Правило неприкосновенности

Услышав количество подавителя, что затребовал Чонсу, Йесон первым делом отправляет его в пешее эротическое по детородным органам, однако, видя воочию измученное состояние хёна, вздыхает, дуется, и соглашается сделать, загадывая при этом очередную сказочную сумму, которую друг со скрипом отдаёт. Первая неделя с начала их "официальных" отношений с Кюхёном проходит более-менее спокойно: занятый учёбой, парень практически не трогает учителя, только пишет ему сообщения в KakaoTalk, признаваясь, что соскучился, и не перестаёт глупо лыбиться на уроках математики, особенно когда Чонсу, проходя по рядам между учениками, гладит его по плечу или макушке. На выходных Кю уезжает с семьёй за город и всю следующую неделю почему-то не проявляет такой прыти, как это было всего две недели назад, и совсем не лезет к мужчине, продолжая общаться с ним на расстоянии, что последнему только на руку – подавители-то колоть не надо. Юноша оживает только ко вторнику третьей недели, когда на дворе вовсю царит тепло, греет апрельское солнце и начинает пробиваться зелень, а вместе с этими красотами природы расцветают и все более-менее созревшие омеги в школе. Видимо, тоже поддавшись всеобщему настроению под названием "чот как-то хочется любви", Кюхён подходит к учителю сразу после последнего урока математики, и, игриво улыбаясь, опирается поясницей о рабочий стол старшего, мельком оборачиваясь на дверь, которую закрыла за собой староста. – У Вас ведь нет дополнительных занятий сегодня? – юноша игриво склоняет голову в сторону и дрыгает ножкой, выдавая своё нетерпение. – А у тебя что ли гормоны заиграли? – отвечает Чонсу вопросом на вопрос, понимая, к чему клонит донсен. Отложив ручку и отодвинув классный журнал, он откидывается на спинку кресла и осматривает парня с головы до ног. И когда вдруг школьная форма стала такой соблазнительной? – Ага, – он прикусывает нижнюю губу, показывая мужчине белоснежные клыки, которые так и не научился прятать, и, поднапрягшись, даёт волю феромонам, распространяя их вокруг себя. Вообще-то, это очень неприлично и грубо, и вообще нельзя так делать перед старшими, но… по тому, как жадно Итук вдохнул, и по его расширившимся зрачкам смело можно сказать, что он ни капли не против. – Если Вы свободны, может… позанимаетесь со мной математикой? – в довершение, чтобы окончательно убить волю учителя, Кюхён поднимает правую руку и проводит пальцами по шее, как бы невзначай закрывая глаза, приоткрывая ротик и касаясь ключиц в расстёгнутом вороте школьной рубашки. – Одевайся и иди на парковку, вот, держи ключи, – открыв выдвижной шкафчик стола, Чонсу отдаёт парню звякнувший брелоком ключ от машины, – я сейчас закончу и спущусь, поедем куда-нибудь поужинаем. Согласно покивав, юноша расплывается в широченной улыбке, забирает у хёна ключ и, поправив рюкзак на плече, радостно мчится забирать куртку из гардероба. Кажется, вечер обещает быть хорошим. Главное не забыть вколоть подавитель. – Ах ты ж старый развратник! – в кабинет с восхищённым возгласом входит Чонун, пугая старшего этой фразой до полусмерти. – Так значит, это… – он намекающе поднимает брови и указывает большим пальцем через плечо, имея в виду только что выбежавшего из кабинета Кюхёна. – Ничего не говори, – тяжко вздыхает Чонсу и, немного отъехав в кресле назад, падает головой на столешницу, глухо ударяясь о дерево лбом. – Слу-у-ушай, а он ничего так, да? Вполне себе аппетитный, – Йесон хищно ухмыляется, и, подойдя к рабочему столу хёна, опирается на него локтями, прогибаясь в пояснице. – Чёрт, донсен, тебе в самом деле надо было родиться альфой, – фыркает Чонсу, поднимая голову от стола, – из тебя бы вышел отличный охотник на маленьких девственных омег. Как тебе вообще живётся в теле беты? – Замечательно мне живётся, – мужчина щурится и улыбается шире, – без сезона и блокаторов. И трахаться могу с кем хочу, хоть с альфами, хоть с омегами, хоть с бетами, – он показывает старшему язык и тихо посмеивается над его убийственным взглядом. – Значит, ты всё сделал так, как я советовал, и теперь вы вместе? – по сути, это даже не вопрос, а простая констатация факта, ведь по страдальческому выражению лица Чонсу и так всё понятно. – И как тебе невинная омежка на вкус? – Извращенец, – небрежно фыркает в ответ Итук, заливаясь румянцем и захлопывая классный журнал, – мы ещё не спали. Спасибо твоим светлым мозгам и талантливым ручкам, без твоих блокаторов у меня бы не хватило терпения находиться с ним рядом. – А ты, значит, святой? Решил не трогать мальчонку до совершеннолетия? – Это было обоюдным решением. – М-м-м, – понимающе тянет Чонун, выпрямляясь и отходя от стола, – ну, удачи вам. Я бы ещё посоветовал тебе посетить врачей и пройти обследование, потому что моя голова не настолько светла, чтобы