Танец белой цапли

Столпотворение длилось недолго. Набежавшие охранники попросили толпу не напирать и разойтись, уверяя, что ничего критического не произошло. Вызванные из медпункта врач и его помощник явились незамедлительно. Первый взгляд на больного дал полную картину его состояния. Требовался еще краткий осмотр, а так как пострадавший продолжал лежать на руках Юичиро, его вежливо попросили оставить актера в покое. Теперь он переходил в руки профессионалов и ему больше не нужно утруждать себя. Как Амане не противился этой идее мысленно и физически, умоляюще и тревожно глядя на врача, как не крепко прижимал к себе Мику дрожащими руками, ему пришлось отступить. Осмотрев Микаэля, его забрали в лазарет. По словам врача, не потому, что он серьезно болен или что-то в этом духе, просто небольшое переутомление и самое действенное лечение в этой ситуации — хороший отдых. Тем временем Батори и другие служащие пытались успокоить людей, повторяя им слова доктора и приглашая сесть обратно на свои места, так как, невзирая ни на какие препятствия, спектакль будет окончен. Так что, им удалось усмирить толпу всеми правдами и неправдами и в довольно короткие сроки восстановить прежнее спокойное состояние в зале. Хотя до конца спектакля все не переставали шушукаться друг с другом, обсуждая небывалое событие, и внимание актерам на сцене уделялось минимальное. «В конечном счете, меня прогнали так же, как и всех остальных», — вздохнул Юичиро, сложив руки на перилах центрального входа. Будучи наиболее прочих обеспокоенным положением Мики, внезапно потерявшего сознание прямо на сцене, он машинально двинулся следом за людьми, уносившими Шиндо из зала. Его переполняло волнение. Он хотел знать, что произошло, ибо никак не верил в заключение доктора о банальной усталости. Он хотел знать правду. Однако в наши дни добиться правды, как и справедливости, практически невозможно. И стоило Юу оказаться в рабочем помещении, как ему сразу преградили дорогу. — Я хочу, я требую сказать мне, что на самом деле с ним произошло! — выпалил Амане, сжимая кулаки. — Это вы довели его до такого состояния! Вы и ваш театр! — Пожалуйста, уважаемый, не создавайте шума по пустякам, — попросил врач, обернувшись. — Пустяки?! — взбеленился Юичиро. — По-вашему жизнь человека — сущий пустяк?! — Простите, молодой человек, — видя, что Юу просто так отступать не намерен, а выпроваживать его при помощи охраны слишком неучтиво по отношению к заплатившему деньги, мужчина в белом халате отстал от своих людей и возвратился к мечущему гром и молнии парню. — Кем вы приходитесь нашему исполнителю? — Я? — Амане содрогнулся. И вправду, кем? Как он может представить себя? — Вы его родственник или близкий друг? Юичиро продолжал мяться. Ни тем, ни другим он, увы, не мог себя окрестить. — Не посчитайте меня педантом, но сопровождать больного в больничное крыло могли бы только его родственники или ближайшие товарищи, а вы, как я погляжу, — он окинул Амане быстрым насмешливым взглядом, — не являетесь ни тем, ни другим. Всего доброго. — Он мой сосед! — выпалил Юу, в спину уходящему доктору. — Мы живем в одном доме! Его квартира рядом с моей! — Сосед? — тот обернулся. — Ну, Вы же понимаете, — он практически не пытался сдерживать улыбку, — сосед — это еще не близкий человек. Прошу покиньте эту комнату. Вам здесь не следует находиться. Это частное заведение. — Скажите хоть, — умоляюще простонал Юичиро, — с ним все будет в порядке? — Без сомнений, — усмехнулся мужчина. — Ему повезло, переломов нет. Может быть, обнаружится ушиб, хотя… — он лукаво прищурился, глядя на Амане, — как мне успели шепнуть, некто очень вовремя успел прийти на выручку нашей приме и не допустил ее жесткого падения. Странно, но в этой фразе на мгновенье Юу почудился двойной смысл, но будучи слишком перевозбужденным из-за страха за Мику, он пропустил это мимо себя. — В остальном, — продолжал лекарь, — Вы можете быть совершенно спокойны. Никаких нарушений не наблюдается, как я уже сказал ранее, парень чересчур измотал себя накануне. Организм, конечно, молодой, выносливый, но всякому крепкому здоровью может быть предел, тем более, если относиться к себе поверхностно. Микаэль же никогда всерьез не относился к своему здоровью, что Вы, впрочем, можете видеть, лишь разок взглянув на него. Молодые люди в его возрасте обычно уже сформированы, вот как Вы, к примеру, а у него все еще фигура подростка. Однако, тут скорее не последнюю роль играют гены. «Здесь он прав, Мика действительно выглядит очень хрупким и не оформившимся» — Конечно, для нашего театра это большая редкость, а соответственно, и ценность. Но я бы не рекомендовал даже ради такого сомнительного дела, как успех на сцене, запускать свое здоровье. Ладно, что-то я совсем заболтался. Прошу, не беспокойтесь и возвращайтесь в зал. С ним все будет хорошо, сосед, — с усмешкой добавил он. Врач исчез за дверью, а Юу, постояв еще несколько минут в полном смятении, понимая, что дальше ему дороги нет, поплелся к выходу из здания. Оставаясь подле театра, Амане рассчитывал при лучшем исходе встретиться тут с Микой, который, если действительно все обойдется благополучно, может пройти тут по дороге