Танец белой цапли

— Господин Микагэ, — Ферид величественно вошел к кабинет дирекции. — Где тебя черти всё утро носили? — прорычал тот, устремляя на наставника гневливый взгляд. — Почему я вынужден был уже трижды посылать за тобой, а в ответ получать блеющие, невразумительные пояснения секретаря, вроде, сожалеем, но местопребывания господина Батори неизвестно? Ты дезертировать вздумал в самый разгар сезона, а?! — Все совсем иначе, — не обращая внимания на выпады начальства, участившееся в последнее время, Ферид прошел к письменному столу за которым сидел и с недовольством косился на него директор. — Я отлучался по делу. — Мне наплевать на личные дела своих сотрудников! Решайте их в нерабочее время, а пока ты работаешь на меня, изволь, следовать правилам! — Вы заблуждаетесь, господин директор, — вежливо, но и без излишнего подобострастия, изрек Батори. — Я отлучался вовсе не для личных нужд, в чем Вы скоро сможете убедиться. Проведенная мною этим утром деятельность напрямую связана с улучшением работой Кабуки. — Вот как? — пренебрежительно фыркнул Микагэ, подпирая голову кулаком. — И по каким-таким важным делам, которые, как ты смел выразиться, связаны с рабочей деятельностью театра, ты отсутствовал полдня?! Немедленно отвечай или я за себя не ручаюсь! Посметь исчезнуть, когда тут все требует контроля, как никогда! Да во время войны за такие выходки расстреливали! А у нас тут, что не день, так очередное сражение и все из-за этого мелкого выродка, неблагодарного беспризорника! Чтоб ему пусто было! Чем не жилось? На всем готовеньком был! Я ему все условия для работы предоставил! А он! Не только сбежал, так еще и, благодаря ему, меня местная шпана притесняет! И Маэна я лишился! Ублюдок эдакий! Ну ничего, с рук ему это не сойдет. Он еще пожалеет, что отступился от меня! Еще нюхнет жизни без покровительства Микагэ. Кровавыми слезами умоется, тварь такая. — Несомненно, так оно и будет, — с некоторым равнодушием к данному вопросу ответствовал Ферид, склоняясь в легком изящном поклоне. — И теперь ты еще смеешь уходить! Еще оправдания ищешь! — злобно выдохнул Микагэ. — Говори немедленно, где ты был! И не дай бог, — он прищурился, — если названная тобою причина окажется пустячной и не удовлетворит меня! Ты мне за это ответишь. — О, поверьте, — расплылся в хищной улыбке Ферид, нисколько не опасаясь угроз Микагэ, так как в его случае, они в 95% выпадов были просто сотрясанием воздуха. Ферид был слишком важен для Микагэ, как помощник. — Вы будете полностью удовлетворены, когда я кое-кого Вам представлю. — И не успел Микагэ открыть рот, как Батори позвал: — Входи! — Кого ты там приволок?! Я не приму! Я… — и в тот же миг, слова замерли на языке взбесившегося директора. В кабинет вошел Ноя. Слегка робкий и застенчивый, но с твердым взглядом, выдающий обладателя сильного и решительного характера, когда немного освоится в обстановке. Струящиеся по плечам густые волнистые волосы, нежная кожа, изящно и прихотливо очерченный рот с губами, точно выведенными кисточкой, обмакнутой в кармин, слегка вздернутый носик и блестящие глаза под сенью длинных черных ресниц. Этот маленький херувим потряс воображение Микагэ. Ферид только презрительно хмыкнул, видя, как задрожали руки директора, он подался вперед, рассматривая «чудо» посетившее его обитель, и отступил назад, дабы дать возможность Микагэ полностью рассмотреть свою «находку». Сомнений в том, что Микагэ придется по вкусу новый ребенок не было больше никаких. — Это восхитительно, — после минуты тщательного разглядывания от которого мальчику стало не по себе, выдохнул Микагэ. — Он определённо прекрасен… Прекрасен настолько, что… — Он не договорил. — Не дурной экземплярчик, не так ли, господин директор? — не спуская кривой ухмылки с тонких губ, изрек Ферид проходя и становясь за креслом Микагэ. — Держу пари, этот малыш превосходит даже Шиндо. — Не смей даже заикаться об этом ублюдке! — воскликнул Микагэ мгновенно придя в себя и тут же снова вперив возбужденный взгляд в мальчика. — Да, да. Но ты все-таки прав… Этот мальчик… Превосходит Шиндо. И не стоит удивляться подобным заключениям этим двух людей, ибо надо совершенно справедливо отметить разницу между двумя кандидатами на место актера Кабуки. Пусть и будучи сиротой, на данный момент маленький Ноя, росший в доме, где о нем заботились, кормили, одевали и обували, и успели преподать азы манер поведения, представал перед работодателями в куда более выгодном свете, нежели полудикий, голодный, кое как приведенный в должное состояние торговцами живой плотью, Микаэль Шиндо, покорявший зрителей своей непревзойденной, неукротимой силой духа, которую несет в себе каждое взращенное природой живое существо. Ноя же, выросший в одном из приютов бывшей столицы Японии, был полностью зато́чен под жизнь в городе, воспитан, обучен, знал правила поведения в обществе и хранил чистоту души ребенка, которого пусть и постигло горе оказаться в столь юном возрасте одному, но принявшего свою участь, как подобает праведной душе — со смирением. В противоположность вздорному, эгоцентричному, избалованному, ожесточившемуся на людей и жизнь Микаэлю, ступившему на путь порочных удовольствий и в какой-то переломный момент своей жизни забывшем о том, кем он был на самом деле рожден, прежде чем череда жизненных событий искалечила его психику и испортила тело. — Кто он такой? Где ты его нашел? — восхищенно воззрился на Ферида Микагэ, позабыв о том, что еще буквально минуту назад собирался отчитать того за самоуправство. — Позвольте Вам представить, господин директор — Ноя Тамасабуро. Подающий большие надежды ученик самого гуру актерского искусства Кэнго