17.09.2038
Центральная больница Сеула
Ежедневно в морг доставляется хотя бы трое человек на каждую больницу. Причин смерти, как было и сто, и пятьдесят, и двадцать лет назад, остается бесчисленно много. Однако прогрессирующая медицина не стоит на месте и развивается настолько стремительно, насколько невозможно было и предположить ещё в первой четверти двадцать первого века. Всё меньше людей гибнет от сердечных приступов, травм вследствие несчастных случаев и аварий, от рака и прочих патологий. Ныне главной причиной смертности в Корее являются мутанты, численно которых не по дням, а по часам растёт. Невинные граждане погибают от рваных ран, кровотечений и отказа жизненно важных органов. В морг прибывают для судебно-медицинской экспертизы изуродованные до неузнаваемости тела, которые порой невозможно опознать. Одно из таких поступило в отделение под утро. Очевидно, без признаков жизни. По классике, с колоссальной потерей крови. Целый кусок шеи будто бы выдран, но не до конца. На то, что этот труп — жертва именно мутантов, указывало главным образом отсутствие глаза, следов которого на месте обнаружения тела не нашлось. Ну и, собственно, форма раны, чётко выдающая челюсти, отличающиеся от животных. «Невкусный оказался» — отшучивался главный патологоанатом, разглядывая тело, касательно которого ещё не поступало никаких указаний. Никто не объявлял розыск, но опознать тело оказалось до безобразия просто: оставшееся в нагрудном кармане пиджака полицейское удостоверение с прикрепленной фотографией и кодом идентификации значительно облегчало задачу следователей и секретарей госпиталя. Что делать с телом сейчас — непонятно. Распоряжаться им без понимания того, что с ним собираются делать, строго запрещено законом. Более того, у погибшего даже гражданство не южнокорейское. Остается только ждать, когда на месте работы кто-нибудь возьмет ответственность за упокоение души погибшего. Потому что родственников, судя по данным в Базе, не осталось, а графа «семейное положение» пустует. В контактных номерах для чрезвычайных случаев указан лишь один, и тот уже больше года недействителен. Мужчина в белом халате решает оставить пропахшее гнилью помещение и не забивать голову тем, что его совершенно не касается. Зашторенная комнатушка остаётся пустовать в темноте на долгие часы. Белостенная коробка, что могла бы быть обыкновенной палатой, совершенно пуста и в то же время наполнена людьми. Сложно воспринимать таковыми тех, кто с живым человеком из общего имеет только внешнюю оболочку, дай бог в полной комплектации. Однако простой человек, наткнувшись на бездыханное тело, вряд ли будет относиться к нему как к безжизненной оболочке. Иначе не было бы всех этих ритуалов захоронения, поминок, и могилы бы никто не навещал. Человека считают человеком даже после смерти: клинической, биологической, моральной… Люди рождаются и умирают лишь раз. Однако среди накрытых белыми простынями покойников есть и тот, кому Смерть протягивала свою костлявую руку аж дважды. И это не считая те разы, когда сущность в чёрной мантии лишь дышала в затылок, напоминая о том, что она всегда рядом. Но сколько бы несущее гибель создание ни пыталось увести этого, казалось бы, очередного человека с собой, у него никак не получалось. Даже когда он сам пытался призвать жнеца смерти, дабы тот навсегда забрал его обессилившую душу с собой. Словно что-то держит его здесь, в мире живых, и не отпускает. Или же он сам, стараясь приблизить свой конец, лишь отдаляет его, и на самом деле не хочет умирать. Смерть уводит в тишину, во мрак. «Оттуда» ничего не слышно и не видно, там нет чувств. Но почему он чувствует? Почему забытье — это лишь лёгкая дрёма по ощущениям, а не облегчение и, более того, не «ничто»? И звуки слышатся, хоть и будто бы из-под толщи воды. Открыть глаза страшно, когда не знаешь, что можешь увидеть перед собой. Шевельнуться сложно, а осязание возвращается постепенно. И первое, что чувствуется — холод. Мурашки по всему телу и легкая дрожь в руках — непроизвольное сокращение мышц, ещё на забывших, как двигаться. Сознание начинает проясняться, появляются первые мысли. Всё словно впервые и