***
— Ну, почему? Почему же? — Юичиро мерит шагами свою палату. Останавливаясь у двери, он негодующе глядит на нее, словно она является непосредственным источником всех его бед. Неуемное волнение неустанно преследует его. Никаких известий о состоянии Микаэля получить не удается. Чтобы он ни говорил, какие вопросы не задавал ответ всегда один и тот же: «Он пока не просыпался. Мы делаем все, что в наших силах. Молитесь». Пожалуй, самым нестерпимым в этой ситуации является запрет на посещение Микаэля. К нему никого не допускают, во всяком случае такими словами пресекают любые попытки Амане попасть к Шиндо. С одной стороны, оно и понятно, причины не подпускать кого бы то ни было к тяжело раненому общеизвестны, однако для Юу, не иметь возможности увидеть любовника подобно смерти. Ему мало обнадеживающих слов, он должен увидеть все сам. Но всякие протесты разбиваются о педантичность врачей, как волны разбиваются о неприступные стены волнорезов. И что это за дурацкие правила? Как долго? Как долго он будет томиться в неведенье, пока ему наконец разрешат увидеть Шиндо? Юичиро садится на постель. Мрачный задумчивый взгляд устремляется в пол. Еще немного и его выпишут. Врач пообещал, денек-другой понаблюдать за его состоянием и, если показатели будут удовлетворительными, он может со спокойной совестью отправляться к себе. Хорошая ли это новость? Вряд ли. Находясь в больнице, он так или иначе ближе к Микаэлю и возможностей попасть к нему куда как больше, нежели когда он станет обычным рядовым посетителем. — Мика, — Юу закрывает глаза. Тяжесть камнем лежит на сердце. «Как ты там? Тебе плохо, больно, ты мучаешься. Пусть ты находишься без сознания, твое тело и разум все равно страдают. А я не могу быть с тобой рядом… Это так ужасно. Я должен сидеть рядом, поддерживать тебя, а на деле меня не пропускают к тебе в палату. Что тогда, когда тебе стало плохо во время выступления мне не давали приблизиться к тебе, что сейчас. Я обречен томиться в неведенье, гадая, что там с тобой творится на самом деле. Прошу тебя, Мика, это единственное, что я сейчас могу делать, просить тебя — только выживи. Я не хочу, не могу представить себе, что ты оставишь меня во второй раз. Борись, борись прошу тебя. Ради нас. Ради нашего будущего. Не дай Смерти так легко забрать себя. Ты справишься, я знаю. Ты не из тех слабаков, которые легко поддаются костлявой. Ты сумеешь побороть ее, и тогда ты увидишь, все изменится к лучшему. Пожалуйста, держись. Не умирай. Я с тобой. Я всегда с тобой. Помни это, Мика…» Переживания за жизнь любовника неотступно следуют за ним, чем бы он не занимался. А поскольку в палате как таковых занятий нет, все время уходит лишь на обдумывание настоящего момента. А он, увы, не внушает надежд. Конечно полностью убрать из головы или же хотя бы немного заглушить мысли о Шиндо невозможно и Юу даже не пытается это сделать. Его жизнь сейчас в приоритете. Тем не менее, Амане порой задумывается еще и о другом. Его посетил следователь. И пусть Юичиро это заботит в последнюю очередь, он с полной неохотой отвечал на вопросы и все же у него пытались выяснить обстоятельства случившегося в тот ужасный день. Как единственный свидетель произошедшего в кабинете, следствием которого явилось практически убийство одного из участников, ясное дело он подвергся расспросам. Правда, надо отметить, что в том состоянии, в котором находился Амане инспектору не удалось выяснить у него ничего конкретного. Он ушел ни с чем, но было очевидным, что как только Юу немного оправится он посетит его снова. — Боже, еще и это следствие, — парень закрыл рукой лицо. Как оно сейчас было не кстати. А что если Мику тоже начнут допрашивать, когда он придет в себя? Амане содрогнулся от одной только такой мысли. Нет. Только не это. Он не допустит. Не позволит, чтобы к Шиндо лезли с этими дурацкими расспросами, которыми донимали его битый час. Нет. Все это просто ужасно. И благо еще что родители ничего не знают. Амане и сам поражался тому, как так