Тамасабуро! — Что ты сказал? — изумленно уставился на Ферида директор. — Самого Тамасабуро?! Ученик Кэнго Тамасабуро?! — Вы не ослышались, — ответил с превосходством Ферид. — Самого Кэнго Тамасабуро. — Не мыслимо! — Микагэ провел дрожащей рукой по волосам. — И он согласился? Дал нам своего ученика?! Как так? Он не словом мне об этом не заикнулся? Как ты? Как тебе… — он не находил выражений. — Как ты его убедил? — Это было нелегко, — уклончиво ответил Ферид. — Но поскольку старик еще питает ко мне некоторые чувства, к тому же я был достаточно красноречив и убедителен, что он в итоге поддался моему увещеванию и согласился отдать нам на попечение своего любимого ученика. — О, боже! Еще и любимый ученик! Самого Тамасабуро! — не мог сдержать своего восхищения и удивления директор. — Если же он перенял хоть малую долю из того, чем наделен старик, то этот мальчик принесет нам миллионы! Ты только посмотри на него! Да от такого отбоя не будет! — Я знал, что Вы один из тех мудрых руководителей, которые ни за что не пропустят выгодные предложения, — с насмешкой произнес Ферид, но Микагэ, поглощенный рассмотрением прибывшего ученика знаменитого человека, даже не заметил ироничности изречения. — Неужели старик не поставил никаких условий, решившись отдать нам его? — недоверчиво, все же он не полностью потерял голову, спросил Микагэ. — Его условие заключается лишь в одном. Микагэ насторожено поглядел на наставника, затронувшего самую опасную тему беседы. — Чтобы его воспитанник получил здесь надлежащее воспитание. Достойное настолько, чтобы он не раскаялся в последствии, что доверил его нам, — проговорил Ферид, подчеркивая каждое слово. — О, ну с этим-то проблем не будет, — воскликнул директор, чувствуя, что за такой подарок отделался самой минимальной платой. — Учителя у нас один другого лучше. Можно отдать его Рэйзену. Он как раз занимается новичками. — Рэйзен сейчас и так занят. К нему недавно поступила партия новичков. К тому же он снисходителен к ученикам. Позволяет им лодырничать на занятиях. — Да-да, есть за ним такой грешок. И если бы не одно обстоятельство, я бы давно вышвырнул его. Но кто тогда? — снова ища помощи в своем подчиненном, Микагэ посмотрел на Батори. — Хм, — сделал вид что задумался наставник. При этом его взор хищной птицы устремился на мальчика, невольно вздрогнувшего. — Тот… кто будет достаточно строг, с опытом воспитания, с высоким показателем результативности… Я думаю… Пусть это будет… Хируко. Микагэ вздрогнул. — Ты хочешь отдать его Хируко? — удивленно воскликнул мужчина. — Но он же… — он посмотрел на мальчика. — А потянет ли? Я хочу сказать, те требования, которые выдвигает своим ученикам Хируко… Справится ли он с его программой? — Справится, — усмехнулся Ферид. — А если нет, — его губы сомкнулись в жесткую линию. — Тем хуже для него. Если кто и вымуштрует его, сделает из него хорошего актера, так только профессор Хируко. Он раскрывает таланты и не позволяет им сгнить внутри обладателя, действуя в полсилы, как позволяет себе Рэйзен. — Не могу тут с тобой спорить. Пожалуй, ты прав, — задумчиво изрек директор. Ним в эти минуты движила отнюдь не жалость к мальчику, а лишь естественная забота хозяина о собаке, боящейся, что отдав ее в руки слишком уж сурового дрессировщика, та просто околеет и он лишиться надежд, возлагаемых на свое животное. «Хируко? — вздрогнул Ноя, которого вся эта ситуация по-своему пугала. — О ком они говорят? Он что, такой строгий учитель?» Тем не менее, он твердо решил не сворачивать со своего пути и отдаться в руке Судьбе, достойно снести все удары, которые она может ему уготовила. — Да, Хируко… — повторил еще раз Ферид. Тягуче, задумчиво, как бы для самого себя. — Полагаю, он же и даст нам окончательный ответ на вопрос достоин ли этот ребенок выступать в нашем театре или лучше отравить его обратно… От этих слов Ноя заволновался еще сильнее. Пусть его сокровенным желанием было возвратиться в дом Тамасабуро, но вернуться туда теперь, под предлогом, что его посчитали такой бездарностью, что не захотели тратить на него время и силы уязвляло самолюбие ребенка. Ни за что на свете он не хотел бы показаться перед стариком, как тот, кого изгнали за отсутствие каких-либо талантов. Видя, как вдруг побледнел Ноя, Ферид тихонько усмехнулся. Теперь он был убежден, что его слова заставят Ною проявить себя в полной мере, когда дело дойдет до реального испытания. Он убедился, что этот мальчик обладает гордостью актера и не захочет с позором возвращаться обратно. На этом внезапно обнаружившем себя забавном качестве, можно будет играть дальше. — Смотри-ка, — точно вторя его мыслям, засмеялся Микагэ. — Как он весь напрягся. — Мужчина поднялся из кресла и пошел к ребенку. — Ну что, — он чуть нагнулся, так что их с Ноей лица оказались совсем близко. — Не хочешь возвращаться обратно не показав всё, на что способен, а? — Я, я приложу все силы… — Ноя содрогнулся. Во взгляде этого нового действующего лица, появившегося на сцене, ему чудилось что-то непонятное, что-то пугающее, отталкивающее. Как-то странно смотрел на него этот директор. Словно он собирался проглотить его целиком. С такой жадностью и интересом взирал он на него. Мальчик попятился. — Ну ты чего? — криво ухмыльнулся Микагэ. — Мы же теперь в одной лодке, — он опустил свою тяжелую руку на хрупкое плечо ребенка и притянул к себе. — Не надо меня бояться. Я тебе вреда не причиню. Будешь хорошим мальчиком, твоя жизнь здесь превратиться в сказку, а будешь плохим, — его брови сурово съехали к переносице. Ноя затаил дыхание. Но вместо того, чтобы запугать ребенка, Микагэ рассмеялся. — Не стану пугать тебя раньше времени. Ты славный мальчуган и думаю, от тебя проблем не будет. С коллективом поладишь. Он у нас превосходный, дружный, — в этот момент рука директора, жадно прошлась по спине мальчика, как бы исследуя врученный ему материл. — В общем. Тебе понравится. Ферид неслышно хмыкнул и отвернулся, так как сцена этого тактильного «изучения материала» претила ему своей не завуалированной пошлостью. — Итак, — заговорил он через пару минут. — Вижу, Вы не имеете ничего против того, чтобы этот мальчик стал членом нашей труппы?  — Я был бы полным глупцом, если бы упустил возможность завладеть учеником самого Тамасабуро, — проворчал Микагэ и обратившись к мальчику: — Иди. Побудь пока снаружи. Обрадованный, что может наконец покинуть этих не внушающих доверия людей, Ноя быстро поклонился и вышел за дверь. — Чудесный мальчик, просто конфетка, — самодовольно улыбаясь тем мыслям, что наполняли в данный момент его череп, проговорил Микагэ, глядя вслед юнцу. — Мда, за такой подарок я могу и простить опоздание. Молодец, Батори. Хорошо потрудился, выудив для нас такой самородок из копилки Тамасабуро. А я везучий, черт меня дери! Уже второй выходец из знатной семьи на моем счету. Определенно. Мой театр просто обречен на успех! — Он всего лишь приемный сын, — заметил Ферид. — Не все ли равно! — махнул рукой Микагэ. — Зачастую неродные дети приносят куда больше пользы своим опекунам чем собственное отродье. Тебе ли знать, Батори?! — усмехнулся он, покосившись на бывшего воспитанника Тамасабуро. — Вы абсолютно правы, — с легкостью в тоне ответил ему Ферид. — И совсем не дурная идея отдать мальчишку в руки Хируко, — злорадно усмехнулся Микагэ, потирая подбородок. — Он заметно заскучал после того, как его ученик сбежал. Говорят, его характер стал еще суровее и несноснее после этого инцидента. — Так и есть, — согласился Ферид. — Ему пришлась не по душе потеря ученика, в которого он вложил все свои силы… Хех, как моральные, так и физические. Так что он стал куда требовательнее, нежели раньше. — Неблагодарный щенок, — процедил директор сквозь зубы. — Такую бучу поднял, вовек теперь не разгрести. Только и остается теперь надеяться, что этот малый составит ему конкуренцию. А в лучшем случае заменит полностью. — Потому я и предложил отдать его Хируко, — сказал Ферид. — Создав однажды одну приму и потерпев с ней неудачу, он непременно воспользуется шансом, дабы взрастить еще один талант, куда более достойный и, главным образом, более благодарный. — Хорошо-хорошо, ничего не имею против. Делайте, как хотите. Мне важен лишь конечный результат. — Он будет. Обещаю, — приложив руку к груди, чуть склонил голову Батори. — Причем… — добавил он с загадочной улыбкой так, чтобы его не слышал Микагэ, — в самое ближайшее время. — Какой ужасный человек, — мальчик обхватил себя руками и, весь дрожа, съехал по стене вниз. Буквально минуту назад закончилась его аудиенция у хозяина театра Кабуки, оставив самое неблагоприятное впечатление какое только возможно. И если бы не желание не ударить в грязь лицом перед человеком, поверившим в него, возложившим на него надежды, единственным, разглядевшего в нем талант, силы и способности актера, он бы тотчас, не думая ни секунды, унес отсюда ноги. «Господи, и тут я должен буду остаться жить? — Ноя обреченно взглянул перед собой. — Этот человек будет моим директором? Моим начальником! Почему он так странно смотрел на меня? Его улыбка… В ней что-то скрывалось. Что-то опасное, настораживающее. Мне страшно! — он задрожал. — Сион… Сион, милый Сион. Как я хочу, чтобы ты сейчас очутился здесь, рядом. Это место. Мне здесь не нравится. Даже воздух и тот кажется спертым, а попадая в легкие — словно разъедает их» Открылась дверь, зашуршали одежды. Ноя вздрогнул, встрепенулся и резко выпрямился. На его расстроенном лице читалось полнейшее смятение. Глубоко в темных глазах сквозил страх. Вышедший только свысока взглянул на ребенка. — Пойдем, — холодно произнес Ферид Батори, так как это был именно он. Окончив короткое совещание с Микагэ, он мог продолжить устраивать дела в театре. Сглотнув, Ноя беспрекословно последовал за наставником, взяв с софы сумку с вещами, которую оставил здесь прежде чем войти в дирекцию. Они вышли из приемной и двинулись по витиеватому коридору, многочисленные двери коего с одной стороны выходили в зрительские ложи. Поскольку был самый разгар рабочего дня, по пути им никто не встретился. Только со стороны зала доносились звучные голоса актеров, репетирующих перед вечерним выступлением. Мальчик с интересом, на время притупившим в нем чувство тревоги, вслушивался в эти реплики и желание приоткрыть одну из дверей и хоть одним глазком увидеть, как творится настоящее искусство, было столь сильно, что он едва удержался от соблазна. Только из-за Ферида, произведшего на него такое сильное впечатление и укоренившееся после предостерегающих слов Сиона, он не рискнул ослушаться. А только поглядывал с любопытством на двери за которыми творилось таинство. Ферид лишь один раз оглянулся на ребенка, удостовериться идет тот за ним или нет. Больше внимания он к нему не проявлял. — Теперь это твоя комната. Располагайся, — наконец остановившись у одной из комнат в другом крыле здания, Батори отпер одну из дверей и раскрыл ее перед Ноей. Это оказалась небольшая гримёрная, состоящая из двух комнат. Одна была спальня, обставленная весьма скудно, вторая была подготовлена для того, чтобы актер мог найти тут для себя все необходимое, дабы приготовится к спектаклю. — Сегодня отдыхай, а с завтрашнего дня начинается твое обучение. Завтра ты познакомишься с профессором Хируко, — сухо проговорил Ферид. Мальчик внимательно внимал словам