Танец белой цапли

Юичиро на мгновенье задержался. Что-то тревожное почудилось ему в последней фразе Тэрунори. «Он просит меня спешить? Неужели что-то…» Юу поспешил одеться. Поскольку в его сборы входило только взять куртку и обуться, через минуту он уже выходил вместе с мужчинами из номера. — Если мне позволили выйти, — шагая по коридору, сунув руки в карманы, проговорил Юу с некоторым волнением поглядев на Тэрунори, — значит, опасность мне больше не угрожает или хотя бы угрожает, но в меньшей степени? — Есть одно обстоятельство, послужившее поводом такому решению. — Обстоятельство? — вздрогнул Амане. — Какое? Дурное предчувствие, поселившееся ранее, усилилось. — Нам лучше поторопится. Сердце Юичиро сжалось. Однако он не стал настаивать на ответе. Его собирались отвезти к Микаэлю, так стоит ли в самом деле тратить время на разъяснения, свидетелем которых он сам станет по прибытии? Все время, что его везли по незнакомому городку, он сидел в напряженном молчании и желал только поскорее добраться до места. Когда перед его взором стало обрисовываться кирпичное здание больницы, переживаемое волнение стало почти нестерпимым. «Там… Микаэль где-то там» — подавляя свои чувства, сказал сам себе Амане. Ему не сказали какую именно палату занимает Шиндо, потому он был вынужден следовать за Тэрунори, который как назло, торопил его ранее, а теперь предпочитал спокойное шествие. Не выдержав, Амане обратился к нему. — Почему Вы сказали мне торопиться? Шагая по коридору за медсестрой, вызвавшейся сопроводить их в палату, Тэрунори ответил не сразу, словно решая говорить или нет. — Этой ночью состояние Микаэля Шиндо сильно ухудшилось. — Что? — воскликнул Юичиро, задрожав. — Он был в реанимации, так что за его состоянием постоянно следили. До кризиса не дошло, тем не менее, бригаде врачей пришлось изрядно потрудиться. Говорили у него несколько раз останавливалось сердце. — Мика! О, боже! — Юу стал белый, как стены больницы. — Он жив? Скажите, он жив?! Говорите, пожалуйста, не умалчивайте ничего! — К счастью, врачи справились с этой трудностью, однако результатом такого шока стало… — Тэрунори замолчал и остановился. Юичиро в недоумении и страхе посмотрел на него. Он жаждал подробностей, даже самых ужасных. — Мы пришли, — сообщила медсестра, остановившись напротив одной из дверей и повернувшись к посетителям. Юу чисто машинально обратил на нее невидящий взор. — Когда его жизнь оказалась вне опасности, как результат случившегося, произошло самое непонятное… — заговорил Тэрунори, в то время, как женщина взялась за ручку и дверь отъехала в сторону. Юичиро дрожа всем телом, сделал шаг и заглянул в палату. Его дыхание прервалось, глаза расширились, сердце застучало о кости ребер. — … он вдруг очнулся, — заключил Тэрунори, ставая за Юу и также заглядывая в палату. — Мика, — сдавленным голосом прошептал Юичиро взирая на юношу с искрящимися в солнечных лучах золотыми локонами, который сидел на краю больничной койки, свесив босые, худые ноги. Он был обнажен до пояса. К груди крепились датчики, фиксирующие состояние, от левой руки тянулась тонкая трубка капельницы. Когда на пороге возникли люди, он лишь слегка приподнял голову. Спутанные пряди закрывали глаза, поэтому Юичиро не увидел взгляда, которым встретили его. Он не был уверен даже что их приход заметили, ибо парень остался неподвижен. Амане не мог поверить своим глазам. Ему казалось, что залитый дневным светом силуэт не что иное, как плод его воображения. Он был так поражен и так обрадован, что несколько секунд не мог сдвинуться с места во все глаза глядя на пациента больничной палаты. Затем, он бросился к нему. Его сердце отчаянно билось в груди, глаза застилали слезы радости. Он так сильно, так страстно желал этого момента, что ему казалось Микаэль не приходит в себя долгие годы и когда этот момент настал он не мог скрыть своей радости затопившей обжигающей, сверкающей волной все его естество. Он бросился заключить любовника в объятия, однако, когда до Мики оставалось рукой подать, вдруг остановился в страхе. «А что если он… забыл меня?» Ледяная волна прошла по позвоночнику Юичиро. Ведь Шиндо оставался беспристрастен ко всему происходящему. — Микаэль, — осторожно позвал он, боясь, что слишком бурным проявлением эмоций навредит чужой психике. У его любовника выдалась тяжелая ночь, не говоря уже о прошлых событиях, и неизвестно, как он чувствовал себя теперь. Услышав своё имя, юноша едва заметно вздрогнул, а после медленно поднял голову и взглянул на стоявшего перед ним Аманэ. Вот тут сердце Юичиро пропустило удар, когда он уловил в слегка расфокусированном, мутном взоре изумрудных глаз безразличие. «О, нет, — мысленно