, затем обращая взор на товарища. Легкая улыбка на его лице совершенно не сочеталась с каплями крови, в которых он перепачкался с ног до головы. На вид ему чуть больше двадцати, но глаза совсем детские. Увидев его на улице, даже не подумаешь, что хладнокровно перерезать сонную артерию для него проще простого.       — Тащи его в машину, я прикрою.       — Его?       — Ну да, его. Ужин.       Хлопнув розововолосого по плечу, Ли направился к выходу, чтобы убедиться в отсутствии свидетелей поблизости. Кихён же остался с трупом наедине и, признаться, спустя более года он так и не привык к виду мертвого тела перед собой. Но что поделать, приходится брать за ноги и тащить за спиной. На руках было бы, конечно, легче, но для этого неженки — не вариант.       С трудом вытащив тело в общий коридор многоквартирного здания и тактично прикрыв за собой дверь, Кихён столкнулся с недовольным взглядом соратника.       — Ты рехнулся по полу его тащить?       Оглянувшись назад, Ю увидел тянущуюся за телом темно-красную дорожку из крови, что всё это время вытекала из глубокой раны.       — Вот чёрт!       — Да, оставлять улики ты мастер. Так и тащил бы дальше?       Оттолкнув недотёпу, Минхёк подхватил жертву на руки, плотно закрывая сочащуюся кровью рану ладонью, и понёс к машине. Второй плёлся следом, оглядываясь назад каждые три секунды и дрожа не то от холода, не то от страха быть пойманным. Этот район почти опустел за последние пять лет, но скажите это его внутренним страхам.       Тело отправляется в багажник, в котором уже было заботливо постелено посмертное покрывало в виде чёрного мешка, чтобы не пачкать обшивку авто кровью. За руль садится единственный, у кого руки не дрожат, заводя машину и вдавливая педаль газа в пол так, что повидавшая виды Hyundai едва не глохнет. Кихён вжимается в сиденье рядом с водительским, мысленно молясь тому, в кого, на самом деле, не верит, но когда твой напарник чуточку конченный мудак, не остается ничего, кроме как обращаться с просьбой о помощи к высшим силам. В легкой суматохе и слегка даже в состоянии аффекта, Ю нащупывает свой сотовый в кармане чёрных джинсов и набирает номер, чей контакт не сохранен и обновляется каждый день.       — Чеён, мы закончили.       — Пф, пока вы не переступили порог «дома», вы не закончили. Всё чисто? — отзывается сладкий голос на линии.       — Ну… Почти.       — «Почти» значит «нет», Ю. Ох, ладно… На дорогах чисто, но сверните налево на кольце, там копы.       — Минхёк, на кольце…       — Я слышал, — буркнул Ли, одной рукой держащий руль, а другую свесив из окна тачки.       — Если доберетесь до трёх ночи ровно, Джей будет доволен.       На часах в салоне автомобиля сейчас 02:46. Шанс того, что обычная легковушка 2019 года преодолеет половину мегаполиса за четырнадцать минут, равны шансу выжить после выстрела в висок из базуки. С тяжестью вздохнув, Ю сбросил вызов, откидываясь на спинку пассажирского кресла и переводя взгляд на ночной город. Красиво, но как же заебало.       — Лидер вообще в курсе, что эта барышня зовёт его так?       — Вот сам ему и скажи. Хотя я не думаю, что он поощряет шестёрок.       — Вряд ли он поощряет кого-то помимо своей пассии.       — Минхёк, в машине прослушка…       — А что мне будет? Это факт.       Вся оставшаяся дорога прошла в тишине. Кихён упёрто смотрел куда угодно, кроме Минхёка, всем своим видом показывая эмоцию «я не знаю, как моя жизнь оказалась столь тесно связана с этим имбецилом», а тот в свою очередь сосредоточился на том, чтобы поскорее доставить себя любимого и ужин в «Dopamine». Тот факт, что они находились на расстоянии менее полуметра друг от друга, имел значение для обоих постольку-поскольку.       