Танец белой цапли

Сказано — сделано. Уже на следующий день Юичиро собрал вещи и перекочевал вместе с другом в его обитель, расположенную в самой северной части Киото. Иными словами, как можно дальше от университета и общежития, в котором поселился Хиираги, желая оказаться как можно дальше от родительского взора. Известие, что Амане будет справлять праздники у Шиньи, вначале смутило Гоши — ведь он и сам-то все подумывал над тем, чтобы пригласить к себе старого товарища, — но он быстро, как всегда, справился с встревожившими его эмоциями и в итоге отнесся к такой перспективе вполне доброжелательно. Ведь, как он сам сказал, не имеет точного представления, где именно будет на праздники. Его и домашние к себе звали, и те, кто, на взгляд добряка, были куда более милыми и интересными, с кем провести рождественский и новогодний вечера было бы за счастье. Норито с удовольствием бы разделил свое «маленькое торжество» с друзьями, и в этом он тоже признался, если бы не одна девица, за которой он уже давно ухлестывал и которая наконец ответила согласием на его предложение совместного праздника. Так что, надо сказать, для их третьего товарища сообщение, что Юу удачно пристроился на зимних каникулах, несло двойственное чувство. Итак, Юу оказался в надежных руках вежливых и интеллигентных домочадцев семьи Хиираги, в состав которой входили отец, мать и трое детей. Двое старших братьев Шиньи, один из которых двумя годами ранее покинул отцовский дом и уехал учиться в Токио, а второй — поступил в этом году интерном в одну хорошую городскую больницу, прибыли незадолго до мальчишек, дабы вся семья была в сборе, когда настанет время обмениваться подарками и поздравлениями, как, посмеиваясь, говорил отец семейства, поглаживая свой всегда гладко выбритый подбородок. Юичиро любил эту семью, невзирая на свое профессорское происхождение все-таки умеющую время от времени вынудить своих дорогих детей разъехаться подальше и строить свои жизни самостоятельно. Пусть Амане был не частым гостем в доме Хиираги, в связи со своей домашней ситуацией, но оба взрослых хорошо относились к мальчику, в котором чувствовалось воспитание и определенная порода, так высоко оцениваемая этими людьми, привыкшими вертеться среди самых образованных людей бывшей столицы. Именно благодаря такому отношению праздники удались на славу. Пускай в доме, где временно собралась семья из шести душ, в преддверии чудесных дней было не до скуки. Банально некогда было задумываться о всяких вещах, когда все вокруг готовились к Рождеству, суетились, хлопотали, а затем и к встрече Нового года, Юичиро все же ощущал в душе некую тоску. Оставаясь порой сам в комнате, когда Шинью внезапно отвлекали родные, прося выйти и помочь с тем или иным, или уединяясь с природой, выходя вечером во двор подышать воздухом, он невольно возвращался мыслями к Микаэлю. «Пусть все здесь наполнено радостью и весельем, проживают такие замечательные люди, я чувствую себя словно не в своей тарелке. Будто бы весь праздник не для меня, — думал он, стоя на деревянной террасе, устремив взор в белеющей от снега сад, окутанный мраком ночи. — Моё сердце и душа совсем не здесь… Они остались далеко-далеко отсюда. Там, где царит разгульная жизнь, где за деньги продается и покупается совесть, там, куда я ни за что бы не попал, не подтолкни меня проведение в увеселительном квартале. Мой мир полностью сплелся с окрашенным печалью сердцем, заточенном в этой глуши человеческих существ. Такая связь сулит лишь безбрежное одиночество… Вечное скитание по пустыне с непрекращающимися встречными ветрами… и где бы я ни был, меня будет гнать вперед яркий свет твоего внутреннего пламени, и я как мотылек буду стремиться попасть к нему. А пока оно далеко, и я не могу видеть его, я будто бы и не живу вовсе…» — Юу! — донесся до его слуха голос Хиираги. Подняв голову, Амане увидел товарища, машущего ему из распахнутого окна комнаты второго этажа. — Поднимайся сюда, а не то еще простынешь! Уже столько не заходишь! — Иду! — бросил Юу и, вздохнув, поглядев еще раз в небо, где яркие звезды сияли также прекрасно, как и зеленые глаза одного непостижимого человека, вошел в дом. Поднявшись по лестнице, он очутился в спальне Шиньи — строгой, чистой и аккуратной, как полагается в подобной семье. — Что ты там делал? — подозрительно взглянул на него Хиираги. — Прости, залюбовался ночным небом. Оно тут такое красивое, — улыбнулся