Кровавый дофамин

      Грудную клетку спирает от боли из-за холодного воздуха. Ночью в разы прохладнее, и это ощущается в каждом дуновении ветра, колышущего листовки бумаги на столбах и домах — листовки о пропахших без вести, чье число с каждым днем растет в десятки раз. На улицах в такое время почти никого нет. Особенно в таких местах, где нога здравомыслящего человека давно не ступает.       Минхёк пробрался сюда не просто так. Сейчас не то время, чтобы рисковать бесцельно. И дышать холодным воздухом на бегу, к слову, тоже никому на пользу не пойдет. Он оглядывается по сторонам, пытаясь разглядеть что-то в кромешной темноте. Среди складов топлива и пиротехники нет ни фонарей, ни прожекторов, что могли бы освещать местность хоть немного. Всё, что есть — это блеклый лунный свет и отголоски залитого ночными огнями города. И, по правде, в поисках это помогает слабо. Но других вариантов, к сожалению, нет.       Под ногами шуршит песчаная насыпь, и каждый лишний шорох заставляет думать, что за спиной враги. И когда он стал таким параноиком?       Ли оббегал одни и те же склады не раз и не два, но не нашел ничего. Их стояло порядка семи в ряд. С момента, как они с Кихёном и Юной были здесь, прошло совсем немного времени, однако ни следов обуви, ни каких-либо ещё зацепок на глаза не попадалось. Надежда догорала, как свеча. Но стоило только подумать о том, что здесь бесполезно продолжать поиски, как ветер подул сильнее, и дверь одного из складов заскрипела, приоткрывшись на пару сантиметров.       «А может не стоит?» — подумал голубоволосый, сглатывая слюну и делая шаг к источнику скрипа. «Это может плохо кончиться. Там точно кто-то есть»       Сердце стучало о рёбра, тогда как остальные шумы вокруг резко стихли. Минхёк слушал лишь его — в обоих смыслах. Если Юна пропала по его вине, ему и исправлять свои ошибки. Может, даже ценой собственной жизни.       Подкравшись к двери, точно охотящийся дикий кот, Ли заглядывает внутрь. Темно, как и ожидалось. Быть может, нет там никого? Но в глаза почему-то бросается замок, открытый, видимо, не ключом. Парень делает глубокий вдох и ругается про себя: «Я что, вот так глупо умру?»       Набравшись смелости, он резко открывает дверь склада так, что та с оглушающим шумом ударяется о прилежащую стену. Всё или ничего. Минхёк даже оружия при себе не имеет. И на секунды две он даже пожалел о поспешности собственных действий. А когда из темноты послышался мужской голос, его и вовсе сковало страхом:       — Ты либо почти бессмертный, либо идиот.       — А ты кто? — изображает Ли смелого парня, пока есть такая возможность.       — Смотря кто спрашивает. А, погоди… Я, кажется, видел тебя раньше.       — Чего?!       Незнакомец отнюдь не кажется враждебным. По его голосу даже кажется, что его застали врасплох.       Вслед за секундным копошением слышится щелчок карманного фонарика. На мгновение луч белого света падает под ноги незнакомца. Минхёк успевает заметить лежащего на земле человека — мужчину в форме рабочего, явно не живого — прежде чем фонарь направляют на его. Он щурится от резкого света и теперь не видит совершенно ничего, что довольно опасно. Однако вместо того, чтобы атаковать, неизвестный переводит луч света на себя.       — Так и подумал, что ты из «Дофамина».       Как только зрение приходит в норму от мгновенного шока, Ли вглядывается в показавшееся лицо. Оно не кажется ему знакомым. Но вот что больше бросается в глаза — это кровоподтёки вокруг рта и на подбородке, которые мужчина на его глазах пытается вытереть салфеткой.       — А ты, значит, мутант.       — Как видишь.       — Я не в настроении драться за еду, так что…       — А зачем ты здесь тогда? — спрашивает некто с серебряными волосами прежде, чем Минхёк полностью развернётся, чтобы уйти. — Да и к тому же, я готов поделиться. Лишь бы Хонджун об этом не узнал.       — Хонджун?.. Ты что, из «Офиона»?       — Всё верно.       — И ты не собираешься меня убить?       — Это не по моей части.       — Подозрительно как-то.       — На твоём месте я, наверное, тоже засомневался бы. Но дело твоё.       — Это вы похитили Юну, да? — спрашивает Минхёк неожиданно даже для самого себя.       Седовласый будто поперхнулся. Опустил голову и фонарь, точно хотел спрятать своё лицо.       — Мне жаль. Правда.       — Значит, вы, — Ли опустошенно усмехается, пряча руки в карманы.       Чувствует ли он что-то теперь? Нет, в душе Минхёка не дрогнула ни единая струнка. Юна вряд ли жива, раз попала к ним в лапы. Есть ли смысл теперь задавать вопросы, если все ответы принесут лишь боль?       — Ты ведь голоден? — спрашивает мужчина всё тем же виноватым тоном. — Поешь, пока он свежий. Здесь ещё много.       — Предлагаешь мне поужинать с тобой? — хмыкнул Ли. Он подумывал о том, чтобы отказаться, однако изменил своё решение в последний момент, когда голод напомнил о себе спазмом в желудке.       Прикрыв дверцу склада, Минхёк проходит вглубь, садясь прямо рядом с тем, кто фактически является ему врагом. Чувства страннее он прежде не испытывал.       — Я Пак Сонхва, — представляется офионец.       — Минхёк.       — Приятного аппетита, Минхёк, - борясь со своей робостью, Сонхва натягивает почти дружелюбную улыбку.       — Спасибо, — не без доли неловкости благодарит Ли и тянется за бедром туши какого-то мужика за сорок.       Зубами разрывает кожу прямо через одежду, рвёт уже мёртвую ткань человеческого тела и снимает шкуру до колена, затем сплевывая. Всего два укуса ещё налитого кровью мяса — и к телу приливает жизнь. Точно спасательный глоток воды среди пустыни.       Сонхва тем временем обгладывал кость плеча, что уже успел съесть почти без остатка.       — Я правда надеюсь, что мы сможем разрешить всё мирно, — признался Пак, сглотнув безвкусный кусок плоти.       — Вам это разве выгодно?       — Не сильно выгоднее, если вы все умрёте. Чем больше нас, тем проще выжить.       — Еды ведь меньше.       — Очень много мутантов погибает слишком жалко.       — А ты эмпат, — усмехается Минхёк.       — Мы ведь все одинаковые. Сейчас почти нет тех, кто родился с мутацией. Все, кто сейчас под крышей «Офиона» — это пропавшие без вести люди, которым не повезло.       — Тебя это так беспокоит?       — Больше беспокоиться уже не о чем.       Не найдя, что сказать, Минхёк продолжает есть, раскусывая сочащие кровью мышцы и сухожилия. Чёрная футболка быстро пачкается багровыми пятнами. Земля под трупом успела окраситься потемневшим красным.       Сонхва не похож на того, кто мог бы в одиночку убить человека. Даже ради собственного выживания. Однако же смог. И, судя по тому, как мало на мёртвом теле лишних повреждений, уже не в первый раз. И тем не менее, находиться рядом с ним по какой-то причине не страшно. Враг оказался способным на такое, подумать только!       — Знаешь, ты прав. Мы ничем не отличаемся. Все просто боятся сдохнуть, так и не пожив. Лично мне как-то не хочется умереть в двадцать три.       — О, так ты меня младше, — чуть слышно посмеивается Сонхва, после промакивая перепачканные кровью губы тряпичной салфеткой.       — Тц, нашел, чему радоваться!       — Не то, чтобы я радовался. Напротив. Ты совсем молодой.       — Ты тоже, вроде, не аджосси.       — Не сказал бы, что чувствую себя на свои двадцать пять.       Сложно сказать, долго ли продолжался этот внезапно начавшийся диалог. Сонхва пришлось уйти первым, осознавая, что его скорее всего жестоко накажут, если узнают об этом разговоре. Минхёк же остался там на какое-то время, размышляя то об одном, то о другом. В голову забирались слишком разные мысли, начиная словами офионца и заканчивая судьбой Юны. Ни на один вопрос он так и не нашел ответа. И, увы, вряд ли когда-нибудь найдет.       Вернувшись в «Дофамин» ни с чем, Ли не заикнулся никому о том, что произошло, прикрывшись «охотой». Но смотреть на мир по-прежнему он более не сможет. Вряд ли что-нибудь вообще будет по-прежнему.