случилось, что после таких громких событий его семья остается в неведенье, и желал лишь одного, чтобы это оставалось сокрытым от них как можно дольше. Но, тут, видимо, поспособствовали друзья. Узнав первыми о состоянии своего друга, о том, что он в больнице, они посчитали нужным не информировать его родителей без личного согласия на то самого Юичиро, за что Юу был им отдельно признателен. Посвящать Терезу, в ее-то положении, во все эти гадкие дела — уму не постижимо, что уж говорить о Йозефе доверия к которому нет? Они не должны узнать о его делах здесь в Киото, иначе поднимется необычайный скандал. А шумиха в такой напряженный момент — хуже не придумаешь. У самого голова болит от постоянных переживаний, не хватало еще, чтобы появились мать и отчим и начали по-своему капать на мозги. Все равно они ничем не смогут ему помочь, а еще чего доброго вздумают забрать его в Чехию от греха подальше. Нет, конечно, уехать из страны, где тебя чуть было не прикончил сумасшедший старик вроде бы и не плохо, но остается Микаэль. Бросить его одного в такой момент и уехать? Что за глупая шутка! Нет. Он будет дожидаться известий о нем здесь и только здесь. Юноша снова поднялся и прошелся по палате, выглянул в окно. — Приближается весна. С каждым днем ее теплое дыхание становится все ощутимей. Господи, это невыносимо! — он зажмуривается и прижимается лбом к холодному стеклу, сжимает кулаки. — Микаэль… Сколько дней же уже прошло в таком поддернутом состоянии и сколько еще ждать, пока хоть что-то станет ясным? Этот ад наяву уже длится неделю, четыре дня из которых он пробыл без сознания, а сколько еще впереди? День, неделя, месяц? А что если Микаэль не придет в себя еще долгое время? Что тогда? Как тогда быть? Как сохранить рассудок и не сойти с ума от переживаний, захлестывающих, словно цунами? Как справиться с той болью, что разрывает на лоскутки душу? Как выжить в агонии неизвестности и постоянных переживаний, угрызений совести? Как жить без света? Куда идти?***
— Он по-прежнему в больнице? — задает вопрос мужчина, украдкой бросая взгляд на собеседника, явившегося минут десять назад и теперь смакующего аперитив в виде кампари. Скромный обед двух аристократов в одном из лучших отелей города, имеющий целью не только усладить тонкий вкус гурманов, а также обменяться последними новостями. Разумеется, в свете некоторых событий, дела одного из друзей выходят на первый план и интересуют обоих куда больше, в то время как жизнь второго остается в тени, исключительно по его личным предпочтениям. — Да. Будет чудо, если он сумеет покинуть ее в ближайшее время, — с легкой надменной усмешкой, отвечает собеседник. — Во всяком случае исходя из прогнозов докторов. Ведь лично я там не был и своими глазами его не видел. Впрочем, даже рискни я отправится туда, что само по себе невозможно, так как посещения такого рода мест приводит меня в унынье, я не имею достаточной квалификации, дабы ставить диагнозы. — Неужели все настолько плохо? — Шикама Доджи потер висок. — Однако же, мда, — он усмехнулся собственному вопросу. — Если пулевое ранение в голову… Удивительно, как он остался жить и не умер на месте. — Для многих это также остается загадкой. Многое в этой истории покрыто тайной и все же исходя из просочившейся так или иначе информации есть любопытные моменты, — усмехнулся Батори. — Спрашивается, как человек с I разрядом по стрельбе сумел промахнуться с расстояния пары метров? — Действительно звучит абсурдно. — Такой человек не знает промахов ни в делах, ни в отношениях, ни в чем-либо другом. Прозвучавшие слова заставили Шикаму задуматься. Он отвел взгляд в сторону. — А может он вовсе не желал попадать? — тихо произнес он. Ферид мог только пожать плечами на это предположение. Возможно он и сам рассуждал так же, как и его старый товарищ. На мгновенье тема поступка старика зависла в воздухе, ибо не имела продолжения. Ведь гадать со своей позиции, что в тот или иной момент движило другим человеком становится слишком сложным и часто