в то же время «опять». Он спрашивает, будто бы у голоса в своей голове: «Кто я? Почему я здесь? Я жив?». Давать ответы на эти вопросы не имеет большого смысла, если честно. Ведь, к сожалению, он и сам всё знает. Он действительно чувствует ту превратную жизнеспособность. Практически так же, как раньше: чувствует, как на вздохе вздымается грудная клетка, как сердце отбивает ритмичные удары. Но не чувствует, что хочет здесь находиться. Странно то, что он даже не понимает, почему оказался здесь и почему настолько истощён. Не может вспомнить последнего, что с ним случилось. Он — Марк Туан. Хоть имя своё вспомнил, уже неплохо. Следующий шаг — открыть глаза. Даётся с трудом, однако никакого яркого света в глаза, вопреки ожиданиям, не было. Да и вообще, изменилось мало что. Всё так же темно. Поначалу он даже подумал, что ослеп. Однако постепенно глаза привыкали к темноте, и текстура ткани, которой накрыли «мертвеца», прорисовывалась всё чётче, и уже не казалось, что вокруг — лишь темнота. Шевельнуть рукой, чтобы стянуть покрывало, оказалось настоящим подвигом. Стянув тонкую ткань до бёдер, Туан тут же почувствовал холод на оголённом участке тела. Ну да, покойников в одежде не осматривают, а убавлять температуру в морге, чтобы замедлять разложение — нормальная практика. По ощущениям, в помещении было не выше нуля по Цельсию. Взгляд постепенно фокусировался на выключенной лампе прямо над головой. Сквозь плотные шторы пробивались мельчайшие лучи света, благодаря чему комната не погружалась во мрак полностью. Здесь темно, но не так, как могло бы быть при выключенном свете ночью. Парень делает глубокий вдох, пытаясь понять, нормально ли работают лёгкие. И тут же отмечает резкую боль, но не в грудной клетке, а в шее, в области глотки. На свой страх и риск он касается больного места кончиками пальцев, тут же нащупывая свежие швы, сшивавшие ещё саднящую рану. Как бы он ни напрягал извилины, готовые было атрофироваться, вспомнить, откуда она, не получалось. А какая, впрочем, разница? Быть может, он отрубится снова через час-два, и на этот раз — точно навсегда. Вряд ли что-либо будет иметь значение тогда. По правде, подниматься страшно. Вдруг позвоночник сломан, и при малейшем движении его тут же скрутит от адской боли? Что ж, есть лишь один способ это проверить. Сделав ещё один вдох сквозь боль, Марк садится на кушетке, опираясь на руки сзади. Вроде не так уж тяжело, однако мышцы явно утратили необходимый тонус — ощущения напоминали движение под водой, осложняемые её плотностью. Несколько секунд его мучало головокружение и странная пелена перед глазами, вскоре рассеявшаяся как ни в чём ни бывало. Попытка подогнуть ноги, к удивлению, увенчивается успехом с первого раза. На самом деле, ему почему-то страшно сбросить простынь полностью. Хотя, казалось бы, чего бояться — он уже в морге. И лежащие со всех сторон «мумии» под простынями негласно подтверждают эту догадку. Ещё Туану боязно смотреть за спину: вдруг он лишь дух, отделившийся от своего тела, как бывает в фильмах. Но духи ведь не чувствуют температуры, верно? А ему сейчас, по ощущениям, грозит замерзнуть насмерть. Спешить некуда, поэтому парень постепенно свешивает босые ноги с кушетки одну за другой, ставит их на холодный больничный кафель и только потом перемещает вес на стопы, продолжая держаться за край койки. Поначалу шатаясь, он постепенно привыкает к вертикальному положению тела. Укутывается простынёй, чтобы не так сильно мёрзнуть, и судорожно ощупывает её синими руками, убеждая себя в том, что может чувствовать её жёсткость. Что-то в его сенсорике по-прежнему не так, как должно быть. Что-то сломано, но что именно? Первое, о чём Марк решает позаботиться, — это поиск одежды. Оглядевшись, мужчина находит повешенный на крючок у койки бумажный пакет с биркой «Марк Туан, 16.09.2038, 22:57», в котором лежали бережно сложенные личные вещи. Удостоверение личности и наручные часы — сверху, ниже — одежда, сложенная в zip-пакет. Должно быть, это предполагалось оставить как улики. Разглядывая отдельно свёрток с одеждой, Туан непонимающе хмурится, обнаруживая на ней огромные красные пятна.«Я что, зомби?»
