Правило неприкосновенности

Весь вечер Кюхён изводил себя мыслями о предстоящем сюрпризе и разлуке с любимым учителем на целых две недели. Разумеется, он понимает, что это жёсткая необходимость, ведь здоровье – тем более взрослого альфы, – дело крайне важное, а потому юноша принял твёрдое решение держать себя в руках и без надобности к учителю не лезть. Хотя сердце так сладко ноет при одной только мысли о нём, что невольно возникают подозрения о… проснувшихся чувствах. И дело вовсе не в этих странных интимных отношениях, которые завязались у них слишком быстро, и вовсе не в истинности. Тут что-то… поглубже. И вот как раз это мучает Кюхёна до трёх часов ночи. Следующим утром он приходит в школу совершенно разбитым и не выспавшимся, с большими синяками под глазами и одной только мыслью – поскорее увидеть Чонсу и просто-напросто сказать ему "привет". Математика четвёртым уроком, а до этого времени мужчина к ним в класс и не зайдёт без острой необходимости, поэтому Кюхён старательно занимается, вытесняя мысли об учителе биологией, физикой и корейским языком, а придя на урок математики, в нетерпении ёрзает на стуле, ожидая, когда же Учитель Пак войдёт в кабинет. Звенит звонок. Но его всё ещё нет. Кюхён разочарованно выдыхает и, сложив руки на парте, кладёт на них голову, устремляя взгляд на дверной проём. Мужчина никогда не опаздывал на уроки, особенно к собственному классу, это ему успел рассказать одноклассник и умник всея школы Ли Сонмин, с которым они неожиданно нашли общий язык в последние пару недель. Проходит пять минут с начала урока, в течение которых, естественно, класс шумит так, что слышно на весь коридор, и именно по этой причине к ним в кабинет забегает потревоженная шумом Госпожа Ким, второй учитель химии средних классов. – Тишина! – кричит девушка так, что в классе все мгновенно замолкают и оборачиваются к двери. – Что тут происходит? Вас на улице слышно! Какой у вас сейчас предмет? – Матема-атика, – дружно тянет класс. – Та-а-ак, а где же Учитель Пак? – поправив тонкую оправу очков, спрашивает Госпожа Ким. – Не зна-аем, – следует такой же дружный ответ. – Хорошо, вы посидите тихо, я сейчас всё выясню. Девушка выбегает из класса, эффектно взмахнув красивой изумрудной юбкой, и, стуча каблуками, уносится по коридору в сторону учительской. – Странно, – Сонмин резко разворачивается, чтобы посмотреть на Кюхёна, сидящего за ним, и хмурится, – сколько здесь учусь, а первый раз вижу, чтобы Учитель Пак не пришёл на урок. Интересно, где его носит? Сердце неприятно ёкает. Прикусив нижнюю губу, Кюхён хватает телефон, лежащий на парте рядом с учебником математики, открывает KakaоTalk и пишет Чонсу сообщение, после отправки с нетерпением глядя на жёлтенькую единичку рядом с облачком, говорящую о том, что сообщение получено, но не прочитано. Обычно мужчина отвечает очень быстро. А тут молчок. Минута, две, пять… Не выдержав, Кюхён, нервно дёргая ногой, нажимает на кнопку вызова и подносит телефон к уху, слушая мерные гудки. На душе неспокойно… – Кому звонишь? – любопытствует Сонмин, перекрикивая вновь начавшийся гул разговора в классе. – Маме, – сходу врёт парень, соображая, чего бы наплести хёну, ведь не говорить же, что он звонит напрямую Учителю Пак, – она просила позвонить на перемене, а я забыл. В ответ Сонмин согласно мычит и кивает. Парень звонит трижды: раз через приложение и дважды по обычной связи, но мужчина не отвечает, хотя гудки идут. И Кюхён всерьёз начинает волноваться. Вчера ведь… речь шла о прекращении интимной связи, а не о полном разрыве и тем более увольнении. Значит, что-то произошло. – Так, ребятки, – в кабинет входит убийственно спокойный Йесон с учебниками в руках, закрывает дверь и окидывает взглядом мгновенно притихший класс, – математики сегодня не будет, вместо этого проведём ещё один урок физики, никто не против? – конечно вопрос был риторическим, и в ответ на него последовал недовольный гул. – А ну цыц! – обрывает учеников мужчина, хлопая учебниками по столешнице и садясь в крутящееся кресло за учительским столом. – А с завтрашнего дня математику у вас временно будет вести Учитель Квон. Достаём учебники! На пару секунд Кюхён впадает в панику. Сердце колотится как сумасшедшее и обливается ледяным страхом. Чонсу не отвечает, на уроке его нет, и ближайшее время математики не будет. Первая мысль – уволился, ничего не сказав, попросту кинул его по каким-то неизвестным причинам. А