Юичиро, стараясь скрыть свое печаль от друга. — Согласен, вечера у нас и впрямь красивые. На окраине городов всегда природа во всем своем великолепии раскрывается, не то что в центральных районах, где только пыль и загазованность. — Это верно, — хмыкнул Юу. — Кстати, ты уже освободился? — Да, с остальным Курэто и Сэйширо справятся сами. Вот так всегда происходит — половину каникул готовишься к праздникам, а они пройдут и следа не останется, за то потом остальную часть времени только тем и занимаешься, что загребаешь завалы, скопившиеся за время торжеств, — засмеялся Шинья. — Тут работы всем достается: и слугам, и хозяевам. — Но когда семья большая — проще ведь? — устроившись за письменным столом Шиньи, произнес Юичиро. — Проще, конечно, — кивнул Шинья, сидевший на своей постели. — Нагрузка распределяется более-менее равномерно. Не то, что если бы вся работа приходилась на одного. И все же иметь двух старших братьев порой слишком накладно, не знаешь, что и делать, — хмыкнул он. — Что это значит? — вопросительно взглянул на него Юу. — А то, что все время пытаешься не отстать от них. Они же своего рода пример, гордость для родителей. Взрослые, состоявшиеся, работают. А тебя зачастую никто во внимание не берет, потому как ты пока еще ничего из себя не представляешь. Вот и приходится всю жизнь гнаться за ними. Да и с самими братьями не всегда бывает легко… — Нелегко? — поднял брови Юу. — Хм... дай-ка подумать. Разве между вами натянутые отношения? Неужели я так невнимателен и совсем этого не заметил? — Нет, отношения между нами самые обычные. Они несколько старше меня, следовательно, взаимопонимания между нами особо нет. Как-то это изначально повелось. У них свои компании, у меня свои. Поддерживаем отношения, как принято у близких родственников, и на том все заканчивается. Порой, ты знаешь, я бы предпочел лучше иметь сестер, чем братьев. — Почему? — засмеялся Юу. — Во-первых, тогда я бы был единственным сыном в семье и было бы совсем не важно, что мои сестры старше меня и уже достигли успехов, нас бы никто не думал сравнивать, а во-вторых, женское общество, пускай даже это твои сестры, куда как приятней, не находишь? — Не знаю, я пока об этом не задумывался, — пожал плечами Юичиро и отвел взгляд, в то время как Хиираги, наоборот, исподтишка пристально следил за ним. — Не задумывался о том, с кем тебе приятней проводить время: с мужчинами или женщинами? Юу, ну ты же парень. У нас в генах заложено желать быть как можно ближе к женскому обществу, — серьезно произнес Хиираги. — Ясное дело, с парнями весело, мы обсуждаем, что хотим и когда хотим, без стеснения, с девушками такого не будет. Тут нужно держаться совершенно иного стиля поведения, но, ты знаешь, женская компания часто и густо бывает ни чуть не хуже мужской. — Я заметил, если судить по Гоши, — без тени осуждения с улыбкой сказал Юичиро, — он в любой момент готов сорваться и бежать к своей таинственной незнакомке. — И это вполне естественно. — Постой, — вдруг Юу осенила мысль. — Ты намекаешь, что я делаю нечто, что противоречит обычным понятиям о естественном поведении? — Юу, я вовсе не это хотел сказать. — Тогда к чему этот разговор? — Я лишь хотел совершенно справедливо заметить, что было бы совсем не лишним, если бы ты больше интересовался представителями противоположного пола. — Чем кем? — сдвинул брови Амане. — Друг мой, — ласково улыбнулся Шинья. — Ты прекрасно знаешь все сам, знаешь и понимаешь. Потому я не стану указывать ни на кого конкретно, просто прошу тебя вспомнить, кто ты и что тебе будет более полезно в жизни. — Значит, — Юичиро опустил ресницы долу. — Вы оба считаете странным мою привязанность? — Будь это обычной привязанностью, быть может, мы бы и не обратили внимание, но тут наблюдает нечто… куда более опасное. — Что же именно? — чуть ли не впервые в жизни съязвил Амане. — Не думаешь ли ты сам, что твоя заинтересованность этим человеком стала для тебя куда более тяжелым бременем, чем полагается? — прямо поглядел на него Хиираги. — Не кажется ли тебе, что твой интерес к нему несколько больше, чем дозволено интересоваться другим человеком? Юичиро не ответил. Тень мучительной задумчивости легла на его лицо. Он поднялся и, пройдясь по комнате, остановился у окна, через которое не так давно звал его друг. — Шинья, ты пытаешься выяснить, люблю ли я Микаэля? — тихо спросил он. Хиираги не ответил, продолжая