Воспоминания валятся на него, словно накрывающая с головой волна бушующего моря, что норовит утянуть за собой в неизведанные мрачные пучины. В голове всплывает адская боль и дрожь в теле, и звёздное небо, что млекло перед глазами. Рука вновь тянется ко шву на шее, теперь осознаннее прощупывает его форму. Неужели укус? События одно за другим мелькают перед глазами. И каждое повергает в ужас, заставляет всё внутри сжиматься и выворачиваться наизнанку. Чувства смешались, подобно совершенно несочетаемым между собой продуктам в блендере. Он всё вспомнил. Из-за чего и из-за кого «умер», за что боролся и почему потерпел сокрушительное поражение. Так хотелось остановить поток мыслей, чтобы не делать себе с каждой секундой больнее. Схватившись за голову, Марк изо всех сил сдерживался от того, чтобы не закричать. Осознание настолько повергало в шок, что аж душило, не давало даже заплакать. Хотелось просто кричать. В несколько мгновений он точно заново пережил пропитанные болью и отчаянием два года, и прежняя агония пронизывала грудную клетку, напоминая обо всём, о чём хотелось забыть любой ценой. Он вспомнил всё. Начиная тем солнечным утром, когда появление Чхве Ёндже предотвратило разможжение его внутренностей по асфальту, и заканчивая последним, что Марк услышал из уст младшего прежде, чем отключиться. Как бы ни хотелось в это верить, Ёндже действительно оказался способен убить лучшего друга ради личной выгоды. Однако, если всё так, почему Марк не умер? Полученные им травмы несовместимы с жизнью, и убийца, очевидно, добивался именно этого. Если Туан действительно потерял так много крови, почему выжил? Рассуждения стоило бы отставить на второй план. Сейчас первостепенная задача — выбраться отсюда поскорее, чтобы не вызвать лишних вопросов. Тяжело вздыхая, мужчина всё же решает надеть то, что есть, раз уж выбирать не приходится. К счастью, нижнее бельё и брюки пребывали в носибельном состоянии. Чёрт с ней, с рубашкой, и кому вообще нужен галстук, когда на шее шов. В хаотичном сплетении мыслей соображать довольно сложно, потому Иен не сразу догадывается поискать что-нибудь из одежды в чужих вещах. Как бы ни аморально было обворовывать трупы, толстовка умершей от передозировки девушки оказалась очень кстати. Туан осматривается в поисках зеркала, но, к своему разочарованию, не находит его. Выходить из помещения для покойников, не зная, как выглядишь, — всё равно, что идти на вечеринку, не узнав дресс-код заранее. Как минимум чревато нарваться на косые взгляды и шептания за спиной. Другая проблема — что делать, когда ты буквально мёртв для общества? Вдруг Марка осенило: что если он всё ещё жив, потому что стал мутантом? За этим вопросом возникал десяток сопутствующих. И, как ни печально, времени на их решение сейчас нет. Первостепенная задача — выбраться отсюда, оставшись незамеченным или, если удача так и не встанет на его сторону даже в этой жизни, попасться на глаза как можно меньшему количеству ненужных свидетелей. Туан огляделся по сторонам в поисках чего-нибудь, что помогло бы осуществить план побега, и его взгляд остановился на окне. Оно ничем не отличалось от обычного, расположенного в палатах для пациентов. К тому же, насколько ему было известно из небольшого опыта работы правой рукой детектива, морг никогда не располагался выше третьего этажа — для облегчения транспортировки трупов. Следовательно, шанс выжить после прыжка из такого окна достаточно велик, чтобы рискнуть. Впрочем, рисковать и так нечем. А если всё, что ему известно о мутантах на данный момент — правда, то падение с десятиметровой высоты не оставит на нём и царапины, если вовремя сгруппироваться, вспомнив былые годы работы каскадёром… Что же забрать с собой в новую жизнь? Телефон точно не понадобится — по нему отследят и поймают сбежавшего мертвеца раньше, чем тот начнет жрать мозги невинных граждан. Именной бейдж, как напоминание о прошлом, хотелось так и оставить в холодных стенах морга. А вот ключи от квартиры и травматическое огнестрельное оружие, выданное сотруднику полиции для самозащиты, пригодятся наверняка. Кроме того, всё необходимое удачно поместилось в карманах брюк. Наконец рука тянется к ручке, открывающей окно настежь. Какая удача: навскидку здесь не больше шести метров в высоту, а окно выходит на совершенно пустой задний двор, из которого уйти незамеченным — как два пальца об асфальт. «Не лучшее время проверять гипотезу, но по-другому, видимо, никак» Свесив сначала одну ногу, затем другую, Туан всего на миг погружается в воспоминания, делает глубокий вдох и прощается с ними на выдохе, отталкиваясь от подоконника и десантируя вниз. Будь то захлестнувший адреналин или вернувшийся к жизни инстинкт самосохранения, но Марку удалось в считанные секунды принять положение, спасшее его от многих возможных травм и позволившее подняться на ноги почти сразу, прокатившись кувырком. Пожалуй, это лучший из возможных исходов. Помогли ему полученные ранее навыки или всё-таки способности мутанта — не ясно. Но, если подумать, мышечный тонус у него завидный для покойника. Не зная своего точного местонахождения, не зная даже, как он выглядит, Марк знал лишь одно — ему нужно домой. В каком бы состоянии он туда ни добрался и сколько косых взглядов ни пришлось бы словить по пути. В конце концов, люди на улицах этого города не намного живее него во многих смыслах.***
