Танец белой цапли

— Мика… — Юичиро был сражен. Он даже подумать не мог, что Микаэль знает хотя бы одно слово на его родном языке и что то, единственное слово, которое он каким-то чудом запомнил, сыграет такую злую шутку. — Почему ты извинялся перед ним?! — вскричал Микаэль. — За что? — Мика, я… — За что, ответь мне! Что вынудило тебя унижаться перед этим отбросом?! — Я не хочу об этом говорить, — отвернулся от него Юу. — Ты скажешь! — настаивал Микаэль. — Ты скажешь мне правду или я сам всю выясню. Я сам пойду к этому типу и спрошу его. — Как? Ты же не знаешь языка! — Да плевать! — выдохнул Микаэль. — Позову этого вашего Болеслава! Пусть поработает, раз уж сам так решил, но я выясню почему ты вдруг ни с того ни с сего, решил поунижаться перед этим кретином! С этими словами он ринулся к двери. — Мика, нет! — испугавшись яростного настроя Шиндо, Юичиро побледнев, кинулся за ним. И едва успел остановить, прежде чем тот не надел шуму. — Нет, не надо! — Тогда, отвечай! — юноша не умел сдаваться. Пылкая натура актера требовала объяснений. — Что тебе наговорила мать? Почему ты вернулся, как в воду опущенный и почему пошел извиняться! Думаешь, я ничего не вижу или такой дурак! — Нет, что ты! Я вовсе так не думаю. Мика, — Юу вздохнул. Ему очень сложно было говорить на эту тему. — Что произошло? — Я ведь просил тебя быть аккуратнее. С самого начала просил и вот ты видишь, как все обернулось. Йозеф он… Ваша утренняя стычка. — Так вот почему тебя позвала мать и вот почему… — Мика не договорил. Его взгляд был исполнен решимости и агрессии, а теперь еще в них появилась жуткая досада. Юу сделал шаг к нему навстречу, но Микаэль резко отпихнул его от себя. — Не подходи ко мне! Почему ты смолчал?! — в гневе воскликнул он. — Почему ничего не сказал мне? Думаешь я не могу за себя ответить? Вечно собираешь защищать меня! Кто тебя просил вмешиваться?! Я бы сам решил свои проблемы! Зачем ты влез?! — Мика, я… — Думаешь, я нуждаюсь в том, чтобы меня опекали?! Кем ты себя возомнил? Ты кто мне вообще, опекун, родственник? Да какое право ты имеешь влезать в мои личные дела?! Зачем ты пошел просить за меня? Так хотел геройствовать? — Нет! — Ты поступил, как самый последний болван, если думал, что этот поступок как-то возвысит тебя! Ты просто идиот! — задыхаясь от гнева и боли, прокричал Шиндо. — Понятно, идиот, вот ты кто! Как же я ненавижу тебя! Ненавижу твои добрые намеренья! Ненавижу твое благородство! Меня тошнит от всего этого! Сколько можно? — он опустился на колени и, закрыв лицо руками, заплакал. — Сколько можно? Сколько ты еще будешь защищать меня? Это нечестно… Нечестно. Ты слышишь? — Мика, — Амане был потрясен реакцией Микаэля. Он подошел к нему и присев рядом, нежно взял того за плечи. — Уйди, уйди, оставь меня, — содрогаясь от слез, чувствуя, как разрывается его сердце и он не знает тому причину, простонал он. — Я не хочу тебя видеть… Не хочу… — Успокойся, прошу тебя, — ласково прошептал Амане, обнимая его. — Не надо так терзаться… — Ты не должен был этого делать. Ты же не виноват… Так зачем?.. — всхлипывания заглушили слова. Микаэль не мог больше сопротивляться, он прильнул к груди Юичиро и крепко вцепился дрожащими пальцами в его одежду. Чувство вины, оказалось сильнее, чем он мог себе представить. Ситуация, в которой из-за него Юу был вынужден извиняться перед таким отвратительным человеком, глубоко ранила его. — Я не прощу тебе этого, ты слышишь? Не прощу… — Пусть так, — прижимая к себе блондина, согласился Юичиро. — Я не стану возражать. Лишь бы только ты оставался рядом, а ради этого я всё стерплю… Микаэль поднял на него глаза. Красные, распухшие от слез, они выражали растерянность. — Я не настолько чувствителен, как ты думаешь, — улыбнулся Амане глядя в эти глаза. — Меня не задел мой поступок, но я знаю, что он задел бы тебя. И обладая не такой деликатной душевной организацией, я решил пойти к Йозефу сам. Вот и всё. Поверь, мне это не доставило такого труда. Шиндо с недоверием взглянул на Юичиро. Он своими глазами видел, какой Юу вышел из кабинета Лутрина. На нем лица не было. — Это… Это правда? — Ну конечно правда, — засмеялся Юичиро. — А ты тут истерику устроил. Ну что мне с тобой делать? — всплеснул руками он, говоря словно с ребенком. — А что сказал тебе Лутрин? — вздрогнул Микаэль, все же успокаиваясь от слов и взгляда любовника в чье искренность так хотелось верить. — Что