Когда машина наконец остановилась, спустившись на подземный паркинг, и оба пестровласых покинули авто, их встретили две пары негодующих глаз. Одна из них принадлежала девушке с угольным каре и родинкой чуть левее подбородка, а вторая — вожаку собственной персоны. Оба выглядели так, словно им принадлежит весь мир, хотя, на самом деле, всё вокруг находилось под эгидой именно этого мужчины, чьи касающиеся широких плеч волосы ныне отсвечивали лазурно-голубым.       — Который час? — спросила девушка, сложив руки под объемной грудью, полуобнаженной в глубоком декольте её платья-пиджака.       Обладатель небесно-голубой копны волос, подсмотрев время на электронных часах прямо за спинами недовольных боссов, лишь усмехнулся, открывая багажник, ещё, к счастью, не успевший пропитаться трупным запахом.       — Пора ужинать.       Звон серебряных вилок и ножей о керамическую посуду, частично отколовшуюся по краям, сигаретный дым и запах крови в воздухе. Этим наполнилось помещение с длинным столом, низким потолком и на удивление хорошим для подвала освещением, где сейчас собралось шестеро.       Шестеро кого? Если говорить с точки зрения общественности, в которую они совершенно точно не входят, — шестеро мутантов, убийц, людоедов. А с другой стороны, на которой как раз находятся они, — дофаминцы. Возможно отшельники, всё ещё убийцы, но точно не монстры.       На столе, однако, накрыто на семерых. Уже разделанная и частично обработанная термически тушка, что несколько часов назад ещё обладала разумом и жизнеспособностью, разложена на нескольких крупных блюдах: бёдра, грудина, шея, печень, сердце по отдельности. Если не знать, что ранее это был человек, то акт каннибализма можно принять за заседание клуба любителей говядины. Никаких тебе вяленых ушей, мозгов в вине и глазных яблок в стакане текилы. В качестве напитков — вино, соджу, обычная вода. В действительности, всё совершенно не так, как об этом говорят средства массовой информации. От них же поступает информация, что после девяти вечера выходить на улицу не стоит, однако и это, как показывает практика и даже некоторые статистики, брехня.       Оживлённых разговоров в этом зале не услышишь — мало кому из присутствующих хочется растягивать пожирание не самой насыщенной вкусом пищи. А многие даже и не знают, что еда может быть не только источником энергии и жизненной необходимостью. Однако кое-кого, еле разрезавшего кусочек обжаренной голени, тишина всё же немного напрягала. Впрочем, Кихёна редко не напрягает что-либо.       — А где Юна?       — За барной стойкой, должно быть. Кому-то же нужно там стоять, — пожав плечами, отвечает Сон Чеён — та самая дама с каре.       — Лучше бы ты за себя так переживал, как за неё, — усмехнулся Минхёк, слегка толкнув Ю локтем.       В их сторону покосился Ёндже, сидевший слева от ребят через одно сиденье, на котором должна была сидеть как раз-таки Шин. Но не с каким-нибудь презрением или раздражением, а лишь из-за того, что эти двое были единственными, кто прервал тишину. Отчасти он был даже благодарен им за это.       Однако, за младшую беспокоился не один только розововолосый. По правде, та должна была уже уговорить последнего клиента уйти и спуститься к остальным дофаминцам. И, честно говоря, оставляя Юну одну с множеством пьяных мужчин, Джебом довольно сильно рисковал, при том не столько даже жизнью Шин, сколько репутацией бара. Ведь, если клиенты переймут от неё мутацию, восстановить цепочку заражения будет проще простого, и полиция по очевидным следам приползёт сюда.       Им поднял взгляд со своей тарелки, на которой красовался сочный кусочек мяса с плечевой части добычи; к слову, он и сидящая справа от него молчаливая девушка были единственными, кто сейчас ел сырое. Лидер пробежался взглядом по каждому, кого можно было бы отправить за седьмым членом «семьи».       