единственный, кто хоть что-то может знать о Чонсу, это Йесон, они ведь друзья, трутся постоянно вместе, он наверняка в курсе! – Учитель Ким, – подаёт голос Сонмин, опережая уже открывшего рот Кю, – а где Учитель Пак? И почему его будут замещать? – Учитель Пак взял больничный на две недели, но не думайте, что без классного руководителя можно будет расслабиться, – громко и чётко объявляет мужчина, обводя класс тяжёлым строгим взглядом, от которого у Кюхёна сердце пропускает удар. – А что с ним? – не выдержав, спрашивает юноша, и учитель, посмотрев на него, мимолётом, всего на секунду, меняется в лице. Но Кю успевает уловить это лёгкое, едва отразившееся в глазах химика волнение. – С ним всё в порядке, он проходит плановое обследование. Однако этот ответ совсем мальчишку не устроил. Йесон врёт. Что логично, ведь не будет же он на весь класс объявлять, что с Чонсу случилось что-то серьёзное. Весь урок Кюхён нервно ёрзает на стуле, дрыгает ногой, крутит ручку в пальцах и отправляет кучу сообщений своему альфе в надежде, что тот всё же ответит. Но телефон молчит, а сообщения не читаются. Уткнувшись в учебник, Кю теряется в догадках, что же такого могло произойти, чтобы учитель так внезапно взял больничный, не сказав ему об этом, ведь ещё вчера же всё было в порядке. Еле-еле дотерпев до конца урока, юноша хватает учебники, абы как скидывает их в рюкзак, отмахивается от Сонмина, с которым они хотели пойти пообедать, и бежит к учительскому столу. – Учитель Ким! – окликает собравшегося выйти из класса преподавателя Кюхён. – Подождите! – остановившись у дверного проёма, Йесон мученически вздыхает и разворачивается на пятках, готовясь выслушать ученика. – Извините, – понижает голос юноша, осматриваясь по сторонам, чтобы удостовериться, что все вышли и они остались наедине, – а что всё-таки случилось с Учителем Пак? – А ты разве не в курсе? – мужчина как-то издевательски ухмыляется и поднимает правую бровь, окидывая мальчишку пренебрежительным взглядом с головы до ног. – Странно, что он тебе не сообщил. Вчера вечером попал в больницу, – он будто специально замолкает, выдерживая паузу, чтобы посмотреть на реакцию юного омеги, – упал в обморок, соседка по лестничной клетке вызвала скорую помощь. – Что с ним? – дрожа от волнения и страха, еле выдавливает из себя мальчишка. – Понятия не имею, на звонки и сообщения он не отвечает, а врач, который звонил директору, не сообщил причину, – видя, как знатно школьника колбасит от эмоций, Чонун наконец смягчается и меняет тон на более мягкий. – Слушай, вечером после занятий я собираюсь поехать сначала к нему домой, а потом в больницу. Ты только нервы себе не расходуй, там ничего серьёзного, – видя, что омега сейчас тоже грохнется в обморок от волнения, успокаивает его мужчина, – я уже успел связаться с его сестрой, она назвала больницу и сказала, что нужно привезти. Если хочешь, подожди меня после занятий, поедем вместе. – Да, – не задумываясь, соглашается мальчишка, – да, хорошо! Спасибо, Учитель! – Да на здоровье. До самого вечера Кюхён продолжает названивать своему альфе, хотя теперь вместо гудков в динамиках слышится женский голос, говорящий о том, что абонент недоступен, поэтому парень предупреждает родителей, что сегодня приедет домой поздно, и после окончания уроков ещё полтора часа кукует под дверью кабинета Йесона, ожидая, когда у него закончится последний урок. – О, явление, – скептически вякает Чонун, выходя из кабинета с учебниками физики в руках и находя юношу сидящим на полу, укрытым курткой и дремлющим в шумном коридоре, – вставай, поехали, – как только мальчишка открывает глаза, строго командует мужчина, и, не дожидаясь ответа, разворачивается и направляется к учительской. Быстро протерев глаза, Кюхён вскакивает, закидывает лямку рюкзака на плечо, сжимает куртку в руках и семенит за учителем, равняясь с ним. – Подожди меня у главного входа. Учитель заканчивает свои дела всего за пять минут, в течение которых Кюхён дёргается и, грешным делом, даже думает, что препод его кинет – в конце концов, какой резон Йесону помогать ему? Он же запросто может слить его, сказать, что планы поменялись, или придумать другую причину… Но Чонун как ни в чём не бывало важно выплывает из учительской в своём неизменно чёрном пальто, хотя на улице жарень, поправляет лямку сумки на плече, и, гордо подняв голову, идёт к выходу из школы, молча кивая ученику, чтобы следовал за ним. До дома