Правило неприкосновенности

На следующий день Чонсу вполне ожидаемо приезжает на работу разбитым. Весь прошлый вечер он думал только о Кюхёне, перебрал все варианты, как можно исправить сделанное, успел в деталях продумать предстоящий серьёзный разговор с юношей, даже нашёл несколько зыбких оправданий своему поведению, и буквально вымолил у Йесона десять шприцов с подавителями. На что Чонун сходу радостно послал его благим матом и бросил трубку. Правда, через пару минут сам перезвонил и сказал, что за двое суток сможет изготовить такое количество блокаторов, но и цену загадал неплохую, на что мужчина, скрипя зубами, согласился. И чего только не сделаешь, чтобы не изнасиловать собственного ученика… Из-за пережитого стресса уснул мужчина только в третьем часу ночи, а встал в семь утра, и притом всю ночь его мучали яркие сновидения с участием Кюхёна, что, конечно же, не способствовало спокойному сну, скорее больше нервы расшатывало. – Хреново выглядишь! – своеобразно "здоровается" Йесон, заглядывая в класс друга во время перемены между первым и вторым уроками. – На вот, взбодрись, – он ставит бумажный стаканчик с ароматным, горячим, только что сваренным кофе на стол, широко улыбается старшему, и следом, вынув из кармана тонкий шприц с прозрачной жидкостью, кладёт его на стол в компанию к кофе. – Ты мой спаситель, – практически отшвырнув в сторону журнал и учебник математики, Чонсу хватает двумя руками стакан и жадно делает пару глотков горячего, отдающего карамельным сиропом напитка, зажмуриваясь от приятного тепла, прокатившегося по горлу. – А это что? – кивает он, обратив внимание на шприц. – Говорил же, только через два дня сможешь сделать. – Да нашёл в своей заначке, осталось с прошлых экспериментов, – Чонун гордо вздёргивает нос и внимательно осматривает действительно хреново выглядящего друга. Опухший, не выспавшийся, бледный, царапина на губах. Он явно нервно истощён. Нахмурившись, Йесон огибает учительский стол, подходит вплотную к хёну, сжимает пальцами его подбородок и резко поднимает лицо вверх, наклоняясь слишком близко. – Кто это тебя так? – первым делом он смотрит на слишком сильно привлекающую внимание ранку на нижней губе. – Мешки под глазами, опухший… Ты где был вчера? – фыркнув, Чонсу грубо отталкивает руки мужчины и супится, пряча губы за краешком бумажного стакана с кофе. – Кстати, я всё ещё жду объяснений, – понимая, что ответа на предыдущий вопрос не получит, Чонун отходит на шаг назад от старшего и складывает руки на груди, – на кой тебе так много подавителей? Запасаешься в преддверии весны? Или… – он подозрительно щурится и давит широченную довольную лыбу, – да ла-а-адно. У Мамы Утки появилась на примете омега? – Заткнись! – шипит Итук, поглядывая на дверь кабинета, откровенно опасаясь, что их кто-то услышит. В конце концов, в этой школе всё ещё никто не знает, что на самом деле он альфа, благо за всё время работы здесь он ни разу не спалился своим запахом. – Та-а-ак, и кто она? – не отстаёт Йесон, наклоняясь, прогибаясь в пояснице и складывая руки локтями на стол, чтобы подпереть кулаками щёки. В ответ старший испепеляет его взглядом, ставя уже наполовину опустевший стаканчик на столешницу. – Он? – теперь Чонсу шумно выдыхает и опускает голову, закрывая глаза чёлкой. В обществе есть негласный закон: среди альф и омег на гендер не обращают внимания и отношения двух мужчин не считаются "гейством", но всё же Итук несколько переживает из-за того, что его истинным оказался парень. И Чонун, опираясь на свой богатый опыт отношений, прекрасно понимает, что сейчас чувствует его друг. – Окей, понял, пытать не буду. Так, а какого ж хрена ты тогда колешься, раз омега появилась? Знаешь же, что это вредно. – Да у нас там всё непросто. И пока весьма шатко. Я вообще не уверен, что