Танец белой цапли

Захлопнув дверцу машины, женщина в элегантном брючном костюме, цвета лазури, ярко контрастировавшим с ее огненно-рыжими волосами, вошла в калитку и неуверенными шагами, свидетельствовавшими о ее беспокойстве заторопилась вдоль живой изгороди, ведущей прямиком к крыльцу дома. Позвонив, она некоторое время ждала и поскольку ожидание тут было делом редким, ей показалось, что все это неспроста. Приняв какое-то решение, словно бы передумав, она уже было спустилась обратно по лестнице с таким видом, словно нашкодивший школьник и тут дверь позади нее отворилась и приятный мужской голос долетел до ее ушей: — Просите за задержку, дорогая пани. Доброе утро. Как? Неужели Вы уже покидаете нас? Женщина вздрогнула и обернулась к служащему. Затем опустила глаза. Нет, по всей видимости ей нельзя уходить и она должна сделать то, ради чего пришла. В конце концов сколько можно терзаться одной? Кому она делает хуже от того, что никак не может принять решение, беспокоящее ее уже который день? — О, нет, — покачала головой женщина и высоко подняв голову смело поднялась на верх и вошла в светлую прихожую, а после отказавшись от услуг и лишь спросив у молодого человека, где хозяйка, сама вошла в просторную столовую. Со всех подоконников и из распахнутой настежь двери, ведущий в сад, в столовую врывался и разливался сладкими волнами благоухающий цветочный аромат. В центре комнаты располагался прямоугольный стол, за которым пила чай женщина лет 35-38 на вид. Строгие и слегка надменные резкие черты ее лица, выдавали в ней представительницу не только азиатской крови, а и тех сдержанных личностей, сердце коих кажется совершенно не предрасположено к любви. Горделиво приподнятые брови, жесткая складка у губ и выразительный взгляд светлых глаз, которому она пыталась придать как можно больше надменности, в силу своего положения. Ярко алый халат по фасону сшитый, как кимоно, подчеркивал смуглый, оливковый цвет ее кожи, идеально гармонируя с совершенно прямыми черными волосами, убранными ныне в пучок, открывающие вид на тонкую, изящную шею. Сама по себе хозяйка дома выглядела очень привлекательно. Миниатюрная и очень импозантная. — Ох, здравствуй, дорогая, — оставив свою сумочку на стуле не менее деликатно сложенная гостья прошла вдоль стола и склонившись к подруге, едва коснулась ее щеки губами, а затем села на ближайший стул и уперев локоть в край стола, уронила на руку голову. — Здравствуй, Сюзанна, — с подчеркнутой благосклонностью ответила хозяйка ставя чашку на стол. — Позавтракаешь со мной? — О, нет, благодарю. Я уже. Сейчас на работу, но прежде вот решила заглянуть к тебе. — Ты предупреждала вчера, что намерена забежать, — кивнула брюнетка. — Однако, я не ожидала, что ты придешь прямо с утра. Как видишь, я не была готова и вынуждена встречать свою подругу в домашнем. — Ты прекрасно выглядишь в любом случае, милая, — с улыбкой произнесла Сюзанна, в самом деле восхищаясь подругой, которая даже в самом неприглядном наряде все равно казалась бы восхитительной. Брюнетка милостиво улыбнулась, добившись того чего ожидала своей фразой — то есть польстившего ей комплимента. — Спасибо. Итак, полагаю, большого запаса времени у тебя нет, верно? — Так и есть. Но на то, чтобы поговорить времени у меня предостаточно. — В таком случае, я слушаю тебя. Говори скорее, ты выглядишь уж очень удрученной. — Это правда, — Сюзанна тяжело вздохнула. — Все дело в том, что я уже несколько дней не могу решиться кое-что сделать. — Ты меня очень удивляешь, — усмехнулась хозяйка. — Более того, твои слова настораживают. Впечатление, будто бы ты совершаешь преступление и хочешь рассказать о нем кому-то, прежде чем начнешь действовать. — Боже упаси, — содрогнулась та. — Ох, кажется я слишком много времени уделяла этому вопросу и теперь и впрямь выгляжу как преступница, хоть в действительности ничего такого не происходит. — Может все же выпьешь чаю? Ты же знаешь какой он у меня душистый, с успокаивающими травами. — Хорошо, — сдалась Сюзанна и тогда хозяка встала и пройдя к серванту извлекла из него еще одну чашку, после чего наполнила ее парующим напитком и поставила перед подругой. Сев за стол, она также пододвинула поближе к той розетку со сластями. Отпив немного чая, Сюзанна взглядом поблагодарила подругу. — Тем не менее, — она опустила взгляд, — я все равно пребываю в замешательстве. — Расскажи же поскорее, может я смогу тебе помочь. — Понимаешь, Ракель, — заговорила женщина. — На днях я увидела человека, которого вовсе не ожидала увидеть. Его появление так поразило меня, что я лишилась дара речи. Заинтересованная таким высказыванием подруги, Ракель вся обратилась вслух. Ей показалось, что подруга говорит о своем о каком-то своем возлюбленном, случайно попавшемся ей на глаза, потому-то она так и тянет с признанием. Ведь она замужем. — Не бойся, говори, — смягчив голос, дабы не испугать подругу, так как та еще чего доброго откажется говорить тем самым не удовлетворив ее любопытство. — Я