Танец белой цапли

— Как поживают господин и госпожа Батори? Надеюсь они в полном здравии, несмотря на то, что уже в летах? — вдруг осведомился Шикама, после непродолжительного молчания. Ферид обратил к нему недоуменный, серьезный взор. — В последнюю неделю отцу нездоровилось, но врачи уверяли, что никакой опасности за этим не таится. Нужно лишь меньше волноваться и все само собой образуется. Выписали множество средств для поддержания здорового состоянии, на том все и кончилось. Сейчас отцу значительно легче. — Что же приводит в такое волнение многоуважаемого человека? — Полагаю, — насмешливо бросил Ферид, — как раз то, что он не столь многоуважаем, как грезилось. Не понимаю, почему ты вообще вспомнил о моих родителях? — А разве это удивительно? — мягко улыбнулся Шикама. — Справиться о здоровье родителей своего лучшего друга? — Ты редко задаешь эти вопросы. — А ты не часто заговариваешь о них. — Ты же знаешь, что я не люблю разговоры на эту тему, — нахмурившись, отозвался Батори. — Поведение моего отца… — он презрительно фыркнул. — Да-да, оставляет желать лучшего, — договорил за него Доджи. — Ведь он ждет от своего наследника… — Мне нет дела до его чаяний! — резко оборвал его актер и мысленно продолжил: «Да, в какой-то момент я разделял его устремления, порывался восстановить наше славное имя, но потом все изменилось. Я время от времени продолжаю выходить на сцену, но вовсе не ради того, чтобы потешить самолюбие отца и заставить его верить, что блеск нашей славы может вновь обратиться ярким светом. Для себя я открыл новый путь и следовать ему мне нравится куда больше» — Он это прекрасно знает, — сказал он уже вслух, — но даже сознавая, что я не намерен отдавать всего себя игре, он продолжает и продолжает требовать от меня исполнения своего долга. Упрекая, мол, я совершенно не чту традиций, что я загубил доблестный род, честь коего он с таким трудом пытался спасти. Глупец! Он так и не понял своей ошибки — отдав меня другой семье, он сам закрыл для себя пути, когда-либо достичь прежнего статуса. Я исправил эту ошибку за него, вернул утраченное имя, но он все равно остается мною недоволен, ибо по его разумению я не оправдал его надежд покинув обучение раньше срока и позже посвятив себя другой деятельности. Ему никогда не понять куда устремлен мой взор и что сцена для меня вовсе не является путем достижения моей цели, хотя и служит опорой. Сегодня он, несмотря на слабое здоровье, в очередной раз попытался донести до меня ошибочность моего выбора, заключенного в организаторскую деятельность. — Уверен, это был нелегкий бой. Его последствия так четко обрисовались на твоем лице, что как только ты возник в зале я сразу понял откуда именно ты явился. — Вот значит как! — воскликнул Ферид и тонкая усмешка исказила его губы. — Выходит ты понял. — Я слишком хорошо тебя знаю, мой любезный друг, — поднося к губам бокал, просто произнес Шикама. — Лишь из одного единого дома ты можешь явиться в столь мрачном расположении духа. И видя, в каком ты состоянии, понимая, что тебе нужно время, разве мог я нарушить твое уединение прежде чем уляжется твоя смута, чтобы не вызвать еще и гнев с твоей стороны? — Шельмец, — презрительно искривил рот Ферид. — Обо всем догадался. — Только не говори, что тебе это так уж и неприятно, — мягко улыбаясь, воззрился на него Шикама. — Меня от тебя порой в дрожь бросает. Ты слишком хорошо изучил мои повадки. Это становится опасным. — Но я же не стану пользоваться своим знанием. Не стану давить на тебя, призывать к чему-либо подобно твоему отцу. Иными словами, не сделаю ничего, что могло бы нанести тебе явный вред. Я буду лишь скромно наблюдать за тобой со стороны и если понадобиться протянуть руку, сделаю это. — Сегодня ты красноречивей обычного, мой друг. — Должно быть действует вино, — хмыкнул Доджи. — Итак, — продолжил он уже серьезнее, — я не ошибся и ты в самом деле прибыл из отцовского поместья. — Прямым ходом. — И снова вместо теплого семейного ужина мы получаем перепалку? — Вроде того. Черт! — фыркнул Батори. — Думаю, даже на смертном одре отец не упустит случая попрекнуть меня. — А что же госпожа Батори? Она так и осталась наблюдателем? — Она полностью на стороне отца. Не могу ее за это судить, и все же… — он закрыл глаза. — Меня это раздражает. Я буду безмерно счастлив, когда однажды отпадет необходимость посещать этот дом в который гонит меня лишь чувство долга. Ферид замолчал. Быть может посчитав, что и так сказал больше положенного. — На сей раз, они вновь завели разговор на изъеденную тему, — медленно проговорил он. — И повод нашелся. Болезнь отца значительно увеличила его страх перед неминуемым концом. Мать также была встревожена и прониклась этой идеей сильнее обычного. Я был удивлен пылом ее высказываний, когда привычно она стоит за спиной отца и оказывает ему безмолвную поддержку, когда тот атакует. Оба опасаются, что их наследие падет прахом после их смерти, — он пристально поглядел на Шикаму, — и моей, — с торжественной мрачностью заключил Батори с кощунственной улыбкой на устах. — Ты не пытался разубедить их, посвятив в свои планы на этот счет? — А зачем? — хмыкнул актер. — Если они сами