взрослого. — Захочешь поесть. На первом этаже есть буфет. Ноя пошел и огляделся. Эта спальня довольно сильно отличалась от просторной, хорошо проветриваемой и освещаемой комнаты в доме Тамасабуро. — Чуть позже, как закончит с делами, к тебе придет человек, который поможет тебе разобраться в нашем строе, расскажет и покажет все, что тебе необходимо на первых порах. Лучше тебе пока никуда не выходить одному. Дождись его, — наставительно изрек Батори. — Хорошо, — кивнул Ноя. — Постельное также выдадут. Устраивайся, — с этими словами Ферид вышел. Мальчика вдруг охватил страх. Он бросился за наставником. — Эй, подождите! — он выскочил за дверь. — Что тебе? — сухо ответил Ферид, едва обернувшись к ребенку через плечо. — Вы… — Ноя сглотнул. — Вы уже уходите? Так быстро? — Я сообщил тебе все, что было необходимо знать. Остальное уже не моя забота. — Но… — хотел было возразить Ноя. — Могу я спросить? Ферид остановился и обернулся. Его величественный облик — отведенный назад плечи, высокого и гордо поднятая голова, прямая спина, властный взгляд, — снова заставили Ною ощутить неловкость и все же он выдавил: — Там, в кабинете… Вы говорили об учителе. — Так и что? — Ничего, я просто подумал, — Ноя помедлил. — Вы упомянули об одном ученике, который разочаровал учителя, у которого надлежит учиться мне и вот я хотел спросить… — Настоятельно рекомендую тебе не заикаться о нём в присутствии господина Хируко. Для твоей же пользы. Ноя весь сжался. «Неужели этот ученик нанес ему такую травму?» — Это все? — поднял бровь Ферид и не дожидаясь ответа, развернулся уходить. — Нет! — воскликнул Ноя, сам не понимая, почему пытается удержать этого человека дольше, хотя в его присутствии его сковывает какая-то сила. — Еще кое-что. Ферид вздохнул, но остановился. — Еще кое-что, — потупил взор мальчик. — Эта комната… У меня такое чувство, будто в ней кто-от жил до меня… Хотя она и выглядит новой. Просто такое чувство есть… — Да, не так давно она принадлежала одному человеку, — с оскоминой ответил Ферид, которому сразу представился образ бывшего владельца гримерки. — Теперь она твоя. — А кто здесь жил до этого? — с волнением спросил Ноя. — Тот, о ком лучше не вспоминать, — мрачно ответил Батори. — Эта комната принадлежа бывшей приме. — А что с ней случилось? — Ты задаешь слишком много вопросов, — нахмурился Ферид. — Простите, — сконфуженно опустил глаза мальчик. — Произошло с ним то, что не должно происходить ни с кем из актеров, желающих добиться успеха. Он не оправдал ожиданий и покинул нас. Трудись усердно, чтобы избежать его позорной участи. «Сплошные загадки…» — подумал мальчик, а наставник тем временем пошел по своим делам. Ферид уходил, а Ноя смотрел ему вслед и какое-то глубокое непонятное чувство сожаления, что ему еще не скоро доведется свидеться с этим человеком, разрасталось внутри. Вздохнув, когда мужчина исчез за углом, Ноя возвратился к комнату, в которой ему предстояло жить ближайшее время или всю оставшуюся жизнь. Начало его пути положено и в том, что он станет не легким в такой обстановке, среди людей, полных таинственности и неизвестно еще каких качеств, сомневаться не приходилось.

***

Задержавшись на пороге гостиной, Йозеф смерил претенциозным, неодобрительным взглядом белокурого юношу, комфортно устроившегося на одном из кресел в своей любимой позе — растянувшись поперек, опершись локтем на один подлокотник, подперев рукой голову и забросив перекрещенный ноги на второй. Скучающий в ожидании, когда придет Юичиро, Микаэль, чей слух особенно обострился из-за отсутствия какого-либо занятия, отреагировал. Обернувшись, он узрел мужчину, в тишине, наблюдающего за ним со стороны. Почувствовав в этом вызов и что-то увлекательное, Шиндо вместо того, чтобы скромно потупить взгляд или принять менее вальяжное положение, сделал так, как поступал всегда, когда ему бросали вызов. Он чуть повернулся, так, чтобы было удобней смотреть, подпер теперь уже подбородок ладонью и довольно дерзко уставился на хозяина дома, словно говоря ему «И что тебе нужно от меня?». Лутрин посчитал ниже своего достоинства отвечать на такую очевидную наглую провокацию (и вовсе не потому, что чех и японец вряд ли сумели бы объясниться должным образом), а потому, смерив парня еще одним презрительным взглядом, фыркнул и двинулся дальше. — Мелкий щенок, — процедил он сквозь зубы. Выходка парня не осталась незамеченной, а попала точно в цель. И посему позабыв о своих делах, мужчина изменил конечный пункт своего следования и направился прямиком к жене, проводившей время после завтрака на открытой террасе. Набросив на плечи шаль, так как этим утром было немного свежо, она сидела на изогнутом плетеном покачивающемся стульчике, пила чай и принимала солнечные ванны. — Так и думал, что найду тебя здесь. В последнее время ты часто тут бываешь, — сказал он, целуя жену и с трудом сдерживая нервное расстройство. — Мне кажется тут открывается самый лучший вид на наш сад, а Яну, — Тереза заботливо погладила свой живот, — полезно дышать свежим утренним воздухом. — Смотри не замерзните тут, до лета еще далеко, — заметил мужчина. Губы Терезы тронула улыбка. Она подняла глаза на мужа и заметила, что он несколько раздражен. — Милый, ты чем-то расстроен? Лутрин только и ждал этого вопроса с ее стороны. — А как ты думаешь? — чуть нахмурив брови, спросил он. — О, что тебя взволновало? Ведь еще за завтраком все было нормально. — Нет, моя радость, за завтраком все уже было далеко не нормально, — он прошелся по террасе, заложив руки за спину. Тереза с волнением следила за ним взглядом, совершенно недоумевая. — Это просто возмутительно! Уму не постижимо. Почему я должен терпеть