сказал? — Юу пожал плечами и вздохнул. — Понятно, — Мика опустил глаза. — Ничего не вышло… — Будет тебе, — подбадривающе произнес Юичиро. — В конце концов ничего он не сделает. Побурчит, да успокоится. Забудь об этом. Главное, — Юу взял лицо Мики в свои ладони, — мы с тобой остаемся вместе. — И накрыл его губы своими. — И это неизменно… — Да, — прошептал Шиндо, позволяя увлечь себя в этот долгий, сладкий поцелуй примирения. — И что теперь? — шагая по этажу осведомился Микаэль у Юу. — Ты о чем? — поглядел на него тот. — Как быть с этим павлином? В этот момент они вышли на лестничную площадку второго этажа. — Я ведь сказал, не думать об этом, — устало ответил Юичиро, разворачиваясь к любовнику. — Проехали, все. — Бесит такая ситуация, — сдвинув брови произнес Мика. — А что делать? — развёл руками Амане. — Надо немного потерпеть. — Все равно, — отрицательно качнул головой актер. Тут до слуха обоих донесся женский смех, а буквально через секунду внизу в холле появились четыре женщины (еще одна подруга Терезы — Сюзанна, худенькая с ярко-рыжими волосами женщина с необычайно круглым лицом, присоединилась ко всем через некоторое время). — О, Тереза, это кто же там? — воскликнула Эйгнеис, высокая дама с тонкими чертами и жесткими короткими волосами, подчеркивающими ее желание быть независимой и решительной. — Никак Юичиро? — Да, верно! — устремила живой взгляд своих серых глаз на подругу Анета. — Ты упоминала, что он возвратился домой, тогда как намеревался поступать в Токио! — В Киото, — поправила подругу Тереза. — Да, верно, извини. Ты же знаешь мою забывчивость, — засмеялась женщина, невзирая на солидный возраст и положение сохранившая детскую непосредственность. — И эти азиатские названия! Ох, нет, мне и за миллион лет их не выучить. Они такие сложные. Так что же, Юу в самом деле отказался от учебы в Ток… Киото? — Увы, планы резко изменились, — ответствовала со вздохом Тереза. — Бедняжка, представляю сколько это доставило хлопот. Поездка туда, покупка квартиры, траты на проживание… Ох. Вы ведь уже продали квартиру или все еще не до конца решено? — Йозеф займется этим в ближайшее время. — Ох, как же хорошо, что мои дети уже взрослые и сейчас живут отдельно, сами зарабатывают себе на жизнь, а ко мне приезжают лишь на выходные. Право слово, дети — это такая обуза. Милая, — Анета сочувственно воззрилась на подругу, — ты настоящая героиня раз решилась взвалить на себя это бремя снова. Лично я бы больше под расстрелом не согласилась на эту пытку. Пеленки, бессонные ночи, постоянные детские крики! Бррр, — она поежилась. — И пусть детьми занимается няня, я все равно не хочу больше в доме этого ужаса. Так или иначе, а ты не можешь избегать абсолютно всех хлопот, связанных с маленькими детьми. Нет, милая, настоящее женское счастье наступает лишь в тот миг, когда твои дети уже выросли и выбрались из дома. Тогда ты уже полностью свободна, и муж удовлетворен, так как все-таки наследниками ты его обеспечила и, исполнив свою миссию единожды, можешь навсегда просить его даже не заикаться о повторном эксперименте и сосредоточить все внимание на своих удовольствиях. — Это все, без сомнений, замечательно и я не стану возражать против твоих рассуждений, однако же не забывай, Анета, Тереза в несколько ином положении, чем ты, — строго напомнила ей Эйгнеис. — И не может похвастаться, подобно тебе, 30-ю годами брака. — Ах, и то верно, — Анета словно сама вдруг вспоминала о разнице между ней и подругой, а может только сделала вид, что прежде забылась. — Ох, эти мужчины. Никакой у них жалости к нам, бедным женщинам. Только и хотят удовлетворения своего эго. Сколько столетий мы уже с ними боремся с их несправедливостью, а они до сих пор продолжают самоутверждаться за счет нас. Только попробуй заявить мужчине, что ты не желаешь иметь детей, он тут же посмотрит на тебя, как на какую-то умалишенную и постарается сбежать от тебя, хотя сам детей терпеть не может. Они все до единого хотят верить, что мы прямо спим и видим, чтобы произвести от них потомство. Напыщенные дураки. Не понимают, что мы лишь подыгрываем их страстям, чтобы в итоге обеспечить себе хорошую жизнь, так как от них ее никогда не добьешься. Всего приходится добиваться своими силами и глупые те женщины, которые считают, что счастье приходит само по себе, стоит только найти свою вторую половинку. А когда мужчина еще достаточно молод и пока