не видят серьезность моих намерений, к чему я буду лишний раз бросаться словами? Неет. Мои действия остаются лишь моими действиями и никто не смеет вникать в них без моего на то дозволения. Может быть так случится, что отцу посчастливиться узреть как однажды его сын обзаведется собственной семьей, ну, а если нет… Что же, будет наблюдать все это уже из могилы, куда отправит себя раньше срока, потому как не желая успокоится и увидеть жизнь, такой как она есть, лишь изматывает себя понапрасну. — И тебе не жаль своего старика? — Если он сам себя не жалеет, так с чего я должен беспокоиться о нем? — надменно проронил Батори. Доджи не мог спорить с подобным умозаключением, высказанном в столь категорично жесткой форме. — И все же, что бы ты не говорил о себе, а ты держишь в планах, как ты сам однажды выразился, пустить своего наследника по пути, которого желает для тебя отец? Не значит ли это, что ты все же принимаешь его волю и для тебя возвышение твоей фамилии не пустой звук? — Конечно нет! Когда я говорил, что хочу забвения для своего рода? — Но разве твой отказ следовать полностью по стезе актера не является признаком равнодушия? — Отнюдь, — покачал головой Батори. — О, Ши, ты же так гордишься своей проницательностью и знанием меня, неужели ты предполагаешь подобные вещи? — Приходится, ведь с выбором спутницы ты не торопишься и весьма резко отзываешься, а порой и насмешливо, о желаниях своего родителя. — Да, однако же это вовсе не означает что я собираюсь попрать свою честь. Просто существует великая разница между тем, чего хочешь ты и что требует от тебя долг. Вопрос второго пункта, я полностью уладил. Назови мне человека, который бы не знал о возвращении нашей фамилии былой славы. — Вряд ли отыщу такого, даже если буду ходить днем по улицам с фонарем, подобно Диогену*, — улыбнулся Доджи. — Что же касается первого пункта, так, поскольку я сделал то, что от меня требовалось, далее я вполне могу отдать себя той направленности, которую считаю нужной. Тем не менее, моим детям надлежит исполнить то же обязательство в свое время. Вот и все. Считая свой ответ исчерпывающим, Батори отвлекся на вновь прибывших — двух девушек, сестер, недавно принявших почетные посты в компании своих родителей. «Выходит, — задумался Шикама, также окинув взглядом хорошеньких девиц, — ты невольно решил вести ту же политику, что и твой отец. Занятно. Как все-таки способны передаваться склонности людей от поколения к поколению. Твоя гордость, как актера, не собирается увядать и ты ни за что не позволишь ей пасть, намереваясь воскрешать ее в своем потомстве. Да вот только… — он с некоторой благодарностью поглядел на непроницаемое лицо друга, на котором при виде двух хорошеньких женщин не промелькнула даже тень заинтересованности, все та же холодная надменность и презрительность отражалась в его твердом взгляде и чуть поддернутым саркастической усмешкой губах, — …спешности воплотить свою задумку в реальность я не вижу. Чего же ты ждешь, друг мой? Уповать, что ты колеблешься по каким-то личным причинам, я не смею. В действительности, меньше всего на свете я хотел бы видеть возле тебя женщину, но поверить, что ты вторишь моим мыслям было бы совершенным безумием. Я слишком хорошо знаю тебя. А потому мне остается лишь задаваться тем же вопросом — почему ты медлишь? Нам известно достаточное количество достойных кандидаток, но ты не смотришь ни на одну из них, а в последнее время, настолько охладел, что даже вскользь перестал с присущим тебе цинизмом упоминать о достоинствах той или иной девушки. Почему? Что произошло? Скорбно признавать, но мне все сложнее становится читать в твоей душе после того, как ты побывал в доме своего старого учителя…»

***

— Так вот оно как, — прошептал Ноя потрясенный открывшейся ему реальностью. С необычайным интересом взирал он на людей, одетых в дорогие одежды, заказывающих изысканные блюда и пьющие вина по баснословной цене. Такие красивые, такие восхитительные люди, и даже если в их внешнем облике скрываются какие-то изъяны, их так умело скрывает облачение, что совершенно не хочется замечать недостатков, жаждется лишь наслаждаться красотой и впитывать то чувство неоспоримой вседозволенности и власти, которым пропитан каждый жест, которые звучат в каждом слове, вылетающим из уст этих необыкновенных людей. О, как же сильно все они отличаются от обычного забегающего в простые закусочные народа. Да и вообще, какую закусочную, какой кафетерий можно сравнить с этим местом, где все прямо дышит богатством и роскошью от которой просто голова идет кругом. Тонкие ароматы самых изысканных парфюмов, смешанные с благовониями и дивный блеск драгоценностей ослепляют, одурманивают и уносят в какое-то пространство доселе неизведанное. Удивительно, попав к Тамасабуро Ноя в тот момент даже помыслить не мог, что существует что-то прекраснее этого. Он ощущал величие и скрытую мощь, пронизывающую благородный дом своего учителя и полагал, что более нет места надежнее, нет места напоминающего мир о котором говорит в своих учениях Будда. Как глубоко он заблуждался. Ибо попав сегодня в одно из элитных заведений квартала, он был сражен здешней