тебя внимательно слушаю. Кроме меня, тебя больше никто не услышит. Моя дочь, правда, дома, но она только пять минут, как ушла к себе и вряд ли выйдет в ближайшее время. Сюзанна одобрительно улыбнулась. — И что же он, этот человек? Он тоже узнал тебя? — Не могу сказать наверняка, но по видимому да. — Ох, как же интересно, — заволновалась Ракель, предчувствуя семейную интрижку. — Интересно? — распахнула глаза Сюзанна. — Я бы сказала ужасно. — Почему? А! Поняла! Ты была вместе с Кристофом, и он что-то заподозрил! Ох, какое же несчастье. Бедная моя, Сюзи! — Да нет же, я была одна. — Хм, в таком случае я не понимаю причины твоего беспокойства. Или тебя смутило, что он не выказал тебе того, что должен был, узнав тебя? Вот негодяй! — На самом деле я была даже рада тому, что он не стал ничего предпринимать. — Как так? Хочешь сказать, тебя это ни капельки не смутило, а наоборот обрадовало? — изумилась Ракель. — Ну конечно, а чтобы я ему сказала? Что он мог сказать мне? О, это было бы слишком ужасно! Нет-нет! — она замотала головой. — Я безумно рада, что он пердпочел молчать. — Ничего не понимаю, — пожала плечами Ракель. — Если ни ты, ни он не показали, что знаете друг друга, вас никто не заподозрил в связи и, как я могу видеть, ты не намерена встретиться с ним в будущем… — Разумеется нет! — живо подтвердила ее предположение Сюзанна. — Так чего же ты тогда волнуешься? — усмехнулась брюнетка. — На что ты не можешь решиться? Или, — вдруг ее темные глаза лукаво блеснули. — Ты лукавишь и на самом деле хочешь повидаться? Более того, у вас уже даже назначена встреча! Ах, — воскликнула она, — как я сама не догадалась! Вот ведь глупая. Ты пришла и рассказываешь мне о неком человеке, связь с которым выгодно утаить вам обоим! О, милая моя, неужели ты хочешь попросить меня посодействовать вашему свиданию? Сюзанна побледнела. Ей в голову не могло прийти, что ее слова истолкую неверным образом. — Ракель, что ты такое говоришь? — пробормотала она. — О чем ты? — О твоем бывшем любовнике, понятное дело. Какая же ты скрытная. Сколько лет тебя знаю, а ты ни разу не сказала мне, что у тебя был возлюбленный. — Ты с ума сошла! Как я могла сказать тебе подобное? — Да, верно, — согласилась Ракель, — замужней женщине признаться, что у нее был любовник не так-то уж просто. Хотя это вполне нормально для любой уважающей себя женщины. — Ты совсем меня не понимаешь и в своей фантазии уже не видишь границ. — Хах, если это так и ты не скрываешь своего любовника, то что же ты тогда так нервничаешь? — прищурил Ракель, слабо веря в отговорки подруги, расценивая их как излишнюю щепетильность истинной чешки. — Все это потому, — горячо отвечала Сюзанна, решившая положить конец непоняткам, — что я не уверена, стоит ли мне признаваться. Какое впечатление произведет на нее мое признание? Я могу смолчать, ведь элементарно предположить, что это уже ни для кого не секрет и он сам во всем сознался! Но что если… Что если она ничего не знает? — женщина закусила губу. — Что если ей ничего не известно и вдруг что-то произойдет, я буду знать, что знала заранее, но не предупредила и только от того случилось несчастье. — Она? Не предупредила о чем? Кто этот человек, имя которого ты так мне и не назвала? Какие странные разговоры. — Прости, я вконец запутала тебя. — Сначала скажи, кто такая эта «она»? Откуда в твоей истории женщина? — Ты прекрасно ее знаешь. Речь о Терезе. — Лутрин? — воскликнула Ракель. — О, так с ней у тебя случился конфуз? — Нет, не с ней, а гостем ее дома. Кстати, именно у нее дома мы с ним и столкнулись. — Какая неожиданность! Тереза принимает у себя мужчину? А Йозеф в курсе? — Да о чем ты только думаешь? — удивленно поглядела на подругу Сюзанна. — Конечно же Йозеф знает! И чего ты так уверена, что я говорила именно о мужчине, я ведь до сих пор не назвала этого человека определенно. — Чем несомненно меня огорчаешь. Поскольку я прибываю в неведенье. — Извини. Впрочем, да ты права. Тот, о ком мы говорим действительно мужчина. Ракель криво усмехнулась. — Тебе известно, что сын Терезы, Юичиро, вернулся домой? — Да, он кажется так и не сумел поступить в университет Киото и от того, пришлось возвращаться обратно. Ха, а вроде бы казался таким смышленым, а на самом деле ничем не отличается от других. Бедная Тереза, представляю каково ей. Хорошо, оставим разочарованную мать. И поясни, причем тут её сын, мы говорим о тебе и о твоем знакомом, как-то связанным с Терезой? — нахмурилась женщина, которой было совершенно не интересно говорить о юноше, когда речь касалась какого-то мужчины, может даже симпатичного. — А при том, — серьезно произнесла Сюзанна, — что из Киото он вернулся не один. — В смысле? — Он приехал вместе с другом. Таким же юношей. И неделю назад, побывав с Анетой и Эйгнеис у Терезы я случайно встретилась с ним. — И что же? — спросила Ракель с явным оттенком безразличия, ибо когда она поняла, что речь идет о детях, ее азарт иссяк на корню. — Подумаешь, великое дело! Привел друга. Тебе-то