Танец белой цапли

— Милая, посмотри внимательнее. Все составлено наилучшим образом. Я позаботился, чтобы над дарственной потрудились лучшие юристы города. Тебе нужно только подписать и всё. — Йозеф, ты меня поражаешь. Юристы? К чему такая спешка? — отодвигая в сторону протянутый ей документ и ручку, с улыбкой говорит женщина. — Мы неоднократно затрагивали эту тему и… — Вот именно! — горячо воскликнул Йозеф и тут же осекся видя, как расширились глаза жены. — Милая, пойми, — он сел на постель и взял ее руку в свою, коснулся губами тонких пальцев. — Я как раз не понимаю, мы уже говорили об этом. Я рассказывала, что как бы я к тебе не относилась, но мне сложно решиться передать имущество, принадлежащее моему мужу другому. — А разве я тебе не муж и разве меня ты не любишь? — он взглянул на нее с болью, которой она не смогла проигнорировать. — Конечно же, я люблю тебя. Бесспорно. — Тогда почему между нами продолжает стоять твой бывший? — Это вовсе не так, — попыталась заверить его жена. — Акира мёртв и меня более ничего с ним не связывает, кроме памяти, которую мне остается чтить, как его жене. — Нет, — Йозеф встал и прошелся по комнате. — Я все время чувствую его присутствие, как он разделяет нас, словно каменная стена, даже будучи мертвым. Ты все еще любишь его. Он продолжает держать тебя, Тереза, даже будучи в могиле. — Это не так! — Это так, — с горечью молвил Лутрин. — Ты сама себе не хочешь в этом признаваться. Мне очень жаль… Я… Ох, мне тяжело говорить, — он закрыл лицо рукой. — Тяжело думать, что женщина, которую я люблю больше жизни, держит в памяти другого мужчину. — Любимый мой, это вовсе не так, зачем ты говоришь такие вещи? — расстроенная состоянием мужа и одновременно тешащая свое женское самолюбие женщины, чей муж так убивается, полагая, что ее сердце все еще отдано другому, произнесла госпожа Лутрин. — Подумай, если бы я не любила тебя, разве смогла бы я согласиться на твое предложение, когда не прошло и сорока дней после кончины моего супруга? Неужели для тебя это не доказательство моих чувств к тебе? Ты мое единственное счастье и я готова на все лишь бы доказать тебе это! — Доказать? — Лутрин обернулся к ней. — Конечно, все что угодно! — кивнула она. — Тогда, — Лутрин подошел и снова взял со стола документ, который оставил на прикроватной тумбочке между лекарствами ранее. — Подпиши здесь. — Ну вот опять мы возвращаемся к этой бумаге… — вздохнула женщина, устало откинувшись на подушки. — Почему? Почему она так для тебя важна? — Боже мой, Тереза, — всплеснул руками супруг. — Ты живешь прошлым и совершенно не задумываешься о будущем. Я уважаю твои чувства к бывшему мужу, хоть и не могу не ревновать к нему, но ты не должна из-за каких-то предрассудков подвергать опасности свое будущее. — Не понимаю. — Ты должна думать о последствиях. Должна заботиться о тех, кто окружает тебя, любит тебя. Прошу помни о них. — Йозеф… — Тереза с искренним недоумением взирала на мужа. — Сейчас настали очень сложные для всех нас времена. Они столь непредсказуемы, что нельзя медлить ни с каким решением, иначе завтра уже может быть поздно. — Постой-постой, намекаешь на мою болезнь? — Дорогая, — глядя в её глаза, он крепче сжал ее руку в своей. — Я не хочу об этом даже думать, но жизнь человека столь хрупкая вещь, что мы обязаны с этим считаться. Прости, что говорю тебе эти ужасные вещи, но знаю, что должен сказать и ты не осудишь меня в излишней горячности. — Йозеф, скажи, ты не уверен в исходе операции? — слегка сдвинув брови, взволнованно посмотрела на него жена. — Я буду молиться всем богам, чтобы она прошла как можно более успешно и та, кто мне безмерно дорога, еще долгие лета наслаждалась прекрасной и беззаботной жизнью, но, любимая, — он стал серьезным, — ты осознаешь это не хуже меня, какими бы не были люди профессионалами, какое бы первоклассное оборудование не было привезено, всегда остается риск дурного исхода и я просто хочу, чтобы ты избежала последующих мучений своей души, когда она попав в лучший мир будет с сожалением смотреть, что оставила несчастных на волю судьбы, не дав им возможности продолжать жить так, как они того заслуживают. Что своими руками ты обрекаешь их на нищее существование. — Что ты такое говоришь? — вздрогнула Тереза. — А разве ты не понимаешь? — он с любовью и немой мольбой о понимании, поглядел на нее. — Разве нет у тебя людей, которых ты любишь и которым ты бы хотела безбедного существования, пока они остаются на этой грешной земле? Неужели, — говоря последнюю фразу он положил руку на ее живот, — ты желала бы им худой доли? Тереза содрогнулась и тоже приложила руку к животу. Морально она уже была почти готова сдаться, особенно когда он напомнил ей о том, кого она носит под сердцем. Остаточные колебания читались на ее лице. Не зная, как ей быть она решила привести