публикой. Он замер на пороге и, открыв рот, созерцал зал, окутанный загадочным полумраком. Не прекращая озираться вокруг, чисто механически прошел вслед за группой парней и также машинально занял место, указанное ему Флорианом. Ноя вышел из завороженной прострации лишь когда перед ним оказался сверкающий бокал и официант, аккуратно придерживая бутылку, излил из нее немного рубиновой жидкости и почтите выпрямился, остался в позе ожидания. Вздрогнув, Ноя поглядел на своих товарищей. В отличие от него они быстро пригубили вино, а некоторые уже успели дать знак официанту, что дегустация прошла отменно и они не прочь насладиться этим нектаром сполна. — Ну что же ты? — усмехнулся Лилиас, который поигрывая бокалом с жидкостью, наблюдал за новеньким, вальяжно откинувшись на стуле и перебросив одну руку через спинку. — Пробуй. — Пробовать? — воскликнул Ноя и еще раз посмотрел на вино. — Но ведь это же… Нет-нет, я не могу. Вы что? Лилиас расхохотался. — Какой же ты забавный, — весело сказал он, — такой робкий на самом деле, а по виду и не скажешь. Чего ты боишься-то? — Мне же еще нельзя, мне нет 20, — с опаской взглянув по сторонам, словно ожидал, что сейчас появится некто, кто накажет его за проступок, пробормотал растеряно мальчик. — Бог мой, — Лилиас хлопнул себя по лицу. — Посмотри на меня, мне разве есть 20? Ноя вгляделся в совсем еще юное лицо Флориана. — И пусть я не достиг совершеннолетия, как видишь… — с этими словами он допил остатки из своего бокала и хозяйским жестом, показал официанту, наполнить свой бокал, что тот послушно выполнил. Юноша взял уже наполненный наполовину, а не на четверть как вначале, бокал и поднес к губам. — Я преспокойно позволяю себе эти маленькие радости. Мальчик был заворожен смелостью своего старшего товарища, так лихо нарушавшим устои и главное, не терпящим от этого наказаний. А ведь в самом деле Лилиас, насколько он знал, был не многим старше него. По возрасту он был такой же как Сион, но только то ли от условий проживания, то ли еще благодаря бог весть каким изыскам он выглядел гораздо опрятнее, ухоженнее, утончённее, чем его частенько занимающийся физической работой по дому и саду товарищ. — Неужели ты так еще и не понял, что все эти запреты существуют только для полных дураков? — продолжил Лилиас. — В действительности же, никто ничего не запрещает. Ты волен делать, что твоя душа пожелает. Тут все решает твое стремление. Если ты хочешь пробовать новое, — говоря это, он пододвинул ближе к Ное бокал, который ранее попросил наполнить чуть больше официанта, — так сделай это. А над правильностью поступка всегда успеешь подумать после. Сопротивляясь в душе, но чувствуя безумное желание попробовать лакомство, доступное только взрослым людям и которое ему самому удастся попробовать не раньше чем пройдет 9 лет, Ноя, волнуясь, взял в руки хрусталь. — Вот, молодец, — подбадривающе кивнул актер. — Ничего ведь страшного не случилось, когда ты взял спиртное? — Нет, не случилось, — с удивлением для самого себя вдруг обнаружил Ноя. — Видишь, а теперь попробуй, надпей, и увидишь, что точно также ничего дурного не произойдет. Ты зря опасался. Ты ведь хочешь попробовать его? — шептал буквально на ухо сладкий голос. — Хочу, — взгляд Нои был прикован к бокалу с напитком, источающий приятный, легкий аромат муската и в то же время в нем присутствовали резковатые нотки. — Так пробуй. Ноя поднес к бокал ближе и в то же время терпкий аромат резче ударил в нос. С благоговейным трепетом, мальчик поднес к губам бокал и переклонил так, что на язык попало несколько капель. Ощутив сладкую горечь во рту он уже было хотел поставить бокал на место, но вмешался Лилиас. — Нет, ну что ты в самом деле. Так дела не делаются. Взялся пробовать, так пробуй как следует. Ты же ничего не почувствует отпив так мало. Пей полностью, до дна! — и не дав мальчику возможности отказаться, он коснулся кончиками пальцем круглого основания бокала и стал медленно приподнимать его. Таким образом, жидкость стала вливаться в рот Нои с большей интенсивностью. По неволе пришлось глотать то количество влаги, полившейся в рот. За действиями Лилиаса, убеждающего новичка попробовать вино, наблюдали все остальные. Невольно их привлекла подобная забава. И когда в несколько глотков Ноя осушил бокал и закашлялся, впервые ощутив такую горечь в горле, все дружно зааплодировали. И больше всех Лилиас. Со всех сторон слышались голоса одобрения, которые мальчик лишь едва слышал, ибо впервые попробовав алкоголь он ударил ему в голову с такой силой, наполнил каждую клеточку таким жаром, захватил дух, что ребенку потребовалось несколько минут, дабы прийти в себя. Одобрение коллег, аплодисменты все это наполнило его еще большей уверенностью, а алкоголь придал веселости. Ноя вдруг засмеялся, чисто и звонко. Чувство такой необычайной легкости наполнило все его существо, что ему казалось отныне не существует ничего, что могло бы стать препятствием у него на пути и от таких мыслей ему становилось еще веселее, еще легче. — Я ж тебе говорил, ничего страшного. А ты боялся, глупый, — дружески похлопывая мальчика по спине, весело произнес Флориан. — Не существует в мире