Чем безупречнее человек снаружи, тем больше демонов у него внутри.
Тэхён потянулся деревянными палочками за последней половинкой вареного яйца, утопающего в сладко-остром соусе ярко-красного цвета. Уже будучи у цели, он вытянул шею и с благоговением уставился на еду, которая запросто могла выскользнуть из маленьких бамбуковых приспособлений для еды. Не выронить яйцо по пути в свою картонную коробочку из-под лапши было настоящим испытанием и игрой. Когда у него получилось, он одними губами проговорил «асса», заставив Седжон начать жевать усерднее. — Хочешь, я куплю ещё закусок? — спросила она, не припоминая, когда в последний раз наслаждалась чьей-то компанией настолько сильно. Ей обычно не приносили неудобств трапезы с профессором Юн, с некоторыми одногруппниками, если они не притворялись её лучшими друзьями и не восхищались каждым её вздохом и сглатыванием, но в остальном она предпочитала лучше не есть, чем слушать папино хвастовство, чьи-то глупые вопросы и то и дело ловить на себе мамин взгляд. Мама вела себя особенно странно с лекции в университете. Седжон впервые видела её такой рассеянной перед аудиторией, а после лекции всё значительно ухудшилось. Казалось, мама кого-то ждала. Ждала до последнего, но он не пришёл. Седжон хотелось думать, что это она так папу отчаянно ждала. — А ты хочешь? — Тэхён воткнул одну палочку в мягкий желток, который раскрошился по дну коробочки. — Ты купила лапшу. Могу я что-то купить для тебя? Тэхён был счастлив иметь возможность расплачиваться самостоятельно. Если бы не ограниченность средств, он бы весь день только ходил бы и тратил, создавая при этом видимость самостоятельности, которой ему так хотелось. В Аду без Чонгука и шага ступить нельзя было, а если и можно было, то непременно на цыпочках. Приход на землю оказался глотком свежего воздуха — как образно, так и буквально. Тэхён и сейчас, припомнив о воздухе, сделал глубокий вдох, чуть улыбаясь от ощущения прохлады у реки. В уголках его губ остался острый соус, и пока он улыбался, Седжон воспользовалась ситуацией и вытащила из чёрного пакетика, в котором они несли куриные сосиски и вареные яйца, салфетки. Примяв одну пальцами, она пересела с края скамьи ближе, свободную руку опуская на затылок Тэхёна. Когда его перепуганный взгляд забегал по её лицу, Седжон сосредоточила свой взгляд на его пухлых губах и осторожно, боясь его спугнуть, вытерла соус. — Можешь купить для меня шоколадное молоко, — закончив, она переместила руку с затылка на его подбородок, легонько сжимая тёплую кожу пальцами, пока крутила его голову, рассматривая покрасневшие от острой еды губы. Он был чистым, но она нарочно сделала вид, что снова вытирает что-то на его лице, чтобы подольше полюбоваться им. С её удачей и природным обаянием ей давалось легко всё, кроме отношений с парнями. Она ждала, пока Тэхён сбежит от неё, несмотря на её безупречность, которую так ценили профессора и знакомые из университета или с папиной работы. Седжон старалась делать всё плохо, а выходило хорошо; она старалась делать всё хорошо, а Тэхён… — Шоколадное? — он закивал, явно пребывая с ней на одной волне. — Один пакетик? Нет, лучше два! Тэхён искренне восхищался прогрессом, которого достигли люди самостоятельно, несмотря на фактор наблюдающего сверху Бога. Он наслушался от Чонгука достаточно о том, что Всевышний и пальцем ради людей не пошевелил — не любит вмешиваться в их воспитание. Но люди и без него создали столько всего прекрасного, что значительно упрощало им жизнь, что не восхищаться было невозможно. Например, шоколадное молоко. — Тэхён, — Седжон подпёрла подбородок ладонью, глядя на Тэхёна с улыбкой, — а кем бы ты хотел стать? — Что? — он так и замер, не найдя бумажника в кармане узких джинсов. — Кем?.. Разговоры на слишком человеческие темы с перспективами на будущее Тэхёна воодушевляли и расстраивали одновременно. Мечтать о чём-то будничном, сидя в тёмном баре, без надежды на светлое и настоящее, было легко. Тэхён никогда не позволял себе в открытую делиться с кем-то своими потаёнными желаниями, но это вовсе не значило, что у него их не было. — В плане, — Седжон потёрла подбородок, — врачом, юристом, политиком, художником?.. — Человеком, — Тэхён опустил голову, избегая взгляда Седжон. — Хочу стать хорошим человеком. Она так резко вскочила, что пустая коробочка упала на землю со скамейки. Тэхён наклонился её поднять, краем глаза замечая, что Седжон практически пританцовывает на