бездетен, — продолжала разглагольствовать Анета, — он вдвойне хочет обзавестись ребенком. А нам, приходится этому потворствовать и особенно тогда, — она подмигнула Терезе, — когда мы сами понимаем, что уже далеко не семнадцатилетние девочки и что это наш единственный шанс обеспечить себе светлое будущее. Тереза закусила губу. Этот явный намек подруги на свой возраст и молодость ее супруга почти вывел ее из равновесия, однако женщина умела когда надо держать себя в руках и выглядеть достойно. Она посмеялась словам подруги и небрежно произнесла: — Ах, да, угождать мужскому самолюбию дело под час непростое, весьма утомительное и в большинстве случаев совершенно неблагодарное, требуется большой ум и достаточная смекалистость женщины, чтобы ее благоверный предпочитал ее общество обществу молоденьких секретарш. Анета чуть была дара речи не лишилась. Она поперхнулась воздухом, когда была затронута столь деликатная тема, как неверность ее мужа, наблюдавшаяся с самого начала их брака и продолжавшаяся даже сейчас, когда ее благоверный не мог похвастаться молодостью и былой юношеской харизмой, но имел достаточно средств дабы пестрые молоденькие птички, порхали вокруг него, как во времена юности, а он преспокойно щедро кормил из-за это. Эйгнес, чтобы не засмеяться, прикрыла рукой рот и отвернулась. Сюзанна сомкнула уста и опустила взгляд. Анета же, внутри клокотала от бешенства, а Тереза победоносно смотрела на нее сверху вниз, как истинная королева. — Ах, что-то мы совсем отклонились от темы, — сквозь зубы проговорила униженная женщина, стараясь изобразить улыбку. — Оставим этих мужчин с их придурью. — Совершенно с тобой согласна, моя дорогая, — елейно проговорила Тереза, ощущая свою победу и потому проявляя милосердие, вовсе не желая плясать на костях. — Оставим их. — Юичиро, иди к нам дорогой, — напуская на себя веселость, позвала Анета юношу, стоявшего наверху. — Дай хоть поглядеть на тебя. Целую вечность не виделись! — Ну вот, — вздохнул Юичиро, обращаясь к Мике, который еще не успел выйти на открытую площадку и посему остался вне поля зрения женщин. — Избежать общества маминых подруг мне не судьба. Надо было медленнее идти, — усмехнулся он. — Они бы как раз уже ушли. — Ни пуха, — хмыкнул Микаэль, скрещивая на груди руки и облокачиваясь плечом о стену. — К черту, — улыбнулся Амане и, настраиваясь на любезный лад, пошел к лестнице. Шиндо остался наверху, но вместо того, чтобы прятаться от излишнего внимания женщин, он из любопытства все же решил понаблюдать за происходящим внизу. А потому выступил из своего укрытия и не имея возможности понимать о чем идут толки, стал просто смотреть на все через разноцветные листья кротона, кадки коих украшали верхний этаж. — Ах, Юу, — Тереза опустила руки на плечи сына, когда тот поравнялся с нею. — Я надеялась ты выйдешь поздороваться. Мы как раз уже уходим, передашь Йозефу, чтобы не волновался. Мы всего на пару часиков. — Конечно передам, — кивнул Амане. — А не вышел я… Ну ты же знаешь. — Да, верно, — улыбнулась Тереза и обратилась к своим подругам. — Дело в том, что мой сын вернулся домой с другом. Он некоторое время погостит у нас. Славный молодой человек, но с характером. — Понятно-понятно, — закивали женщины оглядывая с ног до головы Юичиро, который пусть и был еще мальчиком, но обещал превратиться в весьма привлекательного мужчину. — Ой, так может и его пригласить! — воскликнула Анета, будто бы позабыв о недавнем инциденте, стала рыскать вокруг жадным взглядом, словно Мика должен был быть где-то неподалеку. — Я бы с удовольствием взглянула на него. Вы же ровесники не так ли? — спросила она Амане. — Мама, — Юичиро жалобно поднял глаза на мать. Та дала ему взглядом понять, что она вовсе не намерена вовлекать в это Шиндо. — Может быть в другой раз, — пообещала госпожа Лутрин. — А мы разве не опаздываем? — Да, в самом деле. У нас ведь заказан столик. Идемте, девочки, — произнесла Эйгнес и направилась к двери. За ней последовали остальные. — Ты рад вернутся домой? — осведомилась Анета у Юу, немного отстав от подруг. — В общем да. — Ох, как же жаль, что моя дочь уже за мужем, — с сожалением изрекла она, осматривая юношу и с сожалением качая головой. — Вы бы могли составить чудную партию. «Да уж, великолепную, если учесть, что она старше меня лет на десять» — подумал Юичиро, а вслух с улыбкой произнес следующее: — Не повезло мне, что уж