единственный оставшийся у нее аргумент. — Да, но даже если со мной что-то случится. У меня есть сын, который получит всё, как законный наследник. — Я безумно рад, что кто-то унаследует твое дело, но что же тогда останется мне? Ты хочешь лишить меня даже самой малости той драгоценной памяти, которая мне останется, если вдруг случится непоправимое? — Я не совсем понимаю, неужели ты думаешь Юу оставит тебя? — Милая моя, — хмыкнул Йозеф, — твой сын бесспорно хороший мальчик, но ты правда думаешь, что ему есть до меня дело? Женщина удивленно смотрела на него. Об этом она не думала. — Кто я для него? Никто. Всего лишь второй муж его матери и как бы он хорошо ко мне не относился, я уверен, в глубине души он затаил на меня зло, обиду. — Нет же… — Не спорь, — мягко, с горечью взглянул на нее Йозеф, — чтобы ты не думала, но для твоего сына я первый враг, потому что забрал тебя у него и пришел на место того, кто был ему дорог. Ведь Юичиро любил своего отца? — Очень, — она опустил тяжелый взгляд. — Я так думаю он по сей день не может до конца смириться с его утратой и что более важно, все еще не может простить мне, как он считает, предательства Акиры. — Вот видишь, — слабо улыбнулся мужчина, вторя ее мыслям. — А что думаешь он станет делать, если вдруг тебя не станет? Вспомнит он тогда еще о ком-то кроме своей детской обиды? Уверен, что нет. Люди в его возрасте эгоистичны, самонадеянны, я бы даже сказал жестоки. Только с возрастом они начинают понемногу замечать людей вокруг себя, понимая, что те, к кому они относились предвзято на самом деле желали им только добра. — Все верно, ты прав, — Тереза глубоко задумалась. Она любила Юичиро, но не меньше любила и Йозефа и вовсе не хотела, чтобы этот человек страдал если вдруг с ней что-то случится, а она, как женщина уже сталкивающаяся со смертью не могла не осознавать, что возможно всё. После некоторого молчания, Йозеф снова заговорил: — Я уже не говорю о том, что Юу еще совсем ребенок. Разве справедливо с твоей стороны взваливать на него такую ответственность? Будет ли ему по силам справиться с обязанностями, в которых он ничего не смыслит? Вот увидишь завтрашним днем он отыщет себе девушку и даже не вспомнит о делах. Любовь вскружит ему голову, и он забудет о том, что так дорого тебе самой. — А разве ты ему не поможешь с делами? — тут же осведомилась Тереза. Йозеф улыбнулся. — Конечно помогу, я буду также отвержено трудиться на благо его дела, как сейчас тружусь на благо твоего, — заверил ее он. — Но пойми, захочет ли Юичиро, будучи молодым, горячим, с амбициями, заручиться моей профессиональной поддержкой? Я уже давно у тебя на службе и знаю дела компании лучше, чем кто-либо. Я люблю нашу компанию в той степени, что и ты и я так же не хочу, чтобы в ее дела влез человек неопытный, который просто развалит то, что сначала твой муж, а потом и ты поднимали трудясь, не жалея себя. А твой сын, скорее всего так и поступит. Заручится помощью кого угодно, но только не моей, потому что он всегда будет помнить, что я пришел на место его отца и забрал у него мать. — Как же это глупо. Как же все это глупо, но почему все должно быть именно так? — она провела рукой по лбу, словно хотела отогнать дурные мысли. — Почему нельзя жить в доверии? — Потому что так устроена жизнь. Она несправедлива и всегда наказывает тех, кто посмел хоть на мгновенье почувствовать себя выше других, приобретя самое ценное что есть в этом мире — Любовь. — Неужели он сможет так поступить с тобой? — Как пить дать. — Нет, я так не хочу. Это будет несправедливо по отношению к тебе, к тому, что ты сделал для нас. — Ты не должна расстраиваться и переживать, пока Юу учится, я буду вести компанию, но потом… — он испустил тяжелый вздох. — Потом видимо придется распрощаться с делом его и твоей жизни… Да и акционеры. — А они-то что? — уже изрядно вымотанная сложным, волнительным разговором с супругом Тереза устало воззрилась на него. — Я думаю они захотят распродать свои акции, ибо компания, оставшаяся без владельца, управляемая вице-президентом без должных полномочий, пока ее истинный наследник доучивается, не будут этого терпеть. Времена регентства давно минули и сейчас людям нужна стабильность. А какая стабильность в такой компании? — Я совсем об этом не думала. — За то об этом думал я, — он огладил ее впалую щеку, а затем поцеловал в губы. — Теперь ты видишь, как я забочусь не только о тебе, но и твоем деле? — Вижу, — слабо улыбнулась Тереза. — И очень благодарна тебе, я так люблю тебя. Только, — в ее глаза на секунду отразился страх, — меня пугает такая мрачная картина будущности? — Меня тоже, — признался он. — И поэтому я отгоняю ее от себя всякий раз, как только она появляется в моей голове. И все это только из любви к тебе. Наверное, я бы так не мучился опасаясь за тебя, если бы не любил