месте. Собрав весь мусор, он тоже встал и выкинул его в урну. — Это же замечательно! — в её глазах читался восторг. — Ты уже кажешься мне хорошим человеком. Её слова польстили ему. Его губы дрогнули, так сильно он старался сдержать смущённую улыбку, опуская подбородок и глядя на Седжон украдкой. Теперь ему действительно хотелось, чтобы Чонгук попробовал снова. Было бы приятно видеть Седжон в баре так же часто, как Бёль, общаться вместе с ней, не прикрываясь слежкой для Дьявола, и попросить её всерьёз подготовить его для поступления. Даже если у него не будет пяти лет, чтобы окончить обучение, а после смерти Седжон его господин снова будет разбит… Тэхён потряс головой, немного морщась. Седжон показалось, что ему неприятно или он может в любой момент чихнуть, но он просто старался отогнать мысль о возможной смерти той, что стояла перед ним. Он понятия не имел, что значит влюбиться в кого-то, но не иметь возможности как-нибудь снова прокрасться в актовый зал университета или поесть рамёна у реки Хан с этой приятной девушкой с родимыми пятнышками в форме звёзд, казалось Тэхёну ужасающей перспективой. Он изучал интернет достаточно поверхностно, но даже так мог бы сравнить свои отношения с Седжон с тем, что видел. И они бы назывались дружескими. Тэхён был уверен более чем на пятьдесят процентов, что он уже дружит с Седжон. Она помогала ему с регистрацией, катала на своей машине, гуляла с ним в свой выходной, улыбалась рядом с ним и угощала едой — это ли не называется дружбой? — Но что насчёт специализации? — Седжон не отставала. — Тебе хотелось бы работать только хорошим человеком или есть предпочтения? Глаза Тэхёна расширились, а голова немного закружилась от огромных планов, которые он себе настроил. Если бы не последний приход Чонгука, у Тэхёна был бы шанс вырваться на землю и задержаться на ней, но теперь другие времена, другие правила… — Мне нравится всё, — с присущей детям наивностью заявил Тэхён. — А что нравится тебе больше всего? Седжон сложила руки на груди, чуть запрокидывая голову назад, чтобы смотреть на Тэхёна в упор. Он был выше и отлично вписывался в сочно-зелёный пейзаж. У реки было высажено много невысоких деревьев, все идеально подстриженные и симпатичные, а Тэхён дополнял картину, делая всё ещё красивее. — Я уже говорила, что ненавижу политику и учёбу, — перекатываясь с пяток на носки, она незаметно подобралась ближе к парню, — но мне нравятся рассыпчатый рис, море и милые парни, которые не прикидываются теми, кем на самом деле не являются. Тэхён громко сглотнул от её последнего заявления. Человеческое сердце в его груди забилось неистово, усложняя процесс дыхания. Он часто заморгал, напуганный и пристыжённый. Он прикидывался человеком, которым не являлся ни на йоту. Вся его сущность была лживым чёрным пятном, обычно обитающим в Аду, и он додумался вынести эту темноту в человеческий мир. За его надежды на обыкновенную земную жизнь он мог бы заработать бесконечные удары розгами вне очереди. Седжон встряхнула его за плечо, уже стоя впритык к нему и нечаянно наступая ему на правый носок кроссовки. Тэхён отреагировал на это желанием немедленно посмотреть на свою обувь и опустил голову. Кончик его носа почти коснулся кончика носа Седжон. Это было так близко и неожиданно, что он задержал дыхание и скосил глаза, не успевая проследить за эмоциями на лице девушки. Его ведь просили просто присмотреть. Издалека. А он превратил это издалека в три миллиметра между ними. — Забавные, — выпалила Седжон, обдавая губы Тэхёна тёплым дыханием. — Что? — он чуть не задохнулся, пока не дышал. Подняв указательный палец, Седжон прикоснулась им к нижней губе Тэхёна, вводя его сердце в новый забег, в котором оно не собиралось участвовать. Через мгновение её палец переместился к кончику его носа, затем к левой щеке, но когда она потянулась к его правому глазу, он зажмурился из соображений безопасности. Она трогала его лицо, не помыв руки. Даже дети знали, что нужно мыть руки с мылом. — У тебя забавные родинки, — по её голосу Тэхён догадался, что она улыбается. — У меня тоже… — Я знаю, — выпалил он, не подумав. Седжон хмыкнула в ответ, указательным пальцем проводя по его щеке в сторону, как будто смахивала что-то. — Когда мне такое говорят, у меня появляется необходимость доказать, что они неправы, — Тэхён слушал внимательно, не торопясь открывать глаза, — сразу хочется сделать что-то из ряда вон выходящее, о чём точно никто не мог знать. Например, не