это хорошо кончится, слишком всё быстро и сложно. – Поделишься? – Не здесь, – он ещё раз бросает быстрый взгляд на дверь, за которой начинают скапливаться ученики, и затравленно смотрит на понимающе кивнувшего Йесона, – может, встретимся сегодня после работы за выпивкой? – Договорились, – Чонун выпрямляется, услышав звонок, – зайду попозже, на обед тебя заберу! – и уходит, ловко проскользнув мимо вливающихся в класс учеников. До обеда Чонсу откровенно мучается и вообще готов биться головой об стену. Глаза слипаются, от выпитого сладкого кофе и отсутствия завтрака подташнивает, сидеть на месте невозможно, и постоянно бросает то в холод, то в жар. Подумав, что дело в гормонах, он вкалывает себе подавитель во время второй перемены, однако особого эффекта это не даёт, разве что запах феромонов притупляется. Зато улучшению самочувствия прекрасно способствуют горячий супик из морских водорослей, острые закуски, ароматное таккальби* и паровой рис, придавленный сверху булочкой с фасолевой пастой и кремом внутри. Во время обеда Йесон благоразумно молчит и не заикается об утреннем разговоре, поскольку вокруг полно чужих ушей и Канин, говорит только об уроках, скорой зарплате, новой идее для формулы подавителей и великих мечтах о патенте на эти формулы. А ещё рассказывает о том, как красиво Ёнун навернулся с каната сегодня на уроке, чем здорово смешит Чонсу и заставляет надуться Канина. Доедая сладкую булочку и слушая разговоры своих коллег, Итук старается как можно меньше обращать внимание на Кюхёна, сидящего за самым дальним столиком и прожигающего его взглядом. Такое, конечно, сложно игнорировать. Юноша, кажется, сделал далеко не одну дыру в его голове: он, абстрагируясь от одноклассников, с которыми сидит за одним столом, смотрит только на учителя, а его глаза… чёрные, как сама ночь, злые, опасные. Что это с ним? Его кто-то вывел из себя? С одной стороны хочется подойти и спросить в чём дело, почему он не в настроении, а с другой… ну какая разница? Он всего лишь ученик, всего лишь обычная шестнадцатилетка, обычный мальчишка! Всего лишь его истинная омега… Да, сердце ёкает, стоит встретиться взглядом с чёрными глазами юноши, но мозг, отрезвлённый подавителем, активно вопит "ненененене, нельзя при всех". – Эй, о чём ты думаешь? – отвлекает его Чонун, помахивая ложкой перед глазами старшего. – Достал пялиться в пустоту. В ответ Чонсу только отшучивается и спрашивает друга о его классном руководстве, чтобы перевести разговор в другое русло. После обеда работать стало значительно легче: он без проблем проводит уроки у старших классов, успевает пообщаться с сестрой по телефону в перерыве, и перед последним уроком решает зайти в спортзал, чтобы предложить Канину пойти сегодня в щикданг с ним и Йесоном. Определённо нужно отвлечься. И не важно, что алкоголь, в отличие от своих друзей, Чонсу не пьёт, можно ведь просто хорошо поесть, пообщаться, познакомиться там с кем-нибудь. В идеале бы ещё "погулять" по омегам, чтобы сбросить напряжение в преддверии сезона и забыть о Кюхёне… Он входит в спортзал по обыкновению с громким ором, на который из кабинета пулей вылетает перепуганный Ёнун, держась за поясницу, напоминая старого дедульку. Итук откровенно ржёт, выслушав второй раз в красках об утреннем падении с каната, и, как и планировал, предлагает другу после занятий поехать в щикданг, на что тот с радостью соглашается. – У тебя сейчас какой класс был? – как бы невзначай спрашивает мужчина, уловив носом знакомый пряный аромат своей омеги. Теперь повсюду, куда ни пойди, мерещится его запах… – Так твой, – округляет глаза Канин, и, посмеявшись над досадно зашипевшим старшим, хлопает его по плечу, – выучи уже расписание своего класса, ты же классный руководитель! Так, всё, я в медкабинет, – морщится физрук, снова