так сильно. — Он усмехнулся, словно этим старался показать свое противостояние пагубным мыслям. — Я уверен, что все произойдет наилучшим образом. Моя любовь всегда да прибудет со мной. — Я сама надеюсь на лучшее, а с твоей поддержкой мне и подавно легко смотреть в будущее. Поэтому я ничего не боюсь, ведь ты рядом. А теперь рядом и Юу, в добавок, — женщина любовно огладила свой живот, — я должна со всем справиться ради него. Этот малыш непременно увидит свет, у него будет счастливая любящая семья, где ему ни в чем не будет отказа. Испугавшись, что она приободрилась и если так продолжать дальше тема с документом закроется, Йозеф произнес: — Более всего на свете я желаю того же, моя милая. Чтобы ты, я, Ян и Юу жили спокойно и счастливо. И так и случится, ведь мы будем вместе. А чтобы на пути к нашему всеобщему счастью и дальше не возникало сложностей, прошу тебя, подпиши бумагу. Тереза подняла на него глаза. — Я приму на себя все обязательства и постараюсь оградить тебя от забот, забирающих много сил и энергии, которые понадобятся тебе в будущем. Ты должна поддержать себя, свое здоровье. В любом случае, после операции ты еще некоторое время будешь находиться на реабилитации, а потом роды. У тебя должно быть достаточно сил, чтобы в последствии воспитать нашего сына. Неужели ты хочешь, чтобы он рос без матери под присмотром чужого нам человека? — он опустил на ее колени дарственную. — Ты вынуждаешь меня. — Разве я делаю это для себя? — уязвленно проговорил он. Она скептически поглядела ему в глаза. — Возможно, — вздохнул он, — но моя выгода лишь в том, что я эгоистично хочу сохранить покой своей семьи. Ведь ты воспитывала Юу, в то время как Акира вел дела, почему же сейчас ты хочешь поступить иначе с нашим будущим ребенком? — Нет, я не хочу… — Тогда подпиши и забудем об этом. — Ох, — Тереза взяла в руки бумагу и стала медленно читать строки дарственной. — Сначала ты говорил мне, как тебя жутко угнетают шептания служащих за твоей спиной, мол, ты спишь с хозяйкой фирмы, даже сделался ее мужем, только для того, чтобы стать вице-президентом… — Так и есть! — фыркнул Йозеф. — Я уже не могу сталкиваться с этими пошлыми шуточками на каждом шагу. Каждый из них так и норовит ткнуть меня лицом в грязь. Мне едва хватает сил сдерживаться. Такое впечатление, что этим неблагодарным людям больше поговорить не о чем кроме как обсуждать личные дела начальства. — Мне все равно кажется, что ты преувеличиваешь. — Милая, просто ты ничего не замечаешь… Но это так. Ведь до встречи с тобой я был обычным клерком из вашей конторы, а сейчас… — Ты стал тем, кем стал только благодаря рвению и таланту. — Им ты этого не докажешь. Пока ты начальник, а я подчиненный они будут считать нашу связь, даже узаконенную, фиктивной… — Да-да, я знаю… И мне очень не нравится, что ты не можешь не обращать внимания на слова людей, — пробегая глазами строчки, молвила она. — Я беспокоюсь не за себя в этой ситуации, а за тебя. Я не могу спокойно стерпеть, что они смеют так скверно думать тебе. Но это закончится, как только все станет на свои места. — Точнее, когда ты станешь во главе, а я займу место вице-президента. — Вот именно. Больше ни одной сплетни, ни одного грязного намека, — он подсел к ней ближе и обнял за плечи. — Мы очистим себя в глазах людей и убережем себя от их злых языков навсегда. Я пока возьму все заботы на себя, а ты будешь восстанавливать здоровье, заниматься воспитанием Яна, а я со временем, когда Юичиро будет готов, постепенно введу его в курс дела. Мм, вот здесь, — он указал ей на строчку, где нужно было расписаться. — Сейчас, — он поднялся, а когда снова сел подложил под бумагу книгу. — Чтобы тебе было удобней. Тереза медлила. Прикусив зубами кончик ручки, она смотрела на пункт в документе, где должна была появиться ее подпись. — Не бойся, милая. Все хорошо, — его губы мягко коснулись кожи на ее виске. — Я с тобой. Все замечательно… Она улыбнулась ему, после чего снова поглядела на бумагу. Все еще не будучи уверенной, даже после стольких аргументов, правдоподобность коих не оставила ее равнодушной, а очень даже склонила в сторону принятия такого решения, она поднесла руку с зажатой в ней ручкой к листу. — Проходи, — вдруг раздался из-за двери голос юноши. — Нет-нет, сначала Вы. Пожалуйста, — запротестовала девушка. — Так не принято. Проходите Вы. Оставив на бумаге едва заметный чернильный след от прикосновения ручки, Тереза подняла взгляд на двери. Раздался стук, а после этого в спальню вошел Юичиро. Следом за ним вошла девушка-служанка с серебряным подносом, на котором стояла чашка с травяным настоем. — Доброе утро, — поприветствовал родителей Юу и, уронив взгляд на бумаги в руках матери, нахмурился. — С утра и за работу. — Йозеф, он прав, давай отложим? — сказала Тереза и протянула супругу бумагу, вместе с