***
На следующее утро она проснулась с каким-то неприятным ноющим чувством, но не сразу поняла причину своего состояния. Потом в голове всплыло слово “инспекция”, и она вздохнула. Впервые со дня зачисления в штат сотрудников школы ей не хотелось выходить из своей спальни. Она встала на колени перед распятием и долго молилась. Скалли шептала молитву за молитвой, чувствуя, как предательски дрожат руки, и просила только о том, чтобы Господь даровал ей силы с честью вынести все испытания. За завтраком из-за волнения она не чувствовала в себе сил проглотить ни кусочка, но ее лицо оставалось внешне спокойным и бесстрастным, и она медленно жевала, пытаясь хотя бы сделать вид, что ощущает вкус еды. Мисс Сомерсет, преподаватель английского и литературы, что-то рассказывала, а она кивала в ответ, хотя улавливала только отдельные слова, а не суть беседы. Впрочем, мисс Сомерсет это нисколько не волновало: она любила произносить монологи, нуждаясь разве что в зрителях, но никак не в полноправных участниках беседы. Скалли предполагала, что представители комиссии уже приехали, но на этот раз не пошла сама их встречать, а отправила мисс Грей. Она подумала, что все-таки они собираются оценивать именно ее, директора школы, и будет уместнее, если их встретит кто-нибудь другой. Тем более, она хотела морально подготовиться перед уроком, а если придется всё время сопровождать комиссию, то такой возможности ей никто не предоставит. После завтрака Скалли зашла в свой кабинет, немного постояла, прислонившись к закрытой двери, затем перекрестилась, достала из ящика стола журнал и необходимые иллюстративные материалы и решительным шагом направилась в свой класс. Еще в коридоре она подумала, что представители комиссии наверняка уже прибыли, поскольку было не так шумно, как обычно. Однако до ее ушей все же доносились какие-то странные смешки и шушуканье. Когда она вошла в кабинет, то сразу поняла, почему. Инспектировать её прибыли два человека: сам председатель и этот мистер Малдер. Именно поэтому многие девочки постоянно оборачивались и хихикали между собой. Их поведение, казалось, нисколько его не смущало, даже наоборот, весьма забавляло, и Скалли почему-то ощутила небольшой укол раздражения. Увидев её, ученицы сразу же замолчали и встали, чтобы поприветствовать. Она поздоровалась с ними, потом сдержанно кивнула представителям комиссии. Мистер Скиннер кивнул ей в ответ, мистер Малдер широко улыбнулся. Скалли развесила на доске несколько плакатов с изображением каких-то странных клякс и завитушек и написала тему на доске. Сегодня они должны были ознакомиться с историей развития учения о клетке. Она, как всегда, начала урок с переклички, потом, за неимением домашнего задания, устроила повторение материала вводной лекции и наконец приступила к новой. Почему-то она очень любила эту тему. Ей нравилось рассказывать о том, как развивалась наука, о людях, которые, несмотря на все трудности, стремились к знаниям и делали удивительные открытия. Это вселяло в неё уверенность, что и её старания не напрасны. Может быть, не сейчас, но когда-нибудь, через много лет, женщина-учёный будет таким же рядовым явлением, как сейчас - женщина-гувернантка. Она рассказывала о первых микроскопах, о том, как Левенгук впервые разглядел одноклеточных [2], и показала копии его рисунков. Она так увлекалась в процессе, что даже забыла про присутствующую в классе комиссию, и только со звонком вернулась в реальность. Всё, урок окончен. Ученицы с шумом покидали кабинет, а она медленно снимала иллюстрации с доски и собирала свои бумаги, краем глаза следя за представителями комиссии. Казалось, они тоже никуда не торопились: мистер Скиннер до сих пор что-то писал в своей записной книжке, а мистер Малдер, нимало не смущаясь, разглядывал её. Наконец, они оба поднялись и направились к её столу. - Мистер Скиннер? Но тот не успел ничего ответить, потому что в этот момент заговорил мистер Малдер: - Мисс Скалли, это был прекрасный и очень познавательный урок. Замечательные иллюстрации! - Да, я заказывала копии из книг Левенгука в библиотеке Лондонского королевского общества [3]. Также, благодаря моему дяде - владельцу книжного магазина, мне удалось собрать небольшую коллекцию