это в своем собственном доме?! — Я тебя не понимаю, что случилось? — А то! — Лутрин резко остановился, его глаза пылали гневом, он был уязвлен. — Почему какой-то мальчишка смеет смотреть на меня свысока?! Я что, пустое место? Ничего не значу? Кто я, в конце концов, глава семейства или шут гороховый?! — Боже, дорогой, да что же случилось-то? — побледнела женщина. — Ты бы видела, как этот паршивец смотрел на меня! Сколько издевки и вызова было в его бесстыжих глазах! — воскликнул Лутрин. — У него был такой вид, словно он уже тут полноправный хозяин! — О ком ты? — А разве есть варианты? О блистательном дружке, которого твой сынок приволок в наш дом! — раздраженно отозвался Йозеф. — Микаэль? — распахнула глаза Тереза. — Он оскорбил тебя! Как так? Этого не может быть! Он такой вежливый, обходительный мальчик. Он просто не мог сделать нечто подобное! — По-твоему я вру? Почему ты защищаешь его? Ты так хорошо его знаешь, да? А я утверждаю, что он смотрел на меня самым не подобающим образом! Как на пустышку! Словно на него уже переписали все наше имущество! Такой откровенной наглости и дерзости я еще не встречал, сколько живу на этом свете! — с каждым словом Лутрин распалялся все сильнее, желая показать жене всю силу своего негодования, дабы она оставила всяческие сомнения. — Йозеф, — попыталась успокоить его жена. — Я уверена, ты ошибся. Воспринял все слишком остро, преувеличил. — Уверяю тебя, этот мальчишка что-то задумал. Ты бы видела его алчный взгляд! — Я ничего такого не замечала. — Я вру?! — возмутился Лутрин. — Конечно же нет, просто, мне кажется ты относишься к нему очень предвзято. — Я имею на то веские основания, — встряхнул головой мужчина. — И я тебе докажу, что они не беспочвенны. Вот скажи мне, жена моя ненаглядная, ты беседовала с родителями этого, кхм, друга? — Нет, — Тереза опустила глаза. — Почему?! — вспыхнул Лутрин. — Ты же намеревалась поговорить с ними в ближайшее время! Уже три дня прошло и ты до сих пор этого не сделала?! — Я все объясню, не горячись. Выслушай. — Слушаю. — Сядь. — Я могу слушать стоя. — Сядь, я прошу тебя, — снова попросила Тереза и нетерпеливо запыхтев, Йозеф сел напротив нее в другое кресло. — Ну? Говори. — Понимаешь, это Юу попросил меня не звонить. — Юичиро?! Вот, я так и знал! — хлопнул себя по коленям Лутрин, загораясь каким-то необъяснимым ликованием. — Так и знал, что тут что-то не чисто! — Да постой ты. В чем ты обвиняешь моего сына? — заволновалась женщина, уязвленная подозрениями на своего сына. — Да в том, что он покрывает своего дружка! Наверняка тот совершил какой-то проступок и теперь он прячет его! — Бог с тобой, окстись, все совсем не так. Слушай же. Так вот, — собралась с мыслями Тереза хотя после всего сказанного ей было тяжело. — Я действительно собиралась поговорить с родными этого юноши. И тем же вечером, поскольку мальчики отказались от своей прогулки по городу, я пошла поговорить к Юичиро. — И что же он? — Не перебивай меня, пожалуйста. — Прости. — Я пришла и попросила дать мне номер телефона родителей Микаэля, чтобы я могла успокоить их. И тогда он сказал мне… — Тереза прямо посмотрела в светлые глаза супруга. — «Мама, я был бы тебе очень признателен, если бы ты не делала этого». — И чем же он мотивировал? — презрительно усмехнулся Лутрин, с таким видом, будто ему уже заранее были известны все слова, сказанные пасынком матери. — Дела у Микаэля с его отцом очень сложные и запутанные. — Это он тебе сказал? — иронично поднял брови Лутрин. — Да, — кивнула Тереза, не обратив внимание на подколку. — Мика рассказывал ему о своих родных еще там, в Киото. И вот теперь Юу поделился со мной. Он сказал, что отец Мики очень категоричный и строгий человек. Он ни за что не позволит сыну поступать по-своему. — И правильно делает. Только видать не заладилось у него что-то с воспитанием. Сынок-то у него та еще… — Дорогой! — быстро остановила его Тереза. — Прошу, давай без выражений. Помни о презумпции невиновности. — Хорошо, дальше. Что еще сказал тебе Юичиро? — И он и Мика прекрасно понимают, что поступок Шиндо был не самым лучшим, но иного пути не было. Только так мальчик мог отстоять свою независимость. Мика сожалеет, что был вынужден так поступить. Он не хотел подобного конфликта, но отец не оставил ему выбора. Только поэтому ему пришлось бежать. — Эту байку я уже слышал. Милая, скажи мне то, чего я еще не слышал и может быть я поверю в его искренность. Почему он не позволяет звонить своему отцу? — Ты догадался, что это желание исходит от Микаэля? — с опаской взглянула на супруга женщина. — Тут не надо быть семи пядей во лбу, чтобы вычислить от кого исходит инициатива. — Да, возможно. Мика не хочет, чтобы отец знал, где он находится. Но только из страха, что тот узнает его местоположение и приедет за ним. — Логично, — кивнул Лутрин. — А он непременно так и поступит, когда узнает, где находится его сын. Вот бедный мальчик и боится раскрытия своей тайны до тех пор, пока его отец все не осознает, но понимает, чем рискуем мы, скрывая его у себя. — Да неужели? — Ох, снова твой сарказм, — всплеснула руками женщина. — Неужели нельзя обойтись без него? — Можно было бы, если бы эта история хоть чуточку трогала меня своей реалистичностью. Бред же, чистейшей воды. — Как ты можешь сомневаться? История самая распространенная у детей и родителей! — Потому и кажется мне притянутой за уши, — ответил ей на это супруг. — Ну и что же дальше? Он что-то еще сказал или на этом поток красноречия иссяк? — Мне очень тяжело разговаривать, когда ты так агрессивно настроен, — заметила Тереза, но Лутрин не собирался менять тон, потому она продолжила: — Между прочим, юноша