книгой и ручку. Тот принял вещи из ее рук, с трудом подавляя раздражение и негодование. — Дело одной секунды, — едва слышно проворчал он, вставая. — Это очень важное решение, мне нужно время, — беря с подноса чашу с питьем, произнесла Тереза. — Конечно, я понимаю, — судорожно улыбнулся Йозеф. — Как спалось? Уже освоился? — спросил он Юичиро, проходя мимо. — Полностью, словно и не уезжал. — Ну отлично. Пойду вниз, распоряжусь насчет завтрака. — Ты не обиделся? — осведомилась Тереза. — Конечно нет, я же люблю тебя. Я все понимаю, — улыбнулся ей Йозеф и затворил за собой дверь их спальни. — А что тут было? — проходя, целуя мать и присаживаясь на стул, подле ее постели, осведомился Юичиро. — Почему бы он должен обижаться? Что-то случилось? — Ах, ничего особенного. Я всего лишь поменяла один пункт в условиях сделки, а его не предупредила. Вот он и пришел спросить меня о том. — Мм, — понятливо кивнул Юичиро. — Видимо пункт был важным, Йозеф выглядел весьма раздраженным. — Он не любит, когда узнает о чем-то последним. — Ну, тут он не один такой, — ухмыльнулся Юу. — Ох, милый неужели ты все еще сердишься из-за этого недоразумения? — расстроенно проговорила мать. — Нет, уже нет. Ты пей. Я подожду. Тереза мягко улыбнулась ему и поднесла чашу к губам. — Как твое самочувствие? Выглядишь бледноватой, — обеспокоено осведомился Юичиро, которому все больше не нравилось, что мать продолжает заниматься делами, когда у нее для этого есть Йозеф. С одной стороны, он был рад, что мать пока еще держит правление в своих руках, но с другой — ее было бы недурно сейчас полностью отгородить от таких забот. — Неужели, раз уж взялась за работу, нельзя было хотя бы заняться этим после завтрака? Почему он не позаботился о том, чтобы ты сначала поела прежде чем лезть к тебе с выяснением деловых вопросов? — Юу, не будь так щепетилен. Однако, мне это очень приятно. — Ты должна больше думать о себе, — серьезно сказал Амане. — Я забочусь, правда. — Пообещай, что больше никаких дел? Во всяком случае, пока ты окончательно не выздоровеешь. — Обещаю. Юичиро одобрительно кивнул. — Сегодня мы едем в больницу? — спросил он. — Нужно сделать несколько анализов прежде чем меня допустят к операции. — Мам, почему бы тебе не остаться в больнице? Там за тобой будут присматривать, — с волнением Юу поглядел на мать. — О, нет, что ты. Я даже думать об этом не хочу, — запротестовала женщина. — Не могу даже представить себя в палате. Это ужасно. Эти жуткие мониторы, звуки, запахи, вокруг куча больных людей. Нет. Я хочу быть дома, — успокоившись, она ласково взглянула на сына. — Я не хочу, бросая взгляды по сторонам, ежесекундно напоминать себе о том, что я больна. Уж лучше так. Дома. — Понимаю, — Юичиро опустил взгляд. — Хорошо, ты не будешь против, перед завтраком я хотел немного прогуляться? — Конечно иди, погода стоит чудесная, — она взглянула в окно, из которого ярко светило солнце. — Попрошу Джолану ненадолго открыть окно. Мне кажется сегодня должно быть очень тепло. Прохаживаясь по раскидистому саду, Юичиро остановился у живой изгороди, тянущейся вдоль дорожек. Погода и впрямь была великолепной. Ярко светило солнце. Его теплые лучи нежно ласкали кожу. Легкий ветерок ерошил волосы. Две синицы резвились в ветвях яблони и, казалось бы, еще немного и душа воспарит над землей, вбирая в себя ее радости. Но на сердце было тревожно. Юичиро закрыл глаза, а потом вздохнул, поглядев себе под ноги. «Я нахожусь дома уже третий день. Большую часть времени я провожу в комнате матери. Йозеф занят делами, хоть и остается дома, поэтому я могу дольше, чем когда-либо быть с ней. Можно было бы чувствовать себя абсолютно счастливым, если бы не мысли о предстоящей операции, назначенной уже на послезавтра. Я ужасно волнуюсь. Не знаю, как смогу спокойно выдержать этот день. Мика… Мика…» Юичиро сжал руки на груди. — Как бы я хотел, чтобы сейчас ты оказался рядом. Мне так нужна твоя поддержка. Хотя бы услышать твой голос… Мне очень тяжело. Юу в очередной раз пожалел, что был настолько поглощен любовью, что не подумал взять телефон Шиндо. А звонить непосредственно в театр и просить позвать Микаэля к телефону дело гиблое, если вспомнить о данном ним же обещании. «Еще Йозеф со своими бумагами! Не могу не думать об этом, а когда думаю мое сердце раздирает досада. Я все понимаю, но смириться… Как же я хочу, чтобы поскорее закончился этот кошмар, чтобы стало как прежде.» — Прости меня, Мика… — Юу с тяжелым сердцем вынужден признать, — думаю, я не скоро смогу вернуться к тебе. Прежде всего, я должен убедиться, что с моей матерю ничего не случится. Я должен побыть с ней некоторое время и только потом смогу вернуться назад. Но я обещаю, что в середине марта мы непременно встретимся. «В письме я примерно обозначил время, которое планирую оставаться в Праге, это была лишь