Дверь в очередную комнату квартирного блока была не заперта. Очевидно, в квартиру официально мёртвого инспектора полиции вторгались. Кто и с какой целью — останется загадкой. Однако вряд ли сюда вернутся. По крайней мере, хочется думать, что после смерти Туан не будет нужен больше, чем был при жизни. Переступив порог давно знакомой квартирки, Иен вдыхает холодный, почти щекочущий легкий запах одиночества. Забавно: его не было дома чуть больше двух суток, максимум три дня, а по углам уже собираются комочки пыли. Небось, пролежи он не живым не мертвым чуть дольше, всё вокруг было бы оплетено паутиной. Закрыв дверь на замок, Марк наконец выдыхает — настолько, насколько позволяет малость стянутая швом шея. Чувствует он облегчение, свободу, страх или опустошение? Ничего из этого. Он будто подвешен в пространстве, которое едва ощущает кончиками пальцев и от холода которого по бледной коже бегут мурашки. Включить голову так же сложно, как заставить себя сделать ещё шаг вперед и хотя бы принять душ, посмотреть на себя в зеркало. Понять, в конце концов, кто же он такой теперь. И есть ли смысл ещё пить таблетки, прописанные ему психотерапевтом под большим натиском Ким Кибома.Интересно, хотя бы он придёт на его «похороны»?
Наконец оказавшись перед замызганным зеркалом, Марк смотрит в него слишком долго. Точно дикарь, впервые увидевший собственное отражение. По правде, Иен правда забыл, как выглядит. Слишком давно не смотрел в зеркало. А теперь в какой-то мере сожалеет, что решился посмотреть страху в глаза. Да, в какой-то мере он побаивается себя, что совсем не удивительно, учитывая огромный шрам на половину шеи, взлохмаченные и неухоженные чёрные пряди волос, спадающие до скул, и пустую глазницу. Это не облик человека. Это облик чудовища, которое будто бы было в нём всегда. Чудовища, что несколько раз чуть не погубила его самого. Истинная суть, которая явила себя сейчас. За время работы с Кимом Туан узнал достаточно о мутантах, чтобы с девяностопроцентной уверенностью предположить, что же с ним произошло и почему он остался жив, потеряв столько крови и фактически не подавав никаких признаков жизни более двенадцати часов. Сказать, что он был бы удивлён новостью о том, что сам стал тем, кого больше всех призирал, — значит раздуть из микроскопической капли Тихий океан. Однако оставалось ещё десять процентов вероятности, что ему просто повезло. Как же тогда проверить гипотезу? Взгляд невольно падает на лезвие бритвы, оставленное на краю ванной довольно давно. Острое, способное разрезать кожу достаточно глубоко, чтобы достать до самых глубоко сидящих вен — Марк проверял. Ему не впервой проверять себя на прочность этим неигрушечным куском металла. Потому острие мелькает в руке с такой же естественностью, как зеленый лист на ветке дерева. Даже пальцы не дрожат. Занеся лезвие над запястьем, Туан полоснул себя по руке. Он и глазом не моргнул, когда на белый кафель одна за одной полились капли густой крови, сочащейся из вен, подобно вишневому сиропу. Лишь наблюдал. На миг сознание начало туманиться, а острая боль заставила внутренности сжаться, а пульс замедлиться. Знакомые ощущения. Кровь лилась и лилась, а Марк и не думал препятствовать ей. Смотрел, стиснув зубы. Не прошло и минуты, как кровь начала сворачиваться, в глубокий порез, растянувшийся на всю толщину руки, затягивался, точно его зашивали невидимые нити. Еще полминуты — и рана затянулась полностью, и о её присутствии на теле напоминали лишь засохшие кровоподтёки. Лезвие выпало из рук на пол, со звоном отскочило и закатилось под ванну. Марк опустился на пол, спиной оперся на стиральную машинку и уставился в потолок. Радоваться ему или расстраиваться? Его бессмысленная жизнь продлена ещё, а неопределенный срок благодаря (какой же, чёрт возьми, абсурдный бред!) его же убийце, а в мире стало ещё на одного серийного убийцу больше. — Неужели придётся начинать всё сначала? — хрипит Иен себе под нос, усмехаясь бессильно. Где-то на подоконнике спальни лежала пачка сигарет, а в шкафчике буфета точно был виски, никем никогда не открытый. Помощника детектива по имени Марк Туан больше нет. Иен Туан — мутант-одиночка, решивший, что очередной плевок от судьбы в лицо — это знамение оставить прошлое позади и начать всё с чистого листа.