Сам он отпадает, как и Хираи Момо — та, что справа от него. Просто потому, во-первых, отмываться от запаха после трапезы займет у них слишком много времени, а во-вторых, Момо не понимает корейского, и пытаться просить её попросту бесполезно. Чеён тоже вряд ли стоит поручать что-либо: отношения с Шин у неё довольно сложные, а отрывать от трапезы эту волчицу — не есть хорошая идея, если нет желания выводить её из себя. Минхёк просто-напросто безответственный. Кихён не сможет сделать ровным счетом ничего, если что-то случилось. Остаётся только Ёндже. «А почему, собственно, нет?»       — Ёндже, — обратился Им к парню, — сходи проверь, что там как. Желательно, вернись уже с Юной.       В ответ лидер получил неоднозначный взгляд, означающий не то легкое недоумение, не то ещё более малопонятную эмоцию, переводимую как «ты действительно выбрал меня среди всех других?». Однако, упираться Чхве не стал, даже слова не сказал. Лишь промокнул губы лежащей рядом тканевой салфеткой и сделал глоток вина из бокала, вместе с которым и покинул обеденный зал, поправляя чёлку так, чтобы та закрыла повязку на правом глазу.       Поднявшись в основной зал бара, со-глава поначалу не заметил ничего необычного. Как и всегда, пьющие и немного шумные люди за столиками, тусклое освещение, в котором мало что видно вообще. А вот у стойки непорядок. Стоявшая за прилавком Юна явно чувствовала себя неловко и даже побаивалась из-за напористого внимания одного из посетителей. Мужчина за сорок, очевидно, нетрезв. Ему даже дела нет, что девушке лишь восемнадцать. А может даже хуже: может, это ему и нравится. Как бы там ни было, разобраться с этим и предотвратить возможные инциденты — задача Ёндже.       Одноглазый подошёл медленно, скользя краем бокала в своей руке по краю деревянной столешницы. Подобравшись к нелицеприятному аджосси достаточно близко, теперь находясь в метре от него, парень демонстративно кашлянул для привлечения внимания. Красные от пьянства глаза тут же обратили на него свой мерзкий взор.       — А ты чё, секьюрити? — хрипло усмехается мужчина.       Дзынь! — бокал разбивается о ту же столешницу, заставляя пьяницу дёрнуться от неожиданности. В руке Ёндже остается лишь ножка да острые небрежные края отколовшейся хрустальной чаши, уже мало похожие на бокал.       — Если вам так угодно.       — Сынок, мы просто болтаем.       Тем временем рука полулысого любителя соджу неприлично крепко сжимала руку Юны, тогда как сама девушка с перепугу не могла даже шевельнуться, лишь поглядывая на Ёндже время от времени.       — Вынужден прервать вашу беседу. Мы закрываемся.       Посетитель пренебрежительно цыкнул. Видимо, молодой человек с повязкой на глазу и потенциальным орудием убийства в руке совершенно не представлял для него авторитета. Он продолжал невозмутимо поглаживать тыльную сторону ладони Шин, при этом сильно сжимая её тонкую руку. Становилось ясно, что договориться мирно не получится.       — Сэр, вы же не хотите, чтобы я вызвал полицию? — Чхве без колебаний приставил острый конец разбитого бокала к горлу мужчины, задевая смуглую кожу явно нездорового оттенка крохким хрусталём и высвобождая ярко-красную капельку крови.       Подобно двум хищникам, готовым перегрызть друг другу глотки, они сцепляются взглядами. Абсолютно невозмутимое выражение лица Ёндже было столь холодным, что легко могло довести до нервного срыва: такой противник и глазом не моргнет, как прирежет врага. А вот пьяница, наоборот, слишком очевидно демонстрировал целый букет эмоций, начиная от ненависти и заканчивая страхом смерти. Это выдавало его с потрохами, делая ещё более уязвимой и легкой добычей. Хотя есть такую гнилую плоть мутант стал бы, разве что, находясь одной ногой в могиле.       