говорить? — Как жаль, как жаль, — качая головой женщина, похлопала Юу по плечу и пошла за подругами. Микаэль, видя, что все уходят сам вышел из своего укрытия. Когда женщины уже ступили за порог, Сюзанна вдруг спохватилась. Оказалось, она забыла свою шаль в гостиной и поспешила вернуться. Слуга разумеется тут же сбегал за вещью, однако Сюзанна все же вошла обратно и, устремив случайный взгляд на лестницу, узрела там белокурого, зеленоглазого юношу, замершего на лестнице, когда их взгляды встретились. — Вот ваша шаль, пани, — любезно произнес служащий, подойдя к застывшей, напряженно вглядывающейся в лицо подростка женщине. — Благодарю, благодарю, — монотонно произнесла та, чья память уже воскресила некие образы. На ее лице отобразилось удивление, а затем выхватив шаль, она быстро выскочила за дверь. Выражение у нее было такое, словно она все еще сомневалась правду ли ей показали ее глаза и если да, то какое это поразительное совпадение. — Что это с ней? — глядя ей вслед, произнес Амане и посмотрел на Мику, который спустившись, встал рядом. — А с тобой-то что? — воскликнул Амане, узрев напряженное лицо любовника. Мика также провожал взглядом женщину и все больше хмурился. — Ничего, — качнул головой тот. — Показалось… — Ты уверен? — Юу, часто к твоей матери заходят подруги? — каким-то приглушенным голосом спросил Шиндо. — Раньше почти каждый вечер, а сейчас, — он пожал плечами. — Не знаю даже. А тебе за чем? — Тебе не известно, когда они будут тут в следующий раз? — Понятия не имею, — усмехнулся Амане. — А ты хотел познакомиться поближе? Они, между прочим, были не прочь поглазеть на моего заграничного друга. Я должен сказать тебе спасибо. Благодаря тебе я избежал кучи ответов на их дурацкие вопросы о себе. — Мм, рад за тебя. — Чего ты? — не понимая внезапную задумчивость Шиндо, озабоченно спросил Юу. — Неужели снова тебя мысли о Йозефе беспокоят? — Совсем нет, — отрицательно качнул головой Мика. — Ладно, я выйду в сад. Что-то здесь стало совсем душно. — Пойти с тобой? — Нет, — выходя, сказал Мика. — Я ненадолго. Просто хочу освежиться. — Тогда я буду в комнате, — произнес Юичиро и двинулся к лестнице. Предупредить Йозефа об уходе матери, Юу попросил слугу, ибо на основе недавнего разговора ему менее всего хотелось встречаться с отчимом. «Как странно, — стоя на дорожке у ворот глядя на машины, увозящие женщин, думал Шиндо. — Неужели это…?» Едва переставляя ноги Ноя возвращался к себе. Разбитый и подавленный, ему казалось, что в нем не осталось ни единого места, которое бы не болело. Занятия на сегодня завершились, но предстояло еще выполнение домашнего задания, без которого старый преподаватель не возьмется за его учебу. Иными словами, превозмогая боль в голове, от бесчисленного количества информации, которую в него пытались запихнуть чуть ли не всю разом, от болей в мышцах от тренировок, которые должны были сделать из него гуттаперчевого мальчика, словно гибкая лоза, гнущегося во все стороны и при этом такого же выносливого, чтобы час театральной программы он осиливал без труда, в общем после всего этого предстояло еще несколько часов покорпеть над учебниками. А сил хватало лишь на то, чтобы дойти до своей комнаты. Плюс, постоянное моральное воздействие, которое оказывал на него господин Хируко — хмурый и черствый старик, помешанный на своей работе, не давал ему и минуты покоя. Стоило ошибиться в каком-нибудь действии или перепутать слова, как стальной блеск черных глаз и искривляющийся в недовольной гримасе рот, без единого слова, заставлял мороз пробегать по позвоночнику. В эти ужасные моменты Ноя ощущал себя настолько беспомощным в присутствии этого воплощения железной воли и жестокого характера, что невольно цепенел или начинал заикаться и ошибаться в движениях еще больше. — Что ты творишь? Соберись немедленно! Ты никогда не должен терять своего достоинства, чтобы не происходило! Ты актер, а не шут! — повышая голос, восклицал старик, ударяя кулаком по столу. — Если ты собираешь фальшивить, то лучше убирайся к чертям! Мне тут горе-ученики не нужны! Из тебя выйдет толк, лишь тогда, когда ты начнешь со всей серьезностью относиться к своей работе! А пока ты забавляешься и думаешь, что все вокруг тебя просто арена с кучкой клоунов, можешь забыть о карьере актера Кабуки! Если хочется играться, проваливай отсюда! — Я клянусь, я очень хочу стать актером! — восклицал обычно