домой. Однако шли часы, гости театра разбредались, а вместе с ними стали выходить актеры, группами или по одному. Сколько бы Юу не всматривался, а блондина он среди них не видел. «Должно быть, как я и предполагал, его состояние куда хуже, чем нам сказали. Вероятность, что он останется тут до утра, слишком велика. А я, — Юу запрокинул голову и поглядел на загнутые шпили старого здания на фоне зловеще-черного неба, — не могу больше позволить себе караулить здесь. Надо возвращаться домой, пока остался хоть какой-то транспорт» — Ну что? Полегче тебе? Микаэль сквозь полуприкрытые веки смотрит на склонившегося к нему местного сенсея. Черты его строгого лица и глаз, вопреки общему выражению глядящих мягко и сочувственно, то четко встают перед взором, то расплываются будто марево. — Напугал ты нас, дружок. Эх, говорил я им, гиблое это дело, мальца выпускать после такого-то. Но кто же меня слушает? Вот, как говорится, за что боролись… — Что со мной было? — поднявшись на постели и сев, слабым голосом спросил Микаэль. Первым его порывом было встать с койки, однако тотчас удушливая тошнота подступила к горлу, а в глазах резко помутнело. Прижав ладонь ко рту, он тяжело задышал. — Даже не думай, — строго прозвучал голос врача, занявшего место за столом с кипой всяческих бумаг. — Отлежись. Кровяное давление у тебя низкое. Если не хочешь снова упасть, лежи и не вставай. — Упасть? — Микаэль поднял на мужчину усталый, слегка недоуменный взгляд. — А ты что же, совсем ничего не помнишь? — развернувшись на стуле к больному, с легкой ироничной улыбкой осведомился мужчина. — Помню, как вышел на сцену, — медленно начал вспоминать Шиндо, — потом танец… А после… После… — попытка вспомнить, вытащить на поверхность хотя бы одну мысль оказалась сверхзадачей. От малейшего напряжения в голове начинало твориться что-то ужасное. — Не напрягайся, — мягко сказал доктор. — Тебе это сейчас ни к чему. Скажу только, что так выкладываться, как это делал ты, очень опасно. Ты мог умереть прямо во время выступления. Твой пульс зашкаливал, так недолго и до остановки допрыгаться. Правда, что толку говорить это тебе, — он провел рукой по волосам. — В этом-то и вины твоей нет. Подневольная ты птица. Микаэль склонил голову. Однако раскаянья или сожаления в нем не промелькнуло ни на миг и, заметив это, мужчина лишь вздохнул. — Скажи спасибо, что, когда ты потерял сознание, свалившись со сцены, нашелся тот, кто не позволил тебе получить травму. — Я еще и упал со сцены? — распахнул глаза Мика и тут же, схватился рукой за голову, зашипев от внезапного спазма. — Прямо под конец выступления, — кивнул доктор. — Ужас, — вздохнул Шиндо. — Сколько же шуму теперь будет, как прознает дирекция… Сорванный спектакль… — Успокойся, — простодушно произнес мужчина. — Об этом я позабочусь. Никто тебя тревожить не станет. Более того, у меня есть стойкая уверенность, что тебе ничего не грозит даже после выписки. — Это еще с чего вдруг? — нахмурился Мика, зная, как остро реагирует начальство на провалы такого рода. — Во-первых, потому, что я не позволю подвергать тебя дополнительному стрессу до тех пор, пока ты окончательно не оправишься после последних двух событий, а во-вторых, — он лукаво прищурился, — ты не натворил ничего такого, что бы поколебало выступление. На момент случившегося, ты уже покидал сцену. Просто произошла маленькая заминка. — Хотите сказать, мне ее великодушно простят? — криво ухмыльнулся Микаэль. — Придется. Если они пожелают и дальше видеть тебя в добром здравии, исполняющего свои функции, им придется затолкать поглубже в себя свои упреки и обвинения. — Исполняющего свои функции? — хмыкнул Микаэль. — Увы, — пожал плечами доктор. — Тут уж ничем не могу посодействовать. Господин директор был непреклонен, сколько бы я его не убеждал. Так что к утру, если боль не пройдет, скажешь мне, я дам тебе лекарство. И вечером также непременно получишь его, коль потребуется. — Так и думал, — с ироничной ухмылкой произнес Мика. — Так или иначе, а ты должен восстанавливаться. Это твоя первая задача на данном этапе. Поэтому лежи и ни о чем не думай. Никаких нагрузок. До завтрашнего вечера у тебя уйма времени, если ты не сглупишь. А чтобы этого не произошло, уж прости, но я буду вынужден запереть тебя на ночь. — Да пожалуйста, — буркнул Микаэль и, не желая более вести наскучивший диалог, улегся обратно в постель. Какое ему дело до того, что его запрут в лазарете. Что здесь, что в его комнате, все едино. Мрачно и уныло. А в сердце большая брешь. Даже лучше, если его никто не будет беспокоить. Врач только улыбнулся реакции строптивого юноши. — А между прочим, был некто, кого крайне обеспокоило твое недомогание, — полушутливо, полусерьезно заметил он, пока писал что-то в документах. — Прямо сам не свой был. Услышав такие слова, Микаэль вздрогнул. Первой посетившей его мыслью, было появление Акито. Ну и что, что они расстались, ну и что, что так случилось, Акито мог все равно сожалеть о разрыве и прийти на выступление. Может даже, он раскаялся и пришел мириться. Кто знает? Микаэль немедленно обернулся к врачу. — О, кажется этот субъект интересует тебя, — расцвел в подтрунивающей улыбке мужчина. — Хватит