There's a devil waiting outside your door It is bucking and braying and pawing at the floor And he's howling with pain and crawling up the walls There's a devil waiting outside your door He is weak with evil and broken by the world There's a devil waiting outside your door Nick Cave and The Bad Seeds
Шаг влево. Шаг вправо. Нет, не так, это слишком близко к земле. Я видела, как ты на нее смотришь, моя милая. Черт возьми, неужели даже одноглазая Мелоне могла это заметить? А если это видели другие? Леоне Аббаккио простонала треххэтажное ругательство, склоняясь над мусоркой. Алкоголь лился обратно, словно насмехаясь над ней: ты потратила последние деньги на горькую блевотину, капрал! На тебе, получи прямо по своей длинной роже. Было бы неплохо, если бы пошел дождь, подумала она. Ноги ее совершенно не держали, и она оставалась стоять только потому, что оперлась дрожащими руками о грязное мусорное ведро. Почему только Буччеллати этого не замечает? Леони вывернуло еще раз. Она рухнула на уличную скамью и спустила с нее одну ногу на землю, чтобы мир вокруг нее перестал пьяно дергаться как сломавшаяся механическая игрушка, пугающая детей истерически повторяющимися действиями. Аббаккио сложила пальцы в подобие пистолета, поднесла к виску и нажала на спусковой крючок. - Бэм, детка. - ее одолело нехорошее веселье, и она расхохоталась рыданиями. Может быть, ей стоило принять приглашение Мелоне. Не сидела бы одна. - Вряд ли тебе стало бы от этого лучше. Аббаккио приоткрыла глаза. В темноте, словно избегая света фонаря, высилась закутанная в походный плащ темная фигура. Леони не нужно было напрягаться, чтобы узнать ее. Ризотто Неро, тяжело вздохнув, села рядом с ней на лавку, вынудив Леони принять вертикальное положение — вернее, попытаться это сделать. Трезвой она бы возмутилась от смущения, но сейчас она не была зла, что свидетелем ее состояния стала другая капрал. Было бы гораздо хуже нарваться на кого-то из своего взвода. Ту же Джованну Джорно. - Чем я обязана, Неро? - Леони поняла, что у нее заплетается язык, но опьянение мешало ей возненавидеть себя сейчас. Потом, да, потом она, должно быть, будет желать смерти всех свидетелей ее деградации. Но сейчас она на миг обрадовалась какой-то компании. - Полвторого, а ты разговариваешь сама с собой на лавке в одном из самых дерьмовых районов Неаполя и не держишься на ногах. - замогильный голос был приговором. Веселье Леони потускнело и покрылось трещинами. - Пока у мменя есть стенд, все в пор..порядке. Она сдержала очередной позыв. - Вряд ли ты сможешь его призвать в таком состоянии. - А тебе… тебе какая разница? - вскипела Леони от осознания чужой правоты. Выкрик вышел слишком высоким, слишком откровенным. Она мысленно дала себе пощечину и попыталась встать, но рухнула обратно на лавку. Неро молчала. Ночная тишина вклинилась между ними. Неаполь спал мало, но иногда забывался в дремоте, и тогда на улицах застывало вязкое молчание. Особенно в рабочих районах. - Я посижу тут и дойду сама. - доверительно сообщила Леони спустя несколько минут. Ей снова захотелось оказаться в одиночестве. Голова шла кругом, желудок успокоился и ей больше всего хотелось заснуть прямо здесь, на лавке, но какая-то более-менее трезвая часть ее сознания, охая, говорила ей, что прогнать Ризотто Неро, дав ей пинка, - очень плохая идея. Схожая с шалостями подростков на железнодорожных путях или бегством от быков по узким улицам. - Сколько ты выпила? - Хватит...