взволнованно смотреть на друга. — Полагаю, — продолжил Юу, — ответ «да». — Юу! — вздрогнул Шинья. — Я долго не решался себе в этом признаться, даже не знал, как это назвать, но вдруг понял, что действительно он стал для меня кем-то очень близким. Настолько близким, что, кажется, роднее него в этом мире для меня никого не существует. — Юу, что ты такое говоришь? — встрепенулся Хиираги. — Я всего-то впервые называю вещи своими именами, — Амане наконец отвернулся от окна и Шинью поразила светящаяся улыбка на лице друга. — Да, я люблю Микаэля Шиндо, актера театра Кабуки из квартала развлечений. — Ты уверен в своих словах? Не путаешь ли ты обычное восхищение талантом с любовью? Это же… — Неестественно? — усмехнулся Амане. — Я знаю. Но ничего не попишешь. Так случилось, и этого уже не изменить никому. Впервые в жизни мне кто-то стал поистине настолько дорог. — Юу, а как же твои родители? Что они скажут, если узнают? — встревоженно пробормотал Хиираги, надеясь, что хотя бы память о родителях отрезвит друга. — Я не собираюсь им ничего рассказывать. Да даже если бы и хотел, что толку? Ведь моя любовь обречена… — Почему? — Потому, что у меня на пути серьезный соперник, а быть может, и не один, — с печальной улыбкой ответил Юу на взгляд Шиньи. — Ты поразил меня до глубины души своим признанием. Уж не могу теперь и сказать, какому из двух твоих откровений я удивлен больше, — произнес Хиираги, мысли которого роились в голове точно рой пчел. — Прости, Шинья, тебе, наверное, неприятно слушать подобные признания. Ведь ни с тобой, ни с Гоши не происходило ничего подобного. Пожалуй, сейчас будет лучше, если я вернусь к себе. Праздники окончены, я благодарен тебе за приглашение, но стеснять дольше вас своим присутствием… Ведь я знаю точно, что не откажусь от своих слов. А значит… — он прошел к двери. — Юу, стой! — окликнул его Хиираги. — Что за глупости? — он вскочил с постели и устремился к товарищу, собирающемуся уже пойти вниз и высказать свое решение домочадцам. — Зачем тебе уезжать? Ведь до конца каникул еще три дня! — Прости, но мне показалось, ты негативно отнесся к моему заявлению, а я не хочу портить тебе остаток каникул. Я уже не изменюсь, а тебе нужно спокойно отдохнуть перед началом сессии. Не хочу докучать тебе своим присутствием, напоминая своим видом об этом разговоре. — Прекрати! — оборвал его Хиираги. — Тебе вовсе не нужно уезжать. Тем более в такие дни. Твое признание для меня неожиданность, но это не значит, что я не захочу больше видеть тебя. Мы по-прежнему остаемся лучшими друзьями, ты меня понял, и не важно, что ты там себе решил! — Спасибо, Шинья, — благодарно взглянул на него Юу, протянув руку. — Оставим это, — пожимая руку Амане, сказал Шинья, — и пойдем спустимся в столовую. Мама наверняка уже приготовила чудесный ужин. Юу кивнул и оба вышли из спальни. «Юичиро, — думал Шинья, следуя к лестнице, — я очень надеюсь, что ты все же выбросишь эту мысль из головы. И теперь мне понятна грусть, которую я временами замечаю на твоем лице, когда ты уверен, что на тебя никто не смотрит. Ты думаешь о нем… Я прав?»

***

— Ха! — иронично-дерзко усмехается Микаэль, падая на изящную софу, стоящую прямо под окном роскошной гостиной, удачно расположенной на первом этаже и выходящей окнами в чудесный зимний сад, и подпирая рукой голову. — Умеет все-таки старик устроить грандиозное веселье. Тут надо отдать ему должное. Даже упреки со стороны его семейства, решившего образумить старика на мой счет, не испортили впечатление. Я бы сказал, всё прошло превосходно. Надо заметить, что семейство Маэна неоднократно пыталось вразумить Томаса, но тот был непреклонен и, невзирая ни на какие уверения своих детей, давным-давно разъехавшихся из отчего дома и занимающихся своим бизнесом в других странах, не желал отказывать себе в общении с мальчиком, приносящим в его душу определенный покой и азарт. — И все же… Микаэль перевернулся на живот и опустил подбородок на скрещенные на подлокотнике кисти рук. «Я очень скучаю… — он закрыл глаза, чувствуя, как томительная истома разливается в каждой клеточке его тела. — За все время ты не прислал мне ни одной весточки… Я понимаю, осторожность, моя личная просьба и все такое… но я бы так хотел услышать твой голос в момент, когда били куранты. Почувствовать, как твои сильные руки обнимают меня, прижимают меня к твоей груди… Чтобы жар твоих объятий разжег мое сердце, и оно забилось