Танец белой цапли

      …Боже мой, как же больно… Словно меня разрывает изнутри. Не могу унять эту боль. Так тяжело. Так тяжело, что хочется кричать. Сердце разрывается на части. А правильно ли я поступаю? Должен ли я делать так?.. Кто-нибудь, ну хоть кто-нибудь спасите меня. Я погибаю… Медленными движениями оцепенелых пальцев Юичиро складывает свои вещи в чемодан. Пробегает отсутствующим взглядом комнаты, убеждаясь, что не оставил ничего. В номере, снятым им, пусто. Остались лишь вещи любовника. Столь одинокие, небрежно брошенные то там, то сям, что кажутся даже жалкими. Лежат себе и дожидаются своего хозяина, а тот и думать не думает, что возвратившись сюда через несколько часов злой, как черт, и разочарованный, готовый устроить Юу выволочку и с жаром, как всегда, потребует объяснить почему тот не пришел на выступление, к своему изумлению обнаружит, что Юичиро здесь нет. Что его вещи исчезли, а на столе лежит письмо, в котором любовник признается, что совершил страшную ошибку в свершении которой будет раскаиваться всю жизнь, ибо он самонадеянно и эгоистично вообразил себе, что сумеет подчинить и удержать прекрасную птицу, рожденную летать в небесах, а не томится в золотой клетке под ярлыком «бескорыстная любовь и самопожертвование». А потому, чтобы более не усложнять жизнь возлюбленному и не заставлять его прозябать рядом с собой в безвестности и отречении, он предоставляет ему полную свободу действий. Он уходит, оставляет его, упрямо надеясь, что тот обретет украденное ним счастье и просит простить его за это чудовищное злодеяние. Юичиро вновь перечитывает написанные им строки. И сколько бы он не перечитывал письмо, все равно он не смог выказать и половины всего того, что томилось и жаждало выхода в его душе. Однако ни одним словом в этом мире, ни на одном даже самом богатом языке мира он не смог бы выразить той благодарности и безумной любви, которая жила в его сердце, навеки отданное лишь одному единственному человеку в этой жизни, имя которого да прибудет с ним до конца его дней. — Микаэль… — тихо шепчут губы, в то время как из груди рвется наружу тяжкий стон. Покинуть эту комнату… Эту гостиницу. Все равно, что убить себя. Ведь жизнь без Шиндо совершенно пуста и бессмысленна. Какой от нее прок, если рядом не будет его? Сплошной мрак и безысходность. Но он должен это сделать. Обязан отпустить его. Как бы ни было больно и тяжело, он должен пойти на эту жертву и дать Мике то, чего он заслуживает. То, что ему нужно. Он и так слишком долго жил под гнетом людей и обстоятельств, так что ныне он просто обязан стать свободным. Сбросить цепи и наконец начать жить так, как сам того хочет. — Лети все выше, мой ангел, и не дай кому бы то ни было сломать твои крылья пока такие же ангелы не встретят тебя и не примут в свои теплые, дружеские объятия. Ты заслужил счастье. А я… Где бы я не очутился, я всегда буду издали, тайно наблюдать за тобой и радоваться твоим достижениям. Ну вот. Время идет. Медлить больше нельзя. Он и так слишком завозился, что само по себе удивительно, поскольку он не обладал таким количеством вещей, упаковка которых заняла бы время. Да и большая часть так и не была извлечена из сумки. Но с той тяжестью, что пронизывала каждую клеточку тела, с тем камнем страдания и боли, повисшим на сердце, Юу двигался точно во сне. Медленно, почти ничего не соображая. Все его мысли сосредоточились лишь на том, что он покидает своего возлюбленного. Что они должны расстаться и что самое ужасное, на этот раз винить совершенно