учесть все риски подавителей. Ты ещё и колоть их стал чаще, это может усугубить положение. Но… чо я распинаюсь, ты же всё равно не станешь меня слушать! – В яблочко, донсен, – вздыхает старший и, отодвинув кресло с громким жалобным скрипом, встаёт из-за стола, – я должен идти, мы сейчас едем ужинать вместе. – Как мило, – кривится Йесон, – и всё же будь осторожней, я серьёзно. Если будешь принимать большое количество подавителей и не вступать в связь с омегой, но при этом постоянно подвергаться влиянию его гормонов, – схлопочешь сердечный приступ, дедуля. Усмехнувшись, Чонсу берёт со стола свой телефон, снимает со спинки кресла сумку, вешая её на плечо, и, собственнически обняв Йесона за шею, выходит вместе с ним из класса, направляясь к гардеробу. Завидев издалека своего учителя, Кюхён лыбится и ёрзает на сидении, разве что хвостиком от счастья не виляет, как щенок, и, едва мужчина садится на водительское место, хочет рвануться и поцеловать его, но вовремя останавливается, подумав, что делать это на школьной парковке несколько опасно. – Ну что, куда хочешь? – развернувшись, чтобы бросить сумку на заднее сидение, спрашивает Чонсу. – Всё равно, я Вам доверяю, – безразлично пожимает плечами Кю и пристёгивается ремнём безопасности, выражая готовность ехать хоть на край света. Какая наивная омежка. Хмыкнув, Чонсу заводит мотор, пристёгивается, и, выехав со школьной парковки, направляется в район своего дома, прикидывая, где там можно вкусно поесть. Они ужинают в небольшом, но очень популярном щикданге, пробуя их фирменного жареного осьминога, Кюхён с радостью уплетает кимчи-рамён, и, когда добродушная аджума приносит счёт, даже предлагает оплатить половину ужина из своих карманных денег, на что старший только смеётся и протягивает женщине свою пластиковую банковскую карту. – Нечестно, – дуется юноша, садясь в машину. На улице уже начинает темнеть, хотя времени только половина седьмого вечера, и немного похолодало, а потому парень ёжится и плотнее завязывает шарф на шее, чтобы согреться в остывшем салоне. – Честно. Мы же встречаемся. – Но я же не девушка, чтобы за меня платили… Чувствую себя слабым, – школьник враждебно складывает руки на груди, скрещивает лодыжки, поджимая ноги, и смешно дует фигурные губы. До чего же милый. Для него это в новинку, он не привык к ухаживаниям другого человека, не привык ко вниманию, и такому отношению, ведь он до сих пор не может свыкнуться со своим новым половым типом и продолжает вести себя как сильный и независимый альфа. Забавно, что в постели весь его протест тут же улетучивается. – Почему? Я ведь просто проявляю заботу, – искренне удивляется Чонсу и, заведя мотор, ждёт, пока двигатель немного разогреется. – Тебе не нужно быть со мной сильным, просто доверься мне, я же твой альфа. Расслабься. Получив в качестве ответа шумный выдох, мужчина усмехается, пристёгивается ремнём безопасности и, аккуратно вывернув с парковки, выезжает на главную улицу, теперь направляясь к своему дому. По пути он просит Кюхёна вытащить из бардачка один шприц и, остановившись на светофоре, быстро вкалывает себе подавитель, наблюдая огромные от удивления глаза юноши. – Это что?! – подождав, пока мужчина бросит пустой шприц обратно в бардачок, кричит Кю. – Вы… Вы… Вы постоянно это делаете?! Тогда, у моего дома, я тоже видел у Вас шприц! – Всё нормально, это блокатор, – Чонсу улыбается донсену, чтобы успокоить его, и, глянув на светофор, давит на газ, – мы же не хотим, чтобы ты лишился невинности в столь юном возрасте, а я поехал в тюрьму, да? – Но это же не повод колоть себе всякую дрянь! – Кажется, в Кюхёне проснулся собственник – так переживает за свою пару, это даже трогательно. – И кстати, скоро примут закон о повышении возраста согласия с тринадцати лет до шестнадцати, так что… я в праве сам решать с кем спать. – Молодец, молодец, взрослый, я понял, – хихикнув, Итук поджимает губы и мельком поглядывает на ещё больше надувшегося Кю. Ну что за ребёнок! Похож на милого хомячка. – Но спать ни с кем, кроме меня, ты не будешь, понял? Буркнув недовольное "посмотрим", юноша отворачивается к окну и наблюдает за мелькающими по дороге домами и деревьями, между тем в красках представляя то, чем они будут заниматься уже через несколько минут у хёна дома. Кюхён входит в квартиру Чонсу как любопытный кот: осматриваясь по сторонам, идёт медленно, крадучись, залезает в каждый угол, тискает подбежавшую и обматерившую его на своём языке белую собачку, с которой быстро находит общий язык, и в последнюю очередь суёт нос в холодильник, по-хозяйски так, даже не спросив разрешения. Наблюдая за ним, мужчина тихо посмеивается и думает, что как-то не слишком уж Кюхён и волнуется, несмотря на витающий повсюду запах альфы, свободно лазает везде, тискает его питомца, и, наткнувшись