Овладеть тобой полностью

— Меня забавляет то, что я один знаю правду, — произносит Уилл, наконец уединившись в собственном автомобиле. Он невыносимо долго ждал возможности снова поговорить со своим невидимым пассажиром. — Все остальные наивно полагают, что ты мёртв. Он заводит машину и выруливает из подземной парковки. — Самое главное: мне не нужны никакие средства связи. Я могу слышать тебя под землёй, в душе, а возможно, даже во время сна. «Ты забываешь, Уилл, что являешься не единственным человеком, кому известна истина. — Голос настороженный. — Тебя это не пугает?» — Но ведь именно ты попросил меня…. — Не убивать его. — Не решать проблему радикальным способом. Ощутимо сосёт под ложечкой. Ожидание Уилла подтвердилось: новое счастье принесло за собой новые тревоги. «У любой проблемы имеется множество вариантов решения». — И какой же ты сейчас предлагаешь? — У Уилла почти получается не возмутиться. «Сейчас я предлагаю нам поужинать в ресторане. Куантико невыносимо мелкий и пресный городишко, поэтому придётся прокатиться до Балтимора. Но, полагаю, ты не сможешь мне отказать, да? Уилл?» Он ощущает невероятных размеров неловкость, когда на входе его встречает одетый во всё чистое и белое официант. — Прошу подсказать, вы бронировали столик? — На этих словах официант не то что склоняется, скорее опускает голову, и неловкость Уилла удваивается. Он совсем не к месту в своём рабочем сером пиджаке, тем не менее его никто не пытается прогнать как беспородного пса. — К сожалению, нет. — В ответ на вежливость Уилл также пытается быть максимально вежливым. — У вас найдётся столик для двоих? «Возможно, на втором этаже, где диваны у стены? Их редко кто берёт, но место уютное». — Возможно, на втором этаже, где диваны у стены? Их редко кто берёт, но место уютное. Официант расплывается в улыбке, затем призывает Уилла следовать за собой. Диван, на который он присаживается, действительно мягкий и ограждён от остальных: Ганнибал ведь знает, что Уилл предпочитает покой, и от осознания этого незримого желания угодить тепло растекается по телу. Со временем им придётся достичь ещё массы компромиссов. Рядом со столиком находится аквариум со скаляриями в прозрачной воде, они настолько же спокойны, как возникший на душе штиль после множества мощных бурь. Уилл переводит взгляд на меню, встречаясь с абсолютно незнакомыми названиями. Безусловно, Ганнибалу все эти слова должны быть хорошо известны. Но вместо названий блюд Уилл слышит абсолютно другое. «Почувствуй себя раскованным, они все тут только для того, чтобы обслужить тебя, чтобы угодить тебе. И им абсолютно все равно, какой поношенности на тебе одежда, когда ты готов платить». Именно эти слова оказываются самыми верными, и Уилл начинает справляться с собственной ролью, под диктовку Ганнибала совершая заказ и развешивая лапшу о спутнице, которая должна вот-вот подойти. Лицо официанта непроницаемо-вежливое, и вряд ли его вообще волнует, кто именно должен ещё прийти. Оставшись наедине, Уилл равнодушным взглядом осматривает помещение, не зная, что именно полагается говорить или делать в подобных местах. Большинство людей общаются друг с другом, и если в простой закусочной он бы без стеснения залез в ноутбук или смартфон, то сейчас такое поведение кажется неуместным. К счастью, вибрирует телефон, уведомляя о полученном сервисном сообщении. Уилл соображает практически сразу, втыкая в уши наушники и присоединяя провод к разъёму. Затем он подносит телефон микрофоном к лицу. — Вообще-то мне одиноко тут без тебя. Все люди общаются. Фразы выглядят странными, но приходится играть в игру и одновременно продумывать и вариант, который поймёт Ганнибал, и тот, который не будет звучать странным для окружающих. «Тебе рассказать что-нибудь, помимо правильного употребления блюда? Не жди, что я буду снисходительным, пока ты не выучишь все правила этикета». — Если ты не собираешься приходить, возможно, мне стоило бы провести этот вечер дома? «Дома у нас будет ещё много-много совместных вечеров. И раз к блюду ты желаешь моей компании, то задавай для меня тему, о чём тебе рассказать». Сильнее всего Уилл хочет спросить, как жил Ганнибал