Ноя, перебарывая свое смятение перед грозным, строгим учителем. — Это не игра для меня! Я буду стараться изо всех сил! До тех пор, пока у меня не получиться! Я Вас не разочарую обещаю, только не прогоняйте меня, прошу! — Все вы так говорите, — бурчал старик. — А потом срезаетесь точно колосья в поле, даже толком не дозрев. Никто, никто более не может постичь истинное искусство Кабуки, проникнуться и жить им. Нет больше в вас того великого духа, коим обладали древние, нет больше стремления к совершенству, все вы низки, все вы падки до лести и всех вас с легкостью губит материализм, ради которого вы предаете искусство, не понимая его истинного предназначения. Ноя слушал эти изречения старика, видел какую глубокую, необъяснимую боль тот испытывает, полагая, что нынешними актерами движет не истинное желание доставить удовольствие людям, а они рассматривают его лишь как способ обогатиться, привлечь к себе внимание состоятельного человека и жить за его счет. Нынешний Кабуки представлял собой скорее изощренный вид проституции, где прежде чем удовлетворить клиента, перед ним устраивалось шоу. А ведь изначально Кабуки представлял собой группу свободных людей, переходящих из одного селения в другое и через пусть и незамысловатый поначалу сюжет постановок, песни и танцы пытались выразить истинные чувства и мысли людей, погрязших в средневековых феодальных устоях за что власть подвергала их жестоким гонениям за то, что они покушались на «святые устои» общественной нравственности. Это были своего рода бунтари, восстававшие против системы и ищущие реализма, а не эфемерных, выгодных лишь правящему звену посулов. Ноя не совсем понимал суть недовольств старика нынешним положением дел. Он был только учеником и ему еще не довелось столкнуться с современным Кабуки, который являлся лишь тенью себя настоящего. Он учил историю и знал, как возникло это веяние театрального искусства, но не окунувшись с головой в нынешнею сферу элементарно не мог понять недовольств Хируко. Единственное, что он видел и чувствовал, так это разочарование учителя в своих учениках. С какой бы радостью он порой променял Хируко на какого-то более мягкого и снисходительного учителя, на подобие того, каким был для него Тамасабуро. Однако, увы, он находился не в том положении, чтобы выбирать и капризничать. Страх быть отправленным обратно, быть опозоренным в глазах покровителя, был куда сильнее нежели страх перед Хируко, который, надо отметить, невзирая на свою чрезмерную строгость и холодность, преподносил материал так, что Ноя сам не замечал, как эти знания постепенно вливаются в него и становятся частью его самого. Как ребенок, чувствующий лишь несправедливость отношения к себе, он еще не мог осознать той ценности, той утонченности умения делиться знаниями, присущей не каждому учителю, дабы понять всю ее красоту и непревзойденность. Пока мальчик был просто загружен информацией, освоением в новой жизни с новым коллективом, постоянными тренировками, занятиями по вокалу и желанию избежать в дальнейшем ругательств своего теперешнего вечно недовольного учителя. Итак, Ноя плелся к себе после очередного урока и как обычно, валился с ног после тяжелого, насыщенного дня. «Боже, — думал он. — Неужели вот так теперь будет каждый день? Выдержу ли я? Теперь я понимаю, то, чем я занимался раньше, даже рядом не с стоит с тем, что мне приходиться изучать теперь. Дедушка щадил меня… очень щадил…» Проходя мимо общей залы, из приоткрытой двери которой доносился невообразимый шум и лился свет, Ноя остановился и прислонившись лбом к холодному, деревянному дверному косяку, тихонько наблюдал за взрослыми. Собравшиеся после выступления действующие актеры, прежде чем отправиться во «вторую смену», бурно отмечали завершение рабочего дня. Они смеялись, пили, отпускали грязные шуточки в направлении друг друга, обсуждали актеров других театров, делились новостями и просто отдыхали. С некоторой тоской смотрел мальчик на эту группу веселящихся. И не факт того, что все здесь были, как минимум лет на пять старше его самого вызывал в нем гнетущее чувство, нет. Не одиночеством печалился Ноя. Во всяком случае на данный момент. Что-то другое гнетило его. Никто бы не возражал пожелай он присоединиться к всеобщему веселью, наоборот. Его не раз зазывали к себе, однако мальчик отказывался, ссылаясь на усталость и подготовку к завтрашнему уроку. Что-то в нем упорно