Танец белой цапли

— Хм… Вот гляжу и все никак в толк не возьму, — по-хозяйски развалившись в кресле и осматривая скромную комнату Микаэля через дверной проем и более обширную гримерную, в которой пребывал он сам, произнес Оноэ, в то время как ее истинный владелец сидел тут же неподалеку перед зеркалом и что-то искал в выдвижных ящичках. — Совсем тут у тебя неуютно стало. Тускло все, серо… — Да, и с каких пор, ты находишь это помещение неуютным? — Микаэль косо взглянул на своего партнера через отражение в зеркале. — Вроде пять минут назад ты был абсолютно доволен. — Абсолютно, — кивнул Оноэ, и выражение его лица приняло то самое блаженное состояние, полностью отражающее его внутреннюю удовлетворенность. — Убери эту идиотскую улыбку, меня от нее буквально выворачивает, — произнес Микаэль, отвернувшись. — Чего ты-то кислый такой? — насмешливо взглянул на юношу Саката. — Разве у тебя такое лицо должно быть после того, как ты раз пять умолял меня о продолжении нашей маленькой забавы? Или что? — он поднялся и подошел со спины к Мике, который, завидев его приближение, задвинул открытый ящик и сел более менее ровно на стуле. — Тебе все еще недостаточно, и ты хочешь еще? — мужчина опустил руки на хрупкие плечи и с алчной заинтересованностью взглянул в зеркало, в котором отражался Микаэль, чье лицо из-за жестокой печали, отраженной в глубине его ярко-зеленых глаз, делалось еще более прекрасным и выразительным, чем в обычные дни, когда оно выражало равнодушие и презрение к миру. — Так только скажи, ты знаешь, я всегда не прочь поразвлечься с тобой. Можем даже в отель поехать, если тут надоело, — говоря эти слова на ухо своему партнеру, Оноэ одновременно скользнул рукой под рубашку Микаэля и начал оглаживать желанное тело. — Хватит! — вздрогнув, когда ладонь задела чувствительный сосок, выдохнул Микаэль, мгновенно раздосадовавшись. — Убери от меня руки! Сколько можно?! Думаешь, меня можно каждый раз вот так подходить и трогать, как будто я кусок мяса какой-то? — А что, вполне себе лакомый кусочек, — любуясь тающим под его ласками любовником, ощущая его мелкую дрожь, с гнусной улыбкой прокомментировал Саката. — Так что давай, собирайся, поедем, пока еще никто не пронюхал про твое раннее возвращение. — Совсем дурак, у меня скоро репетиция! — строго бросил Микаэль, несмотря на то, что его тело испытывало довольно приятные ощущения от грубых поглаживаний любовника. — Что там репетировать. Ты и так лучше всех, зачем тебе лишние телодвижения? Которые, ко всему прочему, радости никакой не приносят, то ли дело эти… — рука скользнула к паху и крепко сдавила член. Микаэль содрогнулся и глухо застонал сквозь плотно сжатые зубы. — Я же говорю, поехали, — ухмыльнулся Оноэ. — Тебе надо куда больше приятных впечатлений, чтобы очистить свой разум от посяганий этого старого пня, — по мере того как он говорил, он продолжал сминать твердеющий орган Микаэля. Сам же юноша, откинувшись на спинку стула и закрыв глаза, просто дрожал и тихонько постанывал, упиваясь сладостными ощущениями от надрачивания сквозь одежду. — Ума не приложу, как тебе удается водить его за нос столько лет. — Я же лучший актер… Нгха, — усмехнулся и тут же вскрикнул Микаэль, когда Оноэ крепко сжал в ладони его член. — Это верно. Тут не поспоришь. — И, между прочим, по твоей милости мне пришлось выдумывать нелепые отговорки, лишь бы только он не заподозрил чего дурного, — укоризненно взглянул на любовника Мика, но его взгляд был затуманен дымкой наслаждения, так что укор быстро сменился расслабленностью, тем более Оноэ ускорил темп. Больше Микаэль не мог выдавить из себя ни слова. Пелена наступающего оргазма настолько охватила его тело, что сковала все мысли. Темное пятно проступило на светлой ткани его брюк и продолжило увеличиваться. Микаэль изнемогал от рвущих тело и разум ощущений, в то время как рука Оноэ продолжала интенсивно массировать его эрогированный член, вздрагивающий от прикосновений. Чувства, когда высвободили налившуюся плоть, стали еще острее, еще приятнее. Пожирающее пламя, сводящее судорогой все мышцы таза, распространялось по всему телу, жадно напитывая каждую клеточку пьянящим вкусом сексуального удовольствия. Шиндо задыхался в этой агонии. Он тяжело и судорожно глотал ртом воздух, все его тело было ужасно напряжено. Каждый нерв был натянут точно струна и, казалось, хватит одного прикосновения, чтобы она лопнула. Пальцы судорожно вцепились в подлокотники. Оноэ с каким-то ненормальным