Последняя возможность увидеть солнце.

Очередное паршивое утро. Слышу, как снег лупит в окно. Понимаю – сегодня холодно. Такое чувство, словно за мной наблюдают. Мне кажется, что в лачуге кроме меня кто-то есть. Пытаюсь понять, что происходит. Точно помню мешок наркоты, который я несу в дом божий. Я помню как те голоса, что обычно живут во мне, в моих мыслях... Точнее, нечто новое, промывало мне мозги в тот момент, как появился пятый и начал склонять меня... – Не может быть, – думаю, я и в тот же момент в моей голове отзывается темная материя. – Я не позволил ему, – говорит новое нечто, что я не хочу называть новым, шестым голосом в моей голове. – Почему? – спрашиваю я и чувствую себя на пороге окончательного безумия. – Потому что дело превыше всего, – получаю спокойный ответ. – Но почему я ничего не помню? – вслух произношу я. – Совсем ничего? – девичий голос неожиданно бьет по психике, и теперь до меня доходит, почему мне казалось, что за мной наблюдают. – А что должен помнить? – спрашиваю я, понимая, что этот вопрос подобен самоубийству. – Ну, как же! Несколько бутылок... – начинает говорить она, но голос девушки перебивается тем новым, что поселился в моей голове. – Да, я сделал это, и мне это понравилось, – говорит он, и в следующий миг из тени появляется белая кожа, белые волосы и огненные веснушки. – Проклятье... – думаю я. – Он знает? – Кто? – заигрывая, спрашивает она. – Сын того демона, что обосновался в церкви, – появляется первый голос. – Тот, под которым ты стонала и кричала, – второй голос сменяет первый. – Тот, что опасен на все сто процентов, – третий голос. – Что же будет дальше? – четвертый. – Неважно! – Сейчас мы продолжим начатое. - – вырывается из меня пятый, и я теряю контроль над телом. Стук в дверь останавливает даже не меня, а того, кто мною правит. – Кто? – голос резко стал сумрачным и хриплым, то яростное и кипящее сумасшествие сменило тихое и размеренное безумие. – Тащи свою тощую задницу на планерку, тебя ждет отец, – слышу голос коммерсанта. – Да куда же она могла деться? Девушка подходит ко мне и нежно целует в губы. – Ты же понимаешь, что теперь мы связаны одной тайной? – спрашивает она, и змеи губ расползаются в улыбке. Проходит несколько минут, и я выхожу на улицу, чтобы встретить очередное дерьмовое утро. За пределами стен дует свирепый ветер декабря. За собой он несет кристаллы воды, принявшие причудливые формы... Они будут впиваться в кожу стараясь рассечь ее до крови. – Декабрь больше не будет спокойным, – думаю я пока иду к месту встречи с закинутой лопатой на одно плечо и ломом в другой руке. –Холодно. Мои ежедневные одноразовые друзья не смогут вынести этот день. Становлюсь в шеренгу. Во главе этого строя ошибок. Снег лупит прямо в лицо, ветер придает ему ускорение. Глаза чуть открыты. Приходится смотреть на этот мир сквозь узкие щели. Хочется отвернуться, но жирный ублюдок занял самую выгодную для себя позицию – спиной к этому холодному ветру. – Сегодня нам надо поработать как следует. Каждому процент за работу и молчание. Он подходит ко мне: – Спасибо за преданную службу, сынок. – Все во славу господа, – говорю я, думая о возмездии, которое я совершу во имя Бога, когда настанет время. А пока что мы идем копать место нашего существования, чтобы спрятать в его лоне актеров, отыгравших свои сцены в полном объеме. Пока что я должен ждать дальнейшего развития событий. Пока что я должен опасаться этой девушки. Проходит несколько часов утомительной работы. С меня капает пот. Мне тепло не смотря ни на что. Я слушаю, как скулят одноразовые друзья. Меня это отвлекает от собственного безумия. – Эй! – слышу позади. – Иди сюда! Голос коммерсанта направлен в мою сторону. Подхожу. – Сегодня пойдешь в город. Приведи себя в порядок. У тебя есть один час. Потом найдешь меня в храме, и я скажу, что делать дальше.. – Что же это будет? – первый голос. – Какого черта творится? – второй. – Намечается что-то интересное, – третий. – Не нравится мне это, – четвертый. – Можно напиться, – пятый голос очень довольным тоном вставляет свои пять копеек. Жду продолжения, но его нет. Иду в хижину, чтобы взять свои вещи. – Падре будет недоволен, – думаю я, сжимая лом в одной руке, лопату в другой. – Тебя волнует его мнение? – откликается темная материя, тем самым нанося точный удар, который отрезвляет меня. – С чего я начал думать о том, что скажет жирный ублюдок? Почему я переживаю о сопляках, пришедших на смену предыдущим? Почему я вообще обо всем этом думаю? – эта мысль появляется и задерживаешься во мне, как навязчивая идея. Я идущий наощупь, идущий в кромешной тьме. Мне сложно судить о происходящих событиях, мне сложно судить об адекватности происходящего. Только сейчас начинаю понимать, что пути моего сознания запутались и завязались в узел. – Чего я хочу? – задаю себе этот вопрос в ожидании ответа, но его нет, поэтому я сам озвучиваю единственный возможный для всех ответ.