отказывалось вливаться в новый коллектив, предпочитая ему одиночество. Он и сам до конца не осознавал, что именно заставляет его сторониться коллег, которые между прочим, помогли бы ему скорее освоиться и может даже поделились советами в его учебе, но понимание, что чем дольше он будет избегать близкого знакомства со всеми этими людьми, тем лучше, было стойким. Что же отталкивало его от группы актеров, не стесняющихся выражений и поднимающих на смех любого, кто так или иначе оплошает? А может ему были неприятны их разговоры, в которых ощущалась фальшь, клевета, подобострастие и презрение к другим? Кто знает. Ноя, в силу возраста, еще не умел думать самостоятельно и рассуждать, однако тихий голос инстинкта подсказывал ему, что лучше оставаться в стороне. В центре, на широком диване, окруженный наименее удачливыми коллегами, восседал молодой человек лет 18, с яркими выжженными рыжими волосами. Его весьма развязная поза, небрежность и все же элегантность движений, как у любого оннагата, едкий, презрительный смех, надменный взгляд и, повторюсь, большое количество почитателей, выделяли его из общей массы актеров. Ноя уже знал имя этого юноши. Это был Лилиас Флориан, уверенность которого в своем неподражаемом облике и мастерстве значительно возросла с того времени, как Шиндо покинул театр, соответственно, ушел с его пути. Теперь он стал занимать лидирующее положение, как самый перспективный актер. Количество желающих попасть в его чайный домик росло с каждым днем, подогревая в самом Флориане дикую уверенность, что он в самом деле этого достоин и только Шиндо, со своим выпендрежем, мешал другим увидеть его таланты в полной мере. Когда первая волна потрясения от внезапного исчезновения Микаэля прошла, то Лилиас, единственный, кто знал истинную причину отсутствия Шиндо, поскольку сам послужил инициатором его разоблачения в глазах Маэна, и не торопился высовываться из опасений, что его могут все же отыскать, в скорости расправил крылья, проявив себя во всей красе. Его чувство собственной неотразимости, переросло в манию. Мика единственный, кто составлял ему реальную конкуренцию, но с его уходом препятствий на пути Флориана больше не существовало, что позволило ему перестать лицемерно скрываться под маской благодетельности, которая ему и раньше удавалась с трудом, а выпустить наружу все свое гнилое, алчущее славы и преклонения нутро. Ное еще ни разу не представлялся случай один на один пообщаться с этой личностью, претендующей на роль новой примы Кабуки, но свое мнение он успел сложить о нем буквально сразу. Когда на второй день, ужасно проголодавшись, так как накануне не проглотил ни кусочка, Ноя, не дождавшись появления своего наставника, решил самолично отправиться на поиски упомянутого Феридом буфета, вышел из комнаты и, как и следовало ожидать, слегка заплутал. Вот тогда ему и довелось впервые увидеть Флориана. Тот, в компании какого-то парня (которого в последний раз можно было наблюдать в этой истории, когда он вместе с Лилиасом, промокнув под внезапно начавшимся дождем, нашел прибежище в заведении, где их ожидали знакомые, но в тот вечер они так и не встретились, ибо некто отправил компрометирующее сообщение юноше на телефон), превосходящего его по возрасту на несколько лет, как раз прибыл на работу. Подавив в себе робость, Ноя было выступил из-за угла, решив попросить у этих ребят помощи, однако оба прошли мимо с таким видом, будто его тут не существовало, хотя видеть его они прекрасно видели. — Извините, — окликнул их Ноя, собрав волю в кулак. — Э, слышь, Лилиас, — заметил его товарищ, оглянувшись через плечо и продолжая идти. — Этот малый кажись к нам обращается. Хватает же наглости. — Оставь его, — надменно проронил Флориан. — Какое тебе дело до всяких мелких отбросов, когда рядом с тобой я? Или ты, как и наше руководство, полагаешь, что это ничтожество чего-то сумеет добиться? Тьфу! — фыркнул он и даже не оглянулся. — И то верно, — усмехнулся мужчина. Оба скрылись за ближайшим углом. В последствии Ноя избегал встреч с этим красивым внешне, но отталкивающим своей истинной природой юношей и если замечал его в залах, старался поскорее убраться оттуда. Меньше всего ему хотелось столкнуться с ним лицом к лицу. Это сулило явные проблемы, а Ноя, пусть будучи и не из робкого десятка, не желал ввязываться в неприятности. И, вероятнее всего, видя в общей толпе слащавую улыбку