хватаясь за поясницу, – а то у меня сейчас позвоночник в штанишки ссыплется. – Проводить? – Не, сам доковыляю, – отмахивается мужчина и не спеша выходит из зала, оставляя друга в одиночестве. Прикинув, что у него ещё есть минут пятнадцать до следующего занятия, Чонсу вытаскивает из сетки в кабинете Ёнуна баскетбольный мяч и гоняет его по залу, раз за разом безошибочно закидывая в кольцо трёхочковый. Да, было бы неплохо вечером поиграть с мальчишками во дворе. Раньше он частенько принимал участие в играх наряду со старшеклассниками и студентами, которые собирались вечерами на баскетбольном поле недалеко от его дома, и это было прекрасным способом развеяться и снять стресс. Но с возрастом времени на подобные развлечения стало катастрофически не хватать, поэтому теперь в баскетбол во дворе альфа играет очень редко, хотя сейчас это было бы самым лучшим способом отвлечься от своих проблем. Чёрт бы побрал этого Чо Кюхёна, он никак не хочет выходить из головы! Везде, куда ни пойди, чудится его запах, а в мыслях сразу всплывают воспоминания о нежных губах, острых маленьких клыках, которые мальчишка чуть было не вонзил в его шею, о смущённом румянце, шрамах на теле, и влажной тесноте, окружающей пальцы… А впереди урок у собственного класса. И нужно собраться с силами, чтобы стойко выдержать взгляд Кю в течение целого часа. Зато потом можно будет ненавязчиво у него поинтересоваться о причине, по которой он прожигал учителя взглядом во время обеда, да ещё и таким злым, что аж страшно становилось. Забросив в очередной раз мяч в кольцо, Чонсу улыбается и тяжело дышит, крутя мяч в руках, но разом весь напрягается и замирает, когда слышит подозрительный шорох где-то в раздевалках. Должно быть, кто-то из учеников оказался копушей и долго переодевался. Шорох повторяется, только теперь это больше похоже на какой-то подозрительный стук, дополняемый стонами одного человека. Вот же… Кому могло придти в голову сношаться вне сезона? Прямо в школе! Принудительно на блокаторы надо сажать этих школьников. Рыча от злости, Итук с силой швыряет мяч в стену и, подкатывая рукава рубашки, идёт к раздевалкам, намереваясь вставить грандиозных пиздюлей вконец обнаглевшим ученикам. Он намеренно громко топает, чтобы у студентов было несколько секунд хотя бы прикрыться, и, подойдя к раздевалке, резко открывает дверь, уже приготовившись орать как последний раз в жизни. Но не успевает издать ни звука: кто-то хватает его за грудки, прикладывает спиной к стене, отчего мужчина зажмуривается, а в следующий момент, не позволяя вскрикнуть, ему затыкают рот чьи-то губы. Такие до боли знакомые, нежные, сладкие… Вот же маленький гадёныш. Кюхён привстаёт на носочках, чтобы нивелировать разницу в росте, едва не рвёт рубашку на груди старшего, зарывается левой рукой в его волосы, сжимает и оттягивает светлые пряди, намеренно причиняя боль, и сам внаглую проникает языком в рот мужчины, чем ещё сильнее удивляет его. Кю неосторожно цепляет клыками язык альфы, второй раз ранит его нижнюю губу, оставляя царапину рядом с предыдущей, и довольно стонет, когда Чонсу, не сдержавшись, кладёт руки на его попу и с удовольствием стискивает упругие ягодички, прижимая ученика к себе. Кюхён еле удерживается на носочках, правой рукой держится за плечо старшего, чтобы не упасть, и тихонько скулит от ощущения чужих ладоней на своей заднице. – Я соскучился, – еле выговаривает Кюхён между поцелуями, – не мог дождаться встречи с Вами… Эта фраза начисто убивает здравый смысл, уступая место первобытным инстинктам. Итук рычит, отталкивается от стены, разворачивается, и всем телом буквально впечатывает вскрикнувшего Кю в стену, снова впиваясь в его губы собственническим поцелуем, скользит левой рукой по бедру и заставляет мальчишку закинуть ногу себе на поясницу, чтобы