на уборную, быстро пищит "я на пять минут", закрываясь там. Хм, и как же поступить? Зажать его сразу или немного поиграть? Он с такой лёгкостью сам попался в ловушку и совсем не боится! Хотя, может, просто ситуацию ещё не осознал? Подумав, что неплохо было бы подготовиться, Итук идёт в спальню, прячет под подушку один шприц с подавителем, презерватив с мыслью "не, ну а мало ли чо", маленький тюбик смазки, и на прикроватную тумбу кладёт пачку влажных салфеток. Уже не терпится начать… Но Кюхён пока ещё шуршит в уборной, поэтому он не спеша переодевается в домашние свободные штаны и футболку, оставаясь босиком, надевает на голову тряпичную повязку, чтобы убрать волосы с лица, и кормит прыгающую вокруг него Кунги, а после разваливается в позе звезды на белом диване в гостиной. Кончики пальцев покалывает от нетерпения, хочется поскорее прикоснуться к своей омеге, прижать к этому дивану, раздеть, и ласкать его часами. Слишком долго от Кюхёна не было никаких поползновений, и Чонсу тоже не пытался, откровенно боясь подойти к юноше из соображений безопасности, ведь зажми он ученика в школе – проблемы были бы у обоих, а вне школы видеться времени не было. Кюхён выползает из уборной только через десять минут. – Я готов, – покраснев до кончиков ушей, говорит он, и усиленно тянет вниз школьную белую рубашку, и больше… на нём… ничего нет. Повернув голову, Итук сначала улыбается, реагируя на голос, и тут же подрывается с дивана, увидев во что парень вырядился. Вот же… Он выглядит так… соблазнительно и невинно в одной рубашке… Хотя куда аппетитнее смотрелся бы в любой из его рабочих рубашек, что на несколько размеров больше. И всё же омега безумно сексуальный – трогательно прикусывает нижнюю губу, краснеет, мнёт подол рубашки, вьющиеся чёрные волосы прикрывают глаза, ну просто прелесть! – Вау, – не сдержавшись, выдыхает мужчина, и его глаза начинают опасно блестеть, – так значит, ты соскучился? В ответ школьник согласно кивает и медленно, маленькими шажочками приближается к старшему. Удивительно, как резко пропадает его сущность смелого альфы, когда он раздевается и оказывается под влиянием чужих феромонов, сразу становится таким стеснительным, податливым, слабым. Отчего-то при мысли об этом в голове появляется Йесон – да-а-а, родись он в самом деле альфой, наверняка бы попытался пусть даже из любопытства или доказательства превосходства подкатить к Кю с его-то бешеной аурой ходячего секса. И к тому же он сам сегодня назвал юношу аппетитным, не смутившись ни возраста ученика, ни его истинного альфы прямо перед собой. Резко поднявшись на ноги, Чонсу подходит к младшему, зажавшемуся ещё больше, обнимает его за талию, скользнув левой рукой по спине, правой нежно оглаживает щёчку и линию челюсти, заставляя поднять голову, и, встретившись с большущими от волнения карими глазами мальчишки, наклоняется и целует его, собственнически прижимая к себе. Кюхён сперва протестующе стонет, будучи не готовым к такому резкому началу, но затем всё же отвечает, расслабляясь и обнимая хёна в ответ. Ещё не совсем умея себя контролировать, юноша мгновенно начинает испускать феромоны, несмотря на принятый ещё в школе блокатор, показывает клыки, нечаянно царапая ими губы учителя, и успевает лишь испуганно пикнуть, когда Чонсу подхватывает его на руки и несёт в спальню, где бросает на кровать. Приземлившись на мягкое одеяло, Кюхён первым делом рвётся прикрыться, смущаясь наготы, – хотя в данных обстоятельствах это несколько глупо, – но мужчина не позволяет ему этого сделать, кладя свои руки поверх рук парня. – Я уже всё видел, нечего прятаться, – он тепло улыбается, чтобы юноша расслабился и доверился ему, но тот в ответ только с подозрением щурится. Отодрав-таки сжатые мёртвой хваткой пальцы от рубашки, Чонсу удобно устраивается на постели, стоя на коленях, кладёт руки на колени Кю, и, преодолевая сопротивление, разводит его ноги в стороны, посмеиваясь от того, как пугливо школьник натягивает рубашку, прикрывая пах. Хмыкнув, учитель наклоняется и, взяв левую ногу донсена под коленкой, начинает покрывать её поцелуями – сначала поглаживает и целует внешнюю сторону бедра, не отрывая глаз от румяного лица, затем переходит на внутреннюю, где оставляет пару ярких засосов, подбирается выше, замечая, как приподнялась и обвела контур члена лёгкая ткань рубашки, но вместо того, чтобы идти дальше, нежно целует руки Кюхёна. Глаза юноши удивлённо округляются и он чуть приподнимается, напрягая пресс, чтобы посмотреть в потемневшие от возбуждения глаза хёна. Перед соблазнительным ароматом омеги чертовски сложно устоять, а здесь, в этом местечке, да ещё и когда он течёт – это чистый вынос мозга, и сдержаться было бы невозможно, если бы не принятые подавители. Слегка прикусив напоследок нежную кожу бедра, Чонсу