догадка, но теперь я уверен, что вернусь назад не раньше двенадцатого. Потерпи, пожалуйста, до моего возвращения, а когда я вернусь, я непременно вытащу тебя из театра и тебе больше никогда не придется ждать меня. Ты всегда будешь со мной рядом, куда бы я не решил отправиться…» Юичиро устремил решительный взгляд в небесную высь, словно отправляя посыл возлюбленному сквозь пространство и время. — Я люблю тебя, всегда помни об этом… После завтрака Юу отправился к себе в комнату, переодеться. Йозеф предлагал ему остаться дома, говоря, что в больнице ему попросту нечего будет делать, кроме как бестолку слоняться по коридорам и что это дело много времени не займет. Парень и сам всё понимал, но он приехал сюда ради того, чтобы быть с матерью и не собирался игнорировать ни одно действо, проходящее мимо него. Когда он вошел в спальню матери, намереваясь помочь ей пройти к машине, застал лишь горничную складывающая опустевшую постель хозяйки. — Эй, а где мама? — с недоумением и тревогой осведомился у нее Юичиро. — Пани уже ушли. — Да как так?! — возмутился Юу и разгневанный бросился прямиком из дому. Выскочив во двор, он увидал Лутрина беседующего с водителем, а в машине… Терезу. Заметив сына, женщина заулыбалась и призывно махнула ему. — Я же сказал, что тоже поеду! Почему мне никто не сказал, что все уже на улице? Вы собиралась ехать без меня? — Юичиро подошел к машине с другой стороны от отчима и водителя, рассержено воззрившись на первого. Не имея возможности не ответить, мужчина был вынужден отвлечься от разговора с водителем. — Разумеется, нет. Мы как раз ждали тебя, — сдержанно ответил он. — Вообще-то я как-то хотел принять участие, хотел помочь ей дойти к машине… — Я сам помог Терезе. Ты видишь в этом что-то предосудительное? — слегка раздраженно ответил Йозеф, прямо взглянув в глаза парня. — Нет, но… — Юу, не сердись, — подала голос из машины мать, — я так устала ждать и так хотелось поскорее очутиться на улице, что я попросила Джолану помочь мне одеться, не дожидаясь пока кто-то появиться. Когда Йозеф пришел ко мне сразу после завтрака, я уже была готова ехать, он только и успел что позвонить, чтобы подогнали машину ко входу и выйти вместе со мной. Такое объяснение не больно облегчило положение, Юу все равно ощущал неудовлетворение и досаду, но все же появилась конкретика. — Ты хоть что-то поела? — спросил он, очень сомневаясь в положительном ответе. — Не волнуйся об этом. Садись, — мягко позвала Тереза. Вздохнув, Юичиро сел в машину. Отдав последние пару указаний водителю, Йозеф занял место на переднем сиденье. Поездка была не длительной, повезло не попасть в пробку, и в скором времени они оказались на территории дорогой частной клиники. Пока водитель парковался, Лутрин позвонил по телефону. В следствие этого звонка из здания вышли двое людей. Один из них санитар со специальным креслом, второй непосредственно врач, курирующий его супругу. Оба вышли сопроводить куда надо госпожу Лутрин. Как только машина остановилась Юичиро покинул салон. Собственно, в его помощи никто не нуждался, потому он стоял чуть в стороне и лишь следил за происходящим. — Давай скорее, помогите ей сесть, в ее положении лучше не перегружать организм. Эта фраза врача и брошенный взгляд на мать, только вышедшую из салона, ее внешний вид заставили Юичиро оторопеть. Похудевшая от болезни, но значительно округлившаяся в области живота Тереза предстала перед сыном в совершенно ином свете. Настолько поразительно, что он оцепенел, глядя на нее. На юношу и его смятение никто не обращал внимание, все были озабочены лишь тем, чтобы скорее доставить женщину в теплое помещение, где их уже ожидали в одном из кабинетов. И лишь через время, водитель, обернувшись, увидел стоящего в недоумении Амане. — Пан Юичиро, а Вы разве не идете? И видя замешательство на лице парня добавил озабоченно: — Вы хорошо себя чувствуете? — Это безумие какое-то, — тихо вымолвил Юу и побежал вслед за своими, за которыми буквально секунду назад закрылись автоматические двери больницы. Пани Лутрин как раз везли к лифту, когда Юу очутился в здании. Следовать дальше не имело смысла. Отчим и пасынок остались ожидать в приемной. Йозеф отошел к посту и опершись на столешницу, стал без интереса следить за работой двух дежурных. Юичиро все еще был в легком шоке от увиденного. Его разум словно окутывал легкий туман. Он подошел к отчиму, все еще пытаясь уложить взбунтовавшиеся в голове мысли. — Ты чего застрял на улице? Разве не собирался всюду сопровождать свою мать? — бросив на парня короткий взгляд, цинично хмыкнул отчим. — Йозеф… — не замечая слов мужчины, приглушенным тоном обратился к нему Юу. — Мама что, беременна? — А ты только сейчас обратил внимание? — хмыкнул тот. — Наблюдательный сынок, однако. — Я не виноват! — уязвленно выпалил Юичиро. — Она все