плотно прижаться и потереться о него бёдрами. Уже возбуждён. Маленькая глупая омежка. Но, надо отдать должное, достаточно хитровыдуманная, чтобы вот так ловко выловить и зажать своего учителя в раздевалке спортзала. Как вообще он узнал, что Чонсу спустится сюда? – Учитель… – Кюхён жалобно стонет, закрывая глаза, когда мужчина спускается поцелуями к шее, и хватается за его широкие плечи, дрожа от возбуждения. Слабо осознавая происходящее, Итук жадно целует вытянутую в удовольствии шею юноши, держит его ногу под коленом одной рукой, вторую прикладывает к паху и, не рассчитывая силы, массирует через штаны его эрекцию, чувствуя усилившийся аромат специй. Течёт, несмотря на блокаторы. Ещё одно подтверждение – только рядом с истинной парой большинство подавителей слабеют или вовсе теряют силу, сдаваясь под натиском гормонов, что, скорее всего, сейчас и происходит. Парень жалобно скулит, царапается, берёт лицо учителя ладонями, поднимает, и сам целует, но с силой отталкивает, как только старший расстёгивает ширинку его брюк, приспускает трусы и кладёт ладонь на обнажённую головку члена. – Ты хоть понимаешь, что играешь с огнём? – тяжело дыша, спрашивает Чонсу, отходя ещё на пару шагов назад от безумно улыбающегося, прислонившегося к холодной стене Кюхёна. Омега натягивает обратно бельё, застёгивает школьные брюки, поправляет мятую рубашку, и как-то странно, сумасшедше смеётся, закрывая глаза. – Посмотри на меня, – игриво прикусив нижнюю губу, юноша выполняет просьбу и смотрит на покрасневшего от злости и возбуждения учителя, – видишь? – он обнажает зубы и показывает мальчишке непроизвольно обострившиеся клыки, чем мгновенно стирает с его губ улыбку и зажигает страх в карих глазах. – Я не железный. И если вдруг в один прекрасный момент не смогу сдержаться – вся вина ляжет на меня, я сломаю жизнь сначала тебе, а следом и себе. Ты этого добиваешься? Мы уже говорили об этом, ты несовершеннолетний! – Но Вас мой возраст всё равно не останавливает, как я посмотрю, – Кю принимает информацию в штыки, враждебно складывая руки на груди и хмурясь. – Не понимаю, в чём проблема? Я не собираюсь писать на Вас заявление в полицию… – Это пока. – Не собираюсь афишировать наши отношения. – Нет у нас никаких отношений, – шипит Чонсу, оглядываясь на дверь, чувствуя резкий укол страха только от мысли о том, что кто-то может их услышать, случайно зайдя в спортзал. – Это пока, – передразнивает его Кюхён, забавно морща нос, – но нам же ничего не мешает их начать. – Кюхён! – мужчина повышает голос и сжимает кулаки от злости. Как до него донести-то?! Вроде, сообразительный парень, что ж до него никак не дойдёт… – Отстань от меня. Связь со взрослым мужчиной – далеко не лучший выбор. Ты же умный, почему не понимаешь, что я не чёртова бесчувственная бета? – А вот об этом я бы на Вашем месте не распространялся. – А я бы на твоём месте сейчас заткнулся, – Чонсу глубоко вдыхает, закрывая глаза, и упирает руки в боки. Надо успокоиться и мудро первым выйти из этой дискуссии, иначе глупая перепалка будет длиться не один час. – Всё, давай закроем эту тему, – открыв глаза и встряхнув руками, устало говорит Чонсу, – приводи себя в порядок и я жду тебя на уроке через пять минут, – поставив твёрдую точку в разговоре, он разворачивается и быстро выходит из раздевалки. – Поужинаем сегодня? – слышит альфа вдогонку. – Пошёл на хер! – не церемонясь, орёт в ответ мужчина, сворачивая в переход, ведущий к основному зданию школы, наверняка зная, что Кюхён от услышанного засмеялся. Вот же настырный… И даже спросить не у кого как в такой ситуации поступить, если кто узнает – его с громким позором вышвырнут из школы и ни в одно приличное учебное заведение больше не возьмут... В течение урока Чонсу всеми силами старается игнорировать сидящего