выпрямляется и, хищно улыбаясь, начинает расстёгивать пуговки на рубашке парня, снизу вверх, медленно, изводя свою психику и вместе с тем давая младшему время морально подготовиться. Больше Кюхён не сопротивляется и не пытается закрыться, он только внимательно следит за движениями учителя и лежит, раскинув руки в стороны. Расстегнув последнюю пуговку, мужчина ведёт ладонями по плоскому животику и груди донсена, и раскрывает полы рубашки, открывая для себя молодое невинное тело. Хочется покрыть его своими укусами… Засосами… Оставить следы повсюду, пометить его, чтобы каждый знал, что эта омежка занята! Шумно выдохнув, Чонсу резко наклоняется и начинает покрывать поцелуями ключицы юноши, при этом жадно тиская руками его бока и бёдра, и покусывает возбуждённые соски, всасывая их так сильно, что Кю стонет от боли и вцепляется в его плечи, прося остановиться. Немного смягчившись, альфа спускается поцелуями ниже, к плоскому животику, сокращающемуся от удовольствия, не сдержавшись, оставляет маленький засос под пупком, и, посмотрев вверх, в расширившиеся глаза мальчишки, проводит кончиком языка по возбуждённому члену от яичек до головки. Кюхён выгибается, зажмуривается, и громко стонет, вскидывая бёдра, тяжело дышит и хнычет, когда старший в своё удовольствие тискает его бёдра, слишком сильно сжимая и причиняя боль, и очень громко стонет, когда мужчина медленно погружает его небольшой член в рот, обводя горячий ствол языком. Юноша очень остро реагирует на прикосновения, он чувствителен, у него тонкая кожа, на которой мгновенно расцветают следы чужих рук, и он источает крышесносный аромат, уже не заглушаемый блокаторами. Еле держа себя в руках, Чонсу шумно втягивает носом воздух, пару раз кусает омегу на внутренней стороне бёдер и, рывком подтянув его к себе, снова обводит языком подрагивающий член, при этом пальцами правой руки надавливая и потирая плотно сжатый анус. Сдвинув крайнюю плоть, он опускает кончик языка в уретру, раздвигая особо чувствительные губки, с силой всасывает одну лишь головку, наслаждаясь стонами младшего, и, надавив средним пальцем на пульсирующую дырочку, осторожно проникает в него. Кюхён влажный внутри… М-м-м, он так сильно желает своего альфу, что, несмотря на подавители, выделяет смазку! Так плотно обхватывает палец, что одно лишь это сносит голову, а когда мышцы сокращаются… пиши пропало, мозг отключается и в штанах всё пылает. – Хён! – жалобно хнычет мальчишка, сгребая белую ткань одеяла и сжимая кулаки до побеления костяшек. – Хён, ещё… я уже почти… Кюхён кусает губы, сводит бровки домиком и смешно пыхтит, дыша через нос, при этом приподнимая бёдра, чтобы учитель продолжал ласкать его. Такой горячий, возбуждённый до предела, и… чёрт бы его побрал, такой шёлковый и влажный внутри… Сосредоточенно вдохнув, собирая крупинки здравого смысла, Чонсу обводит языком твёрдый ствол, берёт весь член в рот, проталкивая при этом палец глубже и находя простату, а затем одновременно массирует это местечко и сглатывает, почувствовав упёршуюся в горло головку. Всё. Задохнувшись, юноша крепко зажмуривается, упирается пятками в матрас, толкается бёдрами навстречу и изливается прямо в горло старшего, ни капли не побрезговавшего его семенем. Тяжело дыша, Кюхён разваливается на постели, разжимает пальцы, выпуская из рук смятую ткань одеяла, и его ноги разъезжаются в стороны, свешиваясь с края кровати. Вот теперь, когда горячка возбуждения прошла, мальчишка заливается румянцем, закрывает лицо ладонями, прячась от хёна, и ёрзает, когда Чонсу выпускает его член изо рта, осторожно вытаскивает палец, и поднимается вверх, чтобы посмотреть на смущённого парня. – Вы же… проглотили… – бубнит Кю себе в ладони и сгорает со стыда от осознания произошедшего. Он же только что кончил в рот своему учителю! Господи, как же стыдно… – Посмотри на меня. – М-м, – отрицательно мычит юноша, мотая головой из стороны в сторону. – Посмотри, – обхватив запястья омеги, Чонсу отнимает руки от его лица и сразу целует в губы, чтобы дать ему почувствовать собственный вкус. – Бе, горько, – тут же высовывает язык Кюхён, чем смешит старшего. – Нет, так, конечно, тоже здорово, но, согласитесь, когда мы встречались у меня дома, азарта было больше. – Значит, тебя заводит ощущение опасности? – фыркает мужчина, поднимаясь на колени и резко подтягивая Кюхёна к себе, взяв за бёдра, отчего тот издаёт тихий писк. – Когда в любую минуту может кто-то зайти? – его голос звучит тихо, вкрадчиво, он будто гипнотизирует школьника, смотря строго ему в глаза, и играет с резинкой своих домашних штанов, ненавязчиво намекая на продолжение. – Или тебя заводила мысль о моей недоступности? – Меня заводило отсутствие блокаторов в организме, – недовольно бурчит в ответ Кю, и Чонсу, мгновенно посерьёзнев, ложится на