некого. Ни Саката, ни Дон, ни Микагэ, ни Киотская мафия никто и ничто больше не стоит у них на пути. Но обстоятельства складываются так, что он вынужден принять столь тяжкое для обоих решение и самолично разорвать связующие их нити. Наверное, этому суждено было случиться однажды. С самого начала их союз был невозможен. Они разные. Они живут в разных мирах, в разных социальных слоях. А столкновение людей из разных слоев населения всегда влечет за собой только слезы, печали и разочарования. И все же… Юичиро поднял глаза, полные слез на небо, окрасившееся в золотистые тона заката: — Я благодарю тебя за эту пусть и короткую, но счастливую сказку… Прости, Микаэль, прости и прощай… Ты всегда будешь жить в моем сердце… Прощай… Последний беглый взгляд на комнату, где словно бы сосредоточилось все счастье земное и которое он вынужден оставить, и Амане, взявшись за ручку входной двери, поворачивает ее. «Боже… Боже… Боже… Останови меня! Убереги от роковой ошибки. Дай мне сил сделать то, что я должен сделать» Быстрые шаги по коридору. Кто-то бежит. «Не дай минутной слабости испортить ему всю жизнь. Не дай сомнению восторжествовать. Помоги довести все до конца. Дай сил не оглядываться и не сожалеть». Шаги все ближе и ближе. — Я должен сделать это! — решительно проговаривает Юичиро и, собрав волю в кулак, распахивает дверь с полной убежденностью уйти и никогда сюда не возвращаться. Но в следующий миг, стоит только ему раскрыть дверь, как на шею ему бросается Микаэль. Красный и взъерошенный, взволнованный и испуганный до такой степени, что не похож на самого себя, он влетает в комнату и видя, как перед ним распахнулась дверь и на пороге возник любовник, он не в силах сдержать свои чувства, набрасывается на него. — Знал, знал, я так и знал, — шепчет он, судорожно вцепляясь пальцами в футболку Юичиро. — Я знал, что ты это сделаешь. Знал, что обманешь… Знал, что все не спроста. Знал, что ты что-то затеял. Что ты… Ты… — Что ты здесь делаешь? Ты знал? — опешив, выдыхает Юу, теряя здравость рассуждений. — Как? Откуда? — Правда… Так это действительно так… — усмехается Микаэль, все сильнее сжимая Юу в объятиях. — Какой же ты все-таки мерзавец… Как же я ненавижу тебя за твой треклятый эгоизм… Только о себе и думаешь, подлец. — Мика… — Как ты посмел? Как ты мог? — отстраняясь и ударяя Юу по лицу, кричит Мика, а после снова прижимается к нему, сотрясаясь от беззвучных слез. — Почему ты не в театре? — только и может что произнести Амане. — Ты ведь должен быть там. У тебя же выступление? Ты ведь так этого хотел! — Да пошло оно все к черту! — яростно произносит Микаэль. — Неужели ты не понимаешь? — страстно проговаривает он. — Неужели ты такой идиот, что думаешь, будто бы для меня это что-то значит? — А разве нет? Ты же был так счастлив. Ты сам мне в этом признался. Как же так? — в отчаянье лепечет Юичиро. — Кретин! — резко бросает ему Мика и в его глазах блестит негодование. — До тебя не дошло, что это было от безысходности! Я просто хотел позлить тебя! Меня достало видеть, как ты день ото дня все больше погружаешься в себя. Витаешь там где-то, а на меня даже не смотришь. Да мне на фиг не сдался весь этот театр с его почестями! Зачем мне все это, если тебя не будет рядом со мной! Да, я люблю Кабуки, люблю выступления, люблю то чувство, когда я на сцене и на меня все смотрят, люблю когда другие восхищены мной! Но больше всего этого я люблю тебя и только когда я с тобой мне по-настоящему хорошо. Я действительно счастлив и надо же быть таким