догадки расходятся с истинными мотивами. — Итак, если прима не оправится, что будет с вами? — Доджи серьезно взглянул на Ферида. — Убежден, театр Кабуки продолжит существовать, — уверено ответил мужчина. — С примой или без, а так просто наше искусство не уничтожить. Правда, ожидаются большие трудности. Количество посетителей значительно снизиться, когда люди прознают, что основная звезда шоу более никогда не выйдет на сцену. Ну ничего, есть другие актеры. Рано или поздно баланс восстановится. Микаге не будет сидеть сложа руки и наверняка озаботится поиском новой «приманки». Главное, чтобы никто не стал вмешиваться и постепенно дела Кабуки придут в надлежащее состояние. — А есть такая опасность? — поднял бровь Доджи. Ферид хмыкнул. — Она есть всегда, тебе ли не знать. В нашем случае самым неблагоприятным, я бы даже сказал уничтожительным, является вмешательство в наши дела покровителя Шиндо. Ты сам понимаешь, если он сделал с ним такое, значит, ему стало известно что-то такое о чем никто не стал распространяться вслух, а раз ему стало что-то известно, это в первую очередь отразится на зоне комфорта правления театра. Как ты помнишь, мы обязались блюсти его сокровище и не допускать каких-либо контактов с его участием. И только нарушение этих правил могло до такой степени вывести из себя старика, что он решился на хладнокровное убийство в своем же собственном доме. — Постой, но ведь убийства не было. Шиндо остался жив. — По большой случайности, — заметил Ферид. — По крайней мере, он предпринял такую попытку и заметь, не такую уж и опрометчивую. Микаэль еще рискует скончаться в больнице. Итак, Маэн зол. Причем зол настолько, что сегодня нанес свой первый удар, а именно, прекратил всякое финансирование, о чем известил Микаге через своего человека. Даже не стал общаться лично, что говорит только об одном — знаться он с нами не желает. — Значит, вы остались без поддержки? — нахмурился Шикама. — Хм, этого стоило ожидать при таких обстоятельствах. Скажи мне, Ферид, — он внимательно взглянул на друга, — ты опасаешься, что гнев Маэна обрушиться на ваши головы, тогда пострадавшими окажутся все или же тебя заботит твоя личная незащищенность перед этой глыбой? — Как бы сказать, не то чтобы я трясся за свою шкуру, однако же… — уклончиво ответил Батори. — Перспектива быть раздавленным этим стариком меня мало прельщает. Как-то раз он лично намекнул мне, что в случае чего, ему не составит труда покончить со мной раз и навсегда. — Он угрожал тебе? — еще больше нахмурился Доджи. — Я принял кое-какие меры для своей защиты и надеюсь в нужный момент смогу остаться незапятнанным. — Почему ты ничего не сказал мне? — строго осведомился Доджи. — Ты же знаешь, кто я такой и какие у меня возможности. Одно твое слово и Маэн исчезнет из твоей жизни, как не бывало. Здесь моя территория. Чтобы проворачивать свои дела, старик однажды заключил сделку со мной и в моей власти перекрыть ему кислород. Чтобы этого не произошло, он пойдет на какие угодно уступки. Все-таки он не бог. — Что несомненно радует. — Давай серьезно. Я еще раз спрашиваю, почему ты молчал? — Брось, Ши. Нет никакой надобности в твоем участии в этом деле. Повторюсь, я обезопасил себя. — Тем не менее, тебе все еще неспокойно, — пристально глядя на него, заметил Доджи. — Потому что в этом мире все слишком шатко. Не более. Я уверен, что ничего дурного не случится. — Ох, вот ведь! — вздохнул Шикама, приложив свою тонкую, изящную руку ко лбу. — Так или иначе, — поглядел на Ферида сквозь пальцы, — если тебе будет угрожать опасность. Будь добр, забудь о своей гордости и дай мне знать. Я же твой друг в конце концов. — Благодарю тебя за это. Но пока я в состоянии защищаться сам, я не осмелюсь просить твоей помощи. — Упрямец, — фыркнул Доджи. — Таков уж я, — улыбнулся Батори. — Итак, лучше вернуться к Микаге, а он в бешенстве больше чем когда-либо. — Не мудрено. Потерять спонсора тогда, когда он лишился своего главного источника доходов, плюс, неизвестно, что станет с