восхищением наблюдал за картиной изнемогающего любовника, который был наиболее восхитительным и притягательным в те моменты, когда его полностью заполняет демон сладострастия и он без стыда и колебаний обнажал свою вторую натуру, жадно требующую плотских утех. Очередное движение и, будучи не в силах более терпеть эту сладостную пытку, Микаэль, изгибаясь в позвоночнике, с громким стоном изливается, после чего, обессилев, падает обратно в кресло и глубоко, прерывисто дышит. — А так убедительно сказал мне «хватит». Хорошо еще я не верю тому, что говорит твой рот, а предпочитаю слушать твое тело, оно у тебя правдивей языка, — усмехается Оноэ и, беря со стола влажную салфетку из коробочки, вытирает испачканную спермой руку. — Однако иногда и язык может говорить четко о твоих желаниях, — и тогда же он яростно приникает к губам юноши и остается довольным, получая ответ. — И все равно, я считаю, у тебя тут стало мрачновато, — спустя десять минут говорит Оноэ, теперь уже сидя на краю стола и сверху вниз поглядывая на Шиндо, которому пришлось потратить время на приведения своего внешнего вида в должное состояние. Микаэль вопросительно поглядел на него. — С букетиками от твоего тайного воздыхателя тут было посветлее, — медленно, словно раздумывая, проговорил Саката, после чего лукаво взглянул на Мику. — Не находишь? — Совершенно, — фыркнул блондин и, поднявшись из-за стола, прошел мимо мужчины к окну. Столь резкий ответ, свидетельствующий о задетом чувстве гордого юноши, вызвал кривую усмешку у Оноэ. — То буквально задаривал тебя, что не зайду утром, а там свежий букетик благоухает. Красотища! А теперь уже неделя, и все глухо… Единственное, что украшает комнату, это твоя очаровательная мордашка и запах твоего парфюма. Османтус, да? Но он привычен и уже не так греет душу. — Что мне до того, что некто, кого я знать не знаю и видеть не видел, вдруг берет и перестает носить эти дурацкие цветы?! — не поворачиваясь к любовнику, мрачно заметил Микаэль. — Следить, чтобы не завяли, обирать опавшие лепестки, а как засохнут — выбрасывать и т.д., и т.д. Хлопоты с ними одни только. Нет, и замечательно. Я только рад. Плевать я хотел на эти цветы, — уже тише произнес Микаэль, устремляя печальный взгляд на спящий увеселительный квартал. «Ну вот, чего и следовало ожидать. Недолго же это продлилось, — думал он, глядя на серые, туманные улицы, кажущиеся еще более унылыми после того, как всю ночь лил дождь. — Восхищение образом… преклонение перед талантом… чистая любовь… все это, в конце концов, обращается в ни что. Нет, только страсть, обжигающая кровь и душу близость, достойна внимания… В жарких прикосновениях, в сближении тел проявляется истина, а все остальное всегда превращается в осколки и прах…» — Так что, пока наш почтеннейший аристократ в седьмом колене не увидел тебя, сбежим отсюда по-тихому? А то потом так просто не вырвешься, — Оноэ приблизился к Шиндо и властно приобнял его за талию. — Правило, что тебе нельзя просто так покидать театр, все еще в силе. — Ты дурак или просто оглох? — без обычной агрессии, тихо ответил Микаэль, склонив свою белокурую голову, коснувшись лбом холодного стекла. — Я же сказал, у меня репетиция. А вечером — выступление. — Так после выступления? — подтолкнул юношу Оноэ. — Так и быть, подожду уж до вечера. Пропустим завтрак, так зато порадуем себя хорошим ужином. — Нет. — Что значит — нет?! — вскинул брови Саката. — Ааа, понял, — его осенила догадка. — Старый хрыч опять желает видеть подле себя своего любимого племянника, небось и на выступление опять заявится? Бросив на Сакату гневный взор, Микаэль сбросил его руку с себя и подбежал к двери. — Это ты остолоп, который ничего не понимает. Я сказал нет. Никуда я с тобой не пойду! И никто меня вечером ждать не будет, ясно тебе?! — дерзко бросил Микаэль и выскочил из комнаты. — Что ты сказал?! — взбеленился от оскорблений и отказа Саката, сжав кулаки. — А ну вернись, маленький паршивец! — он ринулся следом и остановился в дверях. — Куда это ты лыжи вечером навострил, а?! Только попробуй сбежать от меня сегодня, мало не покажется! Но Микаэль только засмеялся, продолжая нестись во весь опор по коридору к месту проведения репетиции. Удалившись на безопасное расстояние и убедившись, что Оноэ не преследует его, Шиндо направился дальше ровным, степенным шагом. Путь его лежал мимо общей комнаты, которую невозможно было обойти, если только ты не лишен дара проходить сквозь стены. И, несмотря на