него, опираясь локтями о постель. – Знаю, с блокаторами сложнее, – выдыхает он, рассматривая лицо юноши и ласково убирая кудряшки с его лба, – тебе тяжело? Какую дозу ты принял? – Съел одну таблетку перед последним уроком в школе. Не знаю, что за хрень мне прописала врачиня, но оно довольно сильнодействующее. Хмыкнув, Итук обнимает парня, вместе с ним переворачивается, чтобы младший оказался лежащим на нём, и сцепляет руки на его пояснице. Отчего-то теперь на душе не так спокойно… Ладно он, взрослый одинокий альфа, рискует своим здоровьем и колет подавители невесть какого происхождения, а вот Кюхён… На нём ведь тоже может сказаться такая вот близость с альфой и одновременное употребление блокаторов. В сезон. При первой течке. Если такая гремучая смесь вызовет у омежки гормональный сбой – пиши пропало, это может понести за собой уйму проблем. – Ты понимаешь, что, если будешь пить подавители и тискаться при этом со мной, у тебя будут проблемы с гормонами, а позже с сердцем? – решает высказать свои опасения мужчина. В конце концов, он обязан заботиться об этом чуде: и как хён, и как учитель, и как его пара. – Могу задать Вам тот же вопрос, – дерзит Кюхён, складывая руки на груди старшего и устраивая на них подбородок, – Вам-то грозит осложнение не только на сердце, но и на половую систему, – и на грозно сошедшиеся к переносице брови преподавателя, пожимает плечами: – будете импотент. Испепелив наглого Кюхёна взглядом, Итук в отместку больно сжимает и щипает его ягодицы, а после втягивает в долгий нежный поцелуй, будто извиняясь за причинённую боль. Смешно заниматься интимными вещами, когда оба под влиянием подавителей – ощущение, будто они самые обычные беты, не восприимчивые к чужим феромонам. Кюхён целуется неумело, неуклюже, правой рукой поглаживая линию челюсти мужчины, а пальцами левой руки зарывается в его волосы, и вскоре начинает тихонько постанывать и тереться бёдрами о пах старшего, чувствуя его возбуждённый член через штаны. Чёрт возьми, ещё несколько недель назад он самолично приставал к учителю и подлавливал его в раздевалке спортзала, а сейчас он лежит сверху на своём учителе, с которым теперь они официально встречаются, и ёжится от мурашек, пробегающих по спине. Чонсу умопомрачительно пахнет сочной цедрой апельсина, аж голову сносит… И так сильно возбуждает… Юноша резко отрывается от альфы, когда слышит мелодию своего телефона где-то в недрах квартиры: он садится на бёдрах Чонсу, округляя глаза, а затем, перекинув через него ногу, спрыгивает с кровати и, запахнув на себе болтающуюся, так и не снятую рубашку, несётся в гостиную, где бросил свои вещи. Еле найдя в кармане куртки телефон, он кряхтит, прочищая горло, и, старательно оттягивая подол рубашки вниз, чтобы скрыть вновь нахлынувшее возбуждение, отвечает. Мама. Спрашивает, где носит её сыночку. Ох знала бы она, чем любимый сынок занимается в свободное от учёбы время… – Нет, мам, у нас вот только что закончилось репетиторство по математике… – зарывшись пятернёй в жёсткие кудрявые волосы, наспех соображает Кюхён, ходя туда-сюда по гостиной, звонко шлёпая босыми пятками по паркету, – да, да… Да всё хорошо, я поел перед занятием… – на секунду он поднимает глаза, встречаясь взглядом с растрёпанным Чонсу, вышедшим из спальни, и снова опускает глазки в пол, продолжая шагать туда-сюда по гостиной и нервно тереть шею. В одной рубашке, еле-еле прикрывающей бёдра. Чертовски соблазнительный. – Ма-а-ам, – страдальчески стонет юноша, закатывая глаза и откидывая голову назад, – да выпил я, выпил, всё нормально! Если что, Учитель Пак за мной присмотрит, не волнуйся, – глянув на подобравшегося и поймавшего его в объятия Чонсу, улыбается Кюхён. – Мы решили сегодня сделать интенсив и позаниматься дополнительно час, – хитро улыбаясь, старший скользит ладонями по обнажённым бёдрам мальчишки, приподнимает края школьной рубашки и многозначительно играет бровями, отчего Кюхён на секунду замолкает. – А-а-а… Эм… Кхм, я задержусь, в общем, – собравшись с мыслями, быстро выдаёт юноша, погладив в ответ правую руку учителя. – Нет, спасибо, не хочу, – на автомате отвечает он на вопрос об ужине, прикрывает глаза и шумно втягивает носом воздух, когда мужчина, резко наклонившись и прижав его к себе, проводит языком по шее и осторожно прикусывает мочку левого уха. Аж мурашки бегут по телу, а внизу живота снова приятно теплеет и тянет. – Кюхён-а, что там у тебя происходит? Чёрт, её подозрительность сейчас совсем не кстати… – А-а… я просто на лестнице стою, тут шумно, – наспех придумывает отговорку Кю, а сам зарывается пятернёй в волосы Чонсу на затылке, обнимая его за шею, и прикрывает глаза. Тёплые руки жадно скользят по телу, сжимая и поглаживая, влажный язык ласкает шею, дополняясь лёгкими укусами зубов, усилившийся запах альфы кружит