ничего, чтобы было бы по-настоящему запрещено. — И впрямь, — усмехнулся Ноя. — Поверить не могу, — покачал головой Лилиас, — ты, что, в самом деле впервые пробуешь вино? — Да. — Шутишь! Быть того не может. Неужели в обители старика Тамасабуро так строго следят за порядком? — Довольно строго, — кивнул Ноя, беря палочками сашими из тунца, как и прочие блюда, ранее заказанные компанией, и больше не препятствуя официанту, который снова поспешил наполнить его бокал, после чего, оставил бутылку на столе и удалился. — То-то я погляжу все его выходцы те еще педанты, — фыркнул Флориан. — Взгляните только на Батори. Сплошная важность. Корчит из себя большого начальника, а сам-то небось жизни настоящей поди и не пробовал ни разу. А чем он лучше нас. Такой же актер, как и все мы. Верно ребята? — Верно! Верно! — загалдели остальные. — Терпеть его не можем. Гусь надутый. Самолюбивый. Эгоистичный. Только и может, что со своим хлыстом расхаживать! — Да у меня таланта в одном мизинце больше, чем у него! — Ненавижу его манеру смотреть свысока. Будто он чем-то отличается от нас, самовлюбленный выродок. — Кто вообще дал ему право, так с нами обращаться? — Ну-ну, тише, что вы так расшумелись, — улыбнулся Лилиас. — Будете так говорить и наш друг составит о нас дурное мнение. Разве можем мы говорить плохо о человеке, который привел Ною к нам? Все как-то сразу притихли. — Ноя, — обратился Флориан к мальчику с елейнейшей из своих улыбок. — Ты ведь не станешь думать плохо о ребятах. Пойми, устали они от его вечных командирских замашек. — О, конечно же нет! — воскликнул Ноя. — Как я могу судить вас? К тому же, — он опустил глаза. — Я и сам в его присутствии почему-то чувствую себя неловко. Я много слышал о нем, как о выдающемся актере, достигшем небывалых высот, но вот как человека я узнал его впервые, когда он появился у Тамасабуро. — И он тебе сразу не понравился? — Не то, чтобы не понравился, — пожал плечами Ноя. — Просто… Когда смотришь на него, появляется такое чувство словно, когда взгляды встречаются… — Словно он тебя сожрет, ахахха! Дружный гогот наполнил зал. Лилиас также смеялся от души, вторя шутке своего приятеля. Это был недобрый смех, больше он напоминал злобный клекот. Ноя же не мог разделить этого веселья и только скованно улыбнулся, чисто из вежливости. Совсем не это он имел в виду, когда пытался охарактеризовать чувство, возникшее у него при виде наставника Кабуки. — Просто отвратительно становиться от одной только мысли, что этот ублюдок смеет нам указывать. — Что поделать? — развел руками Лилиас, как истинный фаталист. — Разве можем мы изменить ход событий? Раз избрали его стоять выше нас, нужно с этим смириться. — Лично я его не выбирал! — И я! — И я! — Да и я тоже, — с мягкой улыбкой произнес Флориан, поглядывая на мальчика, с интересов слушающего их разговор. — Но разве нас кто-нибудь спросит? Нет, увы. Вы же сами знаете, что мнение коллектива на последнем месте. Вы же сами все прекрасно знаете, как у нас добиваются власти. — А почему так? — полюбопытствовал Ноя, с каждой проведенной среди парней минутой и хмелем, помогающий сбросить излишнюю скромность, чувствовал себе среди них все свободнее. — Если его никто не выбирал и все так против его персоны, почему же он остается на своем месте? — Как тебе сказать, — Лилиас принял задумчивый вид. — Не все тут так просто… — он поглядел на своих товарищей, словно бы прося у них помощи. — Да подставился вовремя кому надо, вот теперь и считает себя лучше других, — с презрением воскликнул кто-то. — Якобы получил право командовать. — Что сделал? — Ноя изумленно воззрился сначала на того, кто сказал эти слова, а после на Флориана. Тот замешкался, будто бы пытался подобрать слова. — Ну… Подставился. Ты не понимаешь, да? Дал кому следует. Воспользовался, так сказать, природной привлекательностью, чтобы обеспечить себе карьерный рост. — Вы хотите сказать, — Ноя потрясенный этим новым фактом, обвел взглядом окружающих. — Что он… ради выгоды?.. — Тс-с, — Лилиас коснулся его губ кончиками свои тонких, длинных пальцев. — Не надо слов. Смысл ты уяснил. — О, — потрясенный таким известием, выдохнул Ноя. — Неужели он?.. Даже такой как он… Не могу поверить. И поле того, как услыхал правду, он не мог смириться с ней. Что-то внутри яростно отвергало факты, упрямилось принятию истины в которой человек, подобный Батори, столь жесткий, надменный и вместе с тем величественный мог подобным образом добиваться положения. Он совсем не был похож на кого-то подобного. А впрочем, разве имел Ноя четкие представление о том, как выглядят люди, продающие себя за какие-то блага? Нет, он понятия о них не имел, так как ни разу еще не сталкивался с подобным в реальности. Как же так? Как же так? Что за мир его окружает? Что за люди? С виду одни, а на самом деле… В действительности способные на такую грязь. Ноя обхватил голову руками. В то время, как остальные давным-давно завели разговор на другие темы и, позабыв о наставнике, продолжили веселиться, ему казалось, что от избытка переживаний, она сейчас взорвется. — О, ты чего? Так близко все принял к сердцу? — Флориан склонился к мальчику. — Эээ, да тебе совсем дурно. Так