время была в постели, одеяло и эта ее широкая ночнушка! — Ладно-ладно, не оправдывайся. Да, можешь нас поздравить, — мужчина развернулся самодовольно взглянув на Юу, оперся теперь уже спиной о стойку, — скоро в нашей семье ожидается прибавление. Да и себя заодно. Твоя мама в скором времени подарит тебе братика. Как тебе такая новость, Юу? «Ужасно, просто отвратительно!», хотелось выкрикнуть Юичиро, но он подавил в себе это желание, сказав лишь следующее: — А разве это не опасно для нее? — Не опаснее, чем для любой другой женщины. Тем более, Тереза сама этого хотела. — Мама сама? — вздрогнул Юичиро. Отчего-то в его душе появилось странное чувство, никогда ранее не испытываемое до такой степени. Чувство обреченности, одиночества, словно его жестоко бросили. Смертельным холодом они обожгли сознание лишь только коснувшись его когтистыми кончиками своих бледных, покрюченых рук. — А ты думал, я силой заставил ее зачать? — хмыкнул мужчина. — Она давно хотела ребенка и вот уже пятый месяц, как взращивает в себе свое и мое счастье. — А почему она мне не сказала? — несчастный, ощущающий себя преданным всеми вокруг юноша в отчаянье воззрился на мужчину, чьим разумом овладели какие-то приятные мысли, отчего он не обращал внимание на парня рядом с собой. — Я ведь столько дней уже дома, рядом с ней, я звонил ей раньше, да черт, я же уезжал пять месяцев назад, почему она ничего мне не сказала?! «Неужели я для нее настолько чужой, что она не захотела сказать мне о таком!» — прозвучала убивающая фраза в голове, которую он не в силах был озвучить. Нет. Надо было срочно прекращать. Брать себя в руки. Юу не хотел поддаваться чувствам в присутствии этого человека. При ком угодно другом, но только не при нем. Он тоже ничего ему не сказал. Такое впечатление, что его семья считает его врагом, не желая рассказывать о столь важных вещах. Будто нарочно от него утаивают вещи, касающиеся его непосредственно. И еще мама… Зачем? Зачем забеременела от него? Неужели ей мало одного ребенка? Зачем ей понадобился второй, тем более, от него!» Юу отошел в противоположную часть холла. Его всего трясло изнутри. Что-то в нем категорически отказывалось принимать происходящее. Он сам не мог понять что и ужасно мучился. Большое количество мыслей теснились в голове и невозможно было среди их потока выявить то единственное, что так задело за живое, будто неосторожно коснулись незажившей раны. Лутрин с полуулыбкой на губах наблюдал за тем, как пытается справиться с поступившей информацией пасынок. Не мудрено, что для него это стало таким шокирующим. Еще бы, мало того, что его мать привела на место его любимого отца другого человека, так теперь еще и залетела от него. Самое настоящее предательство по отношению к своему первому ребенку, всегда оставляющему надежду, что мать любит лишь его и не нуждается ни в ком другом, а уж тем более в ребенке от другого мужчины. Дети в любом возрасте всегда болезненно переживают такие ситуации, полагая что их бросили, что они уже не нужны, ибо им на смену готовится другое дитя, более любимое и желанное, нежели они сами. Они считают, что этот новый ребенок окончательно разорвет нить связывающую мать с ее прошлым. Любя и заботясь о младенце, мать насовсем оставит мир, где был ее прежний возлюбленный и чадо, родившееся от той любви; и чем взрослее будет становится новый плод любви, тем дальше будет отдаляться мать от своего первенца, оставшегося в прошлом, как и все воспоминания о ее прежней жизни. А Тереза поступила еще опрометчивей, не рассказав сыну правду. В совершенстве, она была обязана сказать обо всем Юичиро, успокоить его, объяснить, уверить, что будет любить его несмотря ни на что. Но это в идеале, а бывшая вдова Амане мало в чем походила на идеал, отчего заставляла страдать своего сына каждый раз обрушивая на его голову потрясающие в прямом и переносном смысле этого слова новости. Она по своей женской натуре была особа эгоистичная, слегка надменная, и относящаяся с почтением лишь к своим собственным чувствам и к чувствам того, от кого сейчас ощущала любовную зависимость. Она любила Юу, как положено любить своего первого ребенка, а после приключившейся с ней болезни и подавно в ней пробудились ото сна дремлющие материнские инстинкты, которыми она с радостью делилась с сыном, но ошибок не избежать. Вот только Юу принять новое положение дел было не так просто, как хотелось. Он оставался в стороне вплоть до момента, пока на этаже не показался лечащий врач Терезы. Тогда оба, и муж, и сын вынуждены были снова сойтись плечом к плечу. — Где Тереза, разве Вы еще не закончили? — несколько удивленный осведомился Йозеф. — Простите, но дела обстоят так, что мы оставляем ее здесь. Она будет помещена в отдельную палату, где за ней будут присматривать. — Она не вернется домой? — Боюсь, что для нее же