что с этого? — Ох, как ты не понимаешь? — всплеснула руками та. — Только не говори, что ты влюбилась в него или между вами что-то было раньше, — презрительно искривила губы в усмешке Ракель. — Чур тебя! — отмахнулась от нее Сюзанна. — Разве может подобное произойти? Ты что?! — Разумеется. Тут я скорее осмелюсь предположить, что он не в твоем вкусе, — насмешливо бросила брюнетка. — Иметь свои маленькие тайны прошлого никому не запрещено, точно также как и влюбиться в кого угодно, но видимо этот парень внешностью обделен. Бедняга! — Как раз наоборот, — с оттенком печали, отозвалась Сюзанна. — Поверь мне, милая, он очень красив для молодого человека, вышедшего из детского возраста, но еще не ставшего зрелым мужчиной. Я бы непременно влюбилась в него, будто хоть лет на 20 моложе. — Он правда так красив, как ты говоришь? — недоверчиво, но с большим любопытством спросила Ракель. — Безмерно. Словно маленький бог. Я не стану расписывать, возможно однажды и ты с ним познакомишься. Уверена ты будешь в восторге. Ему не более 18 лет, он прекрасно сложен, а слышала бы ты его голос. — Может быть, может быть… И еще так юн, — задумчиво протянула Ракель, уже жаждущая поглядеть на это «чудо природы», которое произвело на ее подругу такое впечатление. — Тогда тем более не понимаю тебя. Вся проблема лишь во внешности этого юноши? И что, раз у тебя к нему нет той особой глубокой симпатии? Да и вообще, откуда он тебе знаком? — Вот тут-то и кроется вся проблема, — со вздохом изрекла Сюзанна. — Этот мальчик, нет, этот юноша. Дело в том, что когда мы с мужем в позапрошлом году были в Киото, ты помнишь у него была конференция? — а мне совершенно нечего было делать в отеле и я забавляла себя тем, что знакомилась с местной жизнью. И вот однажды, я посетила одно место, которое очень рекомендовали экскурсоводы. Мол, это одно из самых знаменитых мест в Киото и я просто обязана туда пойти. — Ох, эти попрошайки только и могут что запудривать мозги. Их послушать так каждый угол уже вселенская важность, которую непременно должен посетить каждый, — презрительно бросила Ракель. — Так вот я купила билет и тем же вечером отправилась туда. — И что же это? — Театр. — Тьфу! Что еще за важность?! Сумасшествие. — Ты не поняла, это в районе Гион, театр Кабуки. — Кабуки? — вздрогнула Ракель, очевидно имевшая представление о подобном виде традиционного искусства Востока. — Ты отправилась в Кабуки? Серьезно? — Да, мне стало любопытно. — И что же? — Я была в восторге от увиденного, хотя, уж прости, не являюсь поклонницей ни театра, ни оперы, ни балета. Но зрелище меня впечатлило. — Да, я наслышана об этом виде развлечений и о том, — она хмыкнула, — насколько «востребованы» там актеры. — Только не подумай, что я решила испробовать всё! — вздрогнула Сюзанна. — Я лишь пошла туда поглядеть. — Что ты, мне бы и в голову не пришло, что ты захочешь воспользоваться тамошними услугами, — успокоила ее подруга. — Это слишком низко. Может как актеры, эти ребята и ничего, но пользоваться ними, как… Фи! Омерзительно. Так что же дальше? — Представь каково было мое потрясение, когда неделю назад очутившись в доме Терезы, я вдруг увидела юношу, играющего главную роль в спектакле, который я посетила в Киото. — Боже мой! — воскликнула изумленная Ракель. — Как? Ты серьезно? Нет, не может быть! Ты видимо что-то напутала! Однако Сюзанна отрицательно покачала головой. — Я сама была бы рада ошибиться, но я слишком хорошо запомнила юношу, который произвел на меня впечатление. Но в свое оправдание скажу, что я еще долго сомневалась. Возвратившись домой, вспоминала, взвешивала, в надежде, что я обозналась, но увы! Ошибки нет. И мальчик-актер Кабуки с его весьма гнусной славой, действительно каким-то образом оказался в доме Терезы. — О, какой ужас! Какой позор! Чтобы подобное существо оказалось в твоем доме! Такая грязь! Отвратительно! Это же те еще жулики! Юу. Как он мог? Притащить подобного к себе? Жуть! Как только ума хватило! Приличная же семья! Ох, это ужасно! А Тереза уже знает? — Это мне как раз неведомо, — склонила голову Сюзанна, которой исходя из столь явной реакции подруги сделалось еще более не по себе из-за того, что она никак не решилась на разговор с Терезой. — Именно поэтому я сейчас здесь и прошу твоего совета. Стоит ли мне рассказать ей то, что знаю я? Возможно она в курсе. Возможно, Юу сам ей рассказала и она это приняла. И все же… — А что если нет? — живо вмешалась Ракель, желая устранить несправедливость. — А что если Юичиро поддался на уловку этого авантюриста, а ведь ты сама понимаешь, кто еще может работать в Кабуки? Лицемеры, которые заманивают уважаемых людей своими речами. — Не будь так строга. Ведь это их заработок. К тому же не все же они так плохи. Не все способны на гадости. Ракель с глубоким сочувствием поглядела на свою кроткую подругу, способную питать иллюзии в отношении людей и их поступков. — Вздор! — воскликнула она. — Как еще можно относиться к этим… — Ракель явно боролась с