разнервничался из-за какого-то пустяка. Пойдем. Пойдем скорее. Он встал из-за стола и вывел Ною, проследовав затем в уборную. И очень вовремя, потому как стоило лишь подняться, как мальчик вдруг ощутил такую сильную тошноту и вместе с тем слабость, что едва успел дойти до унитаза. Стоя под дверью, скрестив на груди руки и слушая, доносящиеся по ту сторону кабинки звуки, Лилиас криво усмехнулся. — Эва как тебя плющит. Ничего, если и впрямь впервые пил, то не удивительно. Дальше будет проще. Привыкнешь. Ты как там? Живой? — постучал он костяшками пальцев, когда вдруг стало тихо. — Эй? Че молчишь? Живой спрашиваю? — Д-да, — отдышавшись, простонал Ноя. Состояние было отвратительным, куда подевалась вся легкость, наполнявшая его тело до этого? Сейчас будто бы свинец разлился по венам и его средоточие оказалось в голове. — Умойся, — сказал ему с усмешкой Лилиас, когда тот, бледный и дрожащий, вышел из-за двери. Ноя подошел к умывальникам и поглядел на себя в зеркало. Выглядел он не лучшим образом и в принципе его внутреннее состояние вполне соответствовало наружному. Открыв кран, он подставил ладони под холодную струю и ополоснул лицо. Буквально через минуту к нему присоединился Лилиас, вышедший из другой кабинки. — Кто бы подумал, что ты такой чувствительный, — хмыкнул он, подставляя свои холеные, белые руки под воду. — Впрочем, сам виноват. Сильно налегал на вино. Понимаю, первый раз, но надо и меру знать. — Извините, я не подумал, что так может случиться, — Ноя виновато потупил взгляд. — Теперь будешь знать. Со всеми прыткими новичками так случается. — С Вами тоже так было? — вздрогнул Тамасабуро, устремив на парня взволнованный взгляд. — Ага, подробностей не помню, я тогда отрубился, — усмехнулся Лилиас. — Мне только на утро мой наставник, когда я очнулся в своей постели, рассказал о случившемся в тот вечер. И как он меня в чувства пытался привести, боялся до смерти, что помру, а ему потом влетит, как он меня домой отволок. Посмеиваясь, Лилиас покачал головой, как человек для которого события минувшего, теперь сплошная нелепица. — Ваш наставник? Он споил Вас? — Да, он был лет на пять-шесть старше меня. И поскольку имелся уже кое какой опыт, ему меня и поручили, приглядывать, равно как сейчас Саката приглядывает за тобой. — А сколько же было Вам? — Лет 8, может 9. Точно не припомню. — Так мало? — прошептал Ноя, пораженный откровением. — Этот болван, только считался моим наставником, а сам был тем еще задротом. Он только первые полгода меня вел, а потом я от него отказался. Он же был полный бездарь, не даром его через полгода отправили в «Тинсё». Это тоже театр Микагэ, но менее привилегированный, — заметил Лилиас. — Так у господина Микагэ не только наш Кабуки имеется? — Конечно нет, — усмехнулся его наивности Лилиас. — У нашего директора целая сеть всяческих домов «удовольствий». Он тут считается крупной шишкой. Если бы не Доджи, он вполне мог бы претендовать на роль управленца квартала. — Кто такой Доджи? — тут же поинтересовался Ноя, которому все было в новинку и смерть как любопытно. — Владелец, — коротко ответил юноша. — Владелец чего? — Не только «чего», но и «кого». Владелец всего. С его легкой руки мы тут все кормимся. Он содержит весь наш квартал. Пока он у власти, на нас никто не претендует. Я имею в виду другие группы якудза. За свою безопасность и спокойствие, мы отдаем ему часть заработанного. Как-то так. — Так он один из них или он обычный человек, просто очень богатый? Лилиас в который раз не сдержался смеха. — Я тебе так скажу, обычный, как ты намекаешь честный человек стольким баблом и связями, чтобы держать под контролем целую сеть, не располагает. Тот еще фрукт. О его действиях такое говорят, что кровь в жилах стынет. Никого не щадит. Чудовище за маской ангела. Лучше с ним не пересекаться. — Неужели он такой ужасный человек? — содрогнулся Ноя, которому стало действительно жутко, что на него сейчас распространяется власть подобного существа. — Сам я не стану вдаваться в подробности его действий, ты их еще наслушаешься, пока будешь жить с нами. Не хочу омрачать наш вечер этими кровавыми разборками. — Ужас, — похолодел мальчик и сжал руки. — Да не парься ты, таких как мы он обычно не трогает. Это касается владельцев заведений, которые не платят по счетам. Вот с ними этот Дьявол и развлекается всласть. Ты бы знал, что он делал с семьями своих должников… Ууу, жуть просто. Особенно не повезло женщинам, в чьи дома вломились его головорезы. Ноя затрепетал и зажмурился. — Полно-полно. Вот видишь, я еще ничего такого не сказал, а ты уже реагируешь. Не стоит вникать в подробности. Грязно это все. Грязно и жутко. Тут другое интересно, — Лилиас развернулся и чуть присел на край умывальника, задумчиво поглядел в потолок. — Поговаривают, будто бы наш уважаемый главный наставник время от времени захаживает к нему. Удивительно! Какие дела могут их связывать? — Что? Ферид Батори? — пуще прежнего поразился мальчик, побледнев. — Ага, — кивнул Флориан. — Не могу утверждать наверняка. Никому так ни разу не удалось застукать их вместе, но слушок такой ходит. Может, конечно, это только слухи. Не знаю… — О, как бы я хотел, чтобы