нести бред, кто это был, ты его видел?! — резко выпалил Мика. — Разумеется видел, я же с ним сам разговаривал. Он все выпытывал об истинном положении дел с твоим здоровьем. — Кто это был? Мужчина? Как он выглядел? Что он сказал? Представился? — О, о, какой интерес. Мужчина? — распахнул глаза врач и засмеялся. — Я бы сказал: молодой человек, примерно твоего роста и возраста. — Лилиас? — побледнел Микаэль. — Я надеюсь ты ему ничего не ляпнул, старик! — Между прочим я не так уж стар, — заметил мужчина, нисколько не обидевшись. — Мне только 37. — Да какая разница, если ты хоть слово взболтнул обо мне этой выскочке, то я… — Микаэль задохнулся и закашлялся. — Тише-тише, не надо так нервничать. Если бы это был Лилиас Флориан, полагаешь, я не назвал бы его по имени сразу? Молодой человек, обратившийся ко мне, был мне совершенно не знаком. — И как он представился? — хмуро осведомился юноша, теряя интерес к беседе. — Никак не представился. Я попросил его уйти, поскольку зрителям не подобает совать нос в область кулис. — Чего ты мне голову морочишь, раз даже не знаешь, кто это был? Мало ли кто может проскочить из любопытных? — отвернулся Шиндо. — Этот парень не показался мне обычным зевакой. Он был крайне обеспокоен и, что самое интересное, смахивает, к слову, на выдумку, он сказал, что является твоим соседом. — Чего? — поразился Мика, живо устремив взгляд на врача. — Может быть, тебе известен такой человек? Смуглый, азиат, но как видно метис, уж больно широкий разрез глаз. Кстати, глаза необычайного оттенка. Прямо как твои. Ну, припоминаешь кого-то с таким описанием? Конечно Мика помнил. Как он мог забыть? Но в эту минуту, когда у него произошел разрыв с Акито, ему меньше всего хотелось вспоминать соседа, являющегося для него своеобразным предвестником неприятностей. — Нет, не помню. Совершенно не понимаю, о ком может идти речь, — снова он улегся в постель, развернувшись спиной к доктору. — Как жаль, как жаль, а ведь он так переживал. Бедняга. Так волновался. Эх, соврал, должно быть. И чего только не понапридумывают лишь бы в "святыню" пробраться. Хорошо, что я ему не поверил. Он ожидал реакции со стороны юноши, но ее не последовало, а посему, мужчина продолжил мысль: — Тем не менее, уж не знаю, как ему удалось подхватить тебя, когда ты ни с того ни с сего рухнул со сцены, но так или иначе ты должен быть ему благодарен. Ведь если бы не он, ты вполне мог запросто свернуть себе шею или подвернуть ногу, вывихнуть плечо, да мало ли? А он оказался рядом в такой нужный момент и поддержал тебя, даже потом был рядом… — Чушь какая-то. Я понятия не имею, о ком идет речь. А если уж этому дураку так захотелось поиграть в спасителя, я здесь причем? Я его не просил об этом. С чего я должен быть ему благодарен? — Смотри сам, Микаэль Шиндо. Всё, закончим разговоры. Тебе нужен покой, а ты и без того уже перенервничал. Постарайся заснуть, а я позже еще раз осмотрю твои раны. «Юичиро. Опять Юичиро. Везде и всюду он… Почему? Сколько можно? — оставшись один в кабинете, бормотал мысленно Мика. — Сколько еще ты будешь вносить разлад в мою жизнь? С чего бы это я из-за него нервничал? Глупый старик!» Несколько дней спустя — Это просто ужасно. Неужели никто не может ничего сделать? Зачем они допускают это? — в мрачном недоумении Амане сосредоточено глядит на сцену. Все внутри будто поднимается, противясь одному только виду, играющего на сцене Шиндо. — Что они себе думают? Разве так можно? Терпение на исходе. Постукивая пальцами по подлокотнику, парень готов в любой момент сорваться с места. Нервы натянуты точно струна. Чем дольше длится выступление, тем больше желания прекратить это бесчинство какими угодно средствами, вплоть до такого безумия, как самому забраться на сцену и силой вынудить актеров уйти, а зрителей покинуть зал. Недоумение, тревога, скрытая ненависть к тем, кто позволяет себе такую жестокость, обуревают сознание молодого человека. Он ни на мгновенье не сомневался, уходя в тот злополучный вечер, что в ближайшие дни Шиндо не появится перед зрителями. Что руководство, сообразуясь с установленными нормами, касающимися заботы о своих людях, ни за что не пренебрежёт ими и не выпустить на сцену того, кто накануне чуть было не угробил себя, в полном смысле слова свалившись с ног от чрезмерной усталости. Поэтому он был относительно спокоен. Спокоен до того самого момента, которым стал вечер следующего дня. Зная заранее, что Мика не будет принимать участие в сегодняшнем спектакле и его скорее всего отменят вовсе, если не найдут временную замену, Юу пришел сюда только с одной целью — попытаться узнать хоть что-нибудь о состоянии примы. Поскольку он не поверил словам врача, его бесконечно терзало волнение, и как только появилась возможность, он отправился в театр. Каким же было его удивление, когда в вестибюле он увидел, что не только не отменили спектакль, но также и о замене никто не помышлял. После первой волны потрясения его обуяла ярость. «Да как они смеют?! Только вчера его унесли без сознания, а сегодня уже собираются выпустить опять?! У них совсем жалости нет или они его со свету сжить намереваются?!» — Простите, — обратился Юу в кассу в надежде, что