голову, а когда широкие ладони накрывают обнажённые ягодицы и сжимают их, чуть раздвигая в стороны, мозг тут же отключается. – Мам, мне нужно идти, – еле сдерживаясь, чтобы не застонать, тараторит школьник, – Учитель Пак зовёт, перерыв закончился… ах! – смяв руками аппетитные ягодички, Чонсу ощутимо кусает омегу в плечо и давит указательным пальцем на влажный от смазки анус, чем добивается тихого вздоха со стороны мальчишки и впившихся в шею ногтей. – Всё, мам, я буду дома через два часа, пока! – он едва успевает нажать на кнопку сброса вызова, как оказывается втянут в страстный влажный поцелуй и уже в голос стонет, позволяя старшему подхватить себя на руки, обхватывает его талию ногами, руками вцепляется в плечи, и, чувствуя, что его куда-то несут, расслабляется, полностью доверяясь своему альфе. – Не беспокойся, – плюхнувшись на диван в гостиной и усадив Кюхёна на себе верхом, шепчет Чонсу, оторвавшись от его губ, – я отвезу тебя домой. Но на ближайший час ты мой. Такие встречи стали постоянными. Как минимум один-два раза в неделю Кюхён бессовестно приставал к учителю, подкарауливал его у машины или у двери его дома, и на несколько часов, объясняемых матери "занятиями по математике", забывал обо всём, оказываясь в объятиях своего альфы. Но далеко не каждая встреча перерастала в подобные эротические игры: они могли просто прогуляться, посидеть в каком-нибудь заведении, посетить какое-нибудь туристическое место вроде дворцов, если это выходной день для обоих, сходить в кинотеатр, или же просто валяться у Чонсу дома и подолгу разговаривать, узнавая друг друга. Хотя периодически, неизменно принимая блокаторы, обычные полежалки на диване перерастают сначала в поцелуи, а затем в стоны и возбуждающие прикосновения. За месяц подобных встреч они успели перепробовать все позы, узнать все чувствительные места и изучить тела друг друга, не доходя, тем не менее, до самого главного. Периодически Чонсу сносило голову: чтобы не убивать лишний раз собственный организм блокаторами, он старался принимать их реже, полагаясь на собственную выдержку, и, в целом, ему это удавалось, но всё же в какие-то моменты он позволял себе показать клыки или оставить засос на теле юноши в таком месте, чтобы можно было с лёгкостью скрыть одеждой. Самый азарт был в сокрытии таких встреч от родителей мальчишки, от одноклассников, и от коллег Чонсу. Возвращаясь домой после очередной встречи с учителем, Кюхён около получаса шатается в округе своего дома, выветривая чужой запах, оставшийся на одежде, всё чаще самостоятельно стирает свою школьную форму, пока родителей нет дома, и втихаря ныкает по комнате вещи, взятые у своего альфы, чтобы засыпать с ними, ощущая присутствие мужчины через его запах. К середине апреля всё меняется – течка прекращается совсем, в то время как другие омеги только начинают расцветать, и Кю уже не проявляет такого ярого интереса к своему учителю, погрузившись в учёбу и подготовку к предстоящим экзаменам. А вот Чонсу, быстро привыкнув к постоянному присутствию мальчишки рядом, начинает потихоньку сходить с ума – видя юношу каждый день на своих уроках и не имея при этом возможности даже прикоснуться к нему, он изобретает способы сближения: сам оставляет его после занятий, подлавливает после физкультуры и зажимает в раздевалке, один раз даже умудрился подкараулить его в библиотеке, где, прижав к книжной полке, жадно поцеловал донсена, запустив руки под одежду. Но Кюхён, вдруг охладев, только отмахивается от старшего, проявляя к нему скудные знаки внимания, заключающиеся в сообщениях, редких поцелуях и объятиях. – Так, детки, все свободны, – за пять минут до звонка в кабинет вплывает Ким Чонун, как всегда удивляя своей наглостью, и крутит правой рукой в воздухе, намекая, чтобы студенты поскорее выметались из класса, а в левой руке сжимает свою чёрную записную книжечку, – скорей, скорей, собираемся! – Учитель Ким, – откровенно обалдев от такой несусветной наглости, строго осаждает его Чонсу, замерев с кусочком мела у доски, – у нас, вообще-то, идёт урок. Будьте так добры, закройте дверь с той стороны. Нет, иногда Йесон в силу своего странного характера мог вытворять нечто подобное, но крайне редко. И по какому-то важному поводу. А сейчас что за хрень? Весна в голову ударила? – Учитель Пак, ну отпустите собственный класс пораньше, а? – давит чеширскую улыбку Чонун, подходя к рабочему столу мужчины и показательно шлёпая записной книжкой по столешнице. – Последний урок, ну? – и намекающе кивает на свой ежедневник. – Хорошо, – вздыхает Итук, закрывая учебник и кладя мелок рядом с доской, – все свободны, урок окончен, – делая вид, что наводит порядок на столе, он поднимает голову, чтобы обвести взглядом засобиравшихся студентов, и останавливается на Кюхёне. Он сосредоточенно