явиться на экзамен, ведь все и так знают, что Седжон без подготовки сдаст на отлично; поцеловать профессора точно в уголок губ при одногруппниках, потому что они знают, что Седжон только болтать умеет; взять папину машину без спроса или мамину заколку, так как они знают, что она примерная дочь и на подобные шалости неспособна. Она обещала Тэхёну не приставать, пока он не определится. А он врёт, что не определился, потому что знает, что Седжон не станет делать что-нибудь без его разрешения. И в этом проблема всех окружающих людей. Вечно они всё о ней знают, даже о её родимых пятнах и родинках. — Молоко… — не открывая глаз, он указал рукой куда-то за спину, чувствуя себя странно. Он не мог найти подходящих слов, чтобы описать лёгкое чувство жжения, ползущее у него в груди и распространяющееся на шею. Люди назвали бы это изжогой, исходя из описания, но Тэхёну казалось, что это нечто демоническое пытается вырваться наружу. И затихает после того, как Седжон поспешно целует его в губы. Смазано, влажно, остро и сладко одновременно. Тэхён уже слышит, как где-то вдалеке раздаётся гром, разверзается небо напополам, а вместе с ним и земля, и Бог с Дьяволом спорят, кто из них накажет Тэхёна. Он драматизирует про себя, жмурясь сильнее, а Седжон легонько похлопывает его по плечу. — Ты прав, — говорит она, — молоко нас ждёт. Ты помнишь, что обещал заплатить?***
Чонгук стоял у окна с нежно-розовыми занавесками, выглядывая на улицу, а именно — на небо. Он беззвучно постукивал носком туфли по линолеуму, пока Сончхан сверлила его недовольным взглядом. Он отказался снимать обувь в их доме, мыть руки или выпить стакан воды. Притворяясь, что мачехи и сестры Бёль нет дома, он избегал с ними зрительного контакта. — Мне вынести её сюда или ты зайдёшь со мной? — Бёль шлёпала домашними тапочками, заглушая свирепое дыхание Сончхан. — В твою комнату? — Чонгук криво усмехнулся. — Да что это за чёрт, Бёль? — не выдержала Сончхан, попав точно в яблочко со своим вопросом. — Ты хамишь утром, в мой день рождения, не рассказываешь, откуда у тебя деньги. На этих словах Чонгук метнул в Бёль удивлённый взгляд. Как? Она так скоро попалась, позволив своим родным узнать о том, что она богачка? — И ты приводишь сюда парня… — Он не парень, — Бёль надула щёки, выглядя обиженной. — Я подожду, — вклинился Чонгук, складывая руки на груди и отворачиваясь от окна к кухне, в которой стояла женщина, а из-за её спины выглядывала девушка, ничем не похожая на Бёль. Чонгук пробыл здесь не больше трёх минут, но понимал неприязнь Бёль. Было что-то отталкивающее и неприятное в этих людях, в том, каким тоном они говорили, как смотрели, какие вопросы задавали. А может Чонгуку просто тяжело давались представления нормальных родителей. Его бывшие обычно были достаточно взрослыми и самостоятельными для того, чтобы не жить со своими родственниками и не заставлять Чонгука с ними знакомиться. — Уверен? — Бёль шепнула ему почти на ушко. — Да, просто поторопись, — он подтолкнул её рукой в сторону спальни, опуская ладонь на её поясницу. Сончхан от таких действий прищурила глаза. Бёль не дала ни единого ответа на её вопросы, вела себя подозрительно и высокомерно. Сончхан всегда это раздражало в этой дёвчонке. Иногда, в моменты ярости, она бросала, что Бёль непременно пошла в свою покойную мать, потому что за мужем мачеха такого не замечала. В свою очередь, Сончхан подтолкнула Соль, чтобы та зашла с Бёль в комнату и выяснила всё, как следует. Как только двери спальни закрылись во второй раз, Чонгук шумно выдохнул, как будто он держался изо всех сил, чтобы не сорваться и не заговорить раньше. — Послушайте, — грубо начал он, поражая женщину своей невоспитанностью для столь юного парня, — я всё больше убеждаюсь в том, что становление Бёль, как личности, целиком и полностью — ваша заслуга. И это не комплимент. Разве не учили вас не считать чужие деньги? Она открывала рот, закрывала, стараясь сочинить как можно более грубый ответ, чтобы поставить гостя на место, но Чонгук скривился, чуть качая головой, что значило, что ей лучше даже не пытаться. — Я, — он прижал правую ладонь к груди, делая несколько медленных шагов в сторону кухни, — хочу сделать вам ценный подарок в ваш день рождения. На это Бёль тоже могла бы расщедриться из своих желаний, но после разговора по душам с ней он был очень добрым. Чонгук смотрел в глаза Сончхан, не моргая, подбираясь к ней совершенно беззвучно. И пока он приближался, тусклый