самой будет лучше, если она останется под присмотром врачей. — Почему? Ведь раньше ей это дозволялось? Что с мамой? — в волнении выпалил Юичиро. — А Вы молодой человек, ее сын, если я не ошибаюсь? — учтиво обратился к юноше врач. — Не ошибаетесь. — В таком случае, Вы должны понимать, что возраст Вашей матери предполагает особые ситуации. Добавим к этому предыдущие не радужные события, касающиеся ее здоровья и получаем результат — до операции ей лучше побыть под присмотром врачей. И Вам спокойней, и нам. — Да, я понимаю. Конечно, — кивнул Лутрин. — Если она сама не возражает. — Я думаю привел достаточно аргументов, чтобы мы с ней хорошо поняли друг друга. — Благодарю. — Пока не за что, — ответил мужчине врач. — Скажите, — снова вмешался в разговор Юу, внимательно поглядев на доктора. — А может статься, что случившийся приступ и проблемы с сердцем, связаны с её беременностью? Доктор внимательно посмотрел на юношу. — Мы не можем этого отрицать. — То есть для нее эта беременность даже опасна? — содрогнулся Юу и бросил взгляд, в котором таился упрек на Лутрина. — К сожалению, у многих женщин в следствие беременности развивается ИБС. Это как отдельный симптом, с этим ничего не поделать. — А разве нельзя прервать беременность и не допустить этого? — возмутился Юу. — Может тогда ее состояние улучшится и не придется рисковать, делая операцию? — Прервать? Ты с ума сошел! — возмутился в свою очередь Йозеф. — На таком сроке беременность не прерывают! — Так можно было прервать ее еще когда это было возможно и не рисковать маминым здоровьем! — огрызнулся Амане. — Это не тебе решать. Что будет с Терезой, ты подумал? Каково ей будет услышать, что надо избавиться от ребенка?! — Но из-за этого у нее начались проблемы с сердцем, а теперь она должна пережить операцию, а потом еще роды… Она же… Да мало ли что может быть на таком фоне! Я не желаю, чтобы моя мать подвергалась такой опасности! — Прекрати накручивать ситуацию, сделай милость, — холодно взглянул на Юу Йозеф. — Молодой человек, — обратился к нему врач. — Я понимаю, Вы расстроены состоянием Вашей мамы, но поверьте, мы сделаем все, что в наших силах, дабы сохранить и ее, и ее ребенка. Именно поэтому мы оставляем ее здесь до операции, чтобы точно быть уверенными, что она пройдет как надо. Это не первый случай в нашей практике и сколько я помню у нас не было ни одного печально окончившегося случая. Не переживайте. Ваша мама еще вполне крепкая, молодая женщина. Она справится, а мы поспособствуем этому. — С ней точно все будет хорошо? — с беспокойством поглядел Юу на мужчину в белом халате. Он вызвал у него куда больше доверия, нежели отчим со своим странным, необоснованным оптимизмом. — Точно, — улыбнулся врач. Нельзя сказать, что убеждение подействовали благотворно на растревоженное сердце юноши, но ситуация складывалась так, что он со своим мнением оказывался в меньшинстве. На долгие разговоры времени не было, ибо ожидали другие пациенты. — А я могу увидеть ее, прежде чем мы уйдем? — спросил Лутрин у собирающегося уходить врача. — Конечно можете, — кивнул тот и, попросив санитарку проводить посетителей в палату пани Лутрин, удалился. «Как они могли так рисковать? — Юичиро шел следом за женщиной, погруженный в свои мысли. — Да кому нужна была эта беременность, если она так опасна? Ведь наверняка врачи предупреждали их об опасности, почему же мама не послушала? Почему не обратилась к врачам, как только ощутила первые симптомы недомогания? Почему скрывала?» И словно интуитивно в поиске на свой вопрос он обернулся и взглянул на Лутрина, шагающего по коридорам рядом с ним. «Все он. Это его вина, что мама испытала приступ, а теперь должна пережить эту ужасную операцию. Наверняка это он внушил ей, что опасаться нечего и она может смело рожать, а она… любя его, не может отказать ему в желании иметь еще одного ребенка. Если бы его тут не было, если бы она не желала подарить ему ребенка ничего бы этого сейчас не происходило. Мама была бы здорова и счастлива, не лежала бы бледная и измученная в постели, не принимая столько поддерживающих таблеток. А теперь… Ох, как я боюсь думать о том, что может случиться теперь» — Чего? — поймав на себе долгий взгляд Юичиро, спросил Йозеф, но Юу отрицательно качнул головой и отвел глаза. Прежде чем войти в палату, Йозеф остановил Юичиро и строго сказал: — Я очень надеюсь, что ты уже взял себя в руки и не станешь донимать Терезу своими глупостями. Подумай о своей матери и не тревожь ее лишний раз, — с этими словами он вошел в палату. — Как раз я-то о ней и думаю, — тихо, с грустью молвил Амане и вошел следом. Когда же теперь Юичиро смотрел на мать, полулежавшую на больничной, специально оборудованной кровати, он отчетливо видел её увеличившийся живот, который она время от времени поглаживала, любовно проводя рукой поверх