запихивает в рюкзак учебники и даже не смотрит на учителя. А хочется, чтобы прожигал взглядом, как раньше… Дети вытекают ручейком из класса в течение всего двух минут, и оставшиеся в кабинете учителя наконец расслабляются, отходя от надоевшего официального стиля общения. – Что у тебя? До конца урока не мог подождать? – хмурится Чонсу, плюхаясь в крутящееся кресло и складывая руки на груди. – А, я своих пораньше отпустил, – отмахивается младший, – изучали гипотезу Максвелла, никто ничего не понял, а мне было лень их мучить. К тому же, есть новости интереснее электромагнитных полей, – он щурится и деловито открывает свой ежедневник, исписанный мелким ровным почерком. – Глянь, что я выкопал! – гордо возвещает мужчина. – Поднял тут некоторые документики и анкеты и нарыл кое-что на твоего Кюхёна. При упоминании имени любимого мальчика, Чонсу мгновенно настораживается и выпрямляется, опираясь локтями на стол, выражая всем своим видом интерес. – Он с родителями переехал из Мокпо год назад и за этот год, что живут в Сеуле, он сменил уже три школы, – начинает важно вещать Йесон, уткнувшись в записную книжку, – а знаешь, по каким причинам? Учителя говорили, что он часто дрался, не ладил с одноклассниками, устраивал разборки с другими альфами из параллельных классов, хамил преподавателям. По информации из последней школы он был замешан в уличных драках, вроде даже держал какую-то юношескую банду в своём районе. Но знаешь, в чём главная причина переводов? – хитро улыбается мужчина, и Чонсу, горя любопытством, кивает, ожидая продолжения. – Некоторые учителя в голос заявили, что он вёл себя вызывающе и пытался кого-то соблазнить, – он хмурится, бегая глазами по тексту, и перелистывает страничку, – а, вот! Преподавателя корейского, которая омега, которая молодая, и которая пришла к ним только после университета преподавать. – Что-то мне подсказывает, что это откровенный пиздёж, – не стесняясь в выражениях, фыркает Итук. – Во-первых, Мокпо – это же куда-то южнее Гванджу, провинция Чолла*… У него нет южного диалекта, он говорит чисто, по-сеульски. А во-вторых, он сам омега, а омеги на омег не бросаются. И к тому же драки… он спокоен, как удав, какие драки! – Помнится, он устроил драку с Им Нагёном, не? Причём дважды, – парирует мужчина, захлопывая книжицу. – Что же до типажа… он явно не считал себя омегой, когда перевёлся в твой класс, если помнишь. – Йесон-а, – вздыхает Чонсу, поднимаясь из-за стола, – я уже месяц с лишним нахожусь с ним рядом, – он понижает голос, опасаясь, что кто-то может их услышать и подходит поближе к другу, – и если бы всё то, что ты мне рассказал, было правдой, он бы сам давно раскололся. – Уверен? – щурится младший. – Ты знаешь его всего месяц. Месяц, хён! Ведь не маленький мальчик, должен бы понимать, что он – всего лишь твой ученик, шестнадцатилетка, с него станется навешать тебе на уши ради собственной выгоды. – Да какой выгоды?! – Скажем, ради отличных отметок по математике, – хлопнув ежедневником по столу так, что Чонсу подпрыгнул от неожиданности, Йесон хмурится и начинает надвигаться на старшего, – или просто ради веселья, поди разбери, – он останавливается в паре сантиметров от хёна, смотря ему прямо в глаза, и вдруг кладёт руку ему на бедро, как раз на кожаный ремень, обхватывающий брюки. – Попробуй аккуратно расспросить его, – понизив голос, говорит мужчина, а на попытку Итука отстраниться крепче стискивает его ремень пальцами, – не нравится мне вся эта история с соблазнением учителя. Чонун стоит непозволительно близко. Кажется, ещё чуть-чуть, и он коснётся его губ своими. От него идёт такая мощная аура сексуальности, что аж колени начинают подкашиваться, а сердце заходится от ощущения опасности – они ведь в школе, – и неловкости, ведь перед ним стоит давний и очень близкий друг. В чёрных глазах которого можно утонуть… Грёбаная бета. – Отойди, – тихо, но строго просит Чонсу. Не к добру такое поведение донсена. – Весна в голову ударила? Но вместо ответа младший как-то хищно улыбается, чуть наклоняет голову, глядя на мужчину исподлобья, и, просунув пальцы под ремень, резко дёргает его на себя, прижимаясь к ошарашенному альфе вплотную. – Руки убрал! Неожиданно высокий, смешно ломающийся юношеский голос разрывает тишину класса, а неофициальный, грубый панмаль режет по ушам. От неожиданности вздрагивает только Итук, но вместо того, чтобы отстраниться от младшего, замирает на месте, переживая неприятно пробежавшиеся по спине мурашки, а Йесон кладёт вторую руку на пояс друга и не удостаивает вниманием влетевшего в класс студента. – Я сказал, убери от него руки! – звонко кричит Кюхён, и, подбежав к Чонуну, хватает его за руку и резко, насколько хватает сил, отдёргивает от альфы, вставая между ним и учителем химии. – Это моё! Мой альфа! Это выглядело бы