раннее время, дверь в эту самую комнату была отворена. — Вы заметили, ребята, что-то наша достопочтенная прима не в настроении последнее время, — это произнес с насмешливой интонацией некий юноша, комплекцией и манерой поведение слегка напоминающий самого Шиндо, только в каждом его выражении, в каждом действии сквозило то липкое, очерняющее начало, рождающееся исключительно в низких и завистливых душонках, от чего и взгляд и улыбка этого молодого человека по имени Лилиас, вполне симпатичного, с тонкими чертами лица и выразительными черными глазами, были преисполнены отравляющей желчью. Он стоял у самой двери, скрестив на груди руки, и смотрел на парней, рассевшихся кто где, дожидающихся начала рабочего дня. — Уж не знаю, что такое могло произойти, — с наигранным сочувствием протянул он, делая вид, будто не замечает приближающегося к нему со стороны коридора Шиндо. — Да мало ли что, он настолько сумасброден, что с ним что угодно может случиться, — бросил кто-то из актеров. — Может, осенняя депрессия началась. Мне самому от этой слякоти извечной паршиво становится. — Так-то оно так, он у нас натура утонченная, избалованная. Возможно, и впрямь так погода действует, — согласился Лилиас. — Но мне кажется, дело обстоит куда глубже. Посерьезнее должно что-то произойти, чтобы вывести наше театральное достояние из мирного состояния. В этот момент Микаэль, и впрямь в дурном настроении, но совершенно равнодушно отнесшийся к услышанному, поравнялся с Лилиасом, подпиравшим собой двери общей комнаты. — Ах, Микаэль! — воскликнул Лилиас, будто только сейчас заметил присутствие Шиндо. — Не поверишь, а мы только что о тебе говорили. — Отчего же не поверить, — хмыкнул Шиндо. — Разве у вас может быть что-то путное на повестке дня, кроме как зазря языком трепать, сплетничать, да тряпки обсуждать. Как бабы базарные. — А ты не зазнавайся, сам-то недалеко отъехал! Мы, между прочим, в одной упряжке, — высокомерно ответил Лилиас. — Я? С вами? Ха! Вот еще! — пренебрежительно фыркнул Микаэль. — Юмор у тебя отменный, Лилиас, тебе бы с ним публику в «Sakuragari» развлекать. Как раз твой уровень. — Ах ты, — сжал кулаки Лилиас, но тут же взял себя в руки и снова нацепил доброжелательную улыбочку. — Да, другого от тебя ожидать не приходится. А мы, между прочим, тут с ребятами гадаем, отчего ты в последнее время не в настроении, а? Случилось у тебя чего? Вон, я слыхал, от тебя ухажер отказался. — О, да неужели? — сделал вид, будто удивлен Шиндо. — И откуда ж такие сведенья, скажи на милость? — Ну как, — пожал плечами Лилиас. — Все видели, как тебя тут долгое время некто неизвестный букетами задаривал, а тут вот раз и тишина. Что же это такое? Неужели в тебе разочаровались и отвергли? Быть того не может, ни за что не поверю, чтобы так добровольно кто-то отказался от нашей примы! Она же у нас всегда нарасхват! Настолько значимая, ценная, что мы все тут от нее зависим. А что же будет, когда она потеряет свою привлекательность из-за постоянных депрессий? — ужаснулся Лилиас. — Вдруг настанет такое время, что интерес зрителей к ней навсегда угаснет! Как же быть тогда! Или, может быть, — он схватил Мику за руку, при этом в наигранным опасением и сочувствием, поглядев ему в лицо, — неужели! Это уже начало происходить?! Может, ты потому и не в себе, что твой постоянный клиент что-то подозревает? А тут еще и новоиспеченные начинают бросать! А может, он на кого другого глаз положил? Ты скажи нам, не стесняйся. Мы же от чистого сердца, поможем, утешим, если что! — Вот еще! — фыркнул Микаэль и отдернул руку, чтобы пальцы Лилиаса больше не касались его тела. С наивысшим чувством презрения и превосходства взглянул Мика на того, кто каждый раз при встрече предпринимал попытки зацепить его. — И не мечтай когда-нибудь занять мое место, Лилиас. Причем ни на сцене, ни в постели господина Маэна тебе места не будет никогда. Наша публика, конечно, в большинстве своем низкосортна, посредственна, но даже она справедливо предъявляет требования исполнителям, чтобы те, на кого им приходится смотреть, имели хоть малую толику таланта и чуточку привлекательности. Они требуют натуральности во всем, начиная от эмоций, изображаемых на сцене, и заканчивая внешним видом, — он бросил насмешливый взор на гриву перепаленных перекисью волос Лилиаса, которые он тщательно старался довести до золотистого цвета, но пока получался только непримечательный медный оттенок. — Так что пусть у меня даже самое отвратное