ужаснулся он. — Только не это! Пожалуйста!» — Как так? Кто разрешил вставать?! Совсем ума нет? — всполошилась медсестра, испугавшись за парня, которого еще недавно доставили сюда в полубессознательном состоянии. — Эй, тебе нельзя… — она дернулась пойти исправить ошибку пациента, явно переоценивающего свои возможности, поторопившегося делать столь серьезные шаги после того, как чуть было не расстался с жизнью, а до этого долгое время пролежал в коме. — Подождите, — жестом остановил ее Тэрунори, также оставшийся наблюдать вне палаты. — Не мешайте им, — властно сказал он и устремил взгляд на двух юношей. Медсестра собралась было возмутиться, но тон и внушительный внешний вид мужчины заставили ее сдаться. — Микаэль, это я, Юу. Ты узнаешь меня? — стараясь говорить, как можно спокойней проговорил Юичиро. — Помнишь кто я такой? Мика… посмотри же на меня, — он едва коснулся пальцами кончиков чужих волос. Пустой взгляд буквально убивал его. «Он как кукла. Замер с неподвижным взглядом» — Мика… Внезапно бледно-розовые губы дрогнули, слегка приоткрылись, будто юноша хотел что-то сказать, но не мог. — Ты помнишь меня? — приблизил свое лицо к Шиндо Амане, всматриваясь в эти глаза, которые никак не желали признавать его. Внезапно в глазах актера промелькнул страх, они на мгновенье расширились, затем в них возникло удивление, а после юноша издал короткий полустон и его тонкая белая рука потянулась к лицу Юичиро. — Мика! — Юу тотчас перехватил чужую дрожащую ладонь и сжал ее в своих руках. Складывалось впечатление, что Микаэль потрясен тем что видит перед собой. — Господи, Мика! — Юу не выдержал этой пытки, он заключил растерянного любовника в объятия. Шиндо был в недоумении, его зрачки бегали из стороны в сторону, словно он не понимал, что происходит с ним, однако, даже мало что соображая он не стал отталкивать от себя человека, обнявшего его с такой страстью и трепетом. — Я верил, я ни на минуту не усомнился, что ты очнешься, — шептал Юичиро позабыв обо всем, с наслаждение вдыхая запах Микаэля, с упоением касаясь его нежной, гладкой кожи. — Я так рад видеть тебя. Так рад, что ты жив. Я так боялся, что уже никогда не увижу тебя. Я так ждал… Я безумно счастлив, что ты выжил. Я так люблю тебя. Но, прошу, — он крепче обнял Мику, — не наноси мне новую рану. Не позволь себе забыть… Какой прок мне от этой жизни, если тот, кого я люблю больше всех, не узнает меня? Мика, Мика… Я так счастлив… Он вздрогнул, когда ощутил, как чужая рука легла на его спину. — Мика? — он отстранился и с отчаяньем на лице взглянул на блондина. Взгляд Микаэля все еще выражал легкое недоумение и вместе с тем какое-то смутное понимание происходящего появлялось в нем, словно оживляя бесцветные зрачки. — Юу… — с трудом прошептали бледные губы, — Юи… чиро.? — Да, да, это я. Это я, Мика, и я здесь. Рядом. О, Микаэль! — улыбка озарила лицо Юу. Казалось, что он не выдержит. Он так переволновался, что его бросило сначала в холод, затем в жар. Но он не мог оторвать взгляда от возлюбленного, который также смотрел на него, и, сквозь пелену застилавшую взор, пытался распознать знакомые и очень дорогие черты. — Н-надоедливый, не-вынос-симый х-хороший мальчик, — с трудом произнеся это, Шиндо вдруг подавшись вперед упал на грудь Юичиро и прижался. Тот едва успел поймать его. Уткнувшись в Юу, Микаэль закрыл глаза. — Мика! — внезапно испугавшись, как резко потяжелело тело Микаэля, воскликнул Юичиро. — Ну все, довольно! — медсестра более не могла наблюдать за этим нарушением порядка и быстро войдя в палату, освободила Юичиро от сильно ослабевшего Микаэля и парой ловких, профессиональных движений уложила больного на койку. — Разве так можно? Только очнуться и сразу вскакивать! Кто так поступает! А теперь, вот пожалуйста, приехали! — Что с ним? — встревоженно взглянул на ворчащую женщину Юичиро.  — Что-что, — пробурчала та, — переутомился, вот что. Хорошенькое дельце такие нагрузки после пробуждения! Что за пациенты резвые пошли, диву даюсь! Чуть не уследи, так сбегут, не кончив лечения! Что за беда! — Переутомился? Скажите, это не опасно? — снова задал вопрос Амане. — Сейчас придет врач, он-то и скажет наверняка. Но как я могу судить, раз вышел из коматозного состояния опасаться больше нечего. Эй, — сердитое лицо женщины слегка прояснилось, она даже слегка улыбнулась Юичиро. — А он-то похоже признал тебя, а? — Да, я заметил, — Юу перевел взгляд на Мику, который лежал с закрытыми глазами и дышал с некоторым затруднением. — Микаэль, — Амане нежно провел по золотистым волосам Микаэля. Трудно описать, что творилось в его душе после того, как он убедился, что Шиндо все-таки не забыл о нем. И даже