– Закончить начатое дело. Я говорю это сам себе, будто бы назначая эту цель по умолчанию. Чтобы больше не отвлекаться, чтобы сосредоточиться. Все эти мысли несутся по конвейеру всякого бреда, расположенного где-то в голове. Они проходят сквозь некоторый считывающий прибор, транслируются мне, а затем пропадают в небытие, уступив новым. «Это похоже на одноразовых друзей, которых мне приводят каждый день, – думаю я, взяв более-менее цивильные вещи, что притащил мне старший продавец могил, собираясь выходить в сторону церкви». Холодная улица с бешеным снегопадом сменилась душем с горячей водой в стенах церкви, при которой я служу. Сегодня происходит много перемен, сегодня прервалась привычная череда событий... Вот оно – тектоническое движение жизней... Вот то, чего я ждал. Через некоторое время я нахожу коммерсанта. Он доволен тем, каким он меня видит. На его лице застыла мерзкая улыбка, и я понимаю, что возможная выгода сегодняшнего мероприятия куда больше, чем продажа нескольких метров под землю. – Идем за мной, – говорит он, и мы двигаемся в сторону комнатки для исповеди. Открыв дверцу, я вижу маленькое помещение. Внутри маленькое переговорное окно с мелкой сеточкой внутри и небольшой стульчик. Сын местного управленца берет стул и выносит его из комнатки. Только после этого я замечаю две щели в полу. – Что смотришь? Поднимай, -– говорит он, указывая мне головой на те два отверстия. Просовываю пальцы в них и начинаю тащить на себя вверх. Несколько дощечек легко отрываются от пола, открывая схрон. Там, внутри, лежат те самые мешки, которые с «фабрики» мы привезли сюда, те самые, что прервали мою адекватность... – Бери один и иди со мной, – говорит коммерсант. Все, что мне остается, – делать то, что он говорит. Я марионетка, сотворенная психопатом из парализованного тела пока что живого человека. Он ведет меня по лабиринту коридоров церкви. Я даже не мог представить, что здесь так много поворотов и комнат. Я даже не представлял, что в этом небольшом здании столько хитросплетений разных маленьких помещений, у каждого из которых свое сакральное предназначение, и одно из таких он искал. Оно скрывалось за обычной дверью, и, по сути, это была самая обычная кладовка. Внутри был шкаф со всяким барахлом, но одна вещь резко выбивалась из общего вида. Это была машинка, с виду напоминавшая блендер. – Идем на кухню, – говорит он, забирая это странное приспособление. Мне хватает мозгов, чтобы не спросить его, что это и для чего предназначено. Я понимаю, что сейчас сам все увижу. На кухне он ставит этот прибор на стол, убирает все лишнее с поверхности и жестом показывает мне положить мешок с сансарой рядом с машинкой. Он подключает ее к сети, и теперь мы просто молча стоим. – Начнем через минуту. Она должна прогреться. Интересно узнать, что это такое? – спрашивает он. – Я в любом случае узнаю, что это такое и его предназначение, – отвечаю я. – Да, ты прав. А знаешь почему? – Нет. – Потому что мне стало лень заниматься всем этим, но это только первая причина. – Какие еще есть причины? –цепляюсь за его последние слова. – Ну, по сути, ты мне должен свою жизнь... По причине того, что я ее не так давно спас. Так что теперь всем этим будешь заниматься ты. Это обеспечит безопасность мне, отцу и нашему предприятию, потому что ты должен будешь молчать. Это твоя плата. – говорит он, косясь на машинку. На ней загорелась маленькая зеленая лампочка. – Время пришло. Открывай мешок. – Высыпай содержимое в машинку, – говорит он, и я делаю. Потом он жмет кнопку, и машинка начинает жужжать, после чего открывается небольшое отверстие, из которого устройство начинает выплевывать маленькие, одинаково расфасованные, пакетики с сансарой. – Сыпь еще, – говорит он. – Фасуй весь мешок, а я сейчас вернусь. Проходит минут десять. Стол усыпан пакетиками с сансарой. – Кидай сюда, – заходя в помещение, говорит сын святого отца. – А посчитать? – спрашиваю я в недоумении. – Не требуется. Все