Чонсу они едут в полной тишине: Йесон, устав после уймы уроков и контрольных, не горит желанием разговаривать, а Кюхён, откровенно побаиваясь молчаливого беты, просто следит за дорогой и с завистью оценивает новенькую чёрную Ауди А6, строя догадки на тему "откуда у учителя столько бабла на такую машину". Краем глаз поглядывая на школьника, Чонун незаметно ухмыляется краешком губ и думает, что Итук всё же нашёл себе самую странную и неподходящую пару: юноша выглядит несуразным, угловатым, растрёпанным, словно воробушек, и ужасно взволнованным – он не может перестать дрыгать ногами и вертеть в руках телефон, в котором открыто приложение KakaoTalk. Беспокоится. И даже не пытается это скрыть. Всё же странно, что Чонсу связался с ним, наступив на свои принципы и наплевав на общественное мнение… – Зайдёшь? – припарковавшись у зеркальной многоэтажки, Чонун глушит мотор и оборачивается к нервно дрыгающемуся мальчишке, вырывая его из мыслей. – Да, – ни секунды не думая, кивает Кю, и, отстегнув ремень безопасности, пулей вылетает из машины на свежий воздух, тут же ёжась от вечерней прохлады. Оба наизусть знают нужный подъезд, этаж, даже код от входной двери, и к обоим, радостно тявкая, подбегает белоснежная Кунги, однако уже через минуту Йесон демонстрирует своё превосходство, свободно передвигаясь по спальне друга и собирая его вещи в большую спортивную сумку с эмблемой Nike. – А Вы… часто здесь бываете? – наконец набравшись смелости, спрашивает вспыхнувший от злости Кюхён. Как-то немного… не по себе от мысли, что мужчина знает содержимое шкафов Чонсу, знает, где лежат необходимые таблетки, бритва, какой именно зубной пастой и кружкой он пользуется, и какой корм нужно дать собачке в это время дня. Аж зависть берёт. – Так хорошо знаете где что лежит… – Мы с Учителем Пак одно время жили вместе, – не отрываясь от набивания вещами сумки, отвечает Чонун, – а он человек постоянный, редко устраивает перестановки, так что я даже с закрытыми глазами знаю где у него тут что. "Встречались что ли?" – самая первая мысль, что приходит в голову при упоминании сожительства. Что могло связывать этих двоих? Бета, прикидывающийся альфой, и настоящий альфа, пытающийся казаться бетой, – идеальная парочка, ничего не скажешь. А впрочем… может, просто делили квартиру по дружбе, почему бы нет? И всё же это неприятно гложет душу. – Какая его любимая кружка? – сощурившись и хитро улыбнувшись, спрашивает Кюхён, оборачиваясь к копающемуся в платяном шкафу мужчине. – Полосатая с совой, – доносится приглушённый голос из шкафа. Верно. Белая пузатая кружка с бежевыми горизонтальными полосками и пучеглазой совой, Чонсу всегда шатается с ней по квартире, попивая долго не остывающий зелёный чай, редко её моет и забывает где ни попадя. Бесит. Эту кружку Итук очень любит и то, что Йесон знает о такой личной вещи, не даёт покоя. За пятнадцать минут собрав всё необходимое, они спускаются к машине, закидывают сумку на заднее сидение и на всех парах мчат к больнице, по пути всё же застревая в небольшой пробке. В палату их пускают с боем: девушка – лечащий врач – объясняет, что пациенту нужен полный покой, что никому, кроме родственников, к нему нельзя, и вообще приёмные часы уже давно прошли, и притом ни на какие уговоры она не поддаётся. У Кюхёна мгновенно опускаются руки и слёзы наворачиваются на глаза от бессилия – врач непреклонен, уговорить такую нереально, а попасть к Чонсу сейчас вопрос жизни и смерти. – Смотри и учись, – подмигивает Чонун раскисшему школьнику, и, вытащив из спортивной сумки, собранной для друга, плитку горького шоколада, подходит к врачу, отводя её в сторонку. Кюхён расширившимися от удивления глазами наблюдает как учитель химии, всегда строгий и сдержанный, соблазнительно улыбается, непозволительно близко подойдя к девушке, понижает голос, выпрашивая разрешение на посещение, осторожно касается её плеча, вручая шоколадку, и наконец получает согласное кивание, милый румянец, и номер телефона, наспех нарисованный на клочке бумажки. Обалдеть, вот это профессионализм! Кто бы мог подумать, что строгий преподаватель, гонявший его, Кюхёна, по физике и химии пару дней назад, может быть таким… убедительным. И хищным. – Понял, как надо? – скривив губы в ухмылке и эффектно взмахнув головой, чтобы убрать чёлку с глаз, говорит Чонун, возвращаясь к юноше и забирая у него спортивную сумку. – Учитель Ким, – похлопав глазками, Кю наконец отходит