эти полгода запертым в клетке, но такой вопрос легко не сформулируешь, да и аппетит портить как-то не хочется. Как раз в этот момент прибывает официант с подносом, и Уилл делает вид, что сбрасывает звонок. — К сожалению, на сегодняшний вечер я остаюсь один, — зачем-то сообщает он официанту, будто бы должен об этом отчитываться. Тот опечалено опускает голову тем же жестом, которым совершал это на входе. — Мне жаль это слышать, но надеюсь, что вы сможете насладиться вкусом блюда, — отвечает вежливо и уклончиво. Поскольку никакой темы разговора Уилл не задаёт, а делать повторный фейковый звонок не хочется, Ганнибал начинает нахваливать вкус блюда и вдаваться в краткий исторический экскурс его распространения в странах мира. Не то чтобы Уиллу была особо интересна подобная информация, тем не менее он и её воспринимает вдохновлённо — просто слишком соскучился по компании Ганнибала и его навязчивой болтовне ни о чём. Покидает он ресторан в отличнейшем настроении, если бы ещё не приходилось ехать в Вулф Трап по едва покрывшейся инеем дороге. Один минус — счёт за довольно скромный ужин определённо превышает среднестатистические затраты на питание, к которым Уилл привык за годы. Когда он сообщает об этом прискорбном факте Ганнибалу, тот только усмехается. «Неужели ты считаешь, что у меня не осталось банковских ячеек с пролонгированным сроком хранения или анонимных счетов?» — Неужели ты так просто отдашь мне информацию, не получив никаких гарантий? — от души удивляется Уилл, глядя на чёрное небо за окном машины. Небо вскрывают рвущиеся вверх небоскрёбы. «Я и так нахожусь в твоей голове, и ты можешь стереть меня в любую минуту, какие у меня остались права?» Ганнибал произносит это с насмешкой, но Уиллу становится горько. — Вы желаете, чтобы я стёр пассажира? Стоящий на пороге в одном халате Роло Хэйнс совершенно точно держит в кармане дамский пистолет. Уилл чувствует, что Луиса Хэйнс прячется где-то за его спиной, сжимая мобильный телефон с набранными цифрами «911». Он знает, что при всей своей смелости Луиса так и не решится нажать кнопку вызова. — Я просто хотел поблагодарить вас за удачно проведённую операцию, доктор Хэйнс, — произносит Уилл, медленно извлекая из внутреннего кармана ощутимых размеров свёрток. — Разожмите кулак: если бы я хотел навредить кому-либо из вас, то не пришёл бы в открытую. Он протягивает свёрток на вытянутой руке, поднимая вторую вверх. Это не значит, что он не готов к атаке, это значит, что он всего лишь демонстрирует беззащитность. Любопытство и алчность доктора всё-таки берут верх, и он протягивает собственные руки к пакету, обхватывая его и будто бы проверяя на наличие скрытых ловушек. — Это бессмысленно, — комментирует Уилл. — Вы знаете обо мне то, чего не знает никто другой. А ещё вы светило не только американской, но и мировой медицины. — После всего произошедшего я чувствую в вашей речи явный подвох, — недоверчиво отвечает доктор Хэйнс. — Вы не допускаете, что люди могут быть добры к тем, кто оказал им неоценимую услугу? — переспрашивает Уилл. Хэйнс прижимает пакет к себе, но при этом прищуривается, выражение на его слегка припухлом лице отдаёт пошлостью. — Люди? — отвечает он вопросом на вопрос. — Не уверен, что на простых смертных распространяются те же правила, что и на серийных убийц. А именно с ними вы привыкли работать. Уилл опускает глаза, а потом заглядывает доктору в самое нутро через плоские, вытаращившиеся на него глаза. — Я слишком хорошо знаю людей, чтобы понимать, что вы достаточно опасный человек, доктор, — произносит он. — А ещё что вы достаточно умны, чтобы сообщить мне любую информацию, которая могла бы улучшить состояние моих дел. На этих словах Уилл нарочито театральным жестом поправляет шарф, разворачивается и уходит, а доктор так и продолжает стоять на пороге и провожать его взглядом. — Ещё один момент, доктор. — Уилл замирает и кидает взгляд через плечо. Взгляд, от которого Хэйнс замирает. — Принесите от моего имени извинения вашей чудесной супруге: она достойный экземпляр своего вида. Я старался сделать её пребывание максимально комфортным, и мне жаль, если любые мои действия могли её обидеть.