омерзением, вспыхнувшей в ней огнем. — Шлюхам мужского пола! Это самый низ общества! Нет ничего более мерзкого и ужасного, чем мужчины торгующие своими телами! Это еще более пошло, чем женская проституция! — Значит, я должна сказать Терезе? — Меня удивляет, что ты еще этого не сделала? — изогнула бровь Ракель. — Увидев, эту дрянь в ее доме ты должна была тотчас сказать об этом Терезе и предотвратить его пребывание там. А Юу? Ох, нет. Неужели он специально все скрыл? Он же не может быть с ним заодно? Сюзанна побледнела. — Нет, погоди, Ракель. Я не думаю, чтобы Юичиро отважился на такое. Он хороший мальчик и он… — Возможно, он и не при чем, однако он вполне мог быть обведен вокруг пальца этим ничтожеством. Ты немедленно, — она встала с места так резко, что Сюзанна машинально подскочила следом, — сию же минуту должна пойти к Терезе и рассказать ей правду о ее госте! Сию же минуту! — Да, пожалуй, ты права. Я так и поступлю. — И не медли, прошу тебя, дорогая. Они должны знать с кем живут под одной крышей, ибо я очень сомневаюсь, что Юичиро, если он знает сам правду, рассказал им все, как есть. — Я тоже так думаю, — пробормотала Сюзанна заражённая пылким темпераментом подруги. — Иди, иди сейчас же и скажи ей! — Сейчас не получится. У меня много дел. Я заеду к ней вечером. Надеюсь, она будет дома. — В таком случае, ты позвонишь ей и все скажешь по телефону. Но она должна знать и ты должна быть уверенной, что она знает. — Да-да. Я непременно расскажу ей. На этой ноте стало ясным, что Сюзанне следует покинуть дом. Опять же она и сама торопилась, поскольку пробыла у подруги больше положенного. Обе женщины — одна горячая и резкая, негодующая, вторая — слегка пришибленная и размышляющая над ошибкой, которую чуть не допустила, затянув дольше с признанием, направились к выходу. Вдруг за дверью послышалось шуршание, а после быстро удаляющиеся шаги. Ракель услыхав их, еще сильнее разозлилась. Она быстро подошла к двери в столовую и распахнув ее, устремила взор на лестницу, однако там лишь мелькнули чьи-то худенькие босые ножки. — Мари! — гневно закричала она. — Мари, ты опять подслушиваешь под дверью, паршивка такая?! Сколько раз тебе говорила, чтобы ты не смела этого делать! Вот я тебе задам. Вернётся отец я ему все расскажу! Ты слышала! Ох, прости, это несносная девчонка, — она обернулась к Сюзанне, — сил никаких с ней нет. И в кого она пошла с такими ужасными манерами? — Ничего страшного, — улыбнулась та. — Она всего лишь подросток и ясное дело ей интересно, что происходит у взрослых. До скорого и спасибо тебе за совет. — Всегда пожалуйста, — с улыбкой произнесла Ракель, стоя на пороге и провожая глазами подругу, которая быстро зашагала по дорожке. — Кабуки… Юноша актер… — задумчиво проговорила она и тут же поморщилась. — Этого еще не доставало. Отвратительно! Какая мерзость! — после этого она вошла в дом, захлопнув дверь.

***

В тот же самое время, разумеется с учетом временных различий, которые переносят нас на восемь часов назад, когда день только начинается, а не близиться к завершению, еще один герой данной истории появляется в поле нашего внимания. Но если сравнивать с ним Сюзанну, заехавшую по пути на работу к подруге, с целью получить совет, следовательно, прибывшую в офис с задержкой, то Ферид Батори, никогда не нуждающийся в чьих-либо подсказках, прибыл на рабочее место точно в срок. Как обычно составляя в голове план действий на сегодня, относясь к этому занятию со всей серьезностью на которую только способен, что соответственно отражалось на его лице делая его строгим и совершенно непроницаемым для обычных радостей, что дарит нам каждый момент нашей жизни, мужчина последовал ко входу твердым и торопливым шагом, не лишенным, конечно же, изящества, и лишь дойдя до крыльца, бросив случайно взгляд в сторону, остановился. Широкая полоска лазурного чистого утреннего неба с редкими рваными белоснежными облаками, медленно плывущими в этом бескрайнем пространстве не имея ни конечной цели, ни навязчивой суетливости, стремления как можно поскорее добраться до места назначения, а просто свободно и непринужденно, гонимые легким ветерком, совершающими свой исполненный непередаваемым благородством и красоты долгий путь, напоминали анимированную картинку, иллюзорными границами которой являются крыши зданий и высоких деревьев. На мгновенье задержав внимание на виде к которому каждый из нас привык настолько, что он утратил какую-либо важность для современного человека; прислушавшись и услышав мягкий шелест листьев, звон колокольчиков, венчающих уголки крыш почти каждого заведения старинного квартала, все вместе создающих дивную симфонию слияния звуков природы и творений рук человека, Ферид вдруг ощутил, как по его телу пробежала теплая волна. Нечто до боли знакомое, ностальгическое, словно родом из самого дивного сна, невероятно прекрасное заполнило его изнутри так, что даже перехватило дух. Сердце сжалось и затрепетало. Ферид вдруг забыл о том куда собирался, что