это был лишь слух, — пробормотал Ноя, сложив руки в молитвенном жесте. Почему-то ему было крайне тяжело принять все эти ужасные новости, которые он успел услышать. — А тебе какое дело, слухи это или же нет? — пристально поглядел на него Лилиас. — И тогда в зале, стоило только заговорить о нем, как тебе мигом поплохело. Ты че, — он криво усмехнулся, — слабость к нему питаешь какую, что любые плохие вести о нем тебя в такой ступор вводят? — Да как Вы можете?! — воскликнул Ноя, задрожав от внезапно обуявшего его ужаса, причину коего не понял даже он сам. — Нет мне до него никакого дела! Мне противно даже думать о том, что подобный человек может наставлять нас! Как это возможно, если он в самом деле проделывал все те вещи, о которых вы говорили, то я не понимаю, как его держат еще! — Это кстати, однин из пунктов, подтверждающих наличие у Батори покровителя куда более высокого статуса нежели Микагэ и Тамасабуро. — А причем здесь дедушка? — Как ты сказал? Дедушка? Ноя мгновенно сжался внутренне, под этим насмешливым взглядом. — Вот те раз, впервые слышу, чтобы старика кто-то так называл. Хах, а ты и впрямь чудной парень. Какая связь говоришь? Да все та же. Ты наверное слышал об истории, приключившейся между домом Батори и Тамасабуро? — Вы имеете в виду, что Батори потеряв свою известность, решили отдать своего единственного сына на воспитание Тамасабуро? — Именно так. А что потом, произошло между этим ребенком и учителем знаешь? — В общих чертах. Знаю только, что он оставил дом Тамасабуро и возвратил себе прежнее имя. — Да, да. Вобрал в себя все их знания и умения и свалил, хотя обязался поддерживать семью Тамасабуро. Его по доброте приютили, а он их всех поставил. На него же надежды возлагались. А он, возгордился, и предал их. — Но разве предал? Он же откупился! — А, — с некоторой досадой протянул Флориан, — ты и это знаешь. А знаешь ли ты как именно он откупился? — Ну, наверное, как и все. Деньгами. Губы Лилиаса искривились в тонкой, злой ухмылке. — Да-да, с одной стороны, все верно, позже он отдал старику деньги, но что это предшествовало… — Что? — страшась услышать правду, но все же желаю узнать ее какой бы она ни было, воскликунл Ноя. — Вроде как они состояли в любовной связи с главой дома. И только потому, Ферид считал себя лучше остальных. Ибо имел власть над самым известным человеком, а потом говорят он потребовал большего, захотел стать единственным наследником всего имущества Тамасабуро, хотел чтобы старик отрекся от своих детей в его ползу, тот возмутился и Ферид назло ему ушел, да еще пригрозил, что мол, будешь меня преследовать, расскажу всем о том, что ты со мной сделал. Позже, естественно разразился скандал из-за того, что талантливый ученик покинул дом учителя. Слишком много грязи свалилось на голову нашего уважаемого наставника, такого наплыва обвинений в свой адрес он совсем не ожидали и тогда он решил сделать все формально. Пришел к Тамасабуро и предложил ему деньги, а взамен тот любыми средствами утихомирит буйствующий народ. Говорят, тогда старик в последний раз попытался образумить своего ученик и вернуть его обратно по-хорошему, но тот всегда слыл упрямцем и заявил, что вернется только если старик сделает то, что от него просит. Тот снова отказался, но принял просьбу любимого ученика, взял деньги и стал оправдывать его в глаза общества. Скажу прямо, Батори и сейчас не является эталоном, но то, как его сейчас все знают все равно в сто раз лучше, чем если бы стали прямо говорить о его интимной связи со своим учителем. Это бы легло тенью на репутацию обоих. Так что им не выгодно открывать правду и тому и другому. — Какой кошмар, — мальчика всего трясло. Ладно Батори был запятнан, это еще он как-то мог пережить, но чтобы… старик Тамасабуро оказался вовлеченным в эту грязь. Вот это было поистине ужасающим. Тот, кого он знал, кого так любил, кого так уважал — оказался обычным извращенцем. Любителем мальчиков. А что же он? Чтобы случилось с ним со временем? Вдруг бы Тамасабуро и его попытался вовлечь во все эти грязные игры? О, нет, нет. А что если его как раз-таки для этой цели и привели в этот ужасный дом? О, боже! Да как это возможно?! Чтобы дедушка, чтобы этот достойный старик… О, немыслимо, совершенно немыслимо! Как такое пережить?! Ноя было отшатнулся назад, но позади был умывальник и он просто судорожно вцепился в его края руками и тяжело задышал. Его всего трясло, он не имел сил вымолвить ни слова. И страх, и злость, и потрясение обуревали его душу. Он вспомнил Сиона. Что если старик нарочно прислал его, чтобы заманить обратно в свое логово? Его бывший любовник, то есть Батори, явился к нему в дом и потребовал отдать ему Ною и, наверняка снова пригрозил раскрытием их сокровенной тайны, только потому старик не сумел отказать ему и отдал ребенка, которого наметил, которого искал. А потому, спустя время, все решил вернуть себе то, что принадлежало ему по праву, но не напрямую, а обходными путями, чтобы не вызвать подозрения. Ведь если Ноя сам захочет вернуться, никто не может обвинить Тамасабуро в том, что он нарушил сделку и потребовал мальчика назад. Все выглядело бы вполне логично. И тогда, зная, что