быстрее. А потом бы мы вместе поднялись наверх… в твою комнату… Только ты и я… Это было бы поистине блаженство…» — Как бы ни было тут чудесно, гораздо лучше, чем в Киото, — негромко проговаривает Микаэль, которому в принципе пребывание в особняке в Риме всегда было по душе. Здесь были другие слуги, относящиеся к нему с куда большим безразличием, чем те,что были наняты в Киото. Этих людей не волновало, с кем проживает их господин, они просто выполняли свою работу, одинаково приветливо встречая как самих хозяев, так и их гостей. Опять же, в этом городе никто ничего не знал о нем, здесь он не был известной примой театра Кабуки, которую мог узнать каждый встречный на улице, поэтому можно было спокойно существовать. — …я уже мечтаю вернуться назад и упасть в твои объятия. Акито… Мой Акито… Звуки шагов и тихие разговоры прислуги между собой в коридоре вывели Шиндо из состояния полусна, заставив вспомнить реальность, в которой он пребывает в доме своего покровителя, соответственно, где любые опрометчивые фразы и действия могут скомпрометировать его. Он и так увлекся, называя вслух имя человека, которого любит, позабыв, что пусть в этом месте слежка за ним не является основной задачей слуг, которые к слову, сами себе обозначили фронт работ, желая избавиться от того, кто по их мнению использует их господина в своих алчных и корыстных целях, но все же также имеет место. Это не его личная комната в театре, где он может твердить что угодного хоть сутки напролет, все равно толстые стены почти не пропускают звука, а здесь надо быть начеку. — Нужно вставать, — прошептал Микаэль и нехотя приподнялся на софе, спустил ноги на ковер. — Переодеться и выходить. Старик Маэн изъявил желание отобедать вместе со мной. Я не могу проигнорировать эту просьбу и не явиться. А после он обещал прогулку, если, конечно, не отвлекут дела как в прошлый раз… Ох, как же не хочется… Юноша устало закрывает глаза. Остаться одному, немного погрезить о долгожданной встрече, которая свершится буквально на днях, — вот, что жаждется Микаэлю в эти сладостные минуты уединения, а идти услаждать взор старика своим присутствием и смотреть, подавляя насмешливую ухмылку, как забавно загорается искрой давно ушедшей молодости этот потускневший старческий взгляд — увольте! Как бы почтительно и порой благодарно не относился Шиндо к своему покровителю, зачастую он невероятным усилием воли вынуждал себя идти к тому, кто никак не мог исполнить его заветной мечты, исходя из личных маразматичных убеждений. Мика брал себя в руки, шел, и по мере того, как он приближался к цели, вся неприязнь, все недовольство, отвращение и какие-либо сомнения развеивались сами собой, и когда он входил к Маэну, его лицо, прежде чем на нем отразится покорность и смирение благочестивого ягненка, озаряла надменная, лукавая улыбка человека, без стеснения и даже с радостью пользующегося благами чудом приобретенного положения. В такие мгновения Микаэль был полностью доволен своей жизнью, получая от нее все блага, какие только возможно, но все это длилось вплоть до возвращения в свою комнату, где его разумом вновь и вновь овладевали, точно связывая тугой бечевкой, мысли и чувства о том эфемерном понятии, так влекущем людей, однажды угодивших в заточение жизненных обстоятельств. И сейчас юноша вышел за дверь, готовый распрощаться с бесполезными для этого спектакля эмоциями и вознаградить себя за старания великолепным обедом, который преподнесет ему Маэн в знак бесконечной слепой привязанности. Оставшиеся дни прошли для Юичиро вполне обыденно. К теме его увлеченности актером Кабуки никто не возвращался, и, по правде сказать, Амане был несказанно рад этому. Что обсуждать чувство, столь далекое и почти безнадежное? Это все равно, что прижигать самому себе каленым железом кожу. Больно, но по собственной инициативе. Да и к тому же понимание, что Хиираги в глубине души не разделяет его стремления, пусть и не говорит об этом в открытую, также воздвигало некоторый барьер в общении. Юу не избегал бы разговора, зайди он вновь, но поскольку помалкивал Шинья, он тоже не открывал рта. Невзирая на приятную обстановку в доме друга, веселое непринужденное общение с домочадцами, Юичиро с каждым днем все больше и больше хотелось вернуться к себе. Даже когда старшие братья Шиньи уехали двумя днями ранее, чем предполагалось уезжать им, и в доме стало посвободней, Юу продолжал ощущать некую