намеревался сделать, какие важные дела предстояло решить сегодня. Все начисто стерлось, уступив место невероятной легкости и наслаждению, столь редкому, что о нем мало кто знает, а если и знает то не решится рассказать, понимая, что не будет услышан, а если и будет, то его слова истолкутся неверно. Всего несколько секунд наставник созерцал этот миг блаженного покоя и тишины внутри себя, пока снова его умом не овладели заботы повседневности. Тогда тряхнув головой, чтобы сбросить с себя остатки этого необычного чувства, заставившего его впасть в какое-то невероятное, почти утраченное состояние совершенного счастья, ибо игра на сцене со всей отдачей и вниманием сейчас редко вписывалась в его график, мужчина, находясь в каком-то опьяненном состоянии, которое ускользало тем быстрее, чем он больше и больше погружался в раздумья о делах насущных, поднялся на порог и вошел в театр. Растревоженный произошедшим, так сладко разливающимся по жилам, но пытающийся собраться, хотя ужасно хотелось продлить этот чарующий миг, Ферид окончательно сбросил с себя эманацию благости, когда очутился под сводом храма искусств и невидимый глазу гнет здания, пропитанного низкими идеалами и приземленными стремлениями, несбывшимися надеждами, постоянным одиночеством и удрученностью, рушившимися мечтами и отсутствием какой-либо человечности, некогда столь ощущаемый и потому непереносимый Микаэлем, просто задавил остатки тонких материй своим тяжелым духом материализма. К тому же, увидев появление одного из представителей здешнего руководства, старый вахтер поспешил к нему на встречу. Озабоченный и несколько раздосадованный, господин Масаги, в силу своих возможностей скоро оказался перед Батори и сложив заскорузлые, иссохшие руки в молитвенном жесте устремил просящий взор на молодого мужчину, который при виде уродливой старости и столь жалкого вида этого существа, едва заметно поморщился и, остановившись так как ему преградили путь, надменно и холодно поглядел на старика. Былая легкость овладевшая сознанием Батори исчезла окончательно. — Господин Батори! Господин Батори! Наконец-то! Я насилу Вас дождался! — Что случилось? Отчего столько шума с утра пораньше? — подавляя презрение, стараясь говорить сдержано осведомился Ферид. — Что Вас так разволновало, уважаемый Масаги? — любезней добавил он, изобразив на лице улыбку, видя, что старик и впрямь нервничает. — Господин Батори, — сбивчиво заговорил тот. — Вы меня простите, я конечно все понимаю. Все принимаю. Не смею спорить. Молодость есть молодость. Тут никуда не денешься. Ее взаперти не удержишь. Хорошо, пускай так. Я не против, тем более, когда это угодно начальству я вдвойне не стану с ним спорить. Да и посмел бы? Да только, что же мне, бедному старику, делать? Я ж не могу разорваться надвое! У меня тут отчетность, ответственность, если хотите. И мне нарушать распоряжения совсем не кстати, пусть на то и имеются основания о которых не мне с моим умом судить. Так будьте же добры, дайте официальное разрешение, чтобы я, в случае чего, не выглядел виноватым и не исполняющим своих обязанностей. Прошу, господин Батори, черканите бумажку и я останусь доволен. Буду дальше помалкивать. Пусть творят, что вздумается. А то совестно мне. Хотел так оставить, без внимания, но время идет и чувствую — не хорошо это. Пожалуйста, господин, окажите любезность! Старик говорил с таким пылом и жаром, словно бы в самом деле долго не мог решиться, зато когда решился это стало похоже на трагикомедию. — Постойте, — Ферид совсем сбился с толка. — О какой бумаге идет речь? — Как о какой? О разрешении. — Каком еще разрешении? — сдвинул брови наставник, более всего не терпящий, когда что-то ему неясно. — Я ровным счетом ничего не понимаю. Объясните толком, для чего Вам потребовалось это разрешение? О чем Вы вообще толкуете? Какие еще нарушения распоряжений? Вы о чем? Кто такие «они», те, кого не удержать? — Ох, простите ради всего святого. Наговорил Вам тут всякого. Ну Вы уж простите мне мое волнение. — Дальше. — Хорошо, — старик взволнованно отер платком лоб. — Я же говорю, если уж было принято решение позволить новенькому приходить и уходить когда вздумается, так тогда хоть поставьте меня в известность. А то что же получается, я, как дурак последний стерегу мальчишку, а ему оказывается зеленый свет дали? Осуждать я вас не смею, упаси бог, понимаю, что дел у вас много, могли и забыть про меня и вот я сам решил напомнить о себе, чтобы после недоразумений не вышло. От того и прошу у вас письменное подтверждение о новом распоряжении. — Остановитесь! — в конец растерявшийся Батори, жестом остановив этот водопад. — Новое распоряжение? Дозволение новенькому выходить? Вы это о ком? — Да как же? Мелкий этот, нахальный. Ноя звать. Без году неделя, а уже своевольничает. Ферид вздрогнул, но виду что его это задело не показал. Вместо этого он пристально поглядел на старика. Ситуация так или иначе начала разъясняться. — Так-так, и что же получается, Вы хотите, чтобы