слепым, безмозглым бараном, как ты, чтобы не понимать этого! — Мика… — теряя дар речи, Юу опускается на пол. Все его мысли спутаны, чувства вперемешку. Он не знает, что сказать, он просто во все глаза глядит на растревоженного любовника, пылающего гневом и любовью одновременно. — Вон даже вещички уже собрал, — презрительно усмехнулся блондин с ненавистью, будто это она во всем виновата, глядя на сумку Юу. — Молодец, ничего не скажешь. Задумал бросить меня одного и свалить по-тихому? Ты поистине великодушный человек! Он прошел в комнату и его взгляд упал на записку, лежащую на столе. Взяв ее, он быстро пробежал по ней глазами, а когда закончил читать разразился презрительным смехом. — Какая прелесть! Сколько чуткости! Это конечно должно было меня утешить после того, как я бы осознал, что мой возлюбленный взял и бросил меня! Сожаления? Раскаянья? Мольбы о прощении о которых ты тут пишешь, и вот это, самое смешное, — Микаэль находит нужную строчку, — дескать, хочешь исправить все. Прекрасный выход из положения — взять и кинуть меня здесь, как собаку! — Но я же хотел, как лучше! — в отчаянье воскликнул Юу, поднимаясь с пола. — Кому бы ты сделал лучше?! А ты спросил меня? Ты спросил меня о том, чего я хочу? Что для меня «лучше»? Нет! Ты этого не сделал! Ты сделал вывод сам, чуть было не погубив нас обоих! — О чем ты говоришь? — ужаснулся Юичиро. — А ты думаешь, — Мика слабо усмехнулся. — Я бы стал продолжать жить и бороться, если бы ты исчез из моей жизни? Амане застыл, точно громом пораженный. Он никогда даже предположить не смел, что занимает в жизни Микаэля столь важное место. Даже когда Шиндо бросился защищать его от Маэна, это можно было расценить, как подсознательное желание воспротивиться воле старика и попытаться защитить то, что тогда считал своим. Но теперь… В такой ситуации, когда пришлось выбирать между двумя дорогими сердцу вещами… — Мика… — Что ты заладил одно и то же? Как попугай, — раздраженно фыркнул белокурый юноша и, молча, приблизившись к Юу, уткнулся лбов в его плечо. — Никогда… Никогда не смей бросать меня, ты понял? Я никогда тебе этого не прощу, так и знай. Если еще хотя бы раз бросишь меня, будь уверен, я не приму тебя. — Не буду, Мика, — заключая Шиндо в теплые объятия, клятвенно бормочет Юичиро. — Ни за что на свете я больше не сделаю так. Теперь я все понял… Никогда и ни за что, ни при каких обстоятельствах я не брошу тебя, даже если буду уверен, что иного пути нет. Уж лучше вместе. Навсегда… — Чтобы не случилось, — закончил за него Микаэль. — Только вместе, а иначе — смерть… Горячий, страстный поцелуй завершает сцену, имеющую такое трагическое, мрачное начало, которое казалось бы не может иметь иного исхода. Но жизнь уготовила неожиданности для тех, кто продолжает нести в своем сердце хотя бы слабую искру надежды и любви. Минуты идут, а юноши все никак не могут разнять нежных объятий. Им кажется, что если сейчас они оставят друг друга хоть на миг, то они в самом деле расстанутся, а потому продолжают стоять, тесно прижавшись друг к другу. Сердце Юу бешено бьется в груди. Он не может выразить своих чувств словами, их слишком много, они слишком сильны. И все же, он первым нарушает устоявшуюся тишину вопросом, мучившим его с самого начала, который он так и не успел задать. — Как ты узнал, что я собираюсь делать? Микаэль поднял на него глаза. — Я не могу этого объяснить. Но со вчерашнего дня… Нет, наверное даже раньше, я чувствовал, что-то не так. Надвигается какая-то угроза. Я ощущал это кожей, но не мог понять