за последней партой Кюхёна: мальчишка не сводит с него глаз, как бы невзначай показывает язычок, и улыбается, обнажая острые, так и не втянувшиеся клыки. Оказывается, трудно на него не смотреть, учитывая, что ещё и его запах доносится до мужчины даже на таком расстоянии. Но, несмотря на отвлекающие факторы, Чонсу, старательно держа маску строгого учителя, объясняет новую тему и показывает классу решение новых задач, а в конце урока напоминает о предстоящем общешкольном тесте по всем предметам, и говорит, что уже на следующей неделе они начнут подготовку, на что класс реагирует дружным тяжёлым вздохом. – Спасибо за урок, все свободны! – Итук успевает сказать это буквально за секунду до того, как звенит звонок, и, как только ученики начинают с грохотом собираться, садится в своё крутящееся кресло, собираясь заполнить классный журнал. – Учитель Пак, – мужчина холодеет и весь покрывается мурашками, когда его зовёт Кюхён, подойдя к учительскому столу, – мы можем провести завтра наш урок на час раньше? – У меня занятия до позднего вечера, в пять никак не смогу, – оторвавшись от журнала, отвечает Чонсу, стараясь не выказать на лице ни одной эмоции, – если хочешь, можем позаниматься на следующей неделе. – Я не смогу так долго ждать, – Кюхён игриво прикусывает нижнюю губу и поворачивает голову, чтобы удостовериться, что все одноклассники вышли из кабинета. – Подождёшь, – пренебрегая правилами приличия, фыркает старший, – всю оставшуюся неделю я буду в школе допоздна, – и он тут же тушуется, понимая, что сказал это очень и очень зря, ведь юноша может начать вылавливать его, но старается быстро поправить ситуацию, – у меня индивидуальные занятия со старшеклассниками. – Хорошо, тогда на следующей неделе в понедельник, да? – Кюхён мило улыбается и пожимает плечами, будто ему совсем не важно, пройдёт у них урок или нет. – О, и… Учитель Пак, я хотел предупредить: возможно, меня не будет в школе до понедельника, моя мама позже позвонит Вам, – и прежде, чем мужчина успевает возразить или хотя бы спросить о причине, Кюхён кланяется и быстро выбегает из кабинета, скрываясь за поворотом. – Ненормальный, – бубнит себе под нос Чонсу, снова возвращаясь к заполнению журнала. Весь вечер его так и подмывало написать Кю и спросить по какой причине его не будет. Фантазия рисовала всякое: родители чудят, он стал тяжелее переносить течку, куда-то с кем-то уезжает, и самое частое – а не с другим ли альфой он будет проводить время. Увы, даже компания собравшихся в щикданге пьяненьких Чонуна и Канина не заглушает этих мыслей, скорее уж наоборот – Ёнун, имеющий дурную привычку не затыкаться в нетрезвом состоянии, то и дело пытал старшего допросами по типу "чего такой печальный" и "кажется, от тебя пахнет омегой", как будто с того инцидента с Кюхёном чуйка на омег у этого недобеты вдруг заработала. Но Итука спасает пока ещё здраво мыслящий Йесон, одёргивая Канина одной лишь фразой "ты бета, какое тебе дело до запахов омег". Впрочем, из весёлого и вкусного времяпрепровождения с друзьями есть своя выгода: Чонун и в трезвом-то состоянии весьма проницателен, а уж пьяным вообще, кажется, умеет мысли читать. Открывает свой третий глаз, так сказать. – Я вижу, тебя что-то гложет. Уже от одной этой фразы Чонсу страдальчески закатывает глаза и опирается ладонями на перила красивой деревянной террасы, куда они с Йесоном вышли проветриться, устав от шумного ресторана. Каждый раз, когда Чонун в говно, он начинает очередной "задушевный разговор" именно с этой фразы. Каждый. Грёбаный. Раз. Достало. Но, кажется, сейчас он единственный, кто может хоть чем-то помочь, ибо айкью сто тридцать семь – это не шутки. – Поделишься? – криво улыбается Йе, с тихим треском прокручивая колёсико зажигалки и подпаливая дорогущую феромонную сигарету, зажатую