я дал Вам письменное подтверждение новому распоряжению, согласно которому Вы более не обязаны стеречь Ною? — Я всегда восхищался Вашей проницательностью, господин наставник. Вы и впрямь на вес золота. Один из самых здравомыслящих людей в нашей отрасли. Столь грубая и очевидная лесть пришлась Фериду не по нраву. — Выходит я правильно Вас понял? — Совершенно верно. Я вот тут и бумагу и ручку заранее подготовил, чтобы Вы особо от своих забот не отвлекались, — при этих словах старик метнулся к своему посту, где взял заранее приготовление предметы. — Можете прямо тут написать и больше я не посмею Вас отвлекать. — Вы в своем уме? От такого высказывания вахтер опешил. — А? — Ей-богу, — хмыкнул Батори. — До чего люди порой бывают невероятны! Как жаль, что это отнюдь не комплимент. — Не понимаю Вас, — теперь была уже очередь Масаги с недоумением коситься на молодого человека. — С чего Вы взяли, — холодно поглядел на него Батори, — что указание претерпело изменений? Кто внушил Вам эту чушь? Уж не балуетесь Вы там чем-то более мощным, чем Ваши травяные чаи, господин вахтер? — Да как можно?! — побледнел старик. Его руки затряслись от негодования. Подозрение в том, что он нарушает местный устав оскорбляло его достоинство хорошего работника. — Я ни разу, за все 30 лет, ни капли! — Тогда тем более не могу понять происхождение столь нелепых выводов! И Вы еще требуете от меня каких-то бумаг? У вас явно рассудок помутился. — Но, господин Батори, как же так? — всплеснул руками старик. — Я ведь не требую, а лишь прошу. И то, только чтобы потом не было недоразумений. — Как по мне весь наш разговор одно сплошное недоразумение, — презрительно заметил Ферид. «Определенно, старик совсем помешался на своей работе. Выдумывает невесть что. Может пришла уже пора заменить его на посту?» — Вполне возможно, — согласился вахтер. — Велика вероятность, что Вы просто не были поставлены в известность, уж не знаю, как так могло случиться, но видимо это так. — Что? — Я хочу сказать, что возможно господин Микагэ принял это решение и забыл Вас предупредить. Тогда я обращусь со своей скромной просьбой к нему. Извините, что побеспокоил Вас, — с этими словами вахтер двинулся по направлении лестницы. — Подождите! — окликнул его Батори. — Ха, я вижу Вы упорно не желаете сдаваться. Вы твердо убеждены в своей правоте. Старик остановился и оглянулся. Тогда Ферид своей летящей походкой приблизился к нему. — А теперь объясните, с чего Вы взяли, что запрет сторожить мальчика был снят? — Как с чего? — вскинул брови старик. — Так ведь это… — он замялся. И впрямь попахивало недоразумением. — Ну! — настойчиво поторопил его Ферид, которому натерпелось выяснить причины этой странности. — Так это… Я подумал, — и тут старик понял, что упоминая себя он возлагает ответственность на себя, что крайне невыгодно если его выводы вдруг окажутся ложными. Тогда он решил высказаться иначе. — Точнее, когда господин Микагэ дал разрешение мальчику выходить и он стал ним впоследствии пользоваться, я бы даже сказал злоупотреблять… — Злоупотреблять? Каким образом?! Разрешение было выдано один раз! Больше на этот счет ничего не было сказано! — Так и я о том же! Мне ведь ничего не объяснили, а этот нахал требовал, чтобы его выпустили. — Не объяснили, потому что нечего было объяснять! Это была одноразовая привилегия, которой он лишился после того, как посамовольничал! А вы что же, хотите сказать, с того дня, то есть после официального разрешения, Ноя не единожды покидал театр? Старик побледнел еще сильнее. — Так разве ему не было дозволено уходить в сопровождении господина Оноэ? — Он уходил с ним? — прожигая старика гневным взором, проговорил Ферид. Вахтер отвел взгляд и что-то невнятно пробормотал, оправдываясь. — Говорите яснее! Мальчик покидал театр в сопровождении нарочно приставленного к нему лица? — Ну да, то есть нет. Я хотел сказать… Эээ, ну как это? Не совсем что ли. — Как это не совсем? Да или нет! — Господин Батори, что же Вы от меня хотите? — жалобно простонал старик. — Я ведь ничего не знаю. Ну идут ребята развлекаться, ну что я могу им сделать-то? — Какие еще ребята? — нахмурился Батори. — Ну как какие, наши ребята. Актеры. — Кто именно? — Да разве всех назовёшь. Они же обычно толпой идут. — Черт, ну хоть кого-то то Вы можете вспомнить?! — Неужели я ошибся! Неужели просчитался, вот старый дурак! Господин Батори, пожалуйста, не сердитесь! Я ведь не нарочно! Я же ничего не знаю, ничегошеньки. Извините меня. Я же не хотел. Я же не думал, что… Ой, что ж теперь будет-то?! Причитания и мольбы, только раздражали наставника. Он нетерпеливо вздохнул. — Прекратите и скажите по существу, с кем уходил Ноя? Кто его сопровождал? В этот момент на балконе второго этажа появился личный секретарь Микагэ. Заприметив наставника, разговаривающего с вахтером, он позвал: — Господин Батори! Ферид гневно воззрился на человека, смевшего прервать беседу в тот самый момент, когда он уже почти добрался до истины. Старик уже было открыл