книг по биологическим наукам. Например, вот эта иллюстрация... - Она указала на один из рисунков, - взята из моей личной библиотеки. - Восхищаюсь вашим стремлением к знаниям! Мистер Скиннер недовольно покосился на него, но кивнул. - Да, мисс Скалли, не могу не отметить вашу компетентность в заявленном предмете. Спасибо, что уделили нам время. Результат инспекции будет объявлен вам позже. - Вы уже уезжаете? Мистер Малдер открыл было рот, но председатель на этот раз успел первым: - Да, мы уезжаем, у нас дела. “Интересно, какие у них еще могут быть дела, если комиссия создана специально для инспекции школы?” - подумала Скалли, но, разумеется, задавать этот вопрос не стала. Она снова отправилась провожать их до машины. Мистер Малдер как будто бы случайно отстал на несколько шагов от председателя и продолжал расспрашивать её про книги и про различных милых её сердцу ученых, при этом выказывая настолько искреннее восхищение, что она не выдержала и улыбнулась в ответ. Когда, наконец, они уехали, Скалли поднялась в свой кабинет. Теперь она чувствовала себя намного увереннее и спокойнее. “Кажется, первое сражение осталось за мной! - подумала она. - Однако не стоит расслабляться, впереди еще немало битв.” А в кабинете её ждал сюрприз - на столе лежало письмо. Она увидела знакомый витиеватый почерк, и ее сердце забилось быстро-быстро. Наконец-то! Она так долго его ждала. Скалли нетерпеливо схватила его, вскрыла маленьким ножиком и села в кресло, боясь, что не сможет стоять на ногах от переполнявших её эмоций.Дорогая Дана!
Как твои дела? Как начался новый учебный год? Прости, что так долго не писала тебе и заставила поволноваться. Обустройство здесь заняло больше времени, чем я думала. Зато сейчас я могу всё тебе рассказать. Ты спросишь, нравится ли мне Париж. А я даже не смогу однозначно тебе ответить. И да, и нет. Он совсем не такой, каким я его представляла, читая об импрессионистах. Но это и неудивительно, ведь столько лет прошло, и здесь многое изменилось. Приехав в Париж, я первым делом отправилась на Монмартр [4] искать себе жилье, и с удивлением обнаружила, что это уже не эпицентр творческой жизни города - все художники и литераторы живут теперь на Монпарнасе [5]. Меня это немного расстроило, поскольку Монмартр мне понравился гораздо больше, обстановка здесь намного романтичнее. Ты помнишь, еще в детстве я мечтала снять там мансарду и каждый день рисовать городские пейзажи, рассветы и закаты, величественные соборы Парижа и мелкие лотки уличных торговцев, толпы праздношатающихся и колоритных местных персонажей? Но ничего из этого, увы, не получилось. Мне пришлось перебраться в новый квартал Монпарнас, хотя, кажется, и туда я уже тоже опоздала. Мне довелось услышать множество историй о том, какой удивительно насыщенной и творческой была здесь жизнь всего лишь несколько лет назад [6]. Хочется кусать локти от досады, но… делать нечего. В прошлое вернуться я не могу, так что пришлось поселиться здесь и сейчас. Дом, где я теперь живу, называется La Ruche [7], что в переводе означает “Улей”. И он действительно так и выглядит. Представь себе, посреди небольшого парка - трехэтажное круглое здание, в каждой “соте” которого творит один художник. Мне казалось это очень романтичным, пока я не поселилась здесь. С одной стороны, соседство с артистичными натурами настраивает на творческий лад. Но с другой, далеко не все предпочитают тишину, а наоборот, любят посиделки с друзьями, склоки с соседями или устраивать свинарник на кухне. В общем, сама понимаешь, везде свои трудности. Но в целом, Улей более чем достойно заменил собой Бато-Лавуар [8], а в бытовом плане даже намного его превзошел. Туда, кстати, я тоже наведалась и не могу сказать, что я в восторге. Однозначно, нужно быть безумным гением, чтобы творить в таких условиях! Гуляя по Монмартру, я забрела в базилику Сакре-Кёр [9], но её в принципе трудно обойти или не заметить: это такая огромная белая махина на холме! С точки зрения художника, я думаю, она прекрасна. Белые купола на фоне синего неба, эти бесчисленные ступени, которые нужно преодолеть, чтобы добраться до неё - воистину принцесса в замке на холме. А уж какой вид на город открывается с площадки перед