сам прильнул к нему. Правда не понятно то ли он сделал это от любви, то ли силы его были на исходе, и он банально упал в объятия Юу. Не так уж важно, Мика пришел в себя и помнит его, а это значит, второй самый страшный этап пройден. — Он кто же тебе? Брат? — полюбопытствовала медсестра. — Смотрю глаза у тебя точь-в-точь, как его. Такая редкость. — Угу, брат, — кивнул Юичиро не сводя глаз с Шиндо. — Сводный. Пришлось соврать, чтобы не возбуждать у женщины еще больше любопытства, признавшись кем в действительности был ему ее подопечный. — А, ясно-ясно. На родных-то вы не очень смахиваете, ты темноволосый, смуглый, а он вон беленький какой. Что же ты за братцем своим не следишь? В какую передрягу-то попал. Юичиро внутренне сжался. Он вспомнил тот ужасный день, холодное лицо старика, блестящее дуло пистолета и оглушительный звук выстрела. Он зажмурился. — Да будет тебе, — ласково улыбнулась ему медсестра. — Все уже позади. Денек-другой полежит и будет бегать. Сказав эти приободряющие фразы, она вышла. — Да, — прошептал одними губами Юичиро. — Всё уже позади… Всё кончено, — он закрыл лицо руками, чувствуя, как невыносимо душат его слезы, и опустился на корточки перед постелью. Ему уже было все равно смотрят на него или нет, может ли слышать его Мика или нет, он более не мог сдерживаться. Видя такое дело, Тэрунори закрыл дверь палаты, дав парню возможность до появления врача привести свои нервы в надлежащее состояние после столь сильного потрясения, коим для него стало пробуждение белокурого мальчика. Амане оставался вне палаты, пока врач осматривал Микаэля. Как только мужчина в белом халате вышел, парень сразу пошел к нему, желая узнать, чего ему ожидать в дальнейшем, а после, испросил позволения войти на что доктор согласился, хоть и с неохотой. Тэрунори, остававшийся в стороне ничего не сказал на этот счет Юу. По всей видимости он заранее предугадал, что так быстро парень не сможет покинуть больницу и им потребуется больше времени. « — Он слаб, поскольку долго пролежал без движения, но все системы в норме. Чуть позже его осмотрит наш психиатр. Узнаем состояние психики, ну, а если не затрагивать аспекты моральной болезни, я, со своей стороны, могу гарантировать, что когда он полежит, поест, наберется сил, будет таким же, как до происшествия.» Эти слова доктора Юичиро еще прокручивал у себя в голове до тех пор, пока не оказался один на один с возлюбленным. Шиндо все также не открывал глаз и Юу даже показалось, будто он уснул. Однако, стоило шагам Юу замереть подле постели, как веки дрогнули и приоткрыв глаза, Мика устремил на него еще чуть мутноватый взор, свидетельствующий о не совсем полной осознанности. — Микаэль, — Юу наклонился над постелью. На его губах светилась радостная улыбка, на глазах блестели слезы. Вроде бы он уже пережил самый волнующий момент, однако стоило ему вновь увидеть любовника, заглянуть в его глаза, как новая жгучая волна прошла по всему телу. По спокойному лицу Микаэля вдруг пробежало темное тревожное облачко. Он сделал усилие, чтобы приподняться, но Юу, испугавшись что Мика снов переутомиться и еще не дай бог чего доброго впадет в беспамятство удержал его за плечи. — Нет, не надо! — воскликнул он слишком резко и, увидев недоумение сразу возникшее на лице Мики, смягчил интонацию. — Прости, тебе лучше пока оставаться в постели. Микаэль не ответил, однако Юу уловил тень недовольства в его глазах. Это вызвало усмешку Юичиро. «Даже в таком состоянии он не теряет своей гордости. Малейший намек на ограничение его свободы заставляется его брови хмуриться». Тогда Микаэль призывно протянул руку. От этого Юичиро уже не стал уклоняться и послушно склонил голову. Коснувшись макушки, Мика еще ближе притянул к себе голову Юичиро и смахнув кончиками пальцев другой руки поблескивающие у того слезинки, поцеловал глаза любовника. — Я тоже рад тебя видеть, — слабым голосом прошептал ему на ухо Микаэль. — Мика, — не в силах подавить в себе прилив нежности, Амане весь сжался. Он давно уже осознал, как любит Микаэля, только сейчас его будто бы снова затопило этим чувством, усилившимся в несколько раз. «Неужели можно любить еще сильнее? До каких пределов способно разрастись это чувство?». Юичиро не знал ответов на собственные вопросы, но чувствовал, как необратимо крепче становится его привязка к этому существу. В это время его взгляд скользнул выше и остановился на перебинтованном лбу Шиндо. Снова боль воспоминаний о причине появления этого увечья пронзила его разум.  — Скажи, тебе не больно? — обеспокоенно проговорил Юу. — Может неудобно лежать? Шиндо несколько раз отрицательно качнул головой. — Может ты хочешь чего-нибудь? Только скажи, я принесу. Снова отрицание. — Тогда… Тогда, — Юу лихорадочно думал. И тут теплая ладонь накрыла его щеку, а после кончики пальцев коснулись губ призывая к молчанию, к успокоению заметавшегося разума. — Ничего не надо, — прошептал Микаэль с бесконечной любовью взирая на Амане. — Будь рядом… — Я буду, непременно буду, — горячо воскликнул Юичиро. — Все что захочешь. Ох, Микаэль. Любое твое желание… Даже самое безумное… Я выполню. Он склонился и приобнял Мику рукой настолько, насколько позволяло положение. «Ведь из-за меня случилась эта трагедия…» Тепло чужой кожи, дыхание любовника совсем рядом, источаемая забота и нежность подействовали так расслабляюще на белокурого юношу, словно бы он находился в надежных объятиях матери, которые давно изгладились из его памяти, а теперь будто ожили вновь. Медленно сознание заволокло легкой дымкой, веки потяжелели, приятная слабость разлилась по всему телу. Мерный, удовлетворенный выдох слетел с его губ. Поддавшись окутывающей неге, Шиндо закрыл глаза. «Похоже теперь он спит по-настоящему, — с некоторым огорчением подумал Юичиро, отстранившись, дабы не помешать. — Ничего. Теперь уже нечего бояться его сна.» — Спи, набирайся сил, а когда проснешься всё уже будет по-другому, — с мягкой улыбкой проговорил Амане и вышел из палаты. Если бы Микаэль мог его видеть и слышать в эту секунду его смутила бы странная горечь, с которой были произнесены последние слова Юу. Но поскольку он находился в блаженном неведение скрытый смысл этой фразы так и остался тайной своего хозяина. Уединившись в своей комнате наверху, Хиираги Шинья смотрел по «YouTube» очередное вышедшее видео одного футоролога и делал пометки в своем блокноте. Не сказать, что он был крайне вовлечен в свое занятие, в последнее время парню вообще представлялось сложным погрузиться в какую-либо деятельность с головой. Он делал это скорее, чтобы хоть как-то отвлечься от собственных мыслей, нежели от нехватки ученых сведений. И вот когда до конца ролика оставалось не более пяти минут в комнате зазвучал рингтон. Шинья обернулся, а затем поспешно отложив тетрадь, поставил видео на паузу и, встав из-за стола, прошел к постели на которой трезвонил мобильный. — Да? Слушаю, — произнес он, ответив на незнакомый номер. — Привет, Шинья. Хиираги чуть было не поперхнулся воздухом. — Юу, это ты? Ты как? Где ты сейчас? Что с тобой? — быстро заговорил он, позабыв о своей привычной сдержанности. Слишком долгим было расставание и слишком шокирующим исчезновение. — Не беспокойся. Я в полном здравии, можешь передать это Гоши. Он наверняка волнуется. — Еще бы! Ты внезапно исчез, и мы совсем не знали, что думать. Ужасно волновались за тебя. — Так получилось, — с ноткой вины сказал Амане. — Я не мог ничего с этим поделать. — Юу, расскажи, что произошло. И главное где ты сейчас находишься? Можем ли мы встретиться? — Боюсь, что нет, — был ответ. — Я бы очень хотел повидаться, но пока это не представляется возможным. — Понятно, — вздохнул Шинья. — Извини, но я также не могу сказать, где нахожусь. Но мне кажется, что не пройдет много времени, как мы встретимся и тогда уже я вам с Гоши всё популярно поясню. Главное знай, что я в полном порядке. — Ты не представляешь, как я рад это слышать, — с явным облегчением произнес Хиираги, которого отсутствие вестей от товарища мучило более всего. Даже появление человека Шикамы не принесло должное успокоение, ибо ни Гоши ни Шинья не могли до конца верить словам незнакомца. Оба ждали непосредственных вестей от своего третьего друга и получив их первым, с сердца Шиньи будто спал тяжелый камень. — На самом деле, я тоже рад услышать тебя. Ответь, как ты, как Гоши? С вами всё в порядке? — Да, да, конечно, — поспешил заверить друга Хиираги. — О нас не волнуйся. — Превосходно. Шинье очень хотелось побольше расспросить Юу о делах, повлекших за собой такие странные перемены, но из разговора он уловил одно — Юу не станет отвечать ему на такие вопросы по телефону, а потому сдержался. Единственным вопросом, который он посчитал нужным задать был — «Юу, а как Микаэль? Ты же знаешь, что с ним?» — Знаю, он тоже в порядке. Он со мной. — Что же, — улыбнулся Хиираги, — тогда я спокоен. — Прости, Шинья, я не могу говорить дольше. Мне позволили только один звонок и то короткий. — Я понимаю. Спасибо, что позвонил и успокоил. — Не за что. Знай, ты и Гоши самые близкие мои друзья. Как только смогу я непременно встречусь с вами. — Мы тоже любим тебя и также будем ждать этого дня. — До встречи. — До встречи, ох, нет. Юу, постой, не отключайся! Еще один вопрос! — Какой? — Юу, твои родители… Минута молчания, а потом Амане ответил: — Они не должны