Угроза таки сработала: незнакомец отпустил руку девочки. Та тут же выбежала из-за барной стойки и скрылась за дверью с табличкой «STAFF ONLY». И как только дверь за ней захлопнулась, несостоявшийся маньяк оттолкнул одноглазого резким толчком ноги в живот. Чхве отнесло на полметра назад, а бокал выпал из руки, разбиваясь о пол на мелкие кусочки. Мгновение ока — и он вновь оказывается в опасной близости от недоброжелательного клиента. Только теперь перед мужчиной уже совсем не неприметный парень в сплошь чёрной одежде, а синеволосый мутант, скалящийся на него и обнажая клыки. Хватает за горло с такой силой, что невозможно дышать.       Вдруг на всё помещение раздаётся сирена пожарной сигнализации, выключается весь свет, кроме надписи «Выход» над главной дверью. Последние посетители, что до этого таились по углам зала, выбежали прочь. Но никто и не думал обращать внимание на то, что ни запаха гари, ни дыма не было и в помине.       Ёндже не шевелился и жертве своей не позволял, продолжая душить его и слушая хриплые просьбы о пощаде. Мужчина уже не мог видеть мутанта — слишком темно. В какой-то момент он затих, отпустил запястье мучителя и, кажется, потерял сознание.       В момент, когда Чхве отпустил свою жертву, свет включился, а вместе с тем — и режущая слух сирена заглохла. Парень обернулся на послышавшиеся сзади шаги.       — Что ты, блять, делаешь?       Джебом, появившийся так же внезапно, как и всегда, был, очевидно, раздражён и жутко недоволен той неразберихой, что устроил младший. Он посмотрел на осколки хрусталя, на едва живое тело на полу… И на Момо, что стояла в другом конце зала у кнопки пожарного извещателя.       — Я же просил, не бей посуду.       — Может лучше скажешь, что делать с этим уродом?       — Достаточно выбросить его у другого бара. Он пьян в стельку, ничего и не вспомнит, как очнётся.       — А остальные, кто был здесь?       — Это уже у тебя надо спросить: какого чёрта ты ведешь себя так, чтобы вызывать подозрения? А если бы у нас стояли камеры?       — Тогда что я, по-твоему, должен был сделать?!       — Просто вывести его, Ёндже!       Им не любил повышать тон. Особенно в таких ситуациях. Особенно на Ёндже. Однако сейчас, когда вышедшая из-под его контроля ситуация могла впоследствии поставить под угрозу их существование, он не мог держать себя в руках. Джебом злился. В том числе и из-за того, что именно это сейчас чувствует: злость. Он успокаивал себя лишь мыслью, что на его месте Минхо, возможно, поступал бы так же.       А по Ёндже было видно — его задело то, как с ним обращаются. И ведь это не первый раз. Может, с ним что-то не так? Может, это он изменился под тяжестью свалившихся на него трудностей, а любовь Джебома принадлежит именно тому невинному, немного глупому и наивному, беззащитному мальчику, которым Чхве никогда более не будет?       Мимолетная раздраженность сменилась на некое опустошение, наблюдать за которым со стороны не очень-то приятно. Хираи Момо, не двигаясь с места, наблюдала за тем, как парень с повязкой на глазу проходит мимо лидера, нарочно или преднамеренно задевая его плечом и затем скрываясь за дверью в помещение для персонала. Пусть она и не понимала языка, на котором они разговаривали, ей не сложно было догадаться — между ними что-то не так. И интонация, с которой они разговаривали, и взгляд Джебома, будто в воду опущенный. Девушка не нашла ничего лучше, чем подойти к старшему, положить руку на его крепкое плечо и попытаться поймать тусклый взгляд уставших глаз.       — Что с ним такое, чёрт возьми?.. — тихо спросил Им, не надеясь на ответ.       Момо лишь понимающе закивала, сочувственно наблюдая за эмоциями на лице мужчины. Сам он смотрел на разбитый бокал на полу. Кажется, вместе с хрусталём разбилось кое-что ещё. Только в какой именно момент, и как он посмел пропустить это?       «Что-то не так с Ёндже. Или со мной?..»