хватит говорить как Брун. Иди своей дорогой. Мне надо… мне надо прилечь, Неро. Оставь меня тут. - она думала, что сказала это, но на самом деле слова были не больше, чем сиплым шепотом. Она еще с минуту держалась, как ей казалось, вполне достойно, а потом просто закрыла глаза. Неро видела, как ее голова упала на грудь, как серебряные волосы закрыли лицо, и услышала тонкий свист. Аббаккио отключилась. Усмехнувшись, Ризотто сгребла ее в охапку и перекинула через свое плечо. Леони оказалась куда легче, чем ей думалось. Капрал пробормотала что-то злое, дернулась и успокоилась, стоило Неро легонько встряхнуть ее, но не проснулась. Часть ее темной помады, знала Ризотто, останется на ее плаще. И черт с этим. Она двинулась в сторону казарм, выбирая улицы, где никого не было. Аббаккио не нужно было знать, что Неро приглядывала за ней. Она не признавала заботу, как догадывалась капрал, иначе бы давно отказалась от своего поведения. Но Аббаккио выбрала саморазрушение, которое тщательно лелеяла, оберегала от всего мира и держала втайне от чужих глаз как ревнивый старик скрывает молодую красивую жену в золотой клетке своего дома. Но порой это отношение к себе все же вырывалось на всеобщее обозрение, и с лица Леони сходила маска отстраненности, показывая всему миру совсем молодую, до смерти испуганную и не слишком хорошо справляющуюся с собой девчонку с грузом вины на острых плечах. «Сколько ей там, двадцать?» - спросила себя Неро. Она плохо знала ее, но могла хорошо прочитать. Прошлое научило Неро разбираться в людях так же искусно, как и скрывать себя и свои чувства. Молодой Леони еще только предстояло это освоить. - Mmmm...moody bl… - захрипела над ее ухом Аббаккио, когда они достигли набережной. - Нет. - остановила ее Неро, и та покорно замолчала, оставив сомнамбулические попытки призвать стенд. Не разборки с плохо контролируемым созданием от духовного мира Ризотто не хватило бы терпения. Она могла бы сорваться. «Хотя оздоровительная порка ей бы не помешала», призналась она самой себе. Бесшумно ступая по земле, Неро обогнула корпус их казармы и вошла с черного входа, тащя свою ношу к капральской комнате, тускло освещенной одной лампой. Стараясь не шуметь, она скинула на койку Аббаккио, которая открыла мутные глаза и что-то неясно сказала, попытавшись вскинуть руки. - Спать. - осадила ее Неро, садясь на соседнюю кровать. Она не могла честно ответить себе, что именно затрагивало спрятанные струны души, когда она видела эту девчонку. Они не были похожи: как ни всматривайся, а общего у них было не больше, чем между кем-либо еще из их взвода. Неро не отказала себе в удовольствии собрать информацию о прошлом Леони Аббаккио, и, получив через свои связи несколько шифрованных листов выписок из архивов, не могла не понять, что они провели свои жизни по разные стороны баррикад. В том возрасте, когда Неро впервые убила человека, Леони поступила в закрытую полицейскую академию. Когда одна училась скрываться, уходить от погонь и заметать следы, другая осваивала азы поиска, преследования и раскрытия тайн. Неро провела свою жизнь в тени, с детства зная, что ее предназначение — быть частью сицилийской семьи, послушно выполняя приказы своего дона, подарившего ей приют и свое расположение. Аббаккио же наоборот держалась на свету, сверкая выглаженной формой и отполированными идеалами, вбитыми ей в голову. Если бы они и встретились в тех жизнях, то только как враги — и, знала Ризотто, полицейская не пережила бы этого свидания. Кроме всего прочего, между ними лежало почти десять лет опыта. Когда Неро только-только становилась подростком, мафия еще была в Италии силой гораздо большей, чем сейчас. Государство в государстве со своими законами, пресловутой омертой, внешней политикой и вооруженными силами. Доны тогда брезговали занимать официальные должности, предпочитая оставаться скромными торговцами вином, экспортерами оливковой продукции и сыра, заведующими частными транспортными путями и владельцами увеселительных заведений. Война была им на руку, и редкие члены семей попадали в действующую армию. «Не то, что