нехватку воздуха, ибо вся эта милая суета у домашнего очага, сколь не была привлекательна для мальчика, еще не успевшего полностью позабыть, что такое семейный уют, все же отвлекала его от самого важного. И краткие побеги не могли успокоить мечущуюся душу, рвущуюся туда, где осталась ее половинка. И когда настало время возвращаться, Юу овладело немыслимое ликование, которое он скрывал всеми силами от глаз людей, так хорошо встретивших его и заботившихся о нем на протяжении всех каникул. — Мы будем рады видеть тебя снова у нас. Приезжайте как-нибудь с Шиньей на выходные, — провожая сыновей, говорила госпожа Хиираги, обращаясь к Юичиро. — Благодарю за гостеприимство. Если получится, обязательно, — слегка склонив голову в почтительном жесте, отвечал Амане. Недолгое прощание на пороге, и машина господина Хиираги увезла парней по направлению к вокзалу, где те уже должны были добираться самостоятельно. Сердце Юичиро замирало в предвкушении. Внутреннее волнение выдавали слегка подрагивающие кончики пальцев. Глядя на пробегающий за окном поезда пейзаж, ему едва удавалось совладать с собой. Сидевший напротив Шинья только поглядывал на него, и временами в его взгляде отражалось сожаление. Разговоры были весьма вялыми, фразы обрывистыми и порой невпопад. Больше имели место комментарии по части скорого прибывания, начавшего так вовремя таить снега и начала семестра — множество незначительных мелочей, отвлекающих внимание от главного события, которым для Юу становилось возвращение обратно. Он не мог дождаться минуты, когда снова ступит на порог дома, в котором — как волнительно это признавать — живет он. Возможно, повезет и они даже столкнутся в парадной. Конечно, давно известно, что Мика редкий гость в своей собственной квартире, но не надо забывать, что она принадлежит ему и время от времени он наносит ей визиты, и почему бы этому визиту не совпасть с приездом Юу? Глупая, наивная мечта, но она ложится освежающим бальзамом на душу, претерпевшую столько волнений за последнее время, успокаивая, снимая воспаление и смягчая боль суровой реальности. — Ну всё, — мягко улыбается Шинья, останавливаясь у раскрытой дверцы такси и оборачиваясь к другу. — Пришла пора и нам распрощаться. Любопытно, Гоши уже вернулся или все еще наслаждается каникулами? Я ему так и не звонил с тех пор, как поздравлял, — он взглянул на дисплей мобильного. — Я тоже не знаю. Но сдается мне, он не торопится вернуться в общежитие, — с улыбкой ответил Юу, стоя напротив Шиньи и придерживая свой чемодан одной рукой. — Это верно, — хмыкнул Хиираги, припомнив заявление Гоши о том, как именно он намерен провести выходные. — Слушай, ты уверен, что не хочешь поехать со мной? — Да нет, — отрицательно качнул головой Амане. — Я на метро, а там, сам понимаешь, меня две недели не было дома. — Как знаешь. Тогда в ближайшее время увидимся. — Спасибо тебе за проведенное время. — Тебе в самом деле понравилось? — Безусловно. Как будто окунулся с головой в прошлое. — В таком случае, осмелюсь пригласить тебя и на следующий год. Пускай рановато делать такие предложения, когда год только начался, но… — он пожал плечами. — Да все нормально, — засмеялся Юу. — Я постараюсь. — Вот и договорились. Так, теперь точно всё. Давай, друг. Свидимся. — Пока. Шинья сел в машину. Юу, немного проводив ее взглядом, покрепче схватился за ручку чемодана и поволок его в сторону метрополитена. — А, вот и ты, — заметив вошедшего в двери Юичиро, воскликнул старик-консьерж, который уже некоторое время как сменил официальный тон на более дружеский. — Давненько. Ты где пропадал? Все праздники не было. Я уж было начал волноваться. После столь явного обращения, Юичиро уже не мог отвертеться и пройти мимо. Бросив несчастный взгляд на лестницу, по которой уже мысленно несся вверх и на двери лифта, юноша прошел к столу консьержа. — Гостил у друга, — доброжелательно ответил он. — А я было подумал, поехал к родителям. Они ведь у тебя неместные, да? — Да. Они живут за границей. — Понятно, — кивнул старик. — А ты тут один значит? — Выходит, что так. Тут отец мой жил и учился, вот и я решил поступить также. — Ясно-ясно. В любом случае, рад снова тебя видеть, — доброжелательно улыбнулся старик. — Я тоже, — хмыкнул Юу, не желая расстраивать консьержа иным более грубым ответом. Он уже было собрался уйти, как вдруг о чем-то вспомнив, задержался у стойки. — Что такое? — обратил на него взгляд