знать, поэтому… — Ах, Юу, — Шинья покачал головой. — Ладно, я постараюсь при необходимости уладить этот вопрос. Но и ты при первой возможности позвони им. — Обязательно, о чем речь. Спасибо тебе, Шинья. Позже я все вам расскажу, обещаю. Звонок прервался. Хиираги опустил руку с телефоном на колено. Несколько минут он провел, размышляя над звонком. Пускай Юу не сообщил ровным счетом ничего ни о месте своего пребывания, ни о происшествии, заставивших и его и Мику внезапно исчезнуть, однако на душе у парня посветлело — их друг был цел и невредим. Одного этого уже было достаточно, чтобы приободриться и ощутить уверенность в завтрашнем дне. Затем, он снова поднес телефон к глазам и набрал Норито, считая, что будет не прав если сейчас же не сообщит товарищу о звонке, которого тот ждал с не меньшим нетерпением, чем он сам. После того, как поговорил с Норито, принявшего это известие с самым искренним чувством, Шинья, тихо, с убежденностью, которой ранее не мог себе позволить, произнес: — Наконец-то, мы хоть знаем, что ты жив, а раз ты жив мы непременно свидимся. Юичиро положил трубку и еще некоторое время смотрел на телефон на прикроватной тумбочке. Тогда же к нему в спальню вошел Тэрунори. — Позже, ты сможешь чуть дольше поговорить со своими друзьями, — сказал он, беря с тумбочки телефон и пряча его в карман своей куртки. — Мне все еще нельзя говорить более открыто? — Юу печально поглядел на мужчину. — Определенно. Дли их и твоей же безопасности. — А разве, находясь тут, я не в безопасности? — Просто воздержись от излишних звонков, — ответил Тэрунори. — Это не сложно, да вот только есть кое-что, что меня беспокоит. — И что же это? — Мои родители. — Родители? — переспросил мужчина. — Именно, — кивнул Юу. — Они не знают о случившемся. Вы не позволяете мне включать и пользоваться мобильным. Одному богу известно, сколько звонков и сообщений получил автоответчик моей квартиры в Киото. Я опасаюсь, как бы они не стали слишком волноваться и не вздумали приехать. Будучи здесь, я не смогу их принять там. Теперь, когда главная проблема Юичиро разрешилась, он мог позволить себе подумать и о другом, в частности о родителях, которые могли принести новые хлопоты своим вмешательством. Он немного преувеличил, когда говорил о количестве полученных звонков. При его положении, он бы не удивился, если бы там не было ни одного. — Я уже подумал об этом, — произнес Тэрунори. — Ты сможешь позвонить родным, но только завтра и опять-таки с телефона, который я тебе дам. Юичиро проводил взглядом Тэрунори до самой двери спальни, затем откинулся на кровать. Он слышал, как закрылась входная дверь номера, а это значило, что до завтрашнего утра его никто не побеспокоит. Сейчас он подумал о родителях. Как давно они не возникали в его голове. Интересно, как они там сейчас? Как самочувствие его матери? В ее положении может произойти все что угодно, да и прошлые проблемы вряд ли так просто отступят даже после лечения. Юу вздохнул. Хотел бы он прямо сейчас поговорить с Терезой. С человеческими существами всегда так, пока они держатся в строгих рамках, способны загонять глубоко внутрь себя любые желания, но стоит только дать слабину и позволить им одну поблажку, как они тут же начинают желать еще и еще. Так и Юичиро, получив разрешение поговорить с одним из друзей, возжелал переговорить с домом. Но он понимал, что не может подвергать себя риску и потому ждал завтрашнего дня, когда ему не только позволят позвонить домой, а и когда он сможет навестить Микаэля в больнице.

***

Невесомо касаясь рукой перила, молодой, элегантно одетый мужчина спустился вниз по ступеням широкой лестницы, соединяющей первый и второй этаж дома. — Всё готово. Машина уже ждет, — тотчас поспешил доложить ему слуга. — Замечательно. Благодарю, — ответил ему господин, направляясь к прихожей. Там, пока служащий помогал ему надеть верхнюю одежду, он бросил короткий, весьма жесткий взгляд в сторону столовой, где за накрытым столом сидел другой человек. Ощутив, что на него смотрят он оглянулся, однако встретившись с непроницаемым взглядом чужих темных глаз, поспешил отвернуться. Размолвка между этими двумя витала в воздухе, и только самый черствый человек не сумел бы ее заметить. В ответ на подобное проявление пренебрежения по отношению к себе, мужчина лишь высвободил из-под одежды свои длинные белоснежные волосы и не выказав ни злости, ни раздражения, обернулся к слуге. — Проследите за моим братом. Если он вдруг соберется покинуть дом, я должен знать об этом. — Будет исполнено, господин Доджи, — с поклоном ответил служащий. Шикама вышел за дверь, будучи уверенным, что его приказ выполнят в точности. Несмотря на его полнейшую