Шиндо. Хах, — усмехнулся Доджи, сделав вид, что последние несколько фраз больше не трогают его. — Должно быть он вне себя от гнева. Проклинает всех и вся, а в особенности мальчишку, чье разнузданное поведение разрушило все его планы. — Что-то в этом духе, — в свою очередь усмехнулся Батори. — Должен заметить, что все случилось и впрямь не вовремя. Будто кто-то нарочно все подстроил и прямо в тот момент, когда дела у нас и так идут из рук вон плохо. — Полагаешь, это было умышленное вредительство? — Не могу утверждать, но что-то в этом есть нечистое. — Ферид сделал еще один глоток терпкой жидкости. Выдержав непродолжительную паузу, Доджи как бы ненароком заметил: — Я слышал в этом деле замешан еще один человек, который, к слову, также сейчас пребывает в больнице. Ферид посмотрел на него. — Амане Юичиро. Он был доставлен в тот же день вместе с Шиндо в больницу прямо из дома Томаса Маэна. Удивительное совпадение ты не находишь? — Хочешь сказать это он спровоцировал гнев старика и убийство им своего подопечного? — По крайней мере это единственное толковое объяснение случившемуся, — развел руками мужчина. — Разве не он последним претендовал на него? — К тому же, — Ферид серьезно задумался, — если вспомнить… он имел твердое намеренье расплатиться с Микаге. Что если он подумал, что куда выгодней будет сперва поговорить с покровителем Шиндо, а уж потом решать дела с Микагэ? Гонимый этим побуждением он и очутился в тот день в доме старика. А открыв ему правду своих взаимоотношений с Микаэлем, он напрочь лишил Шиндо возможности и дальше кичиться своей невинностью. Следствием открытия этой тайны, послужила месть обманутого старика. Что же… все логично. «Кретин, почему же ты не послушался моего совета. За день до этого события я ведь четко дал тебе понять, что это дело опасно и грозит гибелью вам обоим. Я просил тебя не возвращаться в увеселительный квартал, но это также значило забыть обо всем, что с ним связано. В частности, и о Шиндо. В итоге, ты теперь терзаешься еще сильнее, ведь Микаэль серьезно ранен» — Что же, очень хорошо, что цепочка сложилась, как надо, а потому… — Я сказал логично, однако, есть еще один момент, который я никак не могу уложить в голове. — Да, и какой же? — усмехнулся Доджи самым невинным образом, однако дрожь волнения прошлась по его телу. — Сколько не думаю, не гадаю, да только принять, что лишь из-за одного признания в любви какого-то мальчишки старик не стал бы сходить с ума и пытаться убить того, в ком души не чаял. Он по-своему любил Микаэля, до умопомрачения. Этот мальчик стал для него всем и чтобы он решился покончить с ним только потому, что появился некто, пожелавший забрать его у него? Нет. Как минимум это могло быть неудачной шуткой, в итоге, пострадал бы не Микаэль, а сам шутник, то бишь Амане. Насколько мне известен этот парень — Юичиро, он не стал бы в невежественной, грубой форме излагать свои желания. Иными словами, своей речью он не сумел бы спровоцировать старика на такое безумство. Я уверен, этому событию предшествовало что-то еще. Что-то такое, что заранее заставило старика кипеть от гнева. Может быть, Микаэль решился открыть ему правду о себе? — Парень, конечно, безумец, но не до такой степени, чтобы лично набрасывать себе петлю на шею. — После того, как он сжег театр ты еще можешь так думать? — фыркнул Батори. — Как я уже говорил, все выглядит слишком подозрительно. Будто кто-то со стороны заставил эту адскую машину работать. — Твоя речь лишена смысла. Кому бы это понадобилось? — усмехнулся Шикама. — Не знаю, — пожал плечами Ферид и прищурился, глядя на друга. — Может быть тому, кто давно испытывает скуку, наблюдая за вялотекущими событиями. Кому надоело ждать пока участники драмы соберутся с духом и начнут действовать, так что он собственноручно сдернул занавес вынудив тем самым, актеров начать играть. — О чем ты толкуешь? — загадочная улыбка скользнула по губам Шикамы, в то время как взгляд был неподвижным, острым, устремленным на Ферида. — Говорили, что