рот, дабы назвать ему имена. — Я занят. Вы не видите? Что Вам нужно? — Прошу прощенья, что отвлекаю, но господин Микагэ срочно требует Вас к себе. — Черт! Что ему нужно от меня? — процедил сквозь зубы Ферид, после чего устремил взор на старика. — Хорошо, я сейчас пойду узнаю, чего хочет господин директор, а после приду и мы договорим. Только в этот раз давайте без длительных вступлений. — Как скажете, господин Батори, — обрадовавшись, что время допроса откладывается, живо отозвался старик и склонился в поклоне. Ферид же устремился следом за секретарем, гадая про себя, для чего в такой час его мог пожелать видеть директор. Когда он вошел в кабинет, Микагэ как раз с кем-то разговаривал сидя за своим столом, в то время как его собеседник занимал стул напротив. Вид обоих свидетельствовал о том, что беседа не из приятных. Обратив внимание на собеседника директора Ферид не мог не узнать Оноэ Сакату, чье нахождение тут было не менее странным, чем сам факт вызова начальства. — Господин директор, — почтительно обратился к мужчине Батори, проходя и останавливаясь подле стола, — Вы желали меня видеть? Или может… — он бросил короткий взгляд на Сакату, который не сводил взгляда со своих рук и очень напоминал бы провинившегося школьника, если бы не свободная поза в которой он пребывал. Похоже именно появление Батори подействовало на него подавляюще или раздражающе. Микагэ сделал жест призывающий Ферида подождать и снова перевел сердитый взгляд на Сакату. — Итак, ты хочешь сказать, что мальчик не ночует у себя? — Совершенно верно, — с готовностью кивнул Саката. — И ты ничего об этом не знаешь? — Знаю лишь, что когда я ухожу он находится в комнате, а после, по всей видимости, сбегает. Ферид сдвинул брови. Теперь ему стало ясно почему его вызвали и зачем тут Саката. Было удивительным только то, что Оноэ пришел с этим к директору, вместо того, чтобы скрывать тайные вылазки своего протеже, как он делал это с Шиндо. В чем же причина такой самоотверженности и небывалому желанию исполнять приказы? Неужели в этом существе зашевелилось чувство долга? — Ты все понял? — Микагэ прямо поглядел на Ферида. — Что скажешь на это? Как объяснить то, что мелкий паршивец сбегает из-под надзора? Благо, что Оноэ вовремя подметил неладное и тут же сообщил мне. Ферид бросил презрительный взгляд на актера, искоса поглядывающего на него из-под сдвинутых бровей. — Мальчишка видать решил воспользоваться возможностью, что остается на ночь один и улизнуть. Это неслыханно! — ударив по столу кулаком, воскликнул рассерженный этой неприятной новостью директор. — Его нельзя выпускать! Каким образом, объясните вы оба, те, кому я доверил его, проворонили мальчишку?! Да если с ним что случится мне Тамасабуро голову снесет! Я поручился за этого парня, клятвенно обещал старику, что все будет хорошо и ему не за чем беспокоиться! Я не смею допустить, чтобы с Ноей что-либо произошло и нарочно оставил его при театре, поручил его надежной, как мне казалось охране и что я получил? Ха! Ко мне приходят и заявляют, что мальчишка чуть ли не каждую ночь где-то шатается! А я ни с ном ни духом! Хороши же у меня помощнички, нечего сказать! — презрительно хмыкнул он. — Господин Микагэ, — испугался Саката, не ожидавший что после его чистосердечного доклада он подвергнется гневу. До сих пор Микагэ был сдержан и выслушивал его спокойно. — Молчать! — воскликнул директор. — Думаешь, если придешь ко мне и доложишь, дескать, я не виноват, что мне надо уходить, а мальчишка в то время шляется черти где, я тебе премию выпишу! Как же! Ты не меньше виновен, чем Батори, которому я также строго наказал проследить, чтобы мальчишка не сумел сбежать! — Господин директор, — заговорил Ферид, чувствуя, что пришла пора ему высказаться. — Что? Тоже будешь оправдываться? Мало мне одного неповинного. — Вовсе нет. — Да не уж то. — Я сам собирался к Вам с докладом об этом происшествии. Я подумать не мог что господин Саката проявить чудеса преданности и раньше меня придет объясниться по этому делу, — он с некоторой иронией взглянул на Оноэ, а после продолжил, возвратив внимание к директору. — Я не оправдываюсь, я пытаюсь разобраться, поскольку дело в том, что я сам только узнал о случившемся совершенно случайным образом и как раз выяснял обстоятельства, когда мне сообщили, что Вы желаете срочно видеть меня у себя. От того я не сумел выяснить кое какие важные моменты. — Хочешь сказать я тебе помешал? — нахмурился Микагэ. — Господин Микагэ. — Ладно. Что ты выяснил? Как этот паршивец умудрился улизнуть из-под надзора? — Микагэ сел прямо и, сложив руки на столе, сцепил пальцы в замок, сурово уставился на Ферида. — Прежде чем отвечу, позвольте узнать, что известно об этом господину Сакате? Как он вообще узнал, что мальчик покидал комнату? — Да как-как? — раздраженно фыркнул Оноэ. — Как пришел, так сразу к нему направился. Стал стучаться, никто не открыл и дверь оказалась запертой. У меня был ключ, потому я зашел сам, а его нет и постель заправлена. Я