произошла ошибка, и сейчас, после разъяснений, все станет на свои места. — Сегодняшнее выступление «Кагамидзиши» разве не отменяют? — С чего бы это? — недоуменно взглянула на него билетерша. — Как это с чего? — вспылил Юу. — С того, что главному исполнителю вчера стало дурно прямо во время выступления? По-вашему это не повод отменить мероприятие?! — Что Вы себе позволяете?! — возмутилась в свою очередь женщина. — Меня подобные дела не касаются. Никаких распоряжений сверху по поводу отмены не поступало. Работа идет по графику. Чего Вы от меня хотите? — Да как Вы не понимаете, ему нельзя выступать! — Повторюсь, — нахмурила брови билетерша. — Меня это не касается. Если у Вас какие претензии, высказывайте их руководству, а не мне. А сейчас уходите, пока я не позвала охрану. Совсем обезумили, ни стыда, ни совести, — буркнула себе под нос женщина. — Черт, — легонько стукнув кулаком по стойке, выдохнул Амане. — Да что же за произвол тут творится? — негодуя пробормотал он, удаляясь от кассы. Что же делать? Амане всерьез задумался. Он был убежден, что поведение, которое позволяют себе руководители театра, из рук вон выходящее, что они не имеют права принуждать Микаэля работать, когда ему нездоровится. Билетерша в самом деле человек незначительный и от нее мало толку. Юу решил справиться обо всем у человека, более значимого. У первого попавшегося сотрудника он попросил свести его с кем-то из управления. Подобное заявление испугало работника и насторожило. Но он с готовностью откликнулся на просьбу и пообещал все устроить. Однако рисковать вызвать гнев высших чинов из-за обращения какого-то мальчишки сотрудник побоялся, а потому передал желание Юу секретарю Батори. Заслышав о желании одного из посетителей встретится, секретарь тут же приказал позвать этого человека к себе. Когда Юу оказался в приемной, секретарь с ног до головы оглядел вновь прибывшего и едва заметно усмехнулся. — Мне сказали, Вы непременно хотите пообщаться. У Вас имеются некоторые вопросы. Поскольку на данный момент никого из вышестоящих руководителей нет на месте, я исполняю роль заместителя и с удовольствием отвечу на все интересующие Вас вопросы. Так, чем могу Вам помочь, уважаемый? — невзирая на возраст посетителя, серьезно и вежливо осведомился молодой секретарь. — У меня действительно есть к Вам пара вопросов, — произнес Амане и решительно двинулся к столу. — Я хочу знать, спектакль «Кагамидзиши» состоится вечером? — с гневной ноткой в тоне, изрек он. — Разумеется. Если Вы изволите посетить его, мы будет крайне рады. Это очень запоминающийся спектакль. — Да как так?! — всплеснул руками Юу. — В чем дело? Почему Вы так взволнованы? — Потому что я отказываюсь понимать, как после произошедшего накануне вы позволяете себе выпускать его на сцену! Это верх жестокости! — Я не понимаю, о чем Вы говорите, — невзирая на произнесенные слова, секретарь не выглядел таким уж пораженным. Лишь слегка приподнял бровь. — Я говорю о том, как ваше заведение не считается с правилами и позволяет себе эксплуатацию людей! — Пожалуйста, это крайне серьезные обвинения, Вы не могли бы говорить точнее. О ком конкретно сейчас идет речь? — На лице секретаря не дрогнул ни один мускул. Он был уже достаточно подкован в своем деле, чтобы не терять равновесия из-за намечающейся бури. Будь он чуть менее стрессоуйсточив, то не был бы секретарем величественного аристократа. — Я говорю об исполнителе главной роли — Микаэле Шиндо! Только вчера его унесли едва живого, а сегодня он должен опять выступать, и вы считаете это нормальным?! Или у Вас тут такое каждый день, что Вы не в силах запомнить, кто и когда лишился чувств?! — временами и в нем просыпалась злая ирония. — Ах, так вот Вы о чем. Это равнодушие взбесило Юу еще больше. — Вы совершенно правы, — вздохнув, с горечью в голосе произнес секретарь и, встав из-за стола, прошел к Юу, взяв его под руку, повел к выходу. — Поймите, вчерашнее происшествие послужило и для нас невероятным стрессом. Для нас здоровье, благополучие каждого работника крайне важно, а особенно, когда речь идет о ком-то, столь ценном и незаменимом, как Микаэль. — Они вышли из приемной и направились по коридору. — Он важная фигура в нашем деле и мы ни за что не позволили бы себе перегружать его. — Тогда почему все осталось неизменным? Он выступает сегодня! — воскликнул Юу. — Если бы существовала хоть малейшая вероятность, что сегодняшнее выступление пагубным образом отразится на здоровье нашего работника, неужели Вы думаете, мы бы позволили ему выходить на работу? Юичиро вздрогнул после этих слов, показавшихся ему весьма искренними и разумными. — Видите, — улыбнулся секретарь, наблюдая за реакцией Амане. — Как минимум, такое поведение было бы невыгодно. Но если забыть о деньгах, то мы не желаем запятнать нашу совесть, выпуская на сцену того, кто в принципе не способен справиться со своими обязанностями. — Хотите сказать, состояние Шиндо позволяет ему выступать сегодня? — недоверчиво взглянул на секретаря Юу. — Наш местный врач очень опытный специалист. Он сделал заключение, что здоровье Шиндо вне опасности. К тому же, придя на сегодняшнюю репетицию, Микаэль был энергичен и свеж. Я был