между губ. Он красиво курит. Изящно прихватывает пальцами тонкую сигарету, затягивается, прикрывая выделенные чёрными тенями глаза, и выдувает струю молочного дыма в ночное небо, закидывая голову назад и улыбаясь. Он и так ни капли не похож на бету, но, когда он такой… пьяный, свободный, раскрепощённый, в своей любимой чёрной мантии до колен, выдувает дым и держит между пальцев сигарету – это самый настоящий альфа. Однако самое забавное в этом мужчине другое: при взгляде на него ни у кого даже и мысли не мелькает, что он учитель химии и физики. Правильно, когда бы вы видели курящего за школой учителя? Они обычно хорошо прячутся или не курят вовсе. – Ты весь вечер о нём думаешь, – тряхнув головой, чтобы убрать со лба чёрную длинную чёлку, усмехается Чонун, – почему бы тебе просто не признать, что ты наконец нашёл своего истинного? – Да не в том дело, – отмахивается старший, устало опуская голову. Ах да, и каждый раз в этих "задушевных разговорах" Чонсу думает только о том, что трезвому пьяного не понять. Вернее, трезвому с пьяным тяжко разговаривать, сознание-то работает по-разному. – Я бы и рад связать себя меткой с истинным, и покусал бы его не задумываясь, но… есть одна большая проблема. Он ещё слишком мал. – В смысле… он не созрел для отношений? Или для переезда к тебе? – в очередной раз глубоко затягиваясь, спрашивает Йесон на выдохе, сопровождая вопрос неровным облаком дыма. – В смысле он вообще ещё ни в каком плане не созрел. – Он несовершеннолетний, – сощурившись, понимающе тянет Чонун, внимательно наблюдая за лицом хёна, тут же получая подтверждение своей догадки в виде согласного кивка, – и ты боишься, что его предки узнают, – в ответ Чонсу опять кивает, пялясь в одну точку на здании напротив. – Только не говори мне, что это кто-то из учеников нашей школы, – он с надеждой заглядывает в глаза старшего, и вздыхает от того, с какой обречённостью Итук посмотрел на него, – не-е-ет… Да ну на хрен. Не верю, что ты мог повестись на какую-то малолетку! Хён, ты же взрослый альфа тридцати двух годочков, ну куда тебя понесло? – Думаешь, мне легко? Я каждый день, считай, под статьёй хожу, – огрызается в ответ мужчина. – Если меня уволят, – и это в лучшем случае, – я больше никогда не смогу преподавать. А в худшем – его родители подадут на меня в суд за совращение несовершеннолетнего сыночка, и я уеду минимум лет на пять в места не столь отдалённые. – Не ссы, – снова приобретает свой пофигистический вид Чонун, поднося к губам тлеющую сигарету, слегка отдающую феромонами альфы, – я сейчас приведу тебе три убийственных аргумента почему этого не произойдёт. – Да ты же в какаху, донсен, – откровенно смеётся Итук, наблюдая нередкую и каждый раз жутко забавную картину: затягиваясь, Йесон смотрит через стеклянное окно ресторана на какую-то милую девушку, выбрав её из общей кучки, с которой та пришла, и, выдыхая дым, криво улыбается и подмигивает ей, получая в ответ смущённую улыбку. Вот она, та блядская натура альфы в нём, и пробуждает её только алкоголь. – Я адекват, смотри: начальник фабрики соевого соуса – начальник Кан, начальник фабрики соевлвой пасты*… э-э-э… – Чонун запинается, хмурится, и в итоге смеётся, сдаваясь, – окей, может, я маленько и в дрова. Но не суть. Короче, внимай: во-первых, если он действительно твой истинный, то для его родителей это, наоборот, должно стать удачей, ведь их сынок в стволь… блин… в столь раннем возрасте нашёл свою пару, что за всю жизнь не каждому-то удаётся. Во-вторых, если твой омега и сам не против связи, значит, стоит напрямую поговорить с ним и сказать, что вы не должны палиться и распыр… распр-р-р… рас-про-стра-нять-ся о ваших отношениях. И в-третьих, можно пойти с ним на компромисс и попросить его написать… ну не знаю… какую-нибудь бумажку, что он