подумал, что он вышел, решил подождать, — я и раньше обращал внимание на подобные странности, но тогда не задумывался всерьез, — когда и впрямь через некоторое время явился. Я сразу понял, что он не ночевал в комнате. Уж больно вид дряной был. Могу даже предположить, что это уже не первую ночь, как он где-то ошивается. В общем, я Вам все уже рассказал на этот счет, директор. Прибавить нечего. — А что он ответил? Вы же наверняка спросили, где он был? — снова спросил Ферид. — Да промямлил что-то, я толком и не понял. Запинается, глаза отводит, а я вижу, что едва на ногах держится. Того и гляди сейчас упадет. — Так он сейчас… — У себя. С Сакаты Микагэ перевел взгляд на Ферида, внимательно слушающего рассказ подчиненного. — Я говорил с нашим вахтером, — заговорил наставник, отвечая на вопрошающий взгляд директора. — Он просил дать подтверждение, что Ное отныне дозволено выходить. — Что за новости? С чего он это взял? — вскинул брови Микагэ. — Должно быть все дело в том Вашем разрешении отпустить на один вечер мальчика. Вполне вероятно, что господин Масаги ошибся, решив, что запрет был снят полностью. — Вот ведь старый дурак! — вспыхнул Микагэ. — Что он там себе на придумал?! Уволить его к чертовой матери! Совсем отупел на своем месте! Ни черта не соображает! Сказано же было, чтобы не смел выпускать его, только его с ним не Саката! — Он мог неверно истолковать Ваш приказ. — Кретин! Чтоб ему пусто было! — Прошу не горячитесь, — произнес Ферид. — Выслушайте. — Что выслушивать, когда этот идиот выпускает мальчишку одного и молчит, когда тот шляется всю ночь хрен знает где?! По-твоему я должен быть спокойными, миролюбивым? Может еще спасибо ему сказать?! — Не думаю. Однако, я позволю кое что уточнить. Хоть и не имею обыкновения вступаться за кого-либо, но тут должен заметить, что наш вахтер не настолько безнадежен как может показаться. Да, то, что он выпустил Ною, естественно, делает его виновным, однако есть смягчающее обстоятельство, он ни разу не выпустил его без сопровождения. — Что ты говоришь? — хмуро покосился на него Микагэ. — Хочешь сказать, Ноя был не один? — Вот именно. — Хорошо, уже лучше. Тогда скажи, с кем же сбегал этот паршивец. Ферид покачал головой. — Сожалею, но как раз это я и не успел выяснить по уже известным Вам причинам. — Черт тебя возьми! Самое главное и ты пропустил! — Я сейчас же это выясню, будьте покойны, господин Микагэ, — с легким поклоном отвечал Батори. — Немедленно. Иди! — мрачно и нетерпеливо бросил Микагэ и поглядел на Сакату так, что тот не посмел усомниться, что не только его поведением не довольны, но и тем, что он до сих пор не оставил кабинет. Он моментально поднялся и торопливо отправился вслед за Феридом. Выйдя из приемной Батори остановился. Ему потребовалось несколько минут, чтобы обдумать ситуацию. Следом вышел Оноэ. — Господин Саката, — позвал его Ферид. Актер остановился на полпути и сцепив зубы, обернулся. — Крайне благоразумным было с Вашей стороны, как только почуяли опасность сразу же доложить о ней наверх. — Это моя обязанность, — пожал плечами мужчина. — С которой Вы на удивление хорошо справляетесь, — с улыбкой произнес Ферид и было непонятным то ли это комплимент, то ли сарказм. — Стараюсь, — сухо ответил актер. — Вижу, — задумчиво проговорил Батори не спуская с лица мужчины пристального взгляда. — Но вот что мне кажется крайне любопытным… Прежде Вы не были столь послушны. Когда дело касалось Микаэля, Вы проявляли куда меньше рвения в стремлении донести его промахи руководству. — Что поделать? — усмехнулся Оноэ и эта усмешка была наполнена скрытой ненавистью по отношению к собеседнику, с которым он был вынужден держаться миролюбиво, так как то стоял значительно выше. — Все мы должны учиться на своих ошибках. — Да-да, определенно, — закивал Батори. — То, что я позволял себе с Шиндо, и то, что потом получил, заставило меня пересмотреть и изменить кое-какие взгляды. Я понял, что был не прав. — Идите же и в следующий раз будьте также на стороже и предупреждайте нас обо всем, что произойдет. — Само собой, непременно, — слегка поклонившись наставнику, ответил Саката, после чего развернулся и зашагал по коридору. Ферид глядел ему вслед и душа его наполнялась невыразимым чувством омерзения и презрения к этому человеку. — Вот так запросто берет и сдает своих товарищей. Он еще хуже, чем я думал. Однако… — Ферид на секунду опустил глаза, а потом снова возвел их туда, где только что исчез за углом Саката. — …есть причина по которой он прикрывал Шиндо и по которой отказывается поступать также и с Ноей. И причиной тому… может служить… — внезапно наставник вспомнил случай, когда застал этих двоих вместе подле общей комнаты, вспомнил испуганный взгляд Нои и как он быстро поспешил убежать, когда нашел в нем спасение от тянущихся к нему рук Оноэ. — Грязный мерзавец, — процедил Батори уразумев истину и, фыркнув, поспешил исполнить свои обязанности заключающиеся в расспросе вахтера о лицах сопровождавших новенького.