сейчас» - усмехнулась про себя Ризотто, думая, что сказал бы покойный дон, заметив ее в униформе. Она застала последний блеск этих времен. Ей было всего 14, когда началась война семей, а сейчас ей двадцать восемь и она, мадонна, унтер-офицер элитного полка. И, кажется, испытывает острую привязанность к бывшей легавой, если не нечто большее. Ха-ха. Этим она тоже обязана Дьяволо. Новая жизнь с чистого листа для безымянной сицилийской сироты с дурным кодексом чести. Лезвие сверкало, перекатываясь между ее пальцами. Дьяволо. Блеск стали. Дьяволо. Генерал Дьяволо был надеждой Италии, хотя никто точно не знал даже его внешности. Слухов про него хватало, но озвучивали их редко: его люди появлялись из ниоткуда и ловко укорачивали языки особо болтливых. Они пропадали из домов, где вскоре появлялись новые жильцы, исчезали с фотографий, стирались из архивов, и простым обывателям нутром было очевидно, что о генерале-спасителе надо говорить только так, как он о себе хочет слышать. Его прозвище ему, должно быть, нравилось, раз он использовал его в официальной риторике. Он появился лет десять назад, закрыв своей фигурой совет регентов при малолетнем императора. Но сначала он твердой рукой положил конец засилью мафии, прижав Неапольские, Римские, Флорентийские, Венецианские и прочие семьи головой к земле. Он (она? Оно?) прорезал себе путь к власти с низов. Сначала он подчинил себе одну семью. Потом другую. Потом третью. Стал доном донов, а затем и подпольное государство мафии стало для него тесным. Его заинтересовала вся Италия, все измерения власти, какие были в ней. Дьяволо вышел из тени и вклинился в официальную иерархию. Он скромно называл себя «генералом», как когда-то называл себя всего лишь «доном», но подразумевалось, что над всеми, ему подобными, он высится как царь и бог. Он вел за собой армаду своих людей. Теперь патриархи фамилий сидели в Императорском Совете, носили мундиры генералов или фраки советников по финансам, специалистов по закупкам и снабжению, министров путей сообщения или торговли, любых иных крупных чинов. Дьяволо интересовала только их лояльность. Он обещал простить любое прошлое — и Италия заплескалась в шелестящем потоке амнистий. Но упасти боже было хоть раз сказать ему "нет". Сицилийская familia стала тому красноречивой иллюстрацией. Она отклонила его предложение о мире еще тогда, когда человек с говорящим прозвищем подминал под себя криминальный мир, и Дьяволо закончил ее существование. Он обескровил ее мелкими операциями, которые курировал лично. Он отсек ее от всего мира, заручившись поддержкой остальных донов, которых уже влепил в систему государственного аппарата. Он перебил ей позвоночник, взяв остров в совершенную осаду, не допуская туда никого, кроме своих людей, и никто толком не знал, что случилось там, кроме немногих, кому он в насмешку сохранил жизнь. Неро знала. Она видела. Знала и Альда Прошутто, хотя была младше нее на добрый десяток лет. Знала Мелоне, девочка из семьи, что скрывала свою связь с сицилийским доном как внебрачные отношения. Знала Лорна Иллюзо, обязанная островному патриарху своим образованием, своими возможностями, во многом и своей жизнью. Знала Сандра Формаджио, потерявшая в той негласной войне своих кровных родственников. Знала Констанция Гьяччо, знала Франческа Пеши. Это было их общим мертвецом в комнате, которого они делили уже много лет. Они непросто оказались в одном взводе, и были, знала Ризотто, большим, чем военное подразделение. Не семья, но ее осколки, пережившие жатву только потому, что были неотличимы тогда от простых травинок, едва показавшихся на поверхности. Дьяволо. Чертов Дьяволо. Она сжала лезвие в ладони, и оно исчезло, поглощенное ее стендом. Неро отогнала от себя картины из прошлого, не позволяя себе провалиться