откуда исходит эта опасность. — Вот как? Выходит ты это чувствовал? Можно ли это назвать предчувствием? — Едва ли, — пожал плечами Шиндо. — Но я был уверен, что ты что-то замыслил. Я не хотел поддаваться мрачным мыслям. Гнал их от себя. Но они навязчиво возвращались. И вроде бы рассеялись, когда ты воспротивился моему замыслу отправиться гастролировать вместе с теми парнями, однако… Когда ты заявил, что присоединишься ко мне на спектакле позже. — Он опустил взгляд. — Вот тут я понял, что ты задумал. — Значит уже тогда? Шиндо утвердительно кивнул. — И понимая, что я затеял ты все равно ушел? — Знаешь, — Шиндо поглядел в сторону. — Я так разозлился в тот миг, что подумал «Да пошло оно все! Осточертело». Я правда тогда подумал о том, чтобы уехать вместе с ними, а потом вернуться в Японию, обосноваться в Токио. Я говорил с заместителем. Он уверял, что я смогу получить все, что мне необходимо. Я был четко настроен. Я поехал в театр, нашел заместителя, дал ему свое согласие, а потом… Потом пошел на репетицию и даже вышел на сцену… — Постой! Ты говоришь вышел на сцену? Но ведь, — Юу оглянулся на часы. — Пьеса еще не окончилась. Так как? — он недоуменно уставился на любовника. — А разве не понятно? — мягко улыбнулся тот. — Я сбежал. — Что? Прямо со сцены? — тут только Юичиро заметил, что на Микаэле не его собственная одежда, а костюм деревенской девушки эпохи Эдо. Он с еще большим недоумением взглянул в лицо Мики и сердце его наполнилось горячим теплом и одновременно комичностью ситуации. — Представляешь, — Мика усмехнулся. — Все были потрясены. Никто толком ничего не понял. А я, — он вздохнул. — Я просто не мог дальше мириться с этим угнетающим ощущением. Не смог заставить себя игнорировать его дольше, зная какую ошибку совершаем мы оба. И не в силах больше сносить эту боль, я ринулся к тебе. Даже не представляю, что там сейчас творится в Кабуки. Я сорвал им все планы. Даже костюм присвоил. Они небось проклинают меня на чем свет стоит, а точнее не меня, а Лилиаса Флориана, — он хмыкнул. — Ты сумасшедший. Да, просто безумец, — Юу не мог скрыть своего восторга. — О, как же я люблю тебя! Прости меня за всё. — Не надо больше извинений, — качнул головой Микаэль. — Достаточно их уже звучало между нами. — Ты прав, — согласился Юу. — И вот что я тебе скажу, — он взял Мику за плечи и заглянул ему в глаза. — Больше я не намерен давать тебе повод злиться на себя. Я принял решение. Я хочу… Он не договорил, поскольку в этот самый момент, в дверь их номера постучали. — Кто там? — с удивлением воскликнул Микаэль, выглядывая из-за плеча Юу на дверь, которую Юу, механически, затворил ранее.  — Мы же никого не ждем, — мгновенно нахмурился Амане, напрягшись. — Никто же не знает, что мы здесь. Кто к нам может заявится? — А что если это из Кабуки? Они могли бы последовать за мной, чтобы забрать свое имущество, — скривился Шиндо. — Или того хуже, — мрачно отозвался Юу который видел в визите полицейского несколько бо́льшую угрозу нежели от недовольных сорванных спектаклем представителей Кабуки. Стук в дверь повторился и на сей раз он был более настойчивым и длительным, нежели предыдущий. Сглотнув, Юу бросил взгляд на Мику, не менее испуганного положением, чем он сам, но подавив в себе эмоцию, чтобы еще больше не вводить в замешательство любовника, выдавил из себя приободряющую улыбку, сжал холодные руки Мики в ладонях и пошел открывать. — Переоденься, да поскорее, — сказал он только. Мика кивнул и оглянулся в сторону, где лежали его нетронутые вещи.