храмом! Но как церковь, она меня не впечатлила. Всё-таки чувствуется, что её построили совсем недавно. Я зашла внутрь, но пробыла там совсем немного и ушла, немного разочарованная. Однако не думай, что это всё от того, что я стала такой черствой. Сейчас я расскажу, что со мной случилось потом. Помнишь, в детстве мы с тобой зачитывались Виктором Гюго? Так вот, в один из первых дней в Париже я посетила собор Парижской Богоматери. Просто удивительно! Он совсем не такой грандиозный, как мне представлялось, я бы даже сказала, скромный (особенно в сравнении с Сакре-Кёр), но в нем есть что-то особенное. Мне кажется, в нем сохранился тот самый дух старой Франции, который не смогли уничтожить ни войны, ни революции. Когда я зашла внутрь, мною овладело такое странное чувство, почти дежа вю. Я смотрела на статуи, на свет, падающий сквозь витражи, на высокие своды. И вдруг почувствовала, что больше не могу сдержаться. Я упала на колени, слёзы текли по моим щекам, а губы сами собой шептали какие-то молитвы, прямо как в детстве. Этот порыв удивил меня саму. Думаю, тебе не стоит напоминать мне о моих разногласиях с родителями по поводу религии, но кажется, теперь я начинаю их понимать. Только не говори им ничего, пожалуйста, мне надо самой еще осознать, что со мной произошло. Пока я бродила по Парижу, сделала множество эскизов. Уже потом, в Улье, я показала их нескольким художникам, но оказалось, что так больше никто не рисует. Похоже, мне придется пересматривать все свои представления о живописи. Я стала изучать картины других художников - начинающих и уже признанных. Все они, без сомнения, очень оригинальны, но сомневаюсь, что кто-либо из вас сможет их оценить. Я и сама пока в замешательстве и не знаю, как к ним относиться. Зато меня окружают очень интересные люди: художники, писатели, поэты. Я не удивлюсь, если многие из них потом будут знамениты. Вообще, Париж - это какой-то уникальный город, никогда прежде я не видела столько людей разных национальностей на одной территории. Конечно, Лондон тоже большой город, но в нем нет такого разнообразия. Мой французский далек от совершенства, но, тем не менее, меня все понимают. Более того, здесь достаточно часто встречаются англоговорящие: в основном американцы, но иногда и англичане, и даже ирландцы. Недавно я как раз познакомилась с небольшой группой друзей, которые, узнав, что я тоже ирландка, кажется, готовы были сразу же признать меня своей королевой! Я пока так и не поняла, чем они занимаются здесь, но, кажется, собираются своим творчеством перевернуть весь мир. А буквально на днях я познакомилась с еще одним интересным человеком. Это была среда, в начале шестого я заглянула в кафе “Клозери де Лила” [10], но никого из моих знакомых там еще не было. Я устроилась за одним из столиков около окна и стала зарисовывать открывшийся мне вид на бульвар, как вдруг услышала чей-то громкий голос: “Mais quelle belle rousse!” [11] - воскликнул кто-то с еще более жутким, чем у меня, акцентом. Обернувшись, я увидела какого-то худющего бледного молодого человека с гладко зачесанными черными волосами и тонкими усиками. Он как-то странно смотрел на меня, в его взгляде читалась странная смесь плотоядности и восхищения. Оказалось, что это молодой испанский художник. Он уже несколько лет живет в Париже, вращается в странной компании, которая называет себя “surréalistes”. Я не очень поняла, в чем смысл их общества, но, похоже, и они тоже собираются менять мир и общество. Полвечера он сыпал разными комплиментами, затем пригласил меня в качестве натурщицы и обещал показать свои картины. А потом радостно сообщил, что собирается жениться на жене своего друга. Я несколько опешила и спросила: “А разве так можно?” Он только покачал головой и торжественно поднял палец вверх: “Мне - можно!” Позировать ему я, разумеется, отказалась, но картины потом посмотрела. Я не смогу описать тебе свои впечатления, но, кажется, что вот их-то я уж точно никогда не забуду. Ничего подобного я не видела никогда раньше. Да и вряд ли увижу. Сомневаюсь, что они бы понравились нашим родителям, но что-то в них однозначно есть. Мне кажется, у этого художника определенно есть будущее. По крайней мере, самомнения и самонадеянности