поступил по совести. Защищая нас он все-таки сам позвонил своему отцу. — Ого, это как же так? Он же не собирался? — А вот так! — чувствуя превосходство в ситуации, ответила Тереза. — Юу сказал, что он воспользовался там какой-то программой, чтобы нельзя было определить его номер и откуда идет звонок и связался со своим отцом, сказав ему, что не вернется до тех пор, пока тот не примет его выбор. Этим же звонком он показал, что с ним ничего дурного не случилось. — Но это не снимает с нас ответственности, — справедливо заметил Лутрин. — Я прекрасно понимаю. Но теперь мы, по крайней мере, не выглядим в глазах его родителей, как похитители их ребенка. А то, что он скрывается у друга, это распространенное действие всех сбежавших из дому подростков. — А если они спросят нас, почему мы ничего не сказали, что ты им ответишь, сердобольная моя? Их сын запретил тебе, взрослому человеку, сказать правду и ты послушалась?! Это смешно. Не глупи, Тереза! — Дорогой, не надо забывать, что мы тоже можем чуточку слукавить, — улыбнулась в свою очередь женщина. — Если и дойдет до конфликта, мы спокойно скажем, что ничего об этом не знали. Юу привел к нам своего друга, погостить, а мы что, разве должны были сразу набрасываться на детей с подозрениями? Нет. Это естественно. Вот мы и не стали задавать вопросов. Приняли, как должное. — Хорошо, предположим тут мы найдем себе оправдание, — вроде бы как успокоился Лутрин. — Тогда скажи мне пожалуйста, что там с деньгами? — С деньгами? — Да, теми самыми, которые ты отослала Юу, поощрив его поступление? — Ох, если честно, — женщина провела рукой по лбу. — Я не стала поднимать эту тему. — Почему? — возмущенно воззрился на нее Лутрин. — А какая разница? — сдвинула брови Тереза. — В конце концов я отдала их своему сыну, а не какому-то проходимцу. Это было что-то вроде подарка. За чем теперь я должна спрашивать его о них? Пусть потратит их куда посчитает нужным. — Ты слишком легко доверяешь подростку такие суммы. Он может ними дурно распорядиться и ты же потом будешь винить себя за то, что позволила ему иметь такие деньги. — На что ты намекаешь? — вздрогнула Тереза, уловив опасность скрываемую за ее щедрым подарком сыну. — Я не на что не намекаю, — покачал головой Йозеф. — Я только предупреждаю тебя, что когда даешь кому-то такие огромные деньги, а особенно, ребенку, ведь Юичиро еще по сути ребенок, лучше приготовиться к последствиям. У него хотя бы с собой эти деньги? — Не знаю, — пожала плечами госпожа Лутрин. — Ну, скорее всего. А как же иначе? — Занятная ситуация, ох, какая занятная, — усмехнулся Лутрин, с задумчивым видом глядя перед собой. — Большая сумма денег… Которая не известно есть в наличии или нет… Какой-то наглый парень с манерами мелкого жулика, о котором мы ничего так толком и не знаем и который с какой-то радости поселился под нашей крышей… Юичиро, защищающий его так, будто это не его друг, а кровный родственник… Странно это все, ой, как странно… — Ничего странного в этом не вижу, — ответила Тереза, хотя в такой интерпретации и последовальности, ей самой стало чуточку не по себе. Но она не хотела поддаваться дурному настрою Йозефа и держалась изо всех сил. — Может для тебя нет ничего странного и осудительного и в том, что этот мелкий паршивец смотрит на меня свысока, хотя находится под моей крышей? — Я поговорю об этом с Юичиро, — со вздохом пообещала Тереза. — Но я уверена, ты просто что-то не так понял, — она улыбнулась, надеясь сгладить шероховатости и протянула руку, чтобы накрыть ею руку мужа, но тот поднялся с кресла. — Поговори, — сухо ответил он ей. — Обязательно поговори. — И с этими словами, зашел в дом. Она только вздохнула и покачала головой. Еще одно утро пошло на смарку. Когда Юичиро вошел в гостиную его встретили недовольным восклицанием. — Где ты ходишь? — раздраженно фыркнул Микаэль, отбрасывая какой-то журнальчик на столик и обращая укоризненный взор на любовника. — Я уже заждался. — Прости, Болеслав задержал. Спрашивал о наших планах на день. — А ему-то какое дело до того, чем мы собираемся заниматься? — нахмурился Мика. — Ну как какое? — Юу развел руками, проходя и садясь на диван, возле Шиндо. — Он же должен знать к чему быть готовым. — Такие вещи он должен предугадывать заранее, а не отрывать от дел своих хозяев, — надменно заметил Мика. Юу только с сочувствием поглядел на него. Ему все еще были странны эти пренебрежительные замашки Микаэля к обслуживающему сословию. Почему он был так настроен к людям, служащим в их доме? И еще. Это относилось только к их домашнему персоналу или Шиндо равно недолюбливал всех слуг? Можно было только предполагать насколько сложные отношения были между Микой и слугами Маэна (а может и не только Маэна), раз они наложили такой отпечаток на облик актера, заставив его так относиться к людям, в принципе, не желающих тебе зла. — Что ты имеешь против Болеслава? — открыто спросил Юу. — Разве он дурно повел себя с тобой? — Ты бы не относился к подобным вещам столь поверхностно, если бы мог знать, что у других на уме, — мрачно заключил Микаэль. Юичиро распахнул глаза от удивления. «Что он хотел этим сказать?» Юноше трудно было понять чувства актера, сложно было представить, как порой противоречивы слова и действия обслуживающего персонала. Он вырос там, где ему не доводилось быть исполнителем чьей-то воли и ему было не дано понять, что на самом деле испытывают люди, прячась за улыбками и проникновенными словами целью которых заслужить расположение в противном случае их работа будет считаться не выполненной. Микаэль знал, чего стоит это услужливое поведение прислуги, ибо сам временами играл эти роли, а потому доверия к тем, кто