тонкого одеяла. Юу не пытался скрыть своей заинтересованности и от взора Терезы это не ускользнуло. — Юу… — Почему ты не сказала, что хочешь и ждешь ребенка? — негромко спросил он и в его взгляде читался укор, хотя он изо всех сил старался выглядеть беспристрастным. Йозеф уехал домой за некоторыми вещами для супруги, а Юу остался с матерью. Женщина отвела взгляд и вздохнула, проведя рукой по лбу. — Ты решила, что я не обязан этого знать? — Нет, милый, это совсем не так, — она обернулась, виновато взглянув на сына. — Я порывалась сказать тебе, поверь. Только я все не могла решиться, — она опустила глаза, — не знала, как ты воспримешь эту новость. Не хотела тебя беспокоить, ведь ты уже твердо решил уехать в Японию… — Да причем здесь Япония, мам? Ты должна была мне сказать, неужели ты думаешь, это такая мелочь или мне все равно? Неужели ты думаешь, я бы не понял? — Юу, прости, — она взяла его за руку. — Я ведь нормально отнесся к твоему решению сойтись с Йозефом, почему ты решила утаить от меня своё желание иметь ребенка? — Сама не знаю, — призналась она. — Меня словно что-то удерживало каждый раз, как я собиралась сказать тебе об этом. Будто кто-то держал мой язык. Я не могла вымолвить ни слова о том, что беременна, стоило только увидеть тебя. Должно быть… я в самом деле боялась твоей реакции. — Почему? — возмутился Юу. — Не знаю. Просто боялась и всё. Юичиро вздохнул и покачал головой. — Не осуждай меня за мою слабость матери. Я хотела тебе все рассказать, думала ты приедешь на Новый год и тогда в семейном кругу я поведаю тебе обо всем. Но ты остался в Киото… а по телефону говорить о таком я не стала. — Понимаю, это далеко не телефонный разговор. Значит я сам в некоторой степени виновен, да? — слабо усмехнулся Юичиро, вспоминая что он провел новогодние праздники в доме Хиираги с мыслями о Микаэле Шиндо. Насколько они выдались нелегкими и по всей видимости не у него одного. — О, нет, твоей вины в том нет. Тут скорее я должна виноватиться, что не смогла поговорить со своим сыном и тебе пришлось обо всем узнавать от других. — Ничего страшного. Главное узнал, — улыбнулся ей Юу. — Наверно так должно было произойти. Только я хочу, чтобы в следующий раз ты не боялась сознаться мне в чем-либо, хорошо? Я же люблю тебя и забочусь, я приму все, что ты захочешь мне сказать. — Спасибо, дорогой мой. Мне стало намного легче после твоих слов, если честно, когда ты приехал я даже немного испугалась, хотя больше обрадовалась. Я поняла, что дольше откладывать этот разговор не получиться и разволновалась. Может даже повела себя менее сдержано, чем обычно. — Я ничего такого не заметил, — мягко сказал Юу. — Мам, скажи мне только, честно. Ты сама захотела этого ребенка? — Да, — не колеблясь ни минуты ответила Тереза. — А почему ты спрашиваешь? — Да так… — Юу, — пристальней взглянула на него мать. — Просто я рад, что именно по твоему желанию у тебя появится тот, о ком ты сможешь заботиться, — усмехнулся парень. — Ты правда рад? — Очень. Я был бы счастливее всех, если бы только все несколько не омрачилось твоей болезнью, но врач уверил нас с Йозефом в наилучшем исходе, поэтому я больше не переживаю. Я знаю, что будет хорошо. Правда? — весело произнес он. — Правда, — улыбнулась в ответ Тереза. — И, видишь, мне в самом деле пришлось остаться в больнице, как ты говорил. — Тебе это только на пользу. — И все же я очень хочу домой, — призналась женщина. — Потерпи немного, — улыбнулся Юу. — Еще немного и ты вернешься обратно. Все будет по-прежнему. — Да, пока ты снова не уедешь… — с ноткой грусти произнесла она. — Мам. — Прости-прости, снова я за свое. Мне просто так не хочется, чтобы ты снова уезжал от меня. — Даже если я уеду, это ведь не продлится долго. Я буду приезжать. — Знаю, и все же… — И все же, у тебя ведь теперь есть тот, кто с тобой постоянно. Тереза немного удивилась его словам. — Имя уже придумали? — хмыкнул Юичиро, кивнув на живот матери. — Ян. — Хм, не дурно. Ну что, Ян, — обратился Юу к животу матери, — еще немного и ты увидишь этот мир во всем его великолепии. Поэтому не затягивай, рождайся поскорее. Тереза засмеялась, а Юу улыбался, глядя на нее, но в душе у него царили совсем иные чувства. «Мне все еще трудно сдерживать свои эмоции. Я пока не принял ситуации с ребенком. Может быть даже никогда не приму, ведь из-за него маме сейчас так плохо. Но я не вправе выступать здесь со своим мнением. Если она хочет его, если она будет рада его появлению, как я могу негодовать и возмущаться? Что это даст, кроме того, что я лишний раз растрою её… Я должен успокоить себя и довериться судьбе, как сделала это она. Верить, что все обойдется и ждать окончания, равно как и все мы. И все равно… Мне тревожно. Я боюсь будущего, боюсь что что-то пойдет не так. Эта беременность, как же она некстати, от нее сплошные беды…»