красный свет в его глазах становился ярче. Он не злился, это было в целях профилактики, тот самый случай, когда стоит использовать слово «проучил». Мачеха Бёль ахнула, поджимая дрожащую нижнюю губу. В её карих глазах мелькали картинки, которые Чонгук мог наблюдать вокруг себя каждый день, вне зависимости от того, хотелось ему этого или нет: кроваво-красный перетекал в оранжевый, искры взлетали от раскалённой земли, каждый шаг отдавался жжением в стопах, а воздух был таким тяжёлым и горячим, что выжигал лёгкие за два вдоха. Чонгук разорвал зрительный контакт, когда Бёль вывалилась из комнаты вместе со своей сестрой, сражаясь за заколку. — Откуда это у тебя?! — причитала Соль. — Это... — Чонгук в три больших шага достиг девушек, выхватывая из рук Бёль долгожданное вознаграждение за все свои страдания. — Моё. Он любил и ненавидел эту заколку. Она пропутешествовала по всему миру, повидала больше, чем кто-либо, поранила людей больше, чем должна была, даже оказалась не в тех руках. — Что ж, — уголки губ Чонгука медленно тянулись вверх, пока он окончательно не расплылся в удовлетворённой улыбке. Его взгляд, слегка безумный и искрящийся, исследовал длинную ножку заколки и острый кончик. — Спасибо, Звёздочка. Увидимся сегодня позже? Он убрал заколку во внутренний карман пиджака, к солнцезащитным очкам. Игнорируя умоляющий взгляд Бёль, которая никак не хотела оставаться наедине со своими вынужденными родственниками. Ему следовало быть более чутким к ней, если он планировал покончить со всем в этот раз, — или хотя бы попробовать — но заставить себя обнять или поцеловать её при других было непросто. Он впервые за долгое-долгое время не знал, как вести себя с девушкой, которая нуждалась в его любви. — Сегодня? — переспросила она, цепляясь пальцами за рукав пиджака Чонгука. Она крепко сжимала ткань, немного оттягивая её. — Всего два дня, — напомнил он ей, намекая на оставшиеся желания и кости, которые были ему необходимы для того, чтобы снова чувствовать себя главным и чтобы не рисковать жизнями людей, которые ему по-прежнему были дороги. Бёль хотела, чтобы время встречи наступило скорее, но ей почему-то казалась, что на её желание «остаться» Чонгук ответит отказом. Он на месте подпрыгивал, так куда-то торопился. — Значит, до вечера? — спросила она, напряжённо улыбаясь. У неё не было желаний, которые нужно было бы исполнять срочно. Держать в запасе парочку на случай каких-нибудь непредвиденных ситуаций было бы полезно. Бёль даже подумала, не могли бы они перезаключить сделку — она отдаст ему кости хоть прямо сейчас, если взамен он оставит её пять желаний нетронутыми, чтобы она смогла терроризировать и напрягать его своим присутствием ещё некоторое время. Ей нужен был такой карманный Дьявол, который раздражался из-за её указаний и глаза закатывал, вёл себя сдержанно до тех пор, пока она не выводила его из себя. — Я позвоню, — пообещал он, одёргивая свою руку и поднимая её к пиджаку, чтобы поправить его, а заодно и пощупать карман с заколкой. Соль пробралась к матери, начиная что-то возмущённо шептать, но Сончхан пригрозила дочери чем-то, кричащим шёпотом говоря «Заткнись!» Чонгук лучшего эффекта от маленького путешествия тёмной души в Ад и не ожидал. Это было очень хорошо и гарантировало либо стопроцентную чёрточку в его блокноте, либо пересмотр отношения к Бёль. И то, и другое вполне устраивало его. — Я буду ждать, — Бёль сегодня поражала его всё больше и больше. Он не акцентировал внимания на том, как мягко она говорила с ним с выхода из бара и как смотрела, когда он с радостью делился с ней подробностями дьявольской жизни. Он считал, ей просто нечем заняться, потому что она ленивая и потому что любит доставать людей. И не людей тоже. А если бы он просто пригляделся, пораскинул мозгами, мог бы столкнуть её с Сеульской вышки в мгновении ока, потому что в её списке доверия он был на втором месте. Сразу после её отца. Чонгук кивнул, не нуждаясь в экскурсии до входной двери. У самого выхода он разочек обернулся, съёживаясь под взглядом Бёль. Она наблюдала за ним, если не следила. В ней всё ещё не было ничего особенного. Если каждая его девушка была каменным крестом на его сердце, Бёль — самой обычной занозой. Но правда в том, что под тяжестью креста он мог жить, а вот заноза ныла и мешала. Чонгук надеялся, что станет легче, когда он от неё избавится.***