***

      Стрелка серебряных Rolex показывает на третий час. Время позднее, если учесть, что «день» начался в час после полудня. Вполне заслуженный ужин уже накрыт; банкетный стол длиною в пять метров с легкостью принял бы и дюжину гостей, однако стоят на нём всего две порции и два бокала. Хоть жареный шмоток мяса без каких-либо украшательств, одиноко лежащий на тарелке, и не впечатлял аппетит, эстетическую функцию превосходно выполняли ажурные подсвечники, наполненные красным вином бокалы из тончайшего стекла и красно-белые скатерти.       Ву Ифань по обыкновению занимал почетное место во главе стола, прокручивая в руке бокал с крепким напитком, дабы тот раскрыл свой аромат во всём великолепии испанского виноделия. Хищный взгляд, устремленный на чужую порцию на противоположном краю стола, выдавал его недовольство этой картиной. Дважды щелкнув пальцами, мужчина подозвал слугу и сухо приказал переставить порцию на ближайшее место справа от него.       Тот, кого он ждал, немного задерживался. Однако Ву не допускал сомнений в том, что он всё-таки придет — у него попросту нет другого выбора.       «Держи врагов ближе» — таков был принцип Криса. Кажется, в этой пословице что-то говорилось и про друзей, однако таковой категории в кругу связей мужчины не было слишком давно, и маловероятно, что когда-нибудь будут. Люди, которых Ву почтил тем или иным контактом, делились на подчиненных, временных сотрудников, женщин на одну ночь и врагов. Не сложно догадаться, какая категория являлась самой многочисленной. Вопрос, к какой же отнести Феникса?       Его-то он и ждал. Признаться, появление этого молодого человека разделило временную ленту организации на «до» и «после». Тайн стало гораздо больше, даже от самых приближенных главы. Появление этого самого Феникса, как и его пребывание здесь, обросло слухами. Кто-то называл его новой секс-игрушкой босса или прочими нелестными словами, другие нарекали монстром похуже остальных, все беды сваливая на него. Но никто, по сути, даже не знал, кто он и откуда взялся.       Эхо ритмичных шагов, доносившееся из коридора, заставило Ифаня на миг ухмыльнуться. Никому не было известно столько, сколько ему. Даже удивительно, с какой легкостью Феникс раскрыл о себе всё до мелочей. Будто он рассказывал чью-то другую историю, к которой сам не имел никакого отношения, или будто вспоминал худшие годы перед тем, как навсегда оставить их в прошлом. Очевидно, ему было плевать, как этой информацией воспользуются. Вообще на всё плевать.       В высокой арке без двери наконец показывается стройный силуэт, облаченный во всё чёрное: водолазка, слегка открывающие щиколотку брюки и туфли на небольшом каблуке. Застыв в проходе на несколько секунд, он поднимает стеклянные глаза на восседавшего за столом, и лишь после, когда его зазывают жестом, решается занять своё место. На него больно смотреть — кожа настолько бледная, что кажется прозрачной, чёрная водолазка облегает почти костлявое тело, и во взгляде нет ни намёка на связь с реальностью. Вьющиеся волосы, что Ифаню привычнее видеть чёрными, сейчас красные, точно драгоценный рубин. А выражение лица, чересчур отстраненное, выдает с потрохами его нежелание находиться в компании главы «Офиона».       — Голоден? — спрашивает Ву на китайском, дабы сразу задать беседе нужный тон. Ему бы не хотелось, чтобы их подслушивали. — Не стесняйся, ешь. Свежайшее.       — Благодарю.       Феникс неохотно обхватывает серебряную вилку тонкими пальцами и без аппетита тычет жёсткий кусок мяса, не вызывающий у него никаких эмоций: ни аппетита, ни отвращения, ни жалости к тому, кем был этот стейк ещё вчера. В конце концов, отрезав малюсенький кусочек, он всё же проглатывает его, даже не жуя.       — Я долго размышлял над тем, что ты рассказывал. Чужое прошлое меня редко интересует, но твой рассказ, должен признать, зацепил.       