незадолго до происшествия в дом Маэна было доставлено одно интересное анонимное послание, содержащее в себе прелюбопытные кадры. — Как интересно. Я об этом еще не слышал, — делая вид будто в самом деле ничего не знает, Шикама изобразил на лице настоящее удивление. Батори тихонько хмыкнул, наблюдая его реакцию, а затем спокойно продолжил: — Если слухи не лгут, это письмо было доставлено по распоряжению лица, питающего антипатию к приме театра с целью изобличить ее во лжи. — Имя этого умельца уже известно, не так ли? — ничуть не испугавшись, осведомился Доджи. — Предположим. — А Микаге? Он знает о том, кто именно подпортил ему существование? — Я думаю следует опустить и эту информацию, как ранее мимо него прошли сведенья о том, что в недавних тревожных событиях вообще присутствовало третье лицо, поскольку если начать открывать все, что известно, театр понесет еще больше потерь, чем следовало бы. — Разумно. Меньше знаешь — крепче спишь, — согласился Доджи. — Не знаешь о существовании постороннего человека, то и имя его знать также ни к чему. — Вот только остается открытым вопрос, кто предоставил главному врагу примы компрометирующие фотографии, м? — Ферид иронично-лукаво взглянул на Доджи. — Занятный вопрос. Позволю себе поразмыслить над ним на досуге. — Любопытным также является еще тот факт, что вся эта ситуация оборачивается полностью мне на пользу. И вот этот момент я никак проигнорировать не могу. Совершенно без убытка для себя, я лишаюсь двух людей, крайне мне неприятных и при этом никому в голову не придет заподозрить меня в причастности к этому делу. Все выглядит слишком гладко, больше напоминая чистые совпадения, нежели умышленные действия. — Может быть впервые Судьба оказалась благосклонной к тебе и даровала свою милость за годы непосильных трудов? — вкрадчиво произнес Шикама. — В другой раз я бы рассудил именно так, — усмехнулся этой фразе Батори. — Однако слишком большое везение наталкивает на мысли о не случайности происходящего. Я бы сказал, некто приложивший сюда руку хорошо осведомлен в ситуации. И будучи хорошо информированным, подумал следующим образом: если я сейчас вмешаюсь, подсунув компромат тому, кто непременно ним воспользуется, я сдвину с мертвой точки дело, которое сами игроки пока не торопятся трогать. Более того, этим маневром я либо уберу двух неугодных людей сразу с поля действий, то есть Микаэля и Маэна, а если же нет так или иначе поспособствую тому, что влюбленный парень будет вынужден действовать, поскольку правда о его любовнике раскрыта и его нужно срочно спасать от гнева старика. То вторая цель этой провокации заставить быстро действовать Амане, который в случае успеха приберет к себе Шиндо окончательно, также освободив меня от его общества. При любом раскладе я лишаюсь основного источника своих проблем. А этот доброжелатель во что бы то ни стало озаботился поскорее избавить меня от него. Что скажешь, как тебе такая нить рассуждений? — Вполне заслуживает права на существование, — одобряюще кивнул Доджи. — Хм, если задуматься и такой человек в самом деле существует, почему ты думаешь, что он не преследует какие-то личные цели? — Я не отрицаю его личных мотивов ускорить это дело, но что-то подсказывает мне у него их нет, — криво улыбнулся Ферид, пристально всматриваясь в товарища. Но на его лице ничего нельзя было прочесть, потому Батори, оставаясь все же при своем мнении, перевел взгляд на посетителей ресторана. Шикама лишь усмехнулся уголком рта, однако Батори этого уже не заметил. «Я очень рад, что ты до сих пор не заподозрил моего намерения оградить Дона от Микаэля. Тебе неизвестна эта проблематичная сторона моих семейных дел и будет лучше если ты так о ней и не узнаешь. Пожалуй, я в который раз потешу твое самолюбие мыслью, что я стараюсь исключительно в твоих интересах. Да, все верно. Именно я был тем, кто отправил фото этому напыщенному себялюбцу Флориану. Он сделал все в точности так, как я от него ожидал. Теперь же, путь к Шиндо, у которого