в зале в тот момент, когда он там появился. Конечно, все руководство опасалось, что после этого несчастного случая Микаэль не сможет выступать, но, как Вы сами сможете убедиться, он весьма крепок и быстро восстанавливается. — Микаэль пришел на репетицию? — глаза Амане расширились. — Да, представляете. Это и для нас явилось неожиданностью. Мы всей группой уговаривали его вернуться и отлежаться хотя бы день, но он настойчиво рвался продолжать репетиции. Переубедить его было невозможно, осталось только смириться. «Это было бы на него похоже. Не отступать, что бы ни было, — подумал Юу. — Он и раньше удирал на репетиции, несмотря на свое плохое самочувствие. Может, я погорячился?..» — Нет, — отрицательно мотнул головой Юичиро. — Все равно я считаю, что нельзя его допускать к сцене. Что если ему снова станет плохо? — Не исключено, — вздохнул секретарь. Медленно они приближались к лестнице, ведущей на первый этаж. — Однако же это его безграничное упрямство… Если он чувствует в себе силы и желание продолжать, мы не можем воспрепятствовать этому. Да и стоит ли? Задумайтесь. Он совершенно свободен в своем выборе, можете мне поверить. Никто бы силой его не гнал. Это не в наших правилах, действующих исключительно в интересах наших людей. — Значит, нынешнее состояние Микаэля позволяет ему участвовать в спектакле? — снова спросил Юу. — Ну, разумеется, — усмехнулся секретарь. — Иначе и быть не может. Постойте, — спохватился он. — А Вы случайно не тот самый молодой человек, о котором говорили, мол, он оказался вовремя и успел прийти на помощь Шиндо, тот, благодаря кому он не получил ни единой царапинки? — Что? — поразился Юу. — Точно-точно, как же я сразу не догадался! — заулыбался парень. — Не мудрено, что сегодня Вы пришли и интересуетесь состоянием Шиндо. Вы же явились его непосредственным спасителем. Без Вас ему было бы совсем худо. — Да что Вы, — пробормотал шокированный Амане. — Я же ничего такого не сделал. — Шутите? — прищурился секретарь. — Хотя скромность это превосходная черта в характере любого человека. Чем мы можем Вам отплатить за такую важную услугу? — Отплатить за услугу? Да нет же, мне ничего не нужно. — Да будет Вам стеснятся. Каждый хороший поступок должен быть оплачен. — Нет, правда, я же без всякого умысла, просто не смог стоять и смотреть! — Как благородно. Поступки, не требующие отдачи, — улыбнулся секретарь. — Тогда, раз Вы отказываетесь от вознаграждения, я предлагаю Вам бесплатный абонемент на посещение театра вплоть до окончания пьесы «Кагамидзиши», плюс, как бонус, личная благодарность за свое спасение от главного участника этой драмы. — Как Вы сказали? — удивился Амане и сердце его затрепетало. «Благодарность от Микаэля?» — Да-да, — кивнул секретарь и, подозвав к себе первого попавшегося на глаза менеджера, шепнул ему что-то, после чего тот склонил голову и удалился. — Заодно, Вы сможете лично убедиться в моих заверениях. С этими словами он завел Юичиро в комнату, которая играла роль гостевой. Удобная мягкая мебель, сервант, тумбы, резной длинный стол с прекрасными свежими букетами цветов на нём. Все здесь было обустроено для приятного времяпрепровождения. — Одну минуту, его пригласят. Не желаете пока что-нибудь выпить? — любезно предложил секретарь. — Нет, благодарю, — поспешил отказаться Амане. Он был в жутком волнении от грядущей встречи, от которой скорее отказался бы, если бы его не поставили перед фактом. Ему не хотелось отвлекать Мику от дел, но в то же время он действительно был не прочь самому увидеть его после того, как пронервничал всю ночь. Вдруг Юу вспомнил, как однажды пришел к Мике, но ему сказали, что тот не может выйти, так как принимает гостей. «Я сейчас ровно в том же положении, — подумал Амане. — Я нахожусь в комнате для гостей и ко мне вот-вот придет Мика! Что же он скажет? Наверняка будет вне себя от злости. Чего доброго еще взбесится, а в его-то состоянии… Может еще не поздно отказаться?» Однако что-то внутри не дало ему открыть рот и проговорить свое желание вслух. В этот момент он чувствовал некоторое ликование и восторженное возбуждение от того, что Микаэль сейчас придет к нему так, как ранее приходил к тому человеку. Пусть по иной причине, но так или иначе он ощутил, что стал чуточку ближе к миру Шиндо. «Прости, но я должен убедиться во всем сам» Спустя несколько минут в дверь вошел юноша с золотистыми локонами. Юичиро стоял, положив руку на спинку одного из кресел, спиной к двери, но как только дверь отворилась тотчас обернулся. Сердце пропустило удар, дыхание на секунду замерло. «Мика!» Облегающие стройные ноги черные трико, свободная, шелковая рубашка, светло-салатового оттенка, распахнутая на груди с кружевным воротом и манжетами. На шее поблескивает серебряная подвеска на тонкой цепочке. Юичиро стоял ни живой ни мертвый, потрясенный столь прекрасной картиной. — Что Вы хотели? — сухо, как-то совсем безжизненно осведомился Шиндо у секретаря Батори, не глядя в сторону Амане. — Проходи, Микаэль. Вот, — секретарь указал рукой на Юу. Шиндо проследил взглядом за рукой и поднял глаза на Юичиро. При этом у него был совершенно пустой взгляд. Ни одной эмоции не промелькнуло в нем при виде