консьерж. — Извините, — неуверенно начал Юу, нервно постукивая пальцами по полированному дереву стойки администрации. — А могу я узнать?.. — Пожалуйста, все что хочешь. — Скажите, а Вы не знаете, — Юичиро слегка приблизился к старику, говоря на пониженных тонах. — Тот юноша, из 37-й, не приходил? — Ты о ком? — сразу нахмурил брови старик. — Мой сосед — Микаэль Шиндо. Я хочу знать, был ли он здесь, пока я отсутствовал, быть может, он сейчас здесь находится? — Зачем тебе это нужно? — мрачно взглянул на парня старик, скрестив руки на груди. — Просто нужно. — Слушай, я ведь тебе говорил, — консьерж тяжело вздохнул и почесал затылок. — Не связывался бы ты с некоторыми… — Так Вы можете дать мне ответ на мой вопрос? Старик пристально взглянул на парня. — Не было его здесь, — безразлично бросил он. — Нет его, нет и проблем. — Благодарю, — коротко ответил Юичиро и пошел к лифту. «Вот, значит, как… — стоило закрыться двери, как Юу привалился спиной к одной из стенок. Весь энтузиазм, окрашивающий мир вокруг в радужные тона, точно рукой сняло. — Ушел и не появлялся…» Он закрыл глаза. — А я дурак размечтался. Вроде бы уже и не маленький, а все еще питаю какие-то глупые иллюзии. В тот момент, когда стало известно, что Микаэль не появлялся в их доме (а словам бдительного консьержа нельзя было не доверять), вся охота возвращаться в квартиру исчезла сама собой. Юу вошел к себе, но прежнего азарта уже не было. «Похоже, все те разговоры оказались в итоге правдой. Он действительно уехал из города и пока не появлялся. Его покровитель забрал его на праздники, так я понимаю. Если бы я знал куда именно, немедля направился бы за тобой, и не важно, что пришлось бы пренебречь предложением Шиньи… Все что угодно, лишь бы хоть на минуту увидеть тебя в толпе…» Юичиро сидел с чашкой зеленого чая в кресле и задумчиво-меланхолично глядел в окно гостиной. Сейчас только день, до вечера еще полным-полно времени. Но чем занять себя в это время? Да и смысл дожидаться вечера? Прежние походы в театр пока еще невозможны. До открытия еще два дня, а раньше — массивные двери заперты. А что будет потом? Юичиро невольно задался этим вопросом, возникшим, как нечто само собой разумеющееся. Снова он будет бегать туда как собачонка в надежде, что хозяин, проходя мимо, удостоит его хотя бы взглядом? Как долго могут длиться подобные отношения? Если эти «переговоры время от времени» вообще можно назвать отношениями. Микаэль занят своей жизнью, полностью погружен в нее, и сталкиваться с орбитой Амане похоже не входит в его ближайшие планы. Но если все так безысходно, тогда почему он сам намекнул о встрече? Что он хотел? Посмеяться? Ведь как только нашелся повод, он тут же улизнул от своего обещания. Тот человек… Быть с ним Микаэлю оказалось в сотни раз дороже, ибо он не задумываясь бросил Юу и помчался к нему. — Чем он так заворожил тебя, мой ангел? — с горечью прошептал Юу. — Что обретает твоя душа рядом с ним? Ответь же мне, умоляю… Эта боль не пройдет никогда… — Как же так?.. — нервно потирая висок кончиками пальцев, Микаэль сидит в своей гримерной перед большим зеркалом. Мучительное беспокойство отражено на его по-девичьи нежном, выразительном лице. — В чем же дело? Беря со стола телефон, он ловкими движениями набирает номер и подносит к уху. Длинные, протяжные гудки так действуют на нервы, когда ожидаешь чего-то важного. Тишина. Только раздражающие гудки в трубке. И так несколько раз подряд. — Что же это? Мика отбрасывает телефон на стол и откидывается на спинку стула. Тревожные мысли одна за одной проносятся в его голове, а в сердце все возрастает тревога. Исполненный небывалой радости, он два дня назад возвратился в Киото. Еще в аэропорту улучив момент, он попытался связаться с Акито. К его великому разочарованию любовник не ответил на звонок. За неимением достаточного количества времени, Мика не сумел повторить попытку и отложил ее на попозже. Но и потом, уже вечером, снова набрав номер, юноша столкнулся с еще большей неприятностью. Телефон оказался отключен. Микаэль не мог понять происходящего. Первой его мыслью тогда было, наплевав на все правила поведения и условия, сбежать из дома Маэна и побежать прямиком к дому Грея. Но, видимо, остатки здравого смысла, коих Мика был не лишен, как ни крути, вынудили его не совершать ошибок, а остаться спокойно ждать следующего дня, когда старик снова уедет по делам, тем самым освободив