Тэхи накручивала тёмные с красным отливом пряди на указательный палец, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не заплакать. Её жизнь всегда колебалась между осознанием того, что она обыкновенная, что она особенная, что она проклята. Последнее её накрывало всегда после встречи с Чонгуком. Она не должна была винить его во всех своих бедах, но в её жизни он был как чёрный кот, перебегающий дорогу и окрашивающий её жизнь в чёрный. Дверной звонок ожил, заставив Тэхи отвлечься от мыслей и разложенных на столе бумаг. Сейчас всё делали в глянце, бумага была скользкой и сияющей, скрипела под пальцами, пока Тэхи тщетно пыталась стереть со снимка то, что видеть на нём не хотела. — Иду! — она вытерла под носом салфеткой, комкая её и отправляя в урну, прежде чем натянуть шерстяной плед повыше и направиться к двери. Джихун всегда включал в доме кондиционер, потому что ему было жарко, а потом клал пульт так, что его никто не мог найти. Перебирая в мыслях все разы, когда муж поступал таким образом, она всё больше накручивала себя, убеждаясь в том, что это из-за него Седжон подхватывала простуды, и Тэхи тоже могла заболеть из-за него. Она распахнула входную дверь, никого не ожидая сегодня, кроме дочери, и поперхнулась воздухом, увидев на пороге Чонгука. На нём был чёрный деловой костюм, который подчёркивал его потрясающую фигуру, которая ни капельки не изменилась с тех пор, как они виделись в предпоследний раз. Видеть его, такого же молодого и дьявольски красивого, было больно. — Привет, — он не смотрел на неё, заглядывая в дом, который был ему прежде хорошо знаком. Он и не надеялся, что она останется в нём после того, как вышла замуж за богача и обзавелась дочкой и карьерой, но обрадовался, когда Тэхён сообщил именно этот адрес. Пускай мебель новая, и полы тоже, это всё та же обстановка, всё то же место, где он её целовал, ласкал, любил. Это возвращает его в прежние времена. — Что ты здесь делаешь? — Тэхи шмыгнула носом, потому что сопли текли. Мало того, что она выглядела потрёпанной временем, так сегодня она ещё и была далеко не в лучшем своём состоянии. — Можно войти? — он дёргал за низ расстёгнутого пиджака, не в состоянии удержать своё волнение в узде. Ему было страшно на неё взглянуть, страшно выискивать в её лице прежнюю Тэхи, но он всё равно перевёл на неё взгляд, когда она преградила ему путь, вытягивая руку и упираясь в косяк ладонью. — Это чем-то похоже на сто четырнадцатую аудиторию? Упрёк в её голосе должен был бы спугнуть Чонгука, заставить его чувствовать себя неудобно за то, как он её обманул. И он чувствовал себя слегка виноватым, но это затмевало странное чувство восторга, когда он мельком посмотрел ей в глаза. Она, такая взрослая и серьёзная, отчитывала его, как маленького мальчика. Ему всё ещё не верилось, что они встретились спустя столько лет, что она стоит прямо перед ним, что обращается к нему. Он вытянул руку, осторожно опуская её на изгиб женской руки, там, где чуть подрагивал локоть, пока она держалась за дерево. Под пледом у неё была лёгкая майка, отчего плечо и рука были голыми, тёплыми и мягкими на ощупь. Пальцы Чонгука поглаживающим движением спустились к её предплечью, когда он, не помня, когда в последний раз так нервничал, прерывисто выдохнул. До Тэхи его выдох донёсся прохладой, сравнимой с тем, что выдыхал кондиционер в её доме. Просто до дрожи. — Злишься на меня? — спросил он, щекоча её кожу. — Нет, ты же всего лишь обещал быть со мной, и бросил меня. Потом пообещал оставаться в Аду, но вот ты здесь, — она сжала челюсти и вздёрнула подбородок, сильнее впиваясь пальцами в дверной косяк. — Ты просто обещал зайти на лекцию и поболтать позже, и, как обычно, не сдержал своего обещания. Уверен, что Бог наказывает тебя не за твой длинный язык? Чонгуку могло бы быть больно из-за её резких слов, но он так пристально вглядывался в её лицо, в карие глаза, во все мелкие изменения, думая о том, что время к людям слишком жестоко. Он знал, что она будет обижаться, но в тот раз он испугался. — Прости, — он убрал от неё руку, оттопыривая край пиджака и выуживая из кармана пропажу, которая не могла найти дороги домой долгое время. — Я здесь ради этого. У Тэхи от сердца отлегло, когда она увидела заколку. Она думала, что потеряла её. Боялась, что, заявившись сюда, Чонгук обязательно спросит про заколку, а затем сочтёт Тэхи слишком безответственной по отношению к божественным вещам. — Откуда она у тебя? — она потянулась за ней, а Чонгук завёл руку за спину, делая шаг правой ногой на порог и подставляя