не имеет к тебе никаких претензий, чтоб потом не смог в случае чего пойти и накрапать письмецо в полицию. – Это шантаж. – Но шантаж во имя спасения твоей жопы, – пожимает плечами Йесон, стряхивая пепел с сигареты в металлическую урну в углу террасы. – Да, и ещё тебе хорошая новость: в отличие от других стран, в нашей возраст согласия начинается с тринадцати лет. – А то я не знал, – закатывает глаза Итук, выпрямляясь и оглядываясь на столик, за которым в гордом одиночестве продолжает наклюкиваться Канин. – Пойдём, пора расплачиваться и выдвигаться в сторону дома, завтра всем на работу. Затушив сигарету, Чонун щелчком отправляет её в мусорку и запахивает на себе чёрную мантию, направляясь к раздвижной двери – выходу с террасы, а за ним по пятам следует Чонсу. Они делят счёт на троих, сидят ещё около двадцати минут, допивая последнюю бутылку соджу и доедая закуски, затем Йесон вызывает такси, они с Итуком взваливают на себя тяжёлую тушку Ёнуна и, еле дотащив его до машины и запихав на заднее сидение, наконец отправляются по домам. Чонсу еле-еле доползает до своей квартиры, плещется в душе, немного трезвея под прохладной водой, и, выйдя из уборной уже с более-менее свежей головой, с удовольствием валится на не заправленную с утра постель в компанию горячо любимого пёсика Кунги, и сразу утыкается в телефон, машинально начиная поглаживать шёрстку собаки. В самом деле, после разговора с Чонуном стало легче, мысли прояснились и появился хотя бы приблизительный план дальнейших действий. В первую очередь надо всё обсудить с Кюхёном. Далее, если он согласен на условия, рассказать обо всём его родителям, что кажется самым сложным. А потом… потом только два пути – или вылет из школы за совращение, или счастливая жизнь с истинным. Последнее кажется самым маловероятным. Копаясь в социальных сетях, мужчина старается отвлечься от дурных мыслей, плотно засевших в голове – Госпожа Чо за весь день так и не позвонила, чтобы сообщить, придёт ли Кю завтра на занятия. Очень интересует причина, по которой его не будет. Итук смотрит на время – двенадцать часов ночи. Слишком поздно, чтобы написать сообщение, школьник наверняка уже десятый сон видит. Что, впрочем, мужчину всё же не останавливает. "По какой причине ты не сможешь посещать школу? Я должен отчитаться перед директором", – строчит Чонсу в KakaoTalk и начинает нервно дрыгать ногами, с нетерпением ожидая ответа. "Мы завтра едем в больницу и мне могут прописать полный покой дома. Это не точно, я просто Вас предупреждаю", – спустя всего минуту прилетает ответное сообщение. "Зачем тебе в больницу? Что-то случилось?" – теперь мужчина всерьёз начинает беспокоиться. Он ведь не мог повлиять на его здоровье своими феромонами альфы, так? Ведь ничего не было… Только поцелуи, прикосновения и незначительные ласки. Ничего серьёзного, даже проникновения как такового не было! Может, у него гормональный сбой? Кюхён сейчас находится не в лучшем положении: сбит с толку непониманием того, что рядом с ним истинный альфа, пьёт блокаторы в большом количестве, да и вообще переживает свою первую течку, что для омег очень важно и очень сложно. "Кюхён?" – не дождавшись ответа, пишет Чонсу спустя семь минут. Однако мальчишка так и не отвечает, хотя сообщение всё же прочитал. Подумав, что юноша просто уснул с открытым приложением, Итук заводит будильник, блокирует телефон и укладывается спать, обняв улёгшуюся рядом с ним собачку. Но ещё около получаса не может успокоиться и изводит себя различными догадками… *Таккальби (닭갈비) – блюдо из маринованной курицы, приготовленное с овощами в остром соусе из перцовой пасты. *Корейская скороговорка: "간장 공장 공장장은 강 공장장이고 된장 공장 공장장은 공 공장장이다". Перевод: "Начальник фабрики соевого соуса - начальник Кан, начальник фабрики соевой пасты - начальник Кон".