от маленького шока и расплывается в широченной улыбке, – да Вы настоящий альфа! – Сделаю вид, что тронут твоим комплиментом, – фыркает в ответ старший и кивает головой в сторону длинного коридора-кишки, – пойдём, нам выделили всего пятнадцать минут. Сейчас только халаты найдём… Семеня за учителем, Кюхён приглаживает торчащие во все стороны волосы, поправляет мятый воротничок школьной рубашки, старается дышать поглубже и часто хлопает глазами от волнения. Что ему сказать? Не бросаться же сходу к его кровати как кура-наседка, это будет выглядеть слишком глупо, да и перед Йесоном неудобно. Хотя сердце предательски ускоряет пульс с каждым шагом, приближающим его к заветной палате… Они задерживаются всего на минутку на проходном пункте, где преподаватель с честными глазами заявляет, что у него есть разрешение на посещение от лечащего врача, прибавляя к этому ещё и мифическое разрешение от главврача, получают два белых халата, без которых в палату нельзя, и, накинув лёгкую одежду на плечи, идут дальше. Привыкший открывать дверь с полпинка, в этот раз Чонун тихонько открывает белоснежную пластиковую дверь и заглядывает в маленькую, освещённую тёплым жёлтым светом одиночную палату. Комнатка совсем маленькая, но уютная, из интерьера здесь только маленький стол, прикроватная тумбочка, шторы на большом окне, торшер в углу, от которого и льётся свет, и удобная кровать, застеленная белоснежным постельным бельём, где и расположился Чонсу. Он увлечённо читает какую-то книгу, хмурит ровные брови, нервно дрыгает ногами под одеялом, и поправляет сползающие с переносицы очки в ярко-красной оправе. – Салют пострадавшим! – громко возвещает о своём прибытии Йесон, и мужчина от неожиданности аж подпрыгивает в постели, отрывая глаза от книги. – А я тебе целых шестьдесят килограммов счастья приволок! – войдя с этими словами в палату, бета отходит чуть в сторону, перекладывая сумку из левой руки в правую, и оборачивается на боязливо вошедшего следом Кюхёна. – Здравствуйте, – слегка поклонившись, здоровается юноша, и замечает, как Чонсу подтягивается, удобнее устраиваясь на подушках, снимает очки и кивает в ответ, сдержанно улыбаясь. Такой привычный, домашний, в одной лишь больничной пижамке, с примятыми с одной стороны волосами и нездоровыми синяками под глазами. – Рассказывай, как тебя угораздило? – ни капли не смущаясь своего ученика, Чонун переходит на привычный разговорный стиль. – Вижу, очки, книга… Инён-нуна у тебя уже побывала? – вопрос скорее риторический, мужчина и так знает, что старшая сестра Чонсу первым делом к нему примчалась и что-то привезла. Оставив сумку на столе и поправив халат, сползающий с плеч, Йесон подходит к кровати друга и садится на её край, смотря как старший закрывает книгу и убирает её вместе с очками на тумбочку. – Какова будет степень твоего злорадства, если скажу, что ты был прав? – Итук устало трёт глаза и шумно выдыхает, избегая смотреть на Кюхёна, пристроившегося, как бедный родственник, в углу у входной двери. – Максимальная, – ухмыляется Чонун, окидывая друга взглядом, но при виде расцветшего синяка у него на правом виске, прикрытого волосами, хмурится, ухмылка сползает с его губ, и он обеспокоенно кладёт ладонь поверх ладони мужчины, сжимая её. И в эту самую секунду Кю тихо вспыхивает от ревности, до боли сжимая челюсть. – Это из-за моих разработок, ведь так? – Чонсу опускает глаза, словно нашкодивший ребёнок, и согласно кивает. – Говорил же тебе, придурку! Давно надо было пройти обследование и прекратить приём, а не ждать экстренной госпитализации! Насколько всё серьёзно? – Даже на среднюю тяжесть не тянет, – подняв голову, искренне улыбается мужчина и, повернув руку ладонью вверх, в ответ сжимает ладонь друга, что заставляет Кюхёна аж покраснеть от злости. – Врач диагностировал гормональный сбой, прописал кучу таблеток, полный покой, и не принимать блокаторы как минимум три месяца, так что… всё не так уж плохо. – А как же гон? – понизив голос, спрашивает Йесон, слегка кивая в сторону Кю. – Сбой был достаточным, чтобы гон резко прекратился, так что до следующей весны волноваться не о чем, – Чонсу посмеивается, замечая какие-то нездоровые искорки в чёрных глазах друга, и сильнее сжимает его руку. – Спасибо, что приехал, и за вещи тоже. Слушай, будь другом, присмотри пожалуйста за Кунги, пока меня не выпишут? Или скажи соседке из квартиры напротив, у неё тоже питомец. – Не парься, я