под руку Тэхи свою грудь. Теперь и она его коснулась. Это заставило его немедленно прикусить нижнюю губу, чтобы не заулыбаться в такой неподходящий момент. — Это долгая история, — он снова заглянул в дом. — Могу рассказать, если угостишь газировкой. Ты пьёшь газировку? Или вино? Или чай? Тэхи не хотела его впускать, но он уже топтался на месте, делая вид, что собирается ворваться внутрь без разрешения. — Только воду, — на её ответ он часто закивал головой, забегая в дом и скидывая туфли на входе. Улыбка сползла с его лица, когда Тэхи подтолкнула к нему мужские домашние тапочки. Такие мог носить только её муж. — Ты одна дома? — на всякий случай спросил он. Нехотя он влез в чужие домашние тапочки и направился сразу в кухню. Вспомнив о бумагах, Тэхи обогнала его, наспех став собирать бумажки в папку. — Что это? — спросил Чонгук, не успевая схватить последний лист с распечатанным текстом. — Материалы для лекций? Тэхи кивнула, закрывая папку на резинку. Когда она отложила её на край кухонного стола, Чонгук чуть нахмурил брови, замечая логотип частной клиники. — Так скоро ты вернёшь мне заколку? — нетерпеливо спросила Тэхи, наполняя стакан водой и проливая немного из бутылки на пол. — Или ты пришёл подразнить? Она всучила ему стакан мокрой рукой, и как бы Чонгук ни пытался соприкоснуться с ней пальцами, у него не вышло. — Слышал, Седжон укололась, — он звякнул зубами по стеклу, поднося стакан к губам. Взглядом он буравил Тэхи, из-за чего она чувствовала себя глупо. Вряд ли кто-то в мире оказывался в такой ситуации, что и она — её бывший любовник, такой же свежий, красивый и полный сил смотрит на постаревшую неё. — Так ты из-за Седжон здесь? — Тэхи думала, что это когда-нибудь может случиться. Ждала, что он придёт за её дочерью, а она будет молчаливым свидетелем их отношений. Её движения стали более чёткими и резкими. Она махала руками сильнее, набирая стакан воды и для себя. Закончив, она встала рядом с Чонгуком, опираясь на столешницу, как это делал он, и уставилась в коридор. — Из-за тебя, — мягко ответил Чонгук, после делая небольшой глоток воды. — Мне правда жаль, что я не пришёл на твою лекцию, но у меня появились срочные дела. Ты же помнишь грозу? — он усмехнулся, будто всё происходящее в тот день было ерундой. — Одна мелкая Звёздочка устроила переполох, как на Небесах, так и в Аду. Просто воришка, которая добралась до моих костей и твоей заколки… — Мне неинтересно, Чонгук, — Тэхи отставила свой стакан на стол, спуская плед с плеч. — Зачем ты навещаешь меня? Чтобы рассказать, как тебе весело проводить время на земле? Уже сколько лет? Пять? Десять? Чёртов обманщик! По донышку стакана пошла трещина, с такой силой Чонгук отправил его на стол. — Извини, — без капли сожаления в голосе сказал он, — но это ты вышла замуж, когда земля ещё после моего ухода остыть не успела! И это у тебя есть взрослая дочь, работа твоей мечты и демон в лучших подружках. Тэхи выдохнула со свистом, чувствуя себя уже простуженной. — По-твоему, я должна была сидеть взаперти до твоего второго прихода? Уверен, что не питаешь тёплых извращённых чувств к фанаткам своего Отца — монашкам? — она срывалась на крик. — Тогда почему обижаешься за то, что я не стала одной из них после твоего ухода? Разве не для «лучшей жизни» ты меня оставил? Чонгук не нашёлся, что сказать. Он ревновал её. Сильно. Хотя ещё даже не видел её мужа. Он надеялся, что это старый, толстый импотент, которого Тэхи ненавидит за столько лет брака. Потому что именно по такому принципу строились некоторые не очень успешные союзы. — Я оставил тебя, потому что заключил сделку, — ему не хотелось подтверждать её слова о том, что оставаться одной был не вариант. — Точно! — её ироничный возглас мог бы оглушить несколько этажей, но вокруг был только лес. — Ведь у тебя всё через сделки. И почему мы не заключили тогда сделку? Чтобы ты никогда не приходил в этот дом снова. Если ушёл — значит, навсегда. Не так он себе представлял их «дружеский» разговор. Он считал, что только ему позволено обижаться. У неё ведь была целая жизнь, возлюбленный, дочь... Она старела на глазах, двигаясь к логическому окончанию. Вполне счастливому, по мнению Чонгука. — Мне уйти сейчас? — он выложил заколку, ради которой ублажал Бёль языком, на стол, между собой и Тэхи. Она вспылила, выплеснув злость, которую испытывала из-за Джихуна, кондицонера и анализов на Чонгука. — Нет, — повернувшись к нему лицом, она продемонстрировала ему