сдержанность, единственным доказательством душевного состояния была складка, залегшая между бровей. Дон, в свою очередь, когда за Шикамой закрылась дверь, вышел из-за стола почти ни к чему не прикоснувшись. Пройдя в просторный зал первого этажа, он окликнул слугу, который только что провел своего господина. Тот не колеблясь подошел. — Куда уехал мой брат? Время неподходящее для совещаний. — Я бы с радостью сказал Вам, молодой господин, если б знал сам. — Значит, ты не в курсе? — Увы. Господин лишь распорядился, чтобы машина была готова через полчаса, а куда он намеревался ехать неизвестно. — Вот как! — Дон нахмурился. — Черт бы тебя побрал! — он сжал кулаки, когда догадка куда мог в такое время отправиться его братец никому ничего не сказав, пронзила мозг. Круто развернувшись на каблуках, он направился к себе. Надо сказать, что сейчас Дона терзала не только злость. Как можно догадаться отношения между братьями так и не устроились с прошлого раза. Они практически не встречались эти несколько дней, а если доводилось вступать в переговоры, то лишь чисто по деловым вопросам. И если Дон, помимо досады испытывал также чувство вины, не дающее ему свободно приблизиться к человеку, которому он наговорил лишнего, пусть даже это было справедливо, то с Шикамой дело обстояло сложнее. Он не терзался ни злостью, ни обидой, ни чувством вины, однако проявлял такое отчуждение и сдержанность в разговорах с младшим, что тот предпочел бы гневные вспышки этому забвению. Дон понимал, что затронул слишком глубокие струны чужой души и то, что Шикама закрылся, было вполне очевидным. Будь они детьми и сотвори он подобное, между ними завязалась бы крупная драка, а поскольку они уже давно вышли из того наивного, свободного возраста, приходилось переживать последствия своих оплошностей в ином образе. Пожалуй, сейчас Дон бы предпочел получить разок другой и на этом покончить с недомолвками, но казнь выбирал не он. Ему был крайне неприятен факт размолвки со старшим братом, которого он не переставал глубоко уважать и ценить даже после его суровых действий. Проявив горячность, непокорность, которые так поразили Шикаму в первые минуты, Дон, когда его эмоции поутихли, сам испугался своего выпада. При этом он не спешил пойти на попятную и начать раскаиваться. Нет. Уязвленный поведением брата больше обычного, Дон не мог найти в себе силы на еще один откровенный разговор. Он никак не мог успокоиться от того, что Шикама нарочно сослал его в восточный район пока сам провернул махинацию, чуть не стоившую жизни его любимому. А теперь тщательно скрывал от него место пребывания Шиндо. Так и сяк Дон пытался по своим каналам разузнать куда отправили Микаэля, но с таким же успехом мог задавать подобные вопросы своим людям Микагэ. Подчиненные Шикамы сработали отменно, устроив все так, что никто ничего не знал. Все следы были удачно заметены. Будучи в этот вечер и так отягощенным обстоятельствами, Дон еще сильнее озлобился, когда понял к кому направился его брат. Его буквально раздирала на части такая несправедливость положения. Он не мог понять Шикаму, не хотел его понимать. Он просто злился и негодовал. Ферид Батори никогда не вызывал в нем симпатии, поскольку тайна его отношений с Шикамой, давным-давно так или иначе стала известна Дону, подметившему что-то необычное в, казалось бы, дружеских встречах. Удивительно, что Дон с детства не отличавшийся чуткостью смог уловить эти нотки недвусмысленной симпатии, исходящей от Шикамы, когда речь касалась его старого друга. Возможно тому виной были как раз чувства, испытываемые самим Доном к своему брату. Для него Шикама всегда был авторитетом, воплощением мудрости, степенности и изящества. Он превозносил его и боялся одновременно. Его самолюбию всегда льстила мысль, что только он единственный, кто так близко может пребывать рядом с этим человеком. Он гордился своим родством и со здравым суждением превосходства над собой, принимал роль второго, хотя вполне мог претендовать на первое место, несмотря на возраст. Ведь тут не существовало строгих законов старшинства, как во времена королей, где первый сын, каким бы он не уродился, всегда унаследовал государство. В нынешнем мире существовала иная концепция и, если бы Шикама оказался никудышным лидером, организация потребовала бы заменить его на младшего брата, если бы посчитала достойным. И вот когда Дон стал взрослеть и соответственно, замечать, что его превозносимый, идеальный во всем и всегда брат находит себе утешение в компании другого, вот тут в душе юноши и начали появляться первые ростки неприязни, с годами ставшие полноценными раскидистыми садами. За свою жизнь он не так часто сталкивался с