присмотрю, – согласно кивает мужчина, массируя пальцы друга в знак поддержки, – заодно и перед коллегами отмажу, не говорить же им напрямик, что ты альфа и из-за моих ошибок загремел в больничку, – оба тихо смеются и как-то… слишком уж нежно смотрят друг на друга, ненадолго замолкая. Стоя у двери и наблюдая за всем этим, Кюхён достигает своей точки кипения. Как же раздражают эти чересчур интимные прикосновения, эти недвусмысленные взгляды, наполненные… да неужели нежностью? Просьба присмотреть за питомцем, ещё и речь о каких-то ошибках… Раздражает, что какой-то Йесон, обычная бета, настолько близок с Чонсу, да ещё и общение их напоминает скорее семейное, нежели дружеское. И никак покоя не даёт фраза "мы одно время жили вместе". Что было между ними? Или, вернее, что между ними есть? – Ну всё, оставляю тебя с твоим счастьем, – шумно вздохнув, Чонун встаёт с кровати, поправляя медицинский халат на плечах, и кивает на румяного Кюхёна, стоящего у входа в палату и мнущего полы куртки как сиротка, – завтра после работы к тебе заеду, привезу фруктов и чего-нибудь вкусненького. Если что – пиши, звони, зарядник твой я принёс, он в сумке, ноутбук там же, будет чем заняться, а то вспухнешь здесь от безделья, – в ответ Чонсу смеётся и шутливо замахивается на друга. С улыбкой поворошив светлые волосы мужчины, Йесон разворачивается и идёт к двери, собираясь оставить старшего наедине с его омегой, но, поравнявшись с юношей, останавливается и хлопает его ладонью по плечу. – Не задерживайся, хорошо? Я отвезу тебя домой, буду ждать в машине. В ответ школьник согласно кивает, вцепившись двумя руками в лямку рюкзака на плече, и, как только за учителем закрывается дверь, делает несмелый шаг вперёд. – Привет, – Чонсу тепло улыбается и протягивает правую руку навстречу юноше, подзывая его к себе. Наконец почувствовав себя в своей тарелке, Кюхён расслабляется, улыбается в ответ и, подойдя к кровати, осторожно садится на самый краешек. – Испугался? На тебе лица нет. – Я звонил и писал весь день, Вы не отвечали, – юноша всего на секунду заикается, уловив носом слабый аромат апельсинов, исходящий от альфы, и ёжится, переживая табун мурашек, пробежавший по позвоночнику от копчика до шеи. – Мне Учитель Ким сказал, что Вы попали в больницу… Я места себе не находил… – Прости, малыш, – мужчина берёт донсена за руку, заставляет придвинуться ближе, и, притянув его к себе, крепко обнимает, – меня увезли из дома на машине скорой помощи, телефон был при мне, но без зарядки быстро сел. Я тоже весь день изводился, думал, как тебе сообщить. – Что-то Вы не слишком похожи на "изводившегося весь день", – резко фыркает Кюхён отстраняясь от старшего и обиженно надувая губы. Недоумённо выпучив глаза, Чонсу с пару секунд соображает к чему такая резкая смена настроения, внимательно разглядывает мальчишку и наконец тихо посмеивается. – Ты о Йесоне? – Кюхён поднимает глаза на мужчину и ещё сильнее дуется. Похож на злого хомячка, такой одновременно смешной и милый, что хочется вот прям тут его зажать и поцеловать. – Маленький, он мой друг, и притом он единственный, кто знает код от моей квартиры. Ну, не считая матери и сестры… Кроме того, видишь, и о тебе он подумал, привёз ко мне. – Это из-за него Вы здесь. Я же слышал разговор. Сказал, как отрезал. Вздохнув, Чонсу меняется в лице и отклоняется обратно на подушки за спиной, поднимая глаза к потолку. – Я здесь по собственной глупости, – переплетя пальцы правой руки с пальцами Кю, тихо говорит мужчина. – Йесон по моей просьбе делал для меня блокаторы, чтобы я мог оставаться адекватным рядом с тобой, а я в свою очередь не соблюдал дозу и колол больше, чем нужно, что и привело к гормональному сбою. Но мне повезло, я вовремя решил прекратить приём, иначе последствия были бы куда хуже. Кюхён опускает голову и молча рассматривает их переплетённые пальцы. Ревность сжирает его изнутри, невыносимо хочется задать кучу вопросов, связанных с Чонуном, потребовать рассказать всю правду, а в конце напомнить на всякий случай, кому же всё-таки он принадлежит, но… Ему нужен покой. Да и выяснять отношения в больничной палате несколько… некорректно. – Ревнуешь? – Нет. – Врёшь, – хмыкает Чонсу, прекрасно видя, что юношу что-то сильно гложет. – Думаешь, я не чувствовал твоего взгляда, когда он взял меня за руку? – Кюхён вскидывает голову, смотря в добрые, тёплые глаза хёна, и на секунду сердце пропускает удар. – Малыш, мы с Йесоном