уже вымерено и посчитано, – отвечает он и протягивает мне рюкзак. Делаю так, как он сказал. – Возьми список. Здесь имена, контакты, адреса, по которым ты сейчас отправишься в виде доставщика. Вот тебе мобила. Если что, звони клиентам. Связи со мной или отцом нет. Если поймают, то ты ничего ни о ком не знаешь, понял? – спрашивает он. – Да. Вопрос можно задать? – Давай. – Мне пешком шариться или как? Город немаленький... – Вот тебе деньги на передвижение и так, если что надо, пожрать, бахнуть, купить чего, – говорит он и достает из заднего кармана джинс конверт. – Я вас понял. Спасибо. Застегиваю молнию на рюкзаке и покидаю помещение, затем дом божий. Я маленькая лошадка, я везу людям сансару прямо из церкви. – Вот мы и начали подбираться к финишной прямой, – первый голос появляется в моей голове. – Да! Скоро все закончится, и можно будет уйти на покой, – второй голос сменяет первый. – Скоро можно будет забыть обо всем об этом и отдохнуть, – полный умиротворения третий голос говорит в моих мыслях. – Наконец-таки мы сможем отдохнуть, отоспаться, – четвертый голос сменяет третий. – Отоспимся в гробу, – протягивает пятый голос. – После того, как раскидаем кишки этих ублюдков вперемешку с их же мясом и дерьмом по мраморным обелискам, – темная материя вновь пришла в движение. – Конечно, мы устроим танцы под кровавым дождем, – теперь уже я сам подхватываю волну безумия, а в этот миг такси проносит меня мимо магазинных витрин. На светофоре я наблюдаю за манекенами, разделенными со мной двумя стеклами, расстоянием, людьми, идущими по улице, металлом и пластиком из которых состоит дверь автомобиля. Эти манекены, они как живые, и они смотрят на меня с высоты своей красоты. А потом они начинают, двигаться... Это девушки. Это прекрасные, словно ангелы, девушки. Их наняли на работу манекенами. Они стоят в витринах, меняют позы, освещают этот гнилой, темный Мир светом своих сияющих лиц и тел. Они – что-то внеземное... Что-то, о чем вожделеют мужчины. Они живут в мыслях женщин как образы идеалов. А я смотрю на них и при всем великолепии вижу лишь обезличенность. Мы плывем по городу из пенобетона, из стали, из людей, циркулирующих по сосудам улиц. В моем рюкзаке сильный дорогостоящий наркотик, что я везу из церкви по адресам, что дал мне сын святого отца. Я курьер сансары. – Скоро все закончится. Скоро ты узнаешь лица, места, суммы... Скоро ты сможешь наполнить себя необходимой информацией, – крутится у меня в голове. – Скоро мы прибудем по первому адресу. Потом ноги отнесут на второй, третий, четвертый... Затем вновь такси, опять новые лица... Так я проведу весь день. Я думаю, пока желтый автомобиль несет меня сквозь время и пространство... Пока я смотрю в окно и наблюдаю за тем, как жители этого города борются с дерьмовой погодой очередного дерьмового дня... А потом такси останавливается, я расплачиваюсь с водилой и отправляюсь на знакомство с первым, вторым, третьим лицом... А потом список заканчивается, а вместе с ним и этот день подходит к концу. – Дрянь, – именно это слово сопровождает мое прощание с этой датой. – Я все равно не понимаю, как ты можешь это пить, – говорит девушка за барной стойкой. – Моя жизнь похожа на этот напиток, – говорю я. – Я дрянь. – Как самокритично, – фыркая, говорит моя подруга и передает мне бутылку, а в это время, недалеко от меня сидят трое парней и что-то оживленно обсуждают. Смотрю на них и понимаю, что количество то же, что и в прошлый раз, а вот лица другие. – Совпадение, – мелькает в моих мыслях. – А что ты скажешь о том, что мы все бомжи? Не в буквальном, а в переносном смысле, – говорит один из них. – Ну, как тебе сказать. Я не согласен, – говорит второй. – Да ты сам посмотри, – вновь говорит первый. – Санечек, каждый из нас коллекционирует мусор в своих жизнях. Причем тащит как свой, так помимо этого хватает все дерьмо, что под руку попадется. – Приведи пример. – Легко! Ты смотришь телевизор? – Ну, бывает. – Читаешь новости? – Да. – Потом, бывает, думаешь обо всем об этом? Если сейчас передадут о чрезвычайном положении, о надвигающейся войне, к примеру, ты ведь будешь обо всем этом думать. А это – дерьмо, причем чужое. И ты будешь таскать за собой это. Примерный смысл ясен? – Хорошо, допустим... – включается третий. – Допустим, что твоя теория верна и все мы бомжи, вот только жилища-то есть, правильно? Прописки и так далее. Документальные свидетельства. – Это все есть, ты прав, Джон, но