Ноя ближе всех подпускал к себе одного только Сиона, он вызвал его и отправил к театру. Жуткая, спланированная жестокими, алчными людьми картина складывалась в голове несчастного мальчика. Сейчас его тревожил один вопрос — знал ли Сион об этом или он был только пешкой? И почему-то его воспаленный мозг твердил о первом варианте, в котором друг был прекрасно осведомлен в своей задаче и лишь потому явился без какого-либо предупреждение к центральному входу. Под гнетом таких мыслей какие-либо угрызения совести испарились в один миг, поселив в душе лишь еще больше озлобленности и убежденности, что тогда он сказал Сиону то, что обязан был сказать — правду. Между ними пропасть. А если Сион действительно знал для чего шел, а он признался, что пришел к нему с намереньем вернуть обратно, то между ними не пропасть, а целая Вселенная. И будет только лучше, если они никогда больше не встрется в этом мире. Возвратившись в зал вместе с Лилиасом, Ноя с удивлением отметил, как мало человек осталось за их столом. Потенциальная прима также обратила на это внимание и когда они приблизилась, юноша осведомился у одного из друзей: — Ого, а куда это все расползлись, точно тараканы? Проглотив очередную порцию саке и закусив креветкой, рослый парень с квадратной челюстью, с наслаждением утер рот рукой и ответил: — Вас долго не было, а к ним пожаловало несколько друзей. — Ах вот в чем дело, — хмыкнул Лилиас. — Все понятно. «Охота» началась. Ноя недоуменно поглядел на рыжего. Ему не был понятен смысл сказанных слов. И он все еще задавался вопросом, куда подевались остальные. Наверное, встретили своих друзей, вот и разбрелись кто куда? Это было самое правдоподобное объяснение. — А вы что же? — насмешливо бросил Флориан. — А мы сегодня просто пьем, неужели не видно? Выходной у нас. Флориан пренебрежительно отмахнулся. — Кстати говоря, Лилиас, — заговорил тот же молодой человек, — к тебе тоже тут гость пожаловал. — Ко мне? — присаживаясь на свое место, хмыкнул тот. — Вот уж неожиданность. Я никого не ждал. — Зато видать он ожидал твоего появления. — Да ну! И кто же это? — с выражением абсолютного безразличия осведомился юноша, наполняя свой бокал. — Ёсимура. При этом имени Лилиас оцепенел и вскинул голову на друга. — Как ты сказал? — выдохнул он в волнении. — Ты уверен, что это был он и ты не принял его за другого? — Я еще не настолько пьян, чтобы не узнать господина Ёсимуру, — подмигнул ему товарищ, опрокидывая очередную порцию саке. — Не могу поверить, — Лилиас был потрясен известием. — Он здесь… — дыхание юноши сорвалось. — Собственной персоной, ха-ха. И он залился веселым, звонким смехом, на редкость непринужденным. Ноя с удивлением следил за его быстро сменяющимися реакциями. — Где он? — живо осведомился Флориан. — Тут, в зале? — Сказал, будет ждать тебя на улице. — Хах, неужто стыдно стало? Еще бы, целый месяц где-то шлялся. Ни слуху ни духу. Посмотрим-посмотрим, что он скажет в свое оправдание, — почувствовав, что эта встреча сулит немалой прибылью для него, как обиженной стороны, темные глаза юноши алчно засверкали. — Слушай, — боязливо обратился к нему другой молодой человек, лет 19 на вид. — А вдруг он совсем не с извинениями к тебе приполз? — А с чем же еще? — поднял бровь Флориан, совершенно уверенный, что иной цели визита попросту быть не может. — Лучше тебе совсем не говорить, если только чушь морозить способен. — И что ты в самом деле! — толкнул парня, высказавшего предположение, которое может расстроить Флориана, локтем другой из компании. — Стал бы он появляться, если бы не собирался в ногах ползать! Понял, идиот эдакий, кого теряет, вот и прибежал обратно. Даже интересно, что он в качестве извинений приготовил. Раскажешь потом? — обратился он к Флориану. — Хм, — задумчиво водя пальцем по ободку бокала, протянул Лилиас. — Может расскажу, а может и не расскажу… — Лилиас! Как же так! Нам же интересно. Мы ведь твои друзья! — Как знать, пойду ли я вообще к нему сегодня. — А кто этот Ёсимура? — спросил Ноя, обращаясь к Флориану, лениво покачивающему на стуле. — Да так, — усмехнулся уголком губ тот. — Знакомый один. — И ты не хочешь с ним встретиться? Лилиас открыл было рот, чтобы ответить, когда вдруг донеслись голоса его друзей. — О, сделаешь вид, что тебя его поступок уязвил до глубины души, так сильно, что ты и видеть его не хочешь? — Превосходно! Отменная тактика! — Хаха, так ему и надо! Пусть помучается. — Да, будет знать, как игнорить, урод! Проучи его как следует, Лилиас. — Да-да, проучи! Лилиас только улыбнулся и обратился к Ное. — Видишь, мое поведение вполне одобряется большинством. — Но он же ждет тебя, — возразил Ноя. — Может он хочет объясниться? — Кто знает, — пожал плечами Флориан. — Ты ведь не можешь знать наверняка, почему он исчез? — Козел потому что! — крикнул кто-то. Лилиас усмехнулся в ответ. — Что же я по-твоему должен сделать? — спросил он Ною. — Не знаю. Но я бы наверное пошел, чтобы узнать причину. — А если тебе плевать на его причины? — Все равно бы пошел, — упрямо заявил мальчик. — Если бы это был мой друг, я бы пошел несмотря ни на что, уже хотя бы для того, чтобы увидеть его, пусть бы мы и не пришли