хорошо относится к вышестоящим, не было никакого. — К слову, — Микаэль вдруг усмехнулся, обнажив два ряда жемчужно-белых зубов, — пока тебя не было, я неплохо повеселился. — Да? И каким образом? — насторожился Амане. — Наблюдая недовольную мину твоего отчима. Ему явно не по душе, что я здесь. По его лицу я прочел, что будь его воля, он бы меня не порог не пустил и взашей вытолкал, проберись я в дом случайно. В общем, мы обменялись любезными взглядами и он ушел, злой, как черт. — Ты столкнулся с Йозефом? — вздрогнул Юичиро, чувствуя, что это не сулит ничего доброго. — Что ты сказал ему? — Ничего. А что бы я ему сказал? Он бы все равно ни черта не понял. — Ох, ну слава богу, — Юу провел рукой по лбу. — Значит обошлось. — Эй, — Микаэль спустил ноги на пол и сел ровно, посмотрел прямо на Амане. — Я не пойму, чего ты так занервничал? Ты что, боишься этого разодетого, гладковыбритого франтика? — на минуту в зеленых глазах Шиндо промелькнуло презрение. — Пойми, я не хочу лишний раз привлекать внимание. Нам не нужны сейчас дополнительные сцены. Ситуация, в которой мы оказались крайне щекотливая и не в наших интересах действовать бездумно, — в полтона проговорил Юичиро из опасения, что их могут услышать и донести кому следует. В этот момент он не думал, что их разговор поймет только Тереза и Болеслав. — Во-первых, — гордо вскинул голову Мика, — не я виноват в том, что мы очутились в таком положении, а во-вторых, чего ты хочешь от меня? — прошипел он, также заговорчески понижая голос. — Чтобы я оставался равнодушным, когда этот тип всем своим видом показывает, насколько ему противно видеть меня? Будто я не человек, а червяк какой-то! — Он уязвляет твою гордость, я все понимаю. — Если ты молча терпишь такое отношение, то я! — Микаэль поднялся. — Я не собираюсь! Я буду вести с ним так, как он того заслуживает и никак иначе! «Его гордость, как примы, несомненно задета, — с ужасом из-за предстоящей череды конфликтов, подумал Юичиро. — Он же привык, что ним только восхищаются, а Йозеф… О, он выказывает иные чувства». — Скажи, почему ты позволяешь ему командовать тобой? — брови сдвинуты, глаза пылают жаждой справедливости, поза вызывающая и смелая. Юичиро был не в силах пропустить такой выпад. — Мика, — он тоже поднялся. — Ты не совсем понимаешь ситуацию. Присядь, я тебе все объясню. — Буду рад, — фыркнул он и упав в кресло, принял положение скептически настроенного слушателя. — Буду рад услышать, почему будучи единственным наследником, ты позволяешь какому-то идиоту смотреть на себя свысока, опасаясь вызвать его гнев. — Ты ошибаешься, я не Йозефа боюсь. Едкий смешок со стороны Мики, заставил его нервы напрячься еще больше. — Я за мать боюсь, как бы Йозеф своими недовольствами не изводил ее! — горячо возразил он. — Только потому я прошу тебя, нет, умоляю, быть сдержанней. Не провоцировать конфликты. Потерпеть немного. А то, что… я наследник, — Юу чуть склонил голову. — Какой от этого прок? Сейчас это вообще к делу не относиться. — А по-моему, как раз относится. И ты глубоко заблуждаешься, — серьезно поглядел на него Шиндо. — Будь я на твоем месте и будь у меня такие права, которыми наделил тебя отец, я бы никогда не позволил кому-то плохо ко мне относиться. Этот Йозеф тут никто и ничто, а ты боишься его лишний раз потревожить, я уже молчу о том, что сбежал от него за границу, вместо того, чтобы поставить на заслуженное место. А ведь стоит тебе сказать слово и он покинет этот дом. — Перестань! — возмутился Юу. — Ты ничего не понимаешь! Не смей рассуждать так, будто тебе все и про всех известно! Это не так! «Нет, нет. Тебе не понять. Да, Йозеф тут ничем не обладает, но мама. Как же мама? Разве могу я допустить, чтобы из-за меня она осталась одна? Каким бы не был этот человек, а она любит его. Я не хочу видеть ее слез! Мика, ты не знаешь, что такое семья, что такое заботиться друг о друге, ты всегда был сам по себе и потому тебе легко рассуждать! Но я вырос с отцом и матерью и мне не чуждо понятие «заботы о своих». Однако несмотря на душащее противоречие, Амане чувствовал в словах Шиндо зерно истины и только потому ему было так больно слышать от него эти упреки. — Я вижу лишь, что ты пасуешь! — насмешливо и в то же время с ноткой печали бросил Микаэль. — Ты и нас заставил играть эту идиотскую комедию только потому, что не уверен, сможешь ли выстоять против него. — Замолчи, я не желаю слушать рассуждения о себе от кого-то вроде тебя! — выдохнул Амане, задетый до глубины души обвинением в трусости. Микаэль содрогнулся. Приставка «кого-то вроде тебя» пришлась кстати и ударила, словно лезвие. — Может я и не тот, кому дозволено говорить такие вещи, мое место мне хорошо известно, да только я все равно скажу, — упрямо поглядел на Амане. — И то, что буду говорить я, в отличие от других, я буду говорить прямо и без утайки, как бы этого ни за что не сделали твои высокопоставленные друзья, обученные манерам. Ты просто трусишь! С этим словами Микаэль выскочил из кресла и быстро зашагал прочь из гостиной. «Боже, что я наделал!» — спохватился Юу в один миг осознав, какую ужасную ошибку он совершил в отношении любовника. Он бросился следом за Микой, который уже почти покинул комнату. — Остановись, прошу тебя, — Юу схватил блондина за запястье. — Прости мне мои слова. Я не хотел. Эти слова… Они случайно вырвались. Ты разозлил меня, обвинив в трусости. Но это не оправдание моему действию. Я должен был держать себя в руках. Я ни в коем случае не ставлю тебя ниже себя. Ведь я восхищен тобой. Я преклоняюсь перед тобой, твоими способностями. Прости, прости, прошу тебя. Не принимай мою дурость близко к сердцу. Он судорожно сжимал