Флориана, Ноя не торопился войти в помещение. — Ты че тут трешься? Грубый насмешливый голос раздался прямо позади, от чего Ноя подпрыгнул на месте и резко обернулся. Перед ним стоял высокий, крепкий молодой мужчина и с неприятной ухмылкой на губах, глядел на него скрестив на груди руки. — Господин Саката, я… — Ноя растерявшись, опустил глаза. — Интересно, не так ли? Сливки нашего общества, — не без презрения с улыбкой заметил Саката, поглядывая сквозь дверной проем в залу. — Вот бы сейчас сюда нашего уважаемого наставничка. Он бы вмиг разогнал эту пернатую толпу лоботрясов. Хах, пожалуй, это тот редкий случай, когда бы я смирился с его присутствием для всеобщей пользы. — Извините, я уже пойду, — поспешил уйти мальчик, предчувствуя, что если останется на дольше, произойдет что-то недоброе. — Куда? Разве ты не собирался зайти? — удивленно посмотрел на него Саката. — У меня еще много заданий от господина Хируко. — Этот трухлявый пень все еще корчит из себя великого учителя, загоняя своих учеников? — презрительно фыркнул Саката. — Ха! Так вам и надо малолетки. А то без железной руки, вы совсем расслабляетесь. Что, в самом деле не пойдешь? Ноя отрицательно покачал головой. Поведение человека, призванного ввести его в курс здешней жизни, было непонятно мальчику. — Я тебя понимаю, мне самому прозябать в обществе этих выскочек не охота, — снисходительно улыбнулся Оноэ и опустил свою тяжелую руку на плечо мальчика. — У меня к тебе предложение получше? Тут неподалеку есть бар, пошли туда? Вот там настоящая жизнь, не то что в этом клоповнике. — В бар? — удивился Ноя. — Я же не могу еще посещать такие места. Столь наивное заявление вызвало у Сакаты прилив неудержимого смеха. Ноя невольно ощетинился. — Чудной ты, парень! Кто вбил тебе в голову эту чушь? — Простите, господин Саката, но мне правда нужно возвращаться, — слегка поклонился ему Ноя и снова попытался уйти, но рука все еще крепко держала его. — Какой же ты скушный, — протянул Оноэ и вздохнул. Ноя лишь передёрнул плечами. — С тобой каши не сваришь, не то что с ним… — С ним? — переспросил мальчик, не обделенный любопытством. — Да, с ним, — подтвердил Саката, внутренне злорадно усмехнувшись от того, что сумел заинтересовать мальца. — Твой предшественник, а точнее, мой бывший подопечный. Он был, куда веселее тебя. Его не волновали такие мелочи, как возраст. Если он хотел развеяться, его ничто не могло остановить. Он-то знал, что такое реальная жизнь. Действительно умел развлекаться. Конечно, та еще заноза в заднице и проблем с ним было ой-ой-ой, да только в умении веселиться равных ему не было. Не то что ты, — мужчина махнул рукой. Портрет человека, ранее занимавшего его место, сложился у Нои не самый лучший и интерес к нему затухал, однако узнать немного о жизни и о людях, работающих тут ранее он был все равно не прочь. — А кто он? — Хах, мелкий ублюдок, чей талант и мастерство были равны только его умению обольщать и соблазнять, — хмыкнул Саката. — Микаэль Шиндо, чьи апартаменты ты любезно занимаешь и чей прежний учитель сейчас гоняет тебя, как сидорову козу. — Микаэль Шиндо? — вздрогнул мальчик, услыхав знакомое имя. — Он самый. Засранец, который тут всех умудрился на уши поставить. Из-за которого у нас тут такое началось, что в страшном сне не приснится. — А что он натворил? — Как тебе сказать? У нас тут об этом особо не трепятся. Не дай бог до начальства дойдет. Мало не покажется. Но ты все равно узнаешь, так что могу ответить тебе я, чтобы ты больше не вынюхивал сведенья там и сям. Свалил он, мелкий паршивец, со своим любовником, хотя по официальной версии — его перевели в другой театр. — Сбежал? Бросил театр и сбежал? С любовником? Как это? — для Нои услышать подобное было не менее поражающим чем предложение Сакаты сходить в бар. — А так. Нашел себе хахаля, да с ним и сбежал, заодно нас всех лишив руки, которая кормила. И хоть бы хны, небось даже не раскаялся. Эгоист чертов, чтобы ему пусто было! — Но как так, он же? Любовник? — все это не укладывалось в мозгу у мальчика, еще не сведущего о тонкостях жизни актера Кабуки. — То есть это даже не женщина? Снова смех со стороны Оноэ. — Мда, тебе еще многое предстоит узнать, — сквозь смех, гнусаво проговорил он. — Зеленый ты еще. Жизни не знаешь. А хочешь, — он приблизился к мальчику, — покажу тебе что к чему? Меня же наставлять тебя прислали, вот я тебе и научу самому главному