Юичиро. — Этот молодой человек оказал тебе вчера услугу, за которую ты обязан поблагодарить его. Если бы не он, его ловкость и мгновенная реакция, неизвестно, что бы с тобой было сегодня. — Да, — глухо ответил Мика и от приглушенного звука его голоса Амане стало не по себе, равно как и от этого ничего не выражающего взгляда. «Что с ним такое? Он как не живой» — Микаэль… — осторожно позвал Юу. — Я бесконечно благодарен Вам за Вашу доброту, — слегка склонив голову, бесцветным голосом проговорил Шиндо. Словно этот текст он читал по бумажке и без выражения. — Вы очень помогли мне, вовремя подставив свое плечо. Как я могу отблагодарить Вас? Юу с нескрываемым удивлением смотрел на него и не мог поверить, что это тот самый гонорной, строптивый, вульгарный Микаэль Шиндо, на чью удочку он уже не раз попадал прежде. «Что с ним? Почему он так уступчив? Совсем на него не похоже. Я предполагал, он будет злиться, кричать, может, вообще не явится, но я подумать не мог, что он придет и будет так покорен. Что же с ним творится?» — О чем ты говоришь? — воскликнул в сердцах Юу. — Мне не нужна никакая благодарность. Я только хотел увидеть тебя, спросить о твоем самочувствии. — Польщен, что господин интересуется такими мелочами, как здоровье простого исполнителя… «Господин?» — у Юу пробежали мурашки по спине. Столь дико было слышать подобное изречения из уст его соседа. — …Могу Вас уверить, — продолжал Мика все с тем же отсутствующим выражением на лице, — мое состояние удовлетворительно. Я ни на что не жалуюсь. Приходите сегодня вечером на мое представление и Вы сами сможете во всем убедиться. — Мика, но вчера ведь… — не выдержал Юу, но его остановил голос секретаря, подошедшего к парням и властно опустившего руку на плечо Микаэля. Тот будто бы и не заметил этого движения, а если и заметил, то остался равнодушен. — Вчерашний случай — вина самого Мики, и послужит ему уроком, будет больше прислушиваться к наставлениям коллег. Верно? Микаэль молчал, опустив взгляд к полу. — Мика, почему ты молчишь? — тревожно спросил его Юу. — Простите меня, — произнес Микаэль. — Если от меня больше ничего не требуется, я хотел бы вернуться к себе. Метнув молнию в Шиндо, секретарь с улыбкой произнес: — Конечно, если нашему гостю угодно… — он обратил вопрошающий взор на Юу. Юноша содрогнулся и быстро заговорил: — Да, конечно, ты можешь идти. Не буду тебя задерживать. Прости, что отвлекли. — Вам не за чем извиняться, господин. Снова Юу пронзило током от слова «господин», слетевшее с губ Микаэля. — …Если Вам так было угодно. Я рад, что смог удовлетворить Ваше желание, — легкий поклон и Микаэль уходит из гостевой не оглядываясь. «Меня всего выворачивает. Почему мне так гадко? Будто что-то душит. Ужасно тяжело, — Юичиро смотрит ему вслед, не обращая внимания на слова секретаря. — Почему он был так подавлен? Словно и не Мика стоял передо мной, а манекен. Выцветший, усталый взгляд, при этом он не бледен. На щеках румянец, губы алые. Никаких признаков недомогания, не то, что вчера, даже сквозь слой грима было видно, насколько он измучен. Ничего не понимаю…» Видя, что встреча с Шиндо не очень-то успокоила посетителя, секретарь нервно передернул плечами. «Чертов мальчишка, не мог сыграть поубедительней? Предупредили же! Ладно, надо как-то это прокомментировать, а то этот болван снова начнет возникать. А второй раз предлагать ему деньги будет уже слишком, да и не берет он их» — Хах, наша прима всегда хандрит перед выступлением, — усмехнулся он. — В самом деле? — Юу обратил на него взгляд. — А мне показалось… — Что Вы, что Вы, просто у парня очень сложный характер. Как и многие известные актеры, он крайне вспыльчив и требователен, не только к себе, но и к окружающим. Ни одна репетиция не обходится без скандала, провоцируемого ним, а потому под конец он обычно либо очень зол, либо эмоционально подавлен, так как другие не выполняют свои обязанности также качественно, как он. А его это жутко злит. — Микаэль так ответственно относится к театру? — спросил Юичиро. «Как странно, он же ненавидит его. И в то же время старается для него изо всех сил. Я совсем запутался» — Да, — улыбнулся секретарь, — хоть по нему и не скажешь, но он очень привязан к своей работе. Даже слишком… Что же, давайте я вас провожу, — помолчав, добавил он, — а заодно выдам абонемент. Наблюдая за выступлением примы, Юу, несмотря на все заверения и убеждения, не мог смириться с положением дел. Он все равно считал категорически неправильным поведение дирекции театра. Их отношение к главному актеру было верхом цинизма и жестокости. После встречи в гостевой Юу больше не встречался с Микаэлем. Тот не появлялся дома, не было его и в здании (во всяком случае, за все дни Амане ни разу не столкнулся с ним). Он видел его лишь на сцене. И всё это вместе взятое так или иначе не нравилось Юичиро. Не важно, что ему сказал секретарь, врач... даже не имеет важности, что их слова подтвердил сам Мика при их последней встрече. Юу помнил тот отсутствующий взгляд зеленых глаз, и это не давало ему покоя. А еще он помнил… Ох, как же это больно! Помнил слова, произносимые Микой в полубессознательном состоянии. Острые, твердые, безжалостно пробивающие