руку Микаэля в своих руках и его глаза молили о прощении. — Я не на секунду не допустил мысли, что мы можем как-то отличаться. Клянусь тебе. — Но мы отличаемся, — сказал Шиндо и высвободив свою руку, развернулся и стал к Юу лицом к лицу. — Мы отличаемся. Ты родился в приличной, даже богатой семье, у тебя были родители, праздники, подарки, друзья, а я — безродный актер, только и имеющий в своем распоряжении грязную коморку, выделенную мне администрацией театра, да квартиру, которую мне арендовал мой покровитель. Да я сам. Вот и все мое богатство на данный момент. Все что у меня осталось из вышеупомянутого — это я сам. И я буду защищать себя, поскольку ничего другого, более ценного, у меня нет. Юичиро распахнул глаза. — Ты завидуешь мне? Завидуешь тому, что у меня есть то, чего, по воле судьбы был лишен ты? Может ты еще и в обиде на меня за это? — Ты думаешь имеешь так много, что этому должен завидовать каждый встречный поперечный? — надменно вскинул голову Шиндо. — Ты слишком возомнил о себе, если это в самом деле так. Будучи тем, кто я есть, я имею куда больше твоего. Мной восхищаются, меня любят. Каждый готов отдать последнее только за одну ночь, проведенную со мной. Зависть? Ты смеешься? Хах, нет, я лишь проливаю свет на существенную разницу между нами и только. — Ох, — Юу прижал руку ко лбу. — И почему я говорю совсем не то, что думаю. — Этого мне не ведомо, — холодно сказал Микаэль. — Кажется, это тупик. Полная бессмыслица. Я не хочу продолжать этот ужасный разговор. Мика, я надеюсь ты понимаешь, что я привез тебя сюда исключительно из чувств, которые питаю к тебе? Откажись ты, я бы ни за что не стал настаивать? — Лишь только зная это, — тихо ответил Микаэль и прошел в глубь комнаты, остановился напротив окна, — я согласился бежать с тобой… Юичиро не смог оставаться в стороне после такого признания. Он подошел и приобнял Мику со спину за плечи. — Самое мое большое желание, — зашептал он, — чтобы ты забыл, навсегда забыл о том, кем ты являешься, кем я являюсь. Чтобы наше происхождение не становилось барьером в наших отношениях. Я люблю тебя, ты, я надеюсь, любишь меня, и кроме этого мне больше ничего не нужно. Если ты захочешь, я откажусь от всего, что имею. Только скажи… Я сделаю это… Ведь ты отрекся ради меня от своей жизни и я хочу доказать, что сделаю для тебя то же самое. Только намекни… — Хватит говорить чушь, — молвил Микаэль. — Меня это раздражает… — Мика? — Юу вздрогнул. — Полагаешь, я сбежал от прошлой жизни, чтобы ты, руководствуясь своим стремлением доказать мне свои чистые намеренья, обрек меня на жизнь на улице? По-твоему это предел моих мечтаний? Юу не нашелся, что ответить на столь справедливое замечание. — Вот я и говорю, хватит нести чушь! — фыркнул Микаэль и в его пылающем взоре Юу уловил лукавые нотки. — Хорошо, — он вздохнул и отвел взгляд. — Я постараюсь быть сдержаннее с твоим отчимом, раз уж для тебя это так принципиально. Но только не обещаю тебе, что так все легко получится, если этот кретин позволит себе… — О, Мика. Спасибо! Спасибо за понимание, — Юичиро заключил его в объятия. — Это все только из-за мамы, клянусь тебе. Только из-за нее я терплю и прошу потерпеть тебя. Немного, совсем немного и я расскажу всё, как есть. «Я надеюсь» — мысленно произнес Шиндо и закрыл глаза. Тяжелый вздох вырвался из его груди. — А что твой отчим и впрямь может из-за такой мелочи кровь твоей матери попортить? — спросил после Микаэль. — Он кажется спокойным, но на самом деле очень неуравновешен. Может вспыхнуть из-за всякой ерунды, — пояснил Юичиро. — До того как уехать, я часто слышал, как он спорил с мамой, закрывшись в кабинете. А она оправдывалась перед ним, пыталась убедить, уговорить. Он деспотичен по натуре, я бы даже сказал капризен. Мама то и дело его убеждает в чем-то, а он постоянно ищет к чему бы придраться. Изводит ее одним словом. — Пожалуй, — Юу нахмурено поглядел в сад. — Это та причина по которой он меня не вполне устраивает. Он вроде бы заботиться о ней, ласков, нежен, но только я бы хотел для своей мамы более спокойного человека. Естественно, моего мнения спрашивать мама не станет. Она его любит, а я желаю ей счастья. Что до меня, то его отношения ко мне, так мне плевать что он обо мне думает, лишь бы ее не обижал. А я как-нибудь переживу его не любовь к себе. — Как ты считаешь, — Микаэль подошел к нему и тихо произнес: — Он правда любит твою мать? Сердце Юичиро сжалось в тисках. Он не мог с полной уверенностью ответить на вопрос возлюбленного, ибо в глубине души обитались серьезные сомнения по этому поводу. Однако ему было стыдно признаться Мике, что он ни на йоту не верит в искреннюю любовь Йозефа к матери. Что такая женщина, еще прекрасно выглядящая в своем возрасте, позволяет использовать себя какому-то щеголю и даже ждет от него ребенка. Ребенка… Эх, Амане до сих пор не хотелось в это верить. Он держался достойно и даже пытался принять положение дел, но насколько бы он был счастливее не носи его мать под сердцем дитя от этого человека. От кого угодно другого, только не от Лутрина. Мрачные мысли отразились темным облачком набежавшим на лицо Юичиро. — Поедем в город? — предложил Микаэль, бросив короткий, проницательный взгляд на Юу и замети эту тень. — Я еще раз хочу попробовать то лакомство со странным названием — трдельник, которое мы вчера пробовали в кафе у бульвара. — Да, — пробормотал Юу, отрываясь от своих мыслей и возвращаясь к реалиям. — Да, поедем. Сейчас и поедем. Я только предупрежу мать, — он было сделал шаг вперед, как вдруг остановился. — Хотя нет, попрошу сказать ей об этом Болеслава. Пойдем, — он взял Микаэля за руку и оба побежали к лестнице.