знакомы уже шесть лет, для нас такие жесты нормальны, и к тому же он, в каком-то смысле, моё прикрытие перед коллегами. Так что твои эмоции тут излишни. Юноша тяжело, шумно вздыхает, и, положив вторую руку поверх переплетённых рук, улыбается. Чонсу не обманет, ему можно верить. Раз сказал, что ничего нет – значит, действительно волноваться не о чем. Да и глупо думать, что у них что-то могло быть, ведь Йесон уже не раз показал, что по характеру и поведению он типичный альфа, а альфы редко сходятся с альфами. Вероятно, они жили вместе из какой-то необходимости… – Иди ко мне, – усевшись поудобнее, мужчина кладёт руку на шею Кюхёна и притягивает его к себе, чтобы с нежностью поцеловать. В нос сразу же ударяет яркий, резкий запах специй, и Чонсу жадно вдыхает полной грудью, только сейчас осознавая, что не увидит свою омежку ещё целых две недели. Кюхён так доверительно жмётся к нему, отвечает на поцелуй, и ласково гладит его щёку. Сердце заходится… Проснувшись в больнице, Итук в первую очередь подумал о своей собачке, оставшейся дома в одиночестве, а уже после все его мысли занял Кюхён – он остался совсем один, без какой-либо информации, в полном неведении, да ещё и в классе, где есть "недоброжелатели", которые без классного руководителя точно попытаются отомстить ему за прошлые избиения. В комнате на мгновение воцарилась такая тёплая романтическая атмосфера: полная тишина, которую нарушают лишь звуки поцелуя, ароматы апельсина и специй, смешивающиеся в пьяный коктейль, и полутьма больничной палаты. – Так тепло, – прервав поцелуй, с закрытыми глазами шепчет Кюхён, – даже не хочется уходить. – А придётся, – улыбается Чонсу, нежно проводя пальцами по лбу юноши, касаясь торчащих во все стороны кудряшек, – не заставлять же Йесона ждать. – Йесон… – грустно вздыхает Кю, открывая глаза и отодвигаясь от старшего. Не хочется уходить, не хочется думать о преподавателе физики, не хочется оставлять своего альфу здесь… – Не дуйся, – мужчина одобряюще поглаживает плечо школьника, – пока меня нет, он присмотрит за тобой, так что с любой просьбой обращайся к нему. И ещё: на эти две недели моя квартира в твоём распоряжении, если хочешь и родители отпустят – можешь оставаться там на ночь. – Смысл? Вас-то там не будет, – вскочив с кровати, Кюхён игриво улыбается, наклоняется, чтобы быстро чмокнуть старшего в губы, и идёт к двери, уже рядом с ней останавливаясь и оборачиваясь, – я зайду завтра после занятий. Приятных снов. В машине его ждёт уставший, дремлющий с приоткрытым ртом Йесон. Запрыгнув на пассажирское сидение, мальчишка нарочито громко хлопает дверью, чтобы разбудить учителя, пристёгивается ремнём безопасности, пока тот хлопает глазами и прочищает горло, и с готовностью оборачивается к старшему. – Дай угадаю, – хмыкает Чонун, заводя мотор, – он просил меня за тобой присмотреть? – в ответ юноша согласно кивает и скрещивает ноги, вновь почувствовав себя неуютно в обществе преподавателя. – М-да, и чего только не сделаешь ради настоящей дружбы. Диктуй адрес. Пробки на улицах рассосались, поэтому до дома школьника они доезжают всего за тридцать минут, при этом даже сильно не разгоняясь, и за всю дорогу перебрасываются лишь парой фраз – Кюхён, опустошённый дневными переживаниями, не горит желанием общаться, к тому же испытывая неловкость рядом с учителем, а Чонун в свою очередь мечтает только о горячем душе, вкусном ужине и крепком сне. Да и не о чем ему говорить с учеником. Остановившись у нужного дома, мужчина поворачивается к Кю, собираясь попрощаться, но, открыв рот, не издаёт ни звука, замечая кислое выражение лица мальчишки. Ну вот как его отпустить такого? Бедный омега, так переживает за свою пару… Хотя, казалось бы, совсем ещё маленький, редко среди его одногодок можно встретить таких вот сознательных. – Учитель Ким, – набравшись наглости, Кюхён поворачивается, отстёгивает ремень безопасности и напрямую смотрит мужчине в глаза, – скажите честно, а Вы… Вы и Учитель Пак… встречались? – Та-а-к, – с улыбкой тянет Чонун, глуша мотор, – и исходя из чего ты сделал такой вывод? По тому, что я за руку его держал? – Не только поэтому… Вы говорили, что жили вместе. – А-а-а, – понимающе кивает Йесон, расплываясь в широченной улыбке, и, деловито положив правую руку на руль, смотрит в конец улицы, освещённой фонарями, – да, было дело, – выдаёт он мечтательно, погружаясь в воспоминания. – Чонсу-хён очень выручил, предложив пожить