в нашем ремесле! Устрою тебе мастер-класс, так сказать, ну? — он взялся за подборок юноши и приблизил свое лицо к нему. — А ты очень даже милый, может и сойдешь мне за нового Шиндо. Если заменять нашу блистательную приму, так как уж во всех областях. Ну-ка, приоткрой свой ротик, я сделаю тебе кое-что приятное. «Нет, я не хочу. Как это? Нет!» Ноя не мог шевельнуться. Какой-то непонятный страх сковал каждую его мышцу. Он оцепенел при мысли, что с ним сейчас произойдет что-то страшное, что-то ненормальное и лишь его мозг возбужденно работал, противясь всем этим странностям. — Прекратить! Накалившуюся атмосферу пронзил строгий, резкий голос, разбив ее на мелкие кусочки, словно стеклянный. Саката вздрогнул и немедленно отпрянул, хотя уже практически коснулся детских губ. Ноя, с распахнутыми от ужаса глазами и неистово бьющимся сердцем устремил взор туда, откуда раздался спасительный голос, остановивший Сакату. В центре комнаты, холодно, с презрением взирая на Оноэ стоял главный наставник театра — Ферид Батори. — Господин наставник? Какая неожиданность? — воскликнул Оноэ. — Что все это значит? — словно гром прозвучал резкий голос Батори. — Да ничего особенно, мы просто забавлялись. Вы же знаете, как это бывает? — нервно посмеиваясь, проговорил Оноэ. — Верно же, Ноя? Ничего же такого не произошло? — при этом он прищемил кожу на спине ребенка, чтобы тот вышел из оцепенения и хоть что-то ответил. — А, э… Н-нет, все в порядке, — пролепетал мальчик, поморщившись. Нахмурившись, Ферид, постукива по ладони наболдашником своей трости, подошел ближе к парочке. Без тени жалости, он устремил суровый взгляд на ребенка. — Немедленно иди к себе! Господин Хируко не дал тебе заданий? — Дал. — Тогда живо марш в комнату и чтобы от зубов отскакивало! — прикрикнул на него Ферид и затрепетав Ноя рванул к себе. — А теперь ты! — Ферид развернулся к Сакате. — Ты что тут устроил, мерзавец? — зашипел он. — Я же говорю мы просто играли, — ощетинился мужчина. — Еще одна такая игра, я с тебя живьем шкуру спущу! Тебе что было велено? Присматривать за ним, пока не освоится! Хоть пальцем к нему прикоснешься и… — Да понял, я понял. Не трону я вашего мальчишку. Это я так, шутил только. Больно он зажатый. Хотел его немного расшевелить. — Запомни, — Ферид приставил к подбородку Сакаты конец своей трости, — это тебе не Шиндо. За этим пареньком стоит Тамасабуро и если ему донесут, что с его воспитанником плохо обращаются, если мальчишка вдруг вздумает пожаловаться на тебя… И если наш директор не дай бог узнает, кто послужил причиной жалоб старика Тамасубро. Саката содрогнулся от страха. — О! — Ферид расплылся в зловещей улыбке, — я даже вообразить боюсь, что станет с тем, на кого обозлится Микагэ. Особенно, в свете последних событий. Лишить его последней надежды восстановить своей театр… А он видит ее именно в этом мальчишке. — Да не трону я его, сказал ведь?! — содрогаясь от страха и ненависти к Батори, выпалил Саката. — Шутка это была. Ничего я не собирался. — Отрадно слышать, — ухмыльнулся Ферид и убрал трость. — Почему я? — возмущенно бросил Оноэ, уходящему наставнику. — Почему именно меня назначили возиться с этим сопляком? — А ты не догадываешься? — снова приняв холодное, надменное выражение лица, ответствовал Батори, обернувшись и приподняв бровь. — Это твой шанс искупить прошлые грехи. Ведь это ты проглядел Шиндо, позволил ему бежать, хотя был приставлен к нему именно для того, что предупреждать его увлеченности. Быть для него единственным, быть тем, кто вышибет из него любую попытку завязать другие отношения. Чтобы не вышвырнуть тебя и не оставить подыхать на улице, наш милостивый директор позволил тебе отработать твою оплошность, поручив тебе приглядеть за новеньким. Чем ты недоволен? С эти пареньком справиться будет куда проще нежели со вздорным Шиндо. Благодари небеса, что еще так легко отделался, хотя лично я, будь моя воля, не был бы к тебе столь снисходителен. Саката молча поклонился, хотя злоба и ненависть жгли его изнутри. — Приятно видеть, что ты признаешь свои ошибки, — криво усмехнулся Ферид и величественно удалился. — Когда-нибудь, я своими собственными руками сотру эту мерзкую самодовольную ухмылку с твоего лица, вшивый аристократишка, — процедил Саката, провожая его гневным взглядом и, поглядев в сторону, где исчез Ноя, скривился, с досадой на свое положение, сплюнул на пол и также ушел.