хмурое выражение лица, которое понемногу смягчалось. Чонгук начинал ненавидеть необходимость моргать, потому что ни на миг не хотел спускать с неё взгляда, а когда желание стало непреодолимым, он быстро обхватил её лицо руками, приближаясь к её губам. Тэхи опешила от такой решительности, не сразу отреагировав на его поцелуй, а Чонгук по-хозяйски проник в её рот языком, столкнувшись со сладко-кислым апельсиновым вкусом витаминов, которые принимала Тэхи до его прихода и которые не смогла перебить вода. Тэхи похлопала его по плечу, дёрнула за руку, отстраняясь с ошарашенным видом. — Что ты делаешь? — она была возмущена и поражена. — Люблю тебя, — Чонгук снова наклонился, и Тэхи наступила ему на ногу, не представляя, как ещё бороться с обнаглевшим Дьяволом. Если он ставит себя наравне с Богом, это ещё ничего не значит. — Не нужно, — она дважды вытерла губы — ладонью, а потом пледом, морщась при этом. Её поведение обижало куда больше её слов. Неужели только сердце Чонгука оказалось таким же, как прежде, а чувства Тэхи растаяли под весом времени. — У меня достаточно тех, кто меня любит, — сказала она, — мне не нужна твоя любовь, Чонгук. Дорога ложка к обеду, понимаешь? А Чонгука снова бросают. Фактически, Тэхи жива, она прямо перед ним, но больше не нуждается в нём. — О, — он протянул понимающе, — тогда есть что-то, что тебе нужно? Он мог бы достать для неё звезду с неба, сделать что угодно. Тэхи замотала головой, обхватывая плечи руками и закутываясь в плед, как в кокон. — У меня всё есть, — тихо заговорила она, — ты сам сказал: муж, карьера, дочь… У меня всё есть без тебя. Ты можешь больше не приходить. «Боже, ну почему она так холодна?» — Чонгук метнул взгляд в потолок, прикусывая язык, хоть вслух и не упоминал своего Отца. — Было бы лучше, если бы ты сказала это минуту назад, когда я спрашивал, стоит ли мне уйти, — ему удалось выдавить из себя улыбку. — Но без всех этих лишних вставок о том, что я тебе больше не нужен. По правде говоря, мы оба знаем, что я никогда не был тебе нужен. Кому я вообще нужен? Человеку, которому срочно необходимы деньги и он готов променять душу на пару бумажек в кармане, чтобы потом, в Аду, поминать меня лихом… Он не учитывал, что к Богу у людей в основном такое же отношение — к нему обращаются тогда, когда что-то нужно, забывают элементарно поблагодарить за помощь, а если что-то не удаётся, сразу бросаются в атеизм. — Ты был нужен мне тогда, — Тэхи обошла кухонный стол, садясь за него. — В тот год ушла Минджу, ушёл ты, ушла Иччи… Я казалась самой себе самым одиноким человеком на свете. Если это не было Адом, тогда чем? Если ты не наказал меня своим исчезновением, тогда что это, по-твоему, было? Великое благословение? У Тэхи не осталось никого, кто мог бы подтвердить то, что всё с Чонгуком было реально. Люди, которых она знала, которые её окружали, в одно мгновение пропали. Даже кошка перестала приходить. Всё, на что полагалась Тэхи, — заколка — главная причина всех её проблем. Когда ей казалось, что у неё едет крыша, когда ей снился Чонгук, когда она раз за разом открывала кассу в магазине, с каменным лицом благодаря за покупку, только заколка Евы возвращала её в реальность. И это было даже хуже, чем умереть в догадках, что правда, а что — вымысел. Она много раз звала Чонгука. Она умоляла его подняться хоть на минуточку. Она готова была умереть, чтобы увидеть его, но знала, что когда это произойдёт, она попадёт в Рай, где у неё не будет ни единого шанса. Тэхи отвернулась от него, опуская голову и прерывисто выдыхая сквозь слёзы. Она и без того выглядела ужасно, а когда плакала, всё становилось только хуже. Она не хотела, чтобы Чонгук видел её такой, чтобы лгал, что любит её, чтобы целовал из интереса. Они не виделись столько лет, она старше него, может хотя бы теперь заниматься с ней сексом будет весело? Надуманные мысли убивали её. — Иччи ушла? — Чонгук услышал и увидел только это. Его проницательность с Тэхи была минус один. — Сразу после тебя, — Тэхи вытерла влажные от слёз щёки пледом, заставляя нежную кожу быстро краснеть, и обернулась к Чонгуку. — Но теперь, в любом случае, у меня есть всё, о чём я могла мечтать. Я уже не чувствую себя одинокой, а мой дом до краёв наполнен любовью. Мне незачем убиваться за тобой или жалеть об утраченном времени. Его нам всё равно не вернуть, не переиграть. Поэтому давай вернёмся к своим жизням, и не будем встречаться до бесконечности? Чонгук громко сглотнул, спустя