к пониманию под конец. — Звучит любопытно, — фыркнул блондин. — Итак, как же быть? Идти или не идти? Ладно, — он поставил бокал на стол и поднялся. — Пойду, погляжу, что он там мне преподнеси думает. Его уход сопровождался одобрительным шумом. По сути, его друзьям было все равно, что предпримет Флориан, они в стремлении ему угодить готовы были одобрить любое его решение. — Как скоро Лилиас вернется? — спросил Ноя у молодого человека, ближе прочих сидящего к нему. — Да боюсь уже только завтра утром, — криво усмехнулся тот. — То есть как? Почему? — мальчик с удивлением окинул взглядом присутствующих. — А ты че, сам не догоняешь? Сказано же было с месяц не виделись. Думаешь им хватит 15 минут в машине? — Точно-точно, — подтвердил другой. — Его можно уже не ждать. Подробности уже утром только узнаем. Интересно вот, куда они направяться сразу на хату поедут или куда по пути заглянут? — Черт и узнать раньше времени нельзя. Психовать будет, если наш звонок ему веселье испортит. — Веселье? А разве Лилиас не сердиться на этого человека? — вскинул брови Ноя не понимая какое может быть веселье, когда произошло недопонимание. — Сердится? Лилиас? Ха, ты совсем глупый? — Но он же сам сказал, что это его знакомый, — ответствовал мальчик, которого задело, что его считают глупым. — Ты думаешь у него один такой знакомый? Если на каждого обижаться, нервов не хватит! Да и вообще, от обид денег не появится. «Деньги? Причем тут деньги? — задумался Ноя, окончательно сбитый с толку. — Он что, Лилиасу деньги был должен? Как странно всё.» После ухода Флориана, Ноя совсем опечалился. Его уже не радовало пребывание в компании парней, интерес коих к нему был ничуть не больше, чем у него к ним. Они то и дело болтали о каких-то вещах, суть которых была не ясна мальчику. Более того, постепенно их становилось все меньше. Подходили какие-то люди, которые оказывались знакомыми или же, приметив кого-то в зале, парни сами вставали и уходили за чужие столики. Пока в конечном счете за этим столом, их не осталось двое — Ноя и девятнадцатилетний парень, высказавший сомнение по поводу цели появления Ёсимуры. По прошествии еще нескольких минут, какая-то женщина, проходя мимо, жестом подозвала к себе молодого человека, ответившего ей очаровательной улыбкой. — Похоже, вечер на сегодня окончен. Дальше каждый своим путем, — сказал он, обращаясь к мальчику, погрузившемуся в свои мысли. — Доберешься обратно сам или тебя подвезти? — Доберусь. Спасибо. — Тогда до завтра. На этом они расстались. Помня, что его угощали, Ноя не думая о плате по счету, вышел из-за стола и медленно пошел к выходу. Больше ему тут нечего было делать. Да и впечатлений он получил столько, что теперь на неделю хватит. Пришла пора возвращаться. Взглянув на часы, он с ужасом обнаружил, что уже далеко за полночь, а значит, двери Кабуки будут закрыты до самого утра. Мальчика пришел в отчаянье. Как же быть? Неужели придется посреди ночи стучаться в двери театра, надеясь, разбудить давно уже спящего старика? Ох, что же за напасть? Как же он раньше не посмотрел на время? Совсем обо всем позабыл, поддавшись жажде развлечений, а теперь… Все что ему остается ночевать на улице. Ноя содрогнулся при мысли о том, как ему доведется коротать остаток времени, но это все равно было во стократ лучше, чем барабанить в запертые двери и просить впустить его человека, которому он перед этим нахамил. Ох, и почему он не ушел сразу следом за Лилиасом, тогда ведь еще было не слишком поздно? Он бы успел попасть к себе до закрытия и не пришлось бы теперь искать место для ночлега. В растерянности мальчик стоял на выходе из заведения, а мимо него проходили люди. Что ему было делать? Денег не было даже на то, чтобы оплатить самую скромную ночлежку. Все, у кого можно было попросить помощи давно разошлись кто куда. Выбора не было, пришлось ночевать под открытым небом. Не то, чтобы Ноя боялся темноты, но ему, как одиннадцатилетнему ребенку, все было страшно оставаться одному в малознакомо месте. По памяти он вернулся в свой район и, устроившись неподалеку от театра на одной из скамеек, — благо ночь оказалось теплой и безоблачной, в черном небе ярко светила луна, — обхватив ноги руками и опустив между колен голову, под шум толпы, сирен и лай собак, встретил рассвет, а когда солнце встало и двери открылись, вернулся к себе в комнату. Много о чем он думал, пока его не сморил сон, много от чего испытывал боль, в сравнении с которой остаться одному посреди ночи было просто забавой. Множество ужасных вещей было услышано им сегодня, многое понято, однако среди всего этого хаоса из мыслей и осознаний, четко выделялось одно — мир совершенно непредсказуем и обманчив. Как же отыскать истину в этом скоплении лжи и правды, так тесно сплевшихся друг с другом, так исказивших друг друга, что уже не отличить где твои друзья, а где враги? Тот кого считал другом, оказался врагом, кого почитал — оказался совершенно недостойным почтения, а тот кого еще недавно держал за личность, от которой лучше держаться подальше — сегодня повел себя благородно. Путаница, паутина из которой так просто не выбраться. Полный загадок и непредсказуемых поворотов мир.