его от контроля. «В конце концов, — рассудил тогда Шиндо, — у него могли возникнуть дела. А телефон мог остаться дома, а после разрядиться. Акито, чтоб его, имеет свой бизнес, которому уделяет даже слишком много внимания. И если возникли препятствия, то отсутствие ответов на звонки становится вполне вероятным. Может быть, когда он вернется, то перезвонит…» Только вопреки ожиданиями Мики, мужчина не посчитал нужным совершать подобное действо. И весь вечер юноша провел в волнениях и тревогах, не осмеливаясь возобновлять попытки позвонить снова, так как все время был на виду у Маэна, который перед отъездом не желал расставаться с ним ни на минуту, словно вовсе не Мика маячил у него перед глазами все прошлые дни. Стоило только утром старику уехать, а Мике вдохнуть фривольный воздух, как он тут же схватился за свой мобильный и, вызвав такси, прямиком из театра поехал по адресу любовника. Телефон Акито молчал, но Микаэль надеялся застать его дома. Рано утром он еще должен был быть у себя. Однако когда Шиндо приехал и позвонил в домофон, ему никто не ответил. После пары бесплодных попыток вызвать хозяина дома, он понял — Акито нет. Машина также отсутствовала. Если где он и может быть, так только в своем офисе, но туда Мика не решался соваться, зная, что Акито не будет доволен, заявись он туда с визитом. Единственное, что оставалось юному актеру, так это ждать, когда сам партнер даст о себе знать. Тогда уж Мика потребует у него разъяснений этому странному, ничем необъяснимому поведению. Обратно в театр Шиндо вернулся ни с чем. Подавленный и раздраженный. Тогда он помыслить не мог, что ад неизвестности благополучно растянется еще на один день. — Где же ты? Я ведь так соскучился… Куда ты так внезапно исчез? И не предупредил… Что вообще происходит? — Микаэль болезненно жмурится, словно его череп пронзает острый спазм. Внезапно дверь за его спиной открывается и входит молодой мужчина. — Сидишь? — хмыкает он, бросая ироничный взгляд на юношу, оказавшегося в довольно привлекательном беззащитном положении. — Черт возьми, Оноэ, — резко спохватился Микаэль, вздрогнув, услышав чужой тембр. — Тебя стучаться не учили?! — А зачем? — вальяжно, по-хозяйски входя в гримерную, ответил Саката. — Ведь двери твоей комнаты для меня всегда открыты. И, к тому же, — он многозначительно поднял вверх указательный палец, а затем указал им на оставленную открытой дверь. — Заметь, это не фигура речи, — упершись руками в спинку и подлокотник стула, он склонился прямо к лицу Микаэля, — ты же специально оставил лазейку, не так ли? — Прекрати, — холодно оборвал его Мика. — Это глупая случайность. Я не заметил, что она открыта. — Ну да, — фыркнул Саката и, встав перед Микой, опустил обе руки на подлокотники, и таким образом их лица оказались на расстоянии нескольких сантиметров. — Что-то ты сегодня не в духе. Совсем без настроения, — кривая ухмылка отразилась на губах Оноэ, который даже с некоторым наслаждением любовался чужой печалью. — А ведь я пришел поторопить тебя. Сегодня первый день твоего выступления, а ты тут сидишь, и, как вижу, не собираешься готовиться. — Собираюсь, — Мика отвернулся. Наблюдать так близко нахальное лицо своего любовника — занятие не из приятных. — Мне нужно немного времени. — Смотри, а то заявится Батори наперевес со своей гибкой тростью, и тогда разговор может перейти в несколько иное, наименее приятное для тебя русло. — Я ведь уже сказал! — оттолкнув от себя Сакату, раздраженно выдохнул Микаэль. — Мне нужно собраться! Юношу ничуть не пугало появление Батори, который в самом деле мог явиться «поторопить», и грозящая физическая расправа в случае неповиновения, которая, к слову, осталась в далеком прошлом и имела место лишь на заре его театральной деятельности, пока Мика был еще не опытным учеником и его тело не нуждалось в сохранении пристойного вида, дабы не отпугивать клиентов. Скорее возникало раздражение от того, что его пытаются запугать на такой идиотский манер. — О, входишь в привычное амплуа. Это куда как приятней наблюдать, — одобрительно кивнул Саката, увидев живой блеск в глазах, глядящих на него со злостью. — Ты нарочно пришел вывести меня из себя? — Не скажу, что это было моей целью, скорее я пришел, как и сказал ранее, поторопить, и может, если не удадутся менее экстравагантные способы привести тебя в чувства, расшевелить тебя более привычным методом. — Я в полном порядке. Твоя мнимая