смотри, ведь бомжи тоже живут в разных зданиях. В подвалах, заброшках, в самовозведенных сооружениях типа, не знаю, бунгало. Так? – Так. И? – спрашивает Джон. – И то, всем и каждому есть куда тащить все это жизненное, накапливаемое,-– говорит первый, и на некоторое время в этой компании повисает тишина. – Но, знаешь, все равно, даже если так, то мы, каждый из нас, сами ответственны за выживание, – говорит Саша. – За то, как будешь выживать ты, ты, он. Каждый сам выбирает это. – И каждый сдохнет в итоге, так? – темная материя вырывается из меня голосом. – Да, это правда, – говорит Саша. – Как сказал классик: «Каждая тварь этого мира умирает в одиночестве», – заключает тот, чье имя Джон. – А ты-то кто такой? – первый парень обращается ко мне. – Посетитель этого заведения. – А поподробней? – он продолжает обращаться ко мне. – Разве есть разница? – спрашиваю я. Один из парней всматривается в меня, в мое лицо, и я понимаю, что уже где-то видел его. – Какое совпадение, – говорит Джон,– Какое интересное совпадение. О смерти говорит тот, кто непосредственно ведет дела с этой жизненной ситуацией, так? – Что ты имеешь в виду? – внутри все сворачивается в плотный комок, который говорит мне, который шепчет мне на ухо: «Он знает о тебе что-то и этого слишком много, чтобы оставить его в живых.» – Ты же могильщик на нашем кладбище, – говорит он. – Откуда знаешь? – Не так давно ты закопал мою любовь, – говорит он. Мозг сам отправляется в путешествие по памяти. Он сам по себе проматывает события уже минувших дней. Это происходит со скоростью света, так что я успеваю ухватить лишь мелькающие картинки, лица, какие-то ощущения. И так до момента, пока мой мозг резко не останавливается, показывая мне фотографию одного из последних дней холодного и мерзкого ноября. – Сожалею, – выдавливаю из себя фразу на все сто процентов состоящую из фальши... На самом деле мне плевать. – Какая интересная компания у нас собралась, – включается в наш диалог третье лицо, расширяя его до дискуссии. – Артист, психолог, клерк и могильщик... Не канонно... – Да, – протягиваю я, а сам думаю, если так, пусть этот Джон оставит при себе свое существование. – Каждый живет в рамках своего выживания, – врывается в разговор Саша. – Именно поэтому, я так думаю, профессия вообще не должна характеризовать человека как личность. – Да ладно! – издевательски заявляет Джон. – А если это наемный убийца, который отрезает головы в тайном месте где-нибудь в лесу, тело выбрасывает, а отделенную часть прячет в пластиковый пакет и доставляет заказчику? Разве это не характеризует эту личность как законченного психопата? – Эм, да, ты прав, – соглашается Саша, а я тем временем наблюдаю мультипликацию моего сознания, которая показывает мне постановку казни в лесу, при всем при этом пятый голос истерически смеется и кричит: «Сделал дело, прикрой ветками!» – А вообще, – вновь начинает тот парень, чье имя ни разу до сих пор не прозвучало в ходе беседы, – Вообще, я хочу с вами поделиться одной мыслью. Вы можете себе представить еще один слой земли над землей. Будто бы есть наш шарик, а над ним, высоко в небе есть что-то типа скорлупы. – С такими мыслями и рассуждениями я сейчас позвоню хлопцам, и мы заберем тебя на дурку, – говорит Джон. – Нет, подожди... Есть такой вот слой, где-то вверху. И, короче, засыпая, ты можешь попасть туда. А там, точнее, оттуда ты видишь все. Вообще все! То есть совершенно все! – Чувак, ты пьян, – говорит Саша, а мне становится скучно слушать их. Я начинаю опрокидывать стакан за стаканом. Смотрю на девушку, которая работает в этом месте. Пытаюсь сосредоточить мысли на своих целях, на плане дальнейших действий. – Ты даже не представляешь, насколько холодные у нее руки, – вновь в мое личное пространство врывается голос пьяного парня. – Это просто кошмар. Не знаю... Лед теплее, чем ее руки. Я слышу эти слова, и мне вспоминается та девушка, что приходила устроить мне сеанс лечения. «А ведь на следующий день она не пришла, – думаю я. – Она не пришла, вот и хорошо. Не будет никаких лишних проблем... Интересно, не о ней ли говорит это пьяное тело?», – мелькает в мыслях, но я решаю не ввязываться в очередную дискуссию и продолжаю пить дрянь. Точно такую же, что пил вместе с ней той ночью, когда чуть не сдох прямо под распятием. Допиваю бутылку, расплачиваюсь, ловлю такси и направляюсь обратно, на свое кладбище, а в голове крутится навязчивое: «Устал. Я очень сильно устал».