Ифань, также приступив к трапезе, планировал эту беседу как относительно непринужденную. За те без малого три месяца, которые мрачный паренёк провёл в стенах «Офиона», Ву больше не видел в нём никакой угрозы. Этому типу не то, что диверсию устраивать — даже жить, похоже, не хочется. Однако что-то в глубине окутанной мраком, точно чёрной смолой, души Криса всё же дрогало каждый раз, как дело доходило до этого мальца.       — Тяжко, должно быть, продолжать жить после всего, что тебе пришлось пережить.       — В этом я ничуть не отличаюсь от других офионцев.       — Брось! Ты всю жизнь будто бы ходил по границе жизни и небытия, прежде чем стать мутантом. Как ты считаешь: это спасение или наказание?       — Не знаю, — сжато отвечал красноволосый, почти не поднимая глаз от тарелки, что пустела крайне медленно.       Не похоже, что ему хотелось затрагивать эту тему. Увы, с каждой минутой становилось понятнее, что другое Ву Ифаня мало интересует. А увиливать от вопросов может быть чревато — все это знают. Проведя порядка десяти недель на коротком поводке у этого мужчины, Феникс так и не мог предсказать, чего можно от него ожидать.       — А если всё же подумать?       В горле обладателя рубиновой копны волос застряло комом то мясо, что он пихал в себя через силу.       — Наказание, — отложив приборы, парень промочил горло вином. — Думаю, было бы лучше, если бы я не «воскресал».       — Не думаешь, что это твой шанс?       — Шанс?       — Начать всё сначала, исправить ошибки прошлого… отомстить?       Сухие губы мужчины растянулись в подлую, властную ухмылку, говорившую о его намерениях слишком много. Последний кусок человечины исчез с его тарелки, и в глазах блеснул, без преувеличений, звериный азарт.       — Хотите использовать мою боль в своих целях, значит, — выдохнул мутант, слегка вскинув брови и поджав губы.       — Ты проницательный. Но не только это. Видишь ли, Феникс, всё куда сложнее.       Воздержавшись от ещё одного предположения, аловолосый положил в рот больший кусок мяса, отвлекаясь на трапезу. По правде, ему не сильно-то и хотелось знать, как и зачем его собираются использовать.       — Знаешь, ты сразу напомнил мне кое-кого. Сразу же, как попался на глаза.       Ву откинулся на спинку стула, поднимая глаза на потолок и наощупь доставая пачку сигарет из кармана. Закурив от свечи, он затянулся, затем порывисто выдохнув. Воспоминания отнесли его куда-то далеко. На миг показалось, что о присутствии Феникса он забыл вовсе.       — Ты похож на мою бывшую жену, — наконец добавил он, оценивающим взглядом окинув собеседника.       — У вас специфичный вкус на женщин.       — Она была такой же жалкой и разбитой на вид.       — Что?       — Дослушай, бога ради, — мужчина сделал ещё затяжку. — Ей был ненавистен весь свет. Она хотела лишь одного — умереть. И это читалось по ней, как по открытой книге. Но что-то под её стеклянной кожей так и кричало, просило спасти её душу.       — И вы спасли? — почти усмехнулся мутант.       — Увы. Её демоны оказались сильнее неё самой.       — Соболезную.       — Толку от соболезнований? Мутанты, как и люди, каждый день умирают пачками.       — Но вы её… любили?       Слово «любить» никак не состыковывалось с образом Ву Ифаня. Никто бы не поверил, что он способен на чувства. Даже он сам, пожалуй. Оттого в горле и ком застревает.       — А что такое «любовь»?       Стальной взгляд Ифаня вновь казался опустошенным и лишенным человечности. Он смотрел на небезразличного пробуждающего животный интерес молодого мужчину искоса, пронизывая до дрожи в костях. Не выкуренную и наполовину сигарету Крис тушит о тарелку, резко потеряв к курению какое-либо желание.       Поднявшись из-за стола, он в миг оказывается перед Фениксом, облокотившись на высокую спинку стула и нависая над растерянным мутантом.       — Тебе ли не знать, Иен Туан?