у себя, пока я не встану на ноги. Меня тогда после расставания выгнали из дома без единой воны в кармане, приходилось ночевать в школе, а он по доброте душевной приютил, как бездомного котёнка. – А я думал, у вас что-то было, – тихо выдыхает Кюхён, в душе безмерно радуясь, что его альфу с этим бетой связывает лишь дружба. – Ну, не без этого. Всё. Сердце пропускает удар, а затем будто падает в темноту. Чонсу спал с Йесоном. Этого не может быть… С бетой! С бетой, блин! Да быть того не может, Йесон просто его провоцирует. Вот только резон? – Ладно, шучу, расслабься, – мужчина шумно выдыхает и заводит мотор, освещая мощными фарами тёмную улицу, – давай дуй домой, пока родители не потеряли. Завтра жду тебя к первому уроку, не опаздывай. Угрюмо кивнув, Кюхён выходит из машины, закрывает дверь и, кивнув старшему на прощание, провожает его автомобиль взглядом, пока тот не скрывается за пригорком. Всю ночь Кюхён ворочается и просыпается практически каждый час, мучаясь отрывочными снами с участием Йесона. Снятся его глаза, хищная ухмылка, и без конца звучат его слова… Утром юноша отказывается от завтрака, за мешки под глазами оправдывается перед мамой "сложной домашкой по математике", и еле тащит ноги в школу, где вопросами его начинает донимать Сонмин. Учиться нет никакого желания и сил, новый материал не записывается в подкорку, да он даже пару слов на уроке истории умудряется написать на доске с ошибками, перепутав буквы, а на корейском косячит в окончаниях предложений, на автомате записывая их диалектом провинции Чолла. Последним уроком нелюбимая химия, на которую идти после таких вот странных ночных сновидений вообще не хочется, но и пропускать нельзя, поэтому, взяв себя в руки, он плетётся на занятие. К счастью, Йесон его ни разу не спрашивает, прекрасно видя в каком юноша состоянии, разве что задерживает всего на минутку после урока и спрашивает созванивался ли он с Чонсу, на что мальчишка отрицательно мотает головой. После вчерашних новостей списываться с альфой как-то не тянет… Едва звенит звонок с последнего урока, Кюхён наспех скидывает учебники в сумку, отвязывается от расспросов Сонмина, сказав, что родители просили как можно скорее приехать домой, и пулей летит к ближайшей станции метро. Мерно покачиваясь в прохладном, свободном вагоне метро, он раз за разом прокручивает в мыслях как будет расспрашивать учителя о прошлых отношениях, как будет себя вести, и… всё равно все мысли в итоге сводятся к Йесону. Невыносимо думать, что его альфа имел связь с этим мужчиной. Но и думать, что он в свои тридцать два ни с кем не спал – тоже абсурд. Приближаясь к больнице, юноша чувствует себя всё легче и легче в предвкушении встречи с Чонсу, быстро преодолевает пост медсестры, накидывает поверх ветровки белоснежный медицинский халат, и практически бежит к палате учителя, сгорая от желания скорее увидеть его. Но, подойдя к приоткрытой двери, он останавливается, и улыбка мгновенно сползает с губ. Через небольшую щель он видит симпатичную девушку, сидящую на краешке кровати, рядом стоит улыбающаяся пожилая женщина, а с другой стороны на кровати сидит… Ким Чонун. Они что-то обсуждают, смеются, Чонсу о чём-то с улыбкой говорит, а Йесон к нему так близко… И вдруг становится совершенно не важно каким образом мужчина оказался здесь раньше его, не важно, о чём с ним разговаривает Итук, всё, чего хочется в эту самую секунду – забраться в своё гнёздышко, укрыться одеялом, и не выходить из дома совсем. Глупо было надеяться, что Чонсу всерьёз отнесётся к нему. Подумаешь, какой-то школьник, всего лишь маленькая несовершеннолетняя омега, на которую взрослый мужчина повёлся только из-за течки. Как же наивно было думать, что все эти "отношения" правдивы. Разумеется, в выборе между взрослым сознательным бетой и юным взбалмошным омегой Чонсу отдаст предпочтение первому, это же очевидно! А сердце предательски сжимается от обиды и ревности… Всхлипнув, Кюхён разворачивается и бежит по длинному больничному коридору, едва не снеся по пути врача и охранника, даже не заметив, как с него слетел халат, с силой отталкивает стеклянную дверь, и, остановившись только на середине парковки, среди немногочисленных машин, запрокидывает голову к розовеющему предзакатному небу, тяжело, надрывно дыша. В голове уйма мыслей, вьющихся, будто жужжащий пчелиный улей, сердце колотится, грозясь выпрыгнуть из груди, и в ушах противно пульсирует кровь. Будь он