в застарелый, забродивший гнев. Не для этого, не для этого она больше пяти лет терпела службу и идиотский мундир, стягивавший ей грудную клетку. Не для этого жизнь собрала несколько людей, лишенных прошлого, лишенных беззаботного детства в один взвод. Сейчас будущее было для Ризотто Неро как никогда ясным. Нужно было только подождать. Дьяволо. Истребление. Хорошее слово. Неро услышала знакомые шаги, когда уже собиралась позволить себе несколько часов сна. Так ходила Прошутто — тихо, позволяя себе ровно столько шума, сколько было вежливо, чтобы не потревожить Ризотто внезапным появлением. Впрочем, даже если бы она кралась, Неро почувствовала бы ее присутствие. - Входи. - сказала она, как только поняла, что Альда Прошутто в гражданском костюме достигла порога. Та последовала приказу, приветствуя своего капрала только сдержанным кивком. Она выглядела, как всегда, безукоризненно, будто бы сейчас был свежий день, а не воспаленная ночь, в который уже раз на этой неделе лишенная сна. Под мышкой Прошутто сжимала обтянутую кожей папку. Войдя, она указала глазами на Аббаккио, трупом раскинувшуюся на своей койке в беспокойном забытье. - Она не помешает. - Опять надралась? - По делу, Прошутто. Та кивнула. - Я добыла, что требовалось. - Неро уже бегло просматривала документы, врученные ей, без особого трепета игнорируя печати секретности на некоторых. Альда знала, что та предпочитает в лишний раз проверить все сама. - Там нет ничего нового. Бесполезно. - Наш друг сотрудничает без проблем? - словно между делом спросила Неро. Они сумели склонить к кооперации одного юнца из тайной полиции. Толку от него было мало, но его зависимости были очень отзывчивыми к предложениям Неро. Отчасти она гордилась тем, как быстро, за часы, смогла найти ключ к закрытым дверям архива. К агенту она посылала Прошутто. За дармовой героин он выносил документы «на ночь», не особо спрашивая, зачем они понадобились молодой очаровательной женщине в дорогой одежде. Но торчки болтливы, знала Неро, и, как только ее полк оставит Неаполь, отправившись на передовую, о лояльности этого отребья можно забыть. Стоит кулькам с веществом опустеть, как он окажется человеком с интересными сведениями о времяпровождении некоторых рядовых элитного воинского подразделения. - Да. Без энтузиазма, но пока да. На пару раз его хватит. Неро покачала головой. «Нет, не хватит, Альда. Хороший стрелок меняет позицию после каждого выстрела.». Прошутто поняла это без слов, по одному только багровому взгляду, который бросила в никуда, не секунду оторвавшись от чтения, ее капрал. - Я займусь им. - ни одним гласным она не выдала своей усталости, хотя валилась с ног. - Нет. Отдыхай. Я разберусь сама, когда верну документы. У нас есть еще пара дней в Неаполе, спешить пока некуда. Прошутто кивнула и вышла, а Неро углубилась в чтение. Скоро она поняла, что оно действительно было бесплодным, и, задув тусклый светильник, провалилась в плоский, спасительно темный и лишенный любых видений сон.***
Когда (действительно только через несколько дней) они покидали Неаполь, молодого Никколо Рицци, тайного агента министерства внутренних дел, нашли в ванной. Он вскрыл себе вены опасной бритвой, оставив на полу мокрую записку, в которой признавался, что устал от жизни, тягу к которой уже давно поддерживал только героином, задолжал барыгам последние деньги и не имеет сил тянуть дальше свое существование. Никколо занимался по службе слежкой за распространителями, и не было никакого чуда, что его соблазны встретились с возможностями, и он подсел. В последнее время он справлялся с работой плохо. На время его приписали к архивному отделу, дав последний шанс исправиться. Рицци заложил за белый восторг и его. Это дело никогда не связали с XIIIм полком особого назначения.