настроение, никто из моих почитателей никогда не думал от меня отворачиваться. Они как благоговели перед моими данными, так и благоговеют. А что до цветов, так я сам попросил больше не приносить мне их. А то некоторые смотрят, да от зависти зеленеют, осознавая, что им за их «несравненную» игру никто даже опавшего, засохшего одуванчика не подарит, — губы Микаэля искривила милая усмешка. — Ладно, пойду я лучше. И зачем я с тобой заговорил, только рот себе испачкал, — и, засмеявшись, гордо и независимо направился дальше по коридору. — И все равно, сколько бы ты из себя не корчил звезду сцены, сколько значимости на себя не напускал, ты был и остаешься грязной, неблагодарной дешевкой, путающейся невесть с кем за спиной своего покровителя! — выскочив следом в коридор, выкрикнул в спину Шиндо, трясущийся от негодования Лилиас. Но Микаэль лишь бросил на него насмешливый взор, от чего Лилиас ощутил себя еще более униженным. — Черт возьми, вы хоть раз можете столкнуться и не повздорить, — пробурчал кто-то из парней. — Достали уже, два дурака! — Это он начал! — огрызнулся Лилиас, возвращаясь в гостиную. — Вечно ходит с таким видом, будто он один тут центр Вселенной, а все остальные как бы и не причем. Только под ногами путаются. Мы ровесники, нам обоим по 17, и внешне я ничем не хуже него, но почему-то все всегда выбирают его! Меня бесит, что все благополучие театра сейчас зависит от этой самодовольной выскочки! — Не мы установили такие законы, не нам и возмущаться, — заметил Вельт, наблюдавший всю эту сцену из угла гостиной. — Ну не знаю, лично я выбираю тебя, — сказал один из парней, сидящих на диване и потянул к себе Лилиаса. — Как по мне, ты куда привлекательней этого Шиндо, и только дураки могут не замечать твоих выдающихся способностей. Лилиас искоса поглядел на своего любовника, лет на пять старше него самого, и в глубине его темных глаз, мелькнула если не радость, то хотя бы благодарность. В то же время, покинув гостиную, которую в обычное время старался обходить стороной, Микаэль шел к назначенной цели. Скверное настроение после разговора с Оноэ только усугубилось встречей с завсегдатаями общей комнаты. «Черт возьми, если уже даже такие ничтожества, как Лилиас, обращают внимание на столь мелкие события в моей жизни, а потом еще смеют поддергивать меня по этому поводу, якобы я расстраиваюсь, что мне перестали цветочки дарить, дело и впрямь дрянь, — мысленно прошипел Шиндо. — И где взялся этот восторженный кретин со своими букетами на мою голову! Дал пищу для размышлений и подколок этим дуракам! Тошно… — он остановился у края перил парадной лестницы третьего этажа и поглядел вниз. — Как мне тошно здесь находиться. Как хочется сбежать отсюда… Поскорее бы наступил вечер… Вчера мне не показалось, что я видел его в зале. Значит, он опять в Киото. А сегодня утром я нашел под своей дверью листочек с адресом гостиницы, номером комнаты и временем, когда он будет меня ждать… Не хочу идти, но уж лучше так, чем оставаться и целый вечер слушать бред Оноэ… Как я устал, — Мика сложил руки на перила и опустил на них подбородок. Его тусклый взгляд был устремлен вниз. — Не хочу ни о чем думать… Хочу и дальше жить в иллюзии… Невзирая на свой эмоциональный разлад, Микаэль все же вовремя явился в общий зал на репетицию, которая, как собственно и вечернее выступление, прошли отменно. Зрители были в полном восторге, а касса театра не получила ни одного билета обратно. Следовательно, была в полном выигрыше. Как всегда равнодушный к бурному проявлению восхищений на свой счет, зная им цену, как никто другой, Микаэль покинул зрительный зал, как только это стало возможным. Забежав в свою гримерную и наспех переодевшись, он показался в холле через десять минут после окончания спектакля в своем обычном виде. И пропуская мимо ушей похвалы и жаждущих пообщаться с ним поближе, бросая им что-то резкое и грубое, Микаэль быстро направился к выходу. Как вдруг он резко остановился. — Эй, так что, ты согласен? — тут же оживился мужчина лет 30, не желавший так просто сдаваться даже после того, как получил грубый отказ, и увидевший свой шанс, когда вдруг белокурый юноша остановился, возможно, переосмыслив предложение, весьма заманчивого типа. — Пойдем, не пожалеешь. Вечер организую достойный любой примы. — Отвали, — бросил ему Мика, не спуская пристального взора с молодого человека, который стоял под стеной фойе и также внимательно наблюдал за ним, даже на секунду не думая отвести взгляд.