забота излишня, — грубо отозвался Микаэль. «Однако же… если бы ты прикоснулся ко мне… моя душа перестала бы так метаться? Плохо… Плохо… Мне ужасно плохо. Акито, почему же ты молчишь?..» Тонкие пальцы сжали рубашку на груди. Этот жест душевного терзания не ускользнул от взора Сакаты. Жалости он правда не вызвал, скорее нечто другое кольнуло уязвленное самолюбие актера. Мальчишка снова страдает, и предметом его терзаний является далеко не он сам. Тот тип, с которым Шиндо осмелился заявиться в театр. Дело скорее всего в нем. Ведь именно с его появлением поведение Мики стало совершенно несносным. Совершенно непонятно, о чем он теперь думает, но потеря контроля над парнем ощущалась явственнее, чем всегда и это безмерно раздражало Оноэ, привыкшего к полной зависимости от него Микаэля. — Так-так, — многозначительно протянул Саката. — Как мне видится, дело — дрянь… С этими словами он прошел обратно к двери и прикрыв ее, запер на ключ, торчащий в замке. — Что ты делаешь? — нахмурился Микаэль, наблюдая все это со своего стула. — По-другому, очевидно, никак нельзя… Что же… — Оноэ обернулся. Его глаза излучали животное вожделение. Расстегивая верхние пуговицы рубашки, ехидно скалясь, он неторопливо двинулся к юноше. — Сейчас я тебя быстро в чувства приведу, причем с радостью. Теперь уж не сбежишь, разве что в окно сиганешь. — Нет! Нет, Саката! Только не сейчас! — затрепетал Шиндо и вжался в спинку стула, вцепившись за подлокотники, будто бы это уберегло его посягательства мужчины. — Итак… Приступим! — словно приговор свыше прозвучали в тишине грубовато-насмешливые слова. — НЕ-ЕТ! — «Кагамидзиши»*, — прочел Юичиро в буклете название спектакля, открывающего сезон театральных представлений Кабуки в этом году. — Необычное название… Надеюсь, спектакль будет не менее интересным и захватывающим, как прошлый. Пусть он и произнес эту фразу, однако она вовсе не отражала его истинных мыслей и чувств. По правде сказать, какого бы качества не была постановка и сюжет, для Юичиро имела значение лишь возможность увидеть неуловимого блондина. Только ради этого он пришел сюда, купив билет, даже не поинтересовавшись содержанием истории, а узрев только сценическое имя примы на афише. Ничто другое его попросту не волновало. Он хочет видеть его, а значит препятствий и всяких условностей не существует! Оставаясь в фойе, Юу жадно сканировал глазами собравшихся. И в этот раз он искал не столько Микаэля, сколько загадочного человека, с которым застал Шиндо в прошлый раз. Но как ни пытался, как ни всматривался, но представительного мужчину с несколько хищными, тонкими чертами лица и колким взглядом отыскать не мог. «Придет ли он на его выступление или же нет?.. Если «да», это многое разъяснит, если же ответ «нет»… Тогда…» — Мне же еще выступать сегодня… Тебе совсем меня не жалко?.. — шепчет одними губами Микаэль. Обессиленный, он лежит на смятой, разобранной постели. Нагое тело еще слегка содрогается после насильственного акта. Стеклянные глаза устало смотрят в потолок. Сейчас он едва напоминает живого человека, больше смахивая на безвольную куклу, попавшую в руки плохого хозяина. — Если я однажды не выдержу и умру под тобой, что будешь делать? Как объяснишь это начальству? — Хах, не смеши меня! Ты что, девица какая невинная, хрупкая, чтобы так говорить? Это только им такие слова приличествуют. Выдумал же такое, — усмехается Саката, расправляя перед зеркалом ворот рубашки. — Захочу и еще хоть трижды тебя отымею, и ничего с тобой не случится. Доказать? Микаэль ничего не ответил. Просто долгий тяжелый взгляд. — Слишком долго ты бегал от меня в последнее время. А теперь добегался. «Ах, вот значит, что это было… Месть… Беспринципный, жестокий ублюдок» — Что ни говори, а чувствуешь ты себя намного лучше… — развернувшись лицом к постели, на которой лежал Мика, самодовольно изрек Саката. — Пожалуй… — последовал приглушенный ответ, в котором и впрямь ощущалось больше энергии, чем поначалу. — Можешь не благодарить. Жду тебя в коридоре, — хмыкнув, мужчина махнул на прощанье рукой и покинул комнату, чувствуя себя как никогда превосходно. — Пожалуй… — сев на постели, еще раз повторил Микаэль и, пройдясь слегка затуманенным взором по спальне, остановил его на приготовленном специально для сегодняшнего выступления великолепном костюме, надетом на торс манекена, стоящего в углу комнаты. — Соберись, всего один час… Акито, ну, приди же…