появился более верный цепной пес, моему брату заказан.» — А знаешь, мне тоже вспомнилось одно событие, — Доджи откинулся на спинку стула и потер подбородок. — Оно также касается личных мотивов одного человека. И я вот все гадаю, чего же он добивался. — Какое событие? — хмыкнул Ферид. — Мне стало известно из верных источников, что этот некто послал своего человека по одному адресу, доставить письмо некоему юноше, который в итоге оказался в числе пострадавших. Можно ли говорить о том, что он также желал ускорить ход событий? — Не думаю, — сузил глаза Батори, уразумев, что Шикаме о нем известно то же, что ему известно о его делах. — Скорее, он хотел предотвратить худшее и написал предостерегающее послание. — М, даже так! — хмыкнул Доджи. — Очень занятно. Акт милосердия. — Он закрыл глаза и на его губах отразилась горькая усмешка. — Вот оно белое и черное во всем его проявлении, — молвил он с ноткой грусти, поднимая свой бокал. — Ты слишком строг к себе, мой друг. Пусть наши поступки и отражают нас самих, но они не являются в конечном счете единственной определяющей гранью нашей сути. Есть множество иных мерил, — чокаясь с Шикамой, ухмыльнулся Батори, после чего оба осушили свои бокалы. — Оставим этот разбор. — Согласен, — мягко улыбнулся Доджи. — А знаешь, — произнес он спустя пару минут, — интересно, что в этой ситуации предпримет этот парень, Юу. Отступит ли он после всего, что выпало на его голову. Будучи участником события, полагаю, испугался он не шутку. Любой другой, на его месте, сейчас попросту бы оставил Микаэля, чтобы не нажить себе еще больше неприятностей. — Это было бы разумно, не скрою. И пускай сейчас Шиндо освободился от своего покровителя, на этом проблемы не оканчиваются. Мало того, что он может не выжить, так еще остается Микаге. А уж он-то совсем не радеет за удачное благоустройство своего актера. Ко всему прочему, из-за инцидента в доме Маэна он наверняка будет вовлечен в разборки с полицией. Правоохранительные органы не сумеют закрыть глаза на это дело. Ему придется объясняться с ними. В его случае самым простым было бы вернуться к себе, как только он оправится, в противном случае, на него свалится груз проблем. — Кстати, говоря, о полиции, — произнес Доджи. — Что ты думаешь ждет всех участников в будущем? — Что я думаю, — Ферид пожал плечами, а потом усмехнулся. — Думаю, все будет как обычно и если кто и понесет наказание, так только пешки. — То есть… — Шикама испытующе поглядел на Ферида. — Именно так, — кивнул тот. — Поэтому даже говорить об этом не стоит. Сам скоро увидишь. — Вот оно преимущество всех, кто при власти, — улыбнулся Шикама Доджи. — Полнейшая безнаказанность и свобода. — Разве тут можно говорить о безнаказанности? — поднял бровь Батори. — Если речь идет об уголовной, естественно. — Тут не поспоришь, однако, как ты должен был заметить, мой друг, ничто не остается безнаказанным и он понес тяжелейшую травму. Я так полагаю, заключение в самой отвратной камере далось бы ему легче, чем пережить потрясение утраты веры. — Уж не хочешь ли ты сказать, Ферид, что жалеешь старика? — У меня нет ни капли жалости по отношению к нему, — серьезно и спокойно ответил Батори. — Я наоборот считаю, что он получил по заслугам. Это воздаяние за дела минувшего. Пускай он не подвержен до поры до времени посягательствам закона, зато он не может уберечь себя от истинного правосудия, а оно не знает препятствий и как правило мстит куда более жестоко, чем может мстить человек. Вот он и получил своё. — Как всегда твои суждения безупречны, — усмехнувшись, сказал мужчина. «Верно, они прекрасные, невзирая на то, что в них я вижу некий приговор для себя лично. Быть может ты, мой неприступный Дионис, моя расплата за совершенные грехи?» — Что-то я уже устал от этого разговора. На самом деле, меня мало волнует, что станется с ними, и я бы не хотел портить себе обед обсуждением судеб людей до которых мне нет никакого дела. Они вышли из игры. — Ты прав. Забудем об этом, — мягко улыбнулся Доджи.