сердце слова: «Акито. Я люблю тебя…» Юу помнил их, и они рвали ему душу на части. Микаэль был отдан этому человеку телом и душой, и эта ужасающая связь уничтожала и разлагала самого Юичиро. Ревность, обида, непонимание — все эти чувства кипели в нем день ото дня, но еще больше с той минуты, когда заветные слова слетели с бледных уст. «Даже в полузабытье ты думал о нем», — сердце сжимало стальными клещами при одном лишь воспоминании об этом. Без сомнений, мысль о сопернике снедала разум, рвала душу, равно как и мысль о несвободе Микаэля, но сейчас Амане также озадачивался и другим: то, что он увидел в гостевой, то, каким предстал перед ним тогда Микаэль, не давало ему покоя. Он прочел в этом безжизненном взоре, в этой подавленной воле невыносимую боль. Невыносимую усталость от бесконечной боли и страданий. Задумавшись чуть позже и проанализировав реакции Мики, Юу с ужасом для себя осознал, что его возлюбленного что-то очень сильно гнетет. Только этим можно было объяснить его поведение, а вовсе не переживаниями из-за репетиции, как пытался внушить ему секретарь. Юу чуял подвох, и ощущение лжи дирекции лишь усиливалось в нём по мере того, как он приходил смотреть выступление. Наблюдая за Микой эти дни, Юичиро находил подтверждение своим выводам. Отсутствующий взгляд, жестокая печаль в глубине этих неотразимых глаз убеждали его в своей правоте. Вопреки этому, Микаэль был все так же неподражаем. Отдавался игре без остатка, равно, как всегда. Четко и безукоризненно наполнял роль жизнью, как мог и умел только он. Юу не мог знать, что именно так терзает Шиндо, но он не мог понять, почему с ним обращаются так жестоко. Ни дня перерыва. Монотонное исполнение работы каждый вечер, даже после такого происшествия. Обычно с диагнозом «переутомление» людей отправляют на пару дней домой, а тут ничего подобного. Каким бы там ни был Микаэль, он должен был дать своему телу передышку. А если не телу, так хотя бы разуму. Эмоционально он измотан не меньше, и это отчетливо видно по его лицу. В глубокой тревоге Юу проживал эти дни, и все сильнее в нем росло желание увидеть самого Шиндо и переговорить с ним на этот счет. Только Мика не появлялся в фойе, не было его в коридорах и поймать его входящим или выходящим из театра также было невозможным. «Должно быть, он совсем не выходит за пределы театра, — подумалось однажды Амане. — Что же, так тоже неплохо. Если он остается в театре, у него много возможностей привести себя в должное состояние. Видимо, хоть о чем-то, но они позаботились, милостиво оградив Мику от походов куда бы то ни было. Да только, — он вздохнул. — Даже такие условия все никак не возвращают былой жизни этому погруженному в тоску взору. Что могло такого случиться, что твой огонек едва брезжит?..» Юичиро рассудил совершенно правильно. В самом деле высшие чины посчитали за необходимое перекрыть Мике доступ к выходу из театра. Рисковать не стали, выпуская своевольного упрямца на свободу, где он снова мог ввязаться в неприятности и погубить себя, а заодно и их окончательно. Ведь прознай Маэн, что произошло на выступлении и начни допытываться, что привело к происшествию, правда могла бы вылезти наружу и тогда всем было бы несдобровать. Потому Микаэль должен был оставаться под присмотром до тех пор, пока не восстановится физически. И теперь юноша был несчастен вдвойне от того, что ему запретили покидать эти стены, и от зияющей раны в области сердца. В свободное от репетиций и выступлений время он поначалу пребывал в лазарете под присмотром доктора, а несколькими днями позднее ему разрешили перейти в свою комнату, где он снова очутился под патронажем Оноэ Сакаты. Надо сказать, что такая смена не пошла ему на пользу. В лазарете он хотя бы мог спокойно предаваться реабилитации в тишине и покое. Его никто не беспокоил, не тревожил. Была возможность лишний раз уснуть, ничего не опасаясь и ни на кого не оглядываясь; плотно поесть и, снова ни о чем не думая, откинуться на подушки жесткой койки и позволить мыслям свободно течь, пока не одолеет сон. Врач не донимал его разговорами и расспросами. Лишь время от времени справлялся о самочувствии и, если видел необходимость, поил его какими-то лекарствами, после которых Шиндо чувствовал себя значительно лучше и мог беспрепятственно отработать вечер на публике. А по возвращении к себе, в место, куда Саката входил и выходил в любое удобное для себя время, молодому актеру стало и вовсе тоскливо. Мало того, что он переживал из-за разрыва с человеком, на которого возложил слишком большие надежды, и, как правило, тот их не оправдал, так еще и любовник стал ворчливее и дотошнее, чем обычно. Видимо, понимая, что сейчас претерпевает Микаэль, Саката будто нарочно вел себя с ним грубо и бесцеремонно, посмеиваясь над его внутренним состоянием. Осознанной была акция или нет, но так или иначе Оноэ делал его жизнь еще более ужасной, чтобы в следующий раз Мике неповадно было сбегать от него к тем, кто причинит вред. В какой-то степени Мика был важен мужчине. Пусть даже как сексуальный партнер, но он был привязан к нему. И побеги Шиндо к другим каждый раз заставляли его исходить на пену. Догадываясь о Микиной неудаче на любовном