Феридом Батори, поскольку Шикама, то ли из предчувствий, что брату это не по душе, то ли из-за личных соображений, остаться с другом наедине, то ли из-за требований Ферида, редко устраивал актеру прием у себя, зная, что Дон где-то поблизости или же скоро вернется; при всем при этом эти короткие встречи носили неприязненный характер. Со своей стороны, Ферид с присущей его натуре насмешливостью относился к горячему неодобрению Дона своей кандидатуры в качестве друга для его старшего брата, и с определенной надменностью и высокомерием более взрослого человека, находящего, что ему вовсе не к лицу отвечать снисхождением сумасбродному юнцу, который еще возомнит, что есть в жизни вещи, которые можно перебороть, опираясь лишь на силу собственного упрямства. Можно заключить и это не станет ошибкой, что между братом старшего Доджи и его другом были не то что натянутые отношения, вернее было бы предположить, что их не существовало вовсе. Они никогда не оставались один на один и никогда не говорили друг с другом больше, чем это мог позволить этикет, который, надо отметить, частенько нарушался со стороны Дона, привыкшего не следовать некоторым понятиям установленном в обществе. Видел или не видел Доджи такую размолвку между близкими ему людьми, точно не известно, однако же он не придавал этому значения и не прикладывал усилий, дабы исправить ситуацию, попытавшись примирить две стороны, а вернее образумить младшего брата. Итак, Дон давно настроенный против Ферида, в этот вечер и вовсе возненавидел его. Дополнительной причиной послужило так же и то, что Шикама несмотря на его пламенную речь, даже не попытался сделать вид, что его слова что-либо значат для него. Дон впервые говорил с ним таким образом, высказал ему свои истинные мысли, и что же сделал Шикама? Он просто взял и ушел. Ушел к Батори. Оставил его в совершенно расстроенных чувствах и вернулся к человеку, совершенно не достойному внимания. А затем, спустя несколько дней вновь направился к нему. Это означало, что мнение Дона, его единственного родственника, ему совершенно безразлично. Но, что более всего добивало, так это то, что Шикама позволял себе проводить время как ему вздумает и с кем, а ему, Дону, был поставлен строжайший запрет на свидания с тем, с кем он считал нужным и важным. Вот сколько чувств и противоречий наполняли душу брата мафиозной организации, когда он поднялся к себе. — Куда же ты его спрятал? — прикусив кулак, произнес Дон. — И еще этот молокосос Амане точно сквозь землю провалился. Наверняка, они вместе! — вскричал Дон и в гневе пнул ногой стул, подняв шум. Пока Дон с упоением отдавался во власть своего гнева, Шикама отправился на встречу с Феридом, как правильно подозревал его будущий протеже. — Как поживает твой младший брат? — полюбопытствовал Ферид, после обычного приветствия между друзьями, когда Доджи занял место напротив него. — Держу пари, все еще дуется. — Ты прав, — вздохнул Шикама. — Он все еще остается недоволен. — А ты сидишь здесь? — Я не намерен поддаваться его капризу. — Ты жесток. — Не больше чем нужно. Он должен уяснить, что мы уже не дети и есть пороги за которые переступать нельзя. — Забавно, я помню время, когда он беспрекословно исполнял твою волю, — Ферид прищурился, сохраняя серьезность лица. — Что же вдруг случилось? — Я ведь уже говорил. — Разве? — Да. — Ах верно, припоминаю. Ты что-то упоминал о делах личного характера. Как же, как же! И? Проблема не решена? — Я бы давно поставил точку, если бы речь шла обо мне, однако это дело Дона и тут я не вправе… — С каких это пор? — поднял бровь Батори. — Что? — не понял Шикама. — Разве не ты тот, кто устраивал его будущее столько лет? — Почему мне кажется, что в твоих словах звучит упрек? — Нисколько, — возразил Ферид и впрямь не собирающийся отчитывать Шикаму за его действия. Он вообще считал, что дела Доджи и его младшего брата не касаются его никоим образом. — Тогда я тем более не понимаю к чему это. — Да к тому, что если тебя так задевает эта ситуация реши ее сам, как привык делать всегда. — О, нет, — улыбнулся Доджи, — я не смею. Когда дело доходит до личных мотивов я предпочитаю оставаться в стороне. — Вот как! — проницательный взгляд Ферида не сходил с лица Шикамы. — Именно так, — улыбнулся Доджи той самой тонкой улыбкой, которая так хорошо олицетворяла неоднозначность сказанных ним слов. — Хм, выглядит немного забавно, — поднося к губам чашку кофе, улыбнулся он. — Что ты находишь забавным, Ши? — осведомился Ферид. — Ты даешь мне советы, как поступить с моим братом. Я удивлен. Раньше я такой привычки у тебя не замечал. — Я лишь предлагаю тебе решение, раз уж у тебя возникла проблема, которой ты