угрожающе, если бы не было так смешно. В конец офигевший от происходящего Чонсу и злющий, как чёрт, взъерошенный Кюхён. Мальчишка похож на маленького тигрёнка: пушистого, неуклюжего, еле стоящего на лапках и едва рычащего, но уже строящего из себя грозу всего животного мира – он хмурит брови, сжимает кулаки до побеления костяшек, загораживает собой учителя и скалит зубы, обнажая острые белонежные клыки. В каком месте это чудо – омега? Да он же альфа, самый настоящий! Должно быть, природа знатно хряпнула, когда создавала этого юношу с лишней омежьей хромосомой. – Ого, смотри-ка! – насмешливо поднимает брови Чонун, изображая удивление, и смотрит на округлившего глаза Итука, а затем снова на Кю. – Это ты на меня клыки точишь? В обществе не принято обнажать клыки на кого попало, это позволительно лишь в отношении своей пары. Да и дерзить старшим в обществе не принято. Ещё и панмалем. Не говоря уж о том, чтобы маленькая омега повысила голос на взрослого бету. А тут всё разом, прям гремучая смесь. – Я никому не позволю подходить к своему альфе, – угрожающе рычит парень, пыхая от злости. А он и впрямь готов грудью защищать своего любимого мужчину от поползновений другого учителя. – Кюхён, – наконец придя в себя, строго осаждает его Чонсу и кладёт руку ему на плечо, с силой сжимая, – немедленно извинись перед Учителем Ким. – Но юноша лишь сбрасывает чужую руку с плеча и шипит, продолжая сверлить Чонуна злым взглядом. Кажется, сейчас он готов наброситься на ухмыляющегося преподавателя и вцепиться клыками в его шею, чтоб убить прям тут. – Сейчас же, – продолжает давить мужчина. – Обойдусь без извинений, – в конце концов хмыкает Йесон, пожимая плечами, – но отыграюсь на оценках, понял? А теперь выйди, нам с Учителем Пак нужно кое-что обсудить. – Нет. – Кюхён, – чуть повышает голос Итук, и вот теперь мальчишка реагирует на угрожающий тон своего альфы, – выйди. Немедленно. Злобно рыкнув, Кю стискивает зубы, и, сорвавшись с места, пулей вылетает из кабинета, громыхнув напоследок дверью и оставив после себя тяжёлую ауру в классе. – Вау, – выдыхает Чонун спустя пару секунд. – Вот об этом я тебе говорил. Он совершенно неуправляем, и ведёт себя далеко не как омега. – Он вступился за меня, – ошарашено шепчет Чонсу, зарываясь пальцами в волосы, – он подумал… что ты… – он поднимает глаза на довольно лыбящегося друга, щурится, прокручивая ещё раз только что состоявшуюся сцену, и до него вдруг доходит, – ты… Ты-ы-ы. Ах ты ж альфа недоделанная. – От этого совсем не обидного оскорбления у Йесона улыбка растягивается аж до ушей, демонстрируя белоснежные ровные зубы. – Как ты узнал, что он вернётся? – Я не знал, – беззаботно пожимает плечами мужчина, – действовал наугад. – Козлина, – выплёвывает Чонсу и резко разворачивается, чтобы взять со стола телефон. Пора домой. Да и Кюхён наверняка ждёт его у машины после такого эмоционального потрясения. Ещё отношения с ним выяснять… – Ну, зато мы поняли две важных вещи, – вздыхает младший, засовывая ладони в задние карманы чёрных джинсов, – во-первых, он жуткий собственник и вряд ли таскается за тобой из выгоды. А во-вторых, он агрессивен, и это подтверждает слова учителей о драках в предыдущих учебных учреждениях. Нахмурившись, Чонсу опускает голову и бегает глазами по полу, переваривая сказанное и увиденное. Йесон прав, Кюхён был агрессивен, но лишь потому, что воспылал дикой ревностью: кому будет приятно найти свою пару в объятиях другого человека? В обычной же обстановке он вполне себе нормален и адекватен, а в постели вовсе покладист и нежен. Как-то всё это подозрительно. Соблазнение учителя, отсутствие диалекта, драки… Шрамы на его теле… За этот месяц отношений Кю так и не рассказал ему о происхождении своих шрамов, предпочитая каждый раз менять тему или затыкать его поцелуем. Но в свете новых, только что открывшихся фактов, придётся устраивать ещё один серьёзный разговор с парнем, чтобы выяснить, что из всего этого правда. – Пойдём, меня там мой комок нервов уже, наверное, заждался, – натянуто улыбается Чонсу, поднимая глаза на друга и кивая ему в сторону двери. Снисходительно хмыкнув, Йесон согласно кивает и, развернувшись на пятках, выходит из кабинета, слыша позади тяжёлый вздох друга. – Ты бы что ли занялся воспитанием своего нервного комочка, а то спалит он тебя в один прекрасный день перед учениками или преподавателями… *В Южной Корее существует около 6 диалектов, среди которых есть диалект Чолла. От ставшего эталонным сеульского произношения диалект Чолла отличается окончаниями предложений, немного грамматикой внутри предложения (конструкции), и лексикой. Для этого диалекта также характерен быстрый темп речи, так что может показаться, будто люди, говорящие на нём, ругаются. Можно встретить в фильмах 써니 (Солнечные) и 택시운전사 (Таксист).