фронте, способствовавшей его приключению, после которого он едва остался жив, Саката просто не мог удержать в себе ярость и гнев и нарочно обращался с Шиндо еще более неподобающим образом, чем обычно. Как-то раз Саката обратился к Микаэлю. Тот лежал в постели после очередного выступления. Ему едва хватило сил сбросить с себя концертное одеяние, смыть грим и дойти до кровати. Все его мысли были сосредоточены на Грее. Они высасывали его энергию, как любые мрачные думы, и не давали ничего взамен, полностью опустошая душу и разум. — Жизнь здесь и снаружи — выгребная яма, — сказал мужчина, стоя у окна спальни. — Тебе мало дряни тут, в этих стенах, что ты как обезумивший лезешь наружу, вобрать в себя еще больше зловония? Разве твое тело недостаточно пропиталось здешней гнилью? — он бросил гневный взгляд на Шиндо. Тот устало поднял на него глаза, но ничего не ответил. — Учти, от того, что ты заразишься новой скверной там, снаружи, условия тут для тебя лучше не станут. Тут каждый сам за себя и нет мамочки с папочкой, которые будут кудахтать над своим сыночком, когда ему хреново. Если не образумишься, не перестанешь вести себя как последний дурак, когда-нибудь это болото настолько заполнит тебя, что твое тело будет просто не в состоянии его вместить. Ты захлебнешься в собственной отраве. Подумай об этом. — Оноэ… — тихо прошептал Шиндо. — Что это сейчас было? Ты пытаешься предостеречь меня? — Делать мне больше нечего! Совсем уже рехнулся! — фыркнул Саката и отвернулся. Микаэль некоторое время смотрел на его широкую, напряженную спину, а потом развернулся и устремил пустой взор в потолок. — Поздно, — проговорил он. — Во мне уже давно не осталось ничего, что стоило бы защищать. «Я ни во что уже не верю, ни к чему не стремлюсь… Я давно отвернулся от всего, что можно было бы назвать «светом».» — Поздно, говоришь? — криво усмехнулся Оноэ. — Ничего не осталось? — он развернулся и грузными шагами прошел к постели Шиндо. Склонившись над юношей, упершись руками на уровне его головы, он заглянул ему в глаза. — Может оно и к лучшему. Да, это замечательно! Оставить дурость наивных мечтаний об идеальном мире и смотреть на жизнь открытыми глазами, видя все его несовершенство. Не пытаться изменить его, как эти чокнутые идеалисты, пролившие столько крови за то, чтобы изменить неизменное, а научиться выживать в нем, приспособившись к окружающей среде. Понимать, что раз мир не перестроить, можно подстроить себя под него и, приняв правила этой жесткой игры, жить и получать удовольствие. А ведь это главное в жизни, — ухмылка на губах Сакаты стала еще кровожаднее, — получать удовольствие. — Он скользнул рукой под одеяло и дотронулся до Микиного живота. Почуяв прикосновение холодной руки к свое коже, юноша тотчас содрогнулся. — Когда разум не терзают ни совесть, ни честь, ни всякие благопристойные догмы, он свободен. Ничто не чинит ему препятствий, чтобы получать простое земное удовольствие… — Оноэ, ты… — мученическая гримаса исказила лицо Мики. Щеки запылали. Рот приоткрылся и втянул воздух. — Вот так, — довольно проговорил Саката, врываясь в соблазнительно приоткрывшийся рот поцелуем, одновременно оглаживая ладонью промежность любовника. — Уж теперь-то я не стану сдерживаться. Выбью, к чертовой матери, из твоей головы всю эту дурь. Можешь сопротивляться сколько хочешь, можешь даже кричать, никто не услышит. Все ушли праздновать. В здании никого не осталось. Сегодня ты весь мой… Судорожный стон вырвался из груди Микаэля. Руки вцепились в простыни. « Акито… Акито… За что ты так со мной?! Почему я должен терпеть эту боль?! Лучше бы ты убил меня, если не смог любить» — Да, — он протянул руки к Сакате. — Возьми меня, — пробормотал страстно. — Как можно жестче. Сожми, как можно сильнее! — Хех, а не боишься, что кости переломаю? — ухмыльнулся Оноэ, которому возвращение прежнего неутомимого и жадного до плотских утех сумасбродного партнера нравилось куда больше. — Не боюсь, — отрицательно качнул головой Мика и подался вперед. — Не боюсь. Переломай, переломай, но сожми как можно крепче. Можешь даже убить. Дай мне сойти с ума! Делай все, что хочешь! Я весь твой!.. К концу недели заключение Микаэля в театре подошло к завершению. Ибо его нервозность по этому поводу усиливалась с каждым днем и заметно отражалась на игре. Оставлять его дольше взаперти было чревато последствиями, и потому оттягивать решение этого вопроса не стали. Итак, получив свободу, Микаэль тем же вечером ступил за порог приютившего его здания с чувством невероятного облегчения. Особых планов у него не было. К Акито он больше не стремился. Тот вторую неделю не давал о себе знать, да и в тот раз они все окончательно решили. Поэтому Шиндо рассчитывал прогуляться и, может, если повезет, встретить кого-то из старых знакомых. Не успел он отдалиться от центрального входа, как услышал позади себя оклик: — Микаэль Шиндо! Юноша не имел привычки оборачиваться на зов и проигнорировал зовущий его голос и теперь, двинувшись дальше. Но некто настойчивый, подбежав сзади, взялся за его плечо. — Постой минуту, — совершенно серьезно и строго произнес некто. — Есть серьезный разговор. Придется тебе немного задержаться.