несколько секунд раздумий согласно кивая. — Я не собираюсь встречаться с Седжон, — на полном серьёзе заявил он, — я вообще больше не собираюсь с кем-либо встречаться. Хочу попробовать смухлевать и попасть в Рай иным способом. Это противоречило желанию Тэхи никогда с ним не пересекаться, но она стала заинтересованно вслушиваться. — Бёль, — он снова сглотнул, потому что дышал слишком часто и глубоко во время её тирады, и теперь было сухо во рту, — подсказала, что я необязательно должен пытаться с кем-то особенным. Это может быть кто-то, кто не нравится мне, но кому нравлюсь я. По лицу Тэхи сложно было понять, что она об этом думает, потому Чонгук улыбнулся, стараясь приободрить самого себя. — Я сейчас на полпути к первой и последней подобной попытке. Тэхи не знала, какой реакции он от неё ожидал, но она не ответила на его улыбку чем-то подобным. Резко изменившись в лице, она сжала края пледа, вся съёживаясь. — Ты хочешь обмануть девушку, которая будет влюблена в тебя, чтобы заслужить прощение? — по тому, чему Тэхи учили в воскресной школе, это не очень-то походило на причину, по которой Бог мог бы кого-то простить. — Он заставлял меня делать это с теми, кого любил я, — Чонгук так ни разу и не решился. — Я хочу попробовать с кем-то другим. Отговаривать его было бессмысленно. Все разумные доводы не работали с религией. — И кто это? — недовольно спросила Тэхи. — Та же Ын Бёль, — она уже слышала это имя несколько раз. Не только от Чонгука, но и от Седжон. Та упоминала свою одногруппницу с таким же именем. — Она обокрала меня и Седжон. Она стащила у неё заколку, а ещё крайне важный артефакт, который перед этим кое-кто стащил для меня… — Вы два сапога пара, — голос Тэхи был лишён эмоций. Она перестала злиться и плакать. — Так ты собираешься её убить? Просто потому что она у тебя что-то украла? Ты не выбрал особо опасную преступницу или серийную убийцу, а выбрал студентку, которую привлёк этот самый артефакт, как всех людей привлекает и очаровывает всё божественное. Тэхи не было подвластно его мышление. Понять или изменить его она не могла. — Она заставляет меня исполнять её желания, — в своё оправдание сказал Чонгук. — Если бы тебе не хотелось исполнять её желания… — Тэхи была уверена, он и сам знает, сколько всего мог бы сделать для того, чтобы избежать участи Джинна, запертого в лампе. — А ты уверен, что нравишься ей? Сидя за столом, она выглядела так, словно проводит допрос. Чонгук пожал плечами, отодвигая стул со своей стороны, присаживаясь и берясь за треснувший снизу стакан с водой. — Я её совершенно не понимаю, — признался он, — она словно с другой планеты. Она просит деньги, машину, хорошие оценки, зарплату для моего демона, секс… Он поднял взгляд на Тэхи. Он хотел, чтобы тень ревности мелькнула на её лице, чтобы хоть что-то изменилось при упоминании «секса», но она смотрела на него тяжело, с осуждением, как и прежде. — Боюсь это то, что могла бы попросить моя дочь-студентка, — Тэхи думала, что двадцатилетние именно такие, — ну, может кроме зарплаты для чьего-либо демона. В этом она ошибалась более чем во всём остальном. Для Тэхёна Седжон попросила бы гораздо больше. — Но зачем ты мне всё это рассказываешь? — Тэхи подпёрла голову рукой. — Если ты хочешь услышать моё мнение — я против. Убивать незрелого человека за совершённые им по юности ошибки… Всё равно, что наказывать своего любимого сына за то, что он влюбился. Её слова имели большое влияние, Чонгук не мог не прислушиваться к ним. Ему и самому туго представлялось, как он приведёт Бёль на Сеульскую вышку, как подтолкнёт её к краю, заглядывая в её бездонные карие глаза, которые, возможно, никогда не будут полны любви к нему, как сбросит её вниз, наблюдая со своего места, как девушка, которая смеялась, язвила, снимала свои штаны перед ним, просила его целовать её ещё, летит вниз, чтобы преждевременно занять своё место в Аду. — Уже поздно, — он постарался выдохнуть волнение, которое накапливалось в груди. Он чувствовал, что снова не справится. Ему не нравится Бёль. От слова совсем. Но ему снова становится тяжело дышать, когда он думает, что потеряет единственного настоящего человека, который хочет его видеть, который сам ищет с ним встречи, и который нуждается в нём. — За всё надо платить, — это было неплохое убеждение, — нельзя безнаказанно похитить что-то у Дьявола и крутить им как вздумается, а потом со всеми богатствами, машинами и пятёрками в дипломе жить долго и счастливо.