ему точно хватит на годы вперед! [12] Вот так я и живу. Даю уроки английского, а в свободное время (коего у меня достаточно много) хожу по городу и рисую. А по вечерам общаюсь с художниками и писателями. Ты, вероятно, не одобрила бы подобной легкомысленности, но мне кажется, именно о такой жизни я и мечтала всегда. Только меня немного огорчает то, что все эти художники воспринимают меня скорее как прекрасную натурщицу, но совсем не как человека, который может творить наравне с ними. Хотя некоторые, посмотрев мои работы, говорят, что у меня определенно есть талант, который мне нужно развивать. Да и в целом Франция в отношении женщин - намного более прогрессивная страна, чем наша. Многие из них здесь занимаются наукой, учатся и преподают в университетах. Я думаю, тебе бы это очень понравилось. Возможно, я смогу приехать в Лондон на Рождество, чтобы, как обычно, вся наша семья была в сборе. Но еще больше я бы хотела, чтобы ты смогла приехать ко мне в Париж. Я бы столько интересного могла тебе показать и познакомить с прекрасными людьми! Скучаю по тебе!Любящая тебя, Мелисса
Дочитав, Скалли сложила письмо и покачала головой, но улыбку сдержать всё-таки не смогла.Примечания
[1] Лондонское Линнеевское общество, целью которого было распространение знаний о естественной истории и теории эволюции, издавало с 1856 г. научные журналы разных биологических направлений (ботаника, зоология). [2] Антони ван Левенгук - исследователь-натуралист, занимался конструкцией микроскопов. Впервые рассмотрел и описал многие одноклеточные организмы. Его описания и рисунки были настолько подробны, что ученые даже сейчас могут опознать по ним различные микроорганизмы. https://media.sciencephoto.com/image/c0455364/800wm/C0455364-Animalcules_observed_by_Anton_van_Leeuwenhoek,_c1795.jpg - подобное изображение Скалли могла развесить на классной доске. [3] Лондонское королевское общество - одна из старейших академий наук в мире, утвержденная королевской хартией в 1662 г. [4] Монмартр (фр. Montmartre) - холм, названием которого, после его присоединения к Парижу в 1860 г., начал называться весь квартал. Монмартр известен, в частности, тем, что там во второй половине XIX века проживали многие деятели искусства, например, художники Ренуар и Тулуз-Лотрек. [5] Монпарнас (фр. Montparnasse) - другой квартал Парижа, который перенял “эстафету” у Монмартра в качестве места проживания и встреч творческой богемы. [6] Имеются в виду les années folles (фр. “сумасшедшие годы”) - 1920-е годы, которые характеризуются активным социальным и культурным развитием, а также протестным движением против ценностей предыдущих поколений. В Париже в это время проживало большое количество иностранных деятелей культуры, например, американские писатели С. Фитцджеральд и Э. Хемингуэй, или выходцы из Российской империи - художники М. Шагал, Х. Сутин. [7] Улей - бывший винный павильон со Всемирной выставки 1900 г., приобретенный меценатом Альфредом Буше, который хотел устроить своеобразное общежитие для творческих людей. В нем можно было за небольшую плату снять комнату для проживания и студию. https://www.paris-unplugged.fr/wp-content/uploads/2015/03/ruche1.jpg [8] Бато-Лавуар (фр. Bateau-Lavoir - корабль-прачечная) - первое общежитие для творческой богемы на Монмартре, в частности там проживал с 1904 по 1912 гг. Пабло Пикассо. Бытовые условия в нем оставляли желать лучшего даже по меркам той эпохи. [9] Сакре-Кёр (фр. Sacre-Cœur) - базилика на холме Монмартр, хорошо узнаваемая благодаря белому цвету и куполам. Решение о строительстве было принято после франко-прусской войны и расстрела парижской коммуны (в частности на Монмартре были особо кровопролитные бои), как обет примирения между сторонами и в память обо всех жертвах. [10] Клозери де лила (фр. Closerie des Lilas) - кафе на бульваре Монпарнас, известное тем, что стало центром притяжения, встреч и творчества практически всех писателей, художников и поэтов, живших в Париже в первой половине XX века. [11] (фр.) Какая красивая рыжая девушка! [12] Конечно, здесь речь идет о молодом Сальвадоре Дали, который впоследствии женился на жене своего друга - поэта Поля Элюара - Елене Дьяконовой, вошедшей в историю под именем Гала.