решился со мной поделиться. — Ах, выходит, я сам виноват. — Определенно. — В таком случае, каюсь. Я допустил промашку позволив себе чуточку расслабиться. — Видимо повлияло то, что я стал невольным свидетелем вашей домашней сцены, не так ли? Во всяком случае, это единственное объяснение твоему откровению. Шикама молчал с минуту, а потом вздохнул. — Не спорю. Это действительно так. Я все еще чувствую себя не в своей тарелке из-за выходки Дона. Право, он был не в себе, когда говорил все эти вещи. — Ты считаешь? А как по мне он был вполне вменяем. — Да? Батори утвердительно кивнул. — Тем хуже, — протянул Шикама. «Тогда я был бы уверен, что тебя в меньшей степени задела его дерзость. Твое самолюбие было уязвлено и это та причина, по которой ты впервые решил дать мне совет. Сейчас ты пытаешься обставить все так, чтобы смахивало мол ты непредвзято советуешь другу как можно скорей устранить терзающие его конфликты, но на самом деле, ты говоришь мне: «Друг мой, впредь избавь меня от притязаний своего брата. Мои клыки слишком велики для его шеи, но, если подобное повторится — я не буду так добр, даже из уважения к тебе и нашей дружбе». — Но вопреки твоему суждению, — продолжил Шикама, — смею тебя уверить, что в тот день он был крайне рассержен на меня. И как ты успел справедливо заметить, его гнев не утих по сей момент. Так что я снова прошу тебя извинить его. И очень надеюсь, что поведение, которое лично я считаю недостойным, никак не повлияет на твои дальнейшие визиты в мой дом. — Ах, Ши, если бы подобные вещи могли смутить меня, я бы не был тем, кем являюсь. Поверь мне, в мире искусства ничуть не меньше лиц, пытающихся так или иначе досадить тебе неприятным словом или действием, чем в мире политики и финансов. К тому же, если ты уверяешь, что эта нападка была совершенна в состоянии аффекта… — Могу поклясться. — Тогда тем более не зачем уделять этому столько внимания. Право слово, если мы продолжим в таком духе, не равен час станем углубляться в значение сказанных им, с горяча, слов. На это уйдет уйма времени, а я намеревался придать нашей беседе более официальный тон. Шикама внимательно поглядел на него из-под своих черных ресниц, а потом едва заметно улыбнулся. «Значит, ты не хочешь спросить меня, что имел в виду мой братец, когда ставил мне в вину общение с тобой. Это вполне устраивает меня, но в то же время возникает другой вопрос — может ты все-таки слышал наш разговор?» — Я согласен с тобой и потому перейду к делу, — деловито заговорил Шикама. — Кое-что случилось и я подумал тебе будет важно это услышать. — Интересно, что же это? — Микаэль очнулся. — Да что ты! — ухмыльнулся уголком рта Батори. — Получается, даже черти предпочли с ним не связываться, раньше времени впуская в свое логово? — Выходит, что так. — Должно быть для Амане это было огромное счастье. — Величайшее. Тэрунори в тот же день отвез его к Шиндо и наблюдал за ним. Радости не было конца. — Как мило, — растянул губы в насмешливой улыбке Ферид. — Посодействовать чьему-то счастью. В такие мгновения начинаешь ощущаешь себя Творцом. Тебя это не воодушевляет, мой друг? — Разве что самую малость, — с улыбкой признался Доджи, а в то же время мысленно произнес: «Ты смеешься, выказываешь презрение к своим же благим помыслам, вознося их в ранг твоего личного каприза и выгоды, но в то же время ты упорно продолжаешь заботиться об этих двоих так, как не заботился бы просто из прихоти. Я убежден, за твоей маской жестокого насмешника скрывается что-то еще. Может быть ты просто хочешь помочь этим двоим? Тебе их банально жаль? К сожалению, ты никогда не откроешь мне правды» — Меня воодушевляет твое довольство. Остальное меня не заботит. — Ты неисправимый льстец, мой друг, — гордо приподнял голову Батори. — Таков уж я. К тому же, не думаешь ли ты, что я стал бы говорить этому всякому? Не нужно делать вид, будто бы ты не знаешь, что я давным-давно стал рабом твоего таланта, — хмыкнул Шикама. — Благо, это твоя единственная страсть, ну, разве что еще деньги и власть. — Я бы сказал, в первую очередь деньги и власть, — усмехнулся Доджи, в то время, как по губам Ферида скользнула судорожная усмешка. «Лицемер!» — А теперь, когда я изложил тебе свою новость, я хочу спросить, что делает Микагэ. После этого имени, лицо Ферида приобрело серьезное и даже мрачное выражение. — Я спрашиваю от того, что раз Шиндо вышел из комы, пройдет не так много времени, как его выпишут. Поэтому я должен знать, как ведет себя Микагэ и на что мы можем рассчитывать в дальнейшем. — Микагэ… — медленно проговорил Ферид, раздумывая, и поднял взор на товарища. — Я скажу тебе, что происходит и что мы можем ожидать в дальнейшем.