совершеннолетним, логичным было бы сейчас позвонить друзьям, сорваться в какой-нибудь ночной клуб и напиться так, чтоб на утро ничего не вспомнилось, особенно эта "милая" сцена в больничной палате. Но увы, он лишь школьник, у которого и друзей-то нет, не говоря уж о деньгах… – Дурак, дурак! – сам на себя шипит Кю, оборачиваясь, чтобы слезящимися глазами посмотреть на горящие окна огромной больницы. – Поверил, что мы истинные, – юноша всхлипывает носом, уже не сдерживая побежавших по щекам горячих слёз, – доверился ему как… как сопливая омега! Как можно было быть таким глупым… Подняв повыше воротник ветровки, Кюхён зло стирает мокрые дорожки со щёк, засовывает руки в карманы, и, понурив голову, идёт куда глаза глядят, лишь бы быть подальше от этой злосчастной больницы. Вот ведь парадокс, в такой ситуации даже и выговориться-то некому. Родителям не скажешь, ведь как он им объяснит свою связь с преподавателем, да ещё и отчасти интимную, и в шестнадцать-то лет; старшая сестра могла бы понять, и даже, возможно, дала бы совет, но она в Америке и ей явно сейчас не до проблем любимого младшего братца. А друзей, с кем можно было бы поговорить по душам, у него нет – из-за постоянных переводов из школы в школу друзьями юноша так и не обзавёлся, и единственный, с кем он более-менее сносно общается сейчас, это Сонмин. Однако Сонмин не входит в круг его доверия, да и не стоит ему знать о том, что одноклассник спит с их классным руководителем. То и дело тяжело вздыхая, Кюхён бесцельно бродит по практически безлюдным, потихоньку освещаемым фонарями улицам, пинает слежавшиеся на асфальте кучками розовые лепестки вишни, и прокручивает в голове варианты дальнейшего развития событий. В свете того, что он увидел в больничной палате, объясняться с Чонсу нет причины: если молодая девушка и женщина ещё простительны, поскольку это, вероятно, его сестра и мама, то вот Йесон там оказался явно не случайно. И чего он прилип к альфе, как банный лист?! Неужто Итук правда падок на бет, уму не постижимо! И это их сожительство, которое явно не обошлось без интимной связи. Фу, даже думать о таком противно! Но самое печальное в другом – как теперь учиться в этой школе? Он ведь постоянно будет видеть их вместе, что невыносимо для хрупких нервов омеги, к тому же Йесон наверняка захочет отыграться на нём и его оценках, а Чонсу… его видеть просто нет никакого желания. – Чёрт бы тебя побрал, придётся снова придумывать сотню поводов для перевода, – скулит Кюхён, выходя из мелких улочек на большую, ярко освещённую фонарями, фарами машин и рекламными щитами улицу, – отец меня заживо съест, а мама добьёт упрёками. В самом деле, за последний год он сменил… сколько, три школы? И в каждой была своя отмазка – подрался с одноклассниками, домогался до одноклассницы-омеги, установил в классе господство, как настоящий альфа, и гнобил всех, бил стеклянные бутылки за школой, гонял младшие классы. К сожалению, кажется, сейчас история вновь повторяется, вот только к разбою и дракам в его личное дело ещё впишут "соблазнение преподавателя", но на этот раз обвинение будет честным, а не как прошлое – выдумано и подставлено, лишь бы вышвырнули из школы. В кармане вибрирует телефон и Кю, вздрогнув, вытаскивает его, чтобы глянуть на экран и тут же засунуть обратно – Чонсу. Говорить с ним нет ни желания, ни сил. Однако мужчина настойчив, он звонит снова и снова, терпеливо выжидая, пока мальчишка ответит, но, не дозвонившись, меняет тактику и переходит в чат KakaoTalk, начиная строчить сообщения наподобие "где ты", "ты же обещал зайти" и "я тут дохну от скуки и ужасно соскучился". Скептически фыркнув при виде всех этих сопливых сообщений, Кюхён отключает телефон и, увидев лестницу метро, спускается в подземку, собираясь ускорить свой путь до дома. Прогулка неплохо охладила голову и теперь, когда юноша может соображать более-менее трезво, а не под влиянием гормонов и эмоций, он глубоко вдыхает, сидя в полупустом вагоне метро, чтобы окончательно собраться с мыслями, и приходит к выводу, что ему необходим план действий. Нет, мстить Чонсу он, разумеется, не будет, ведь это было бы сплошным ребячеством, да и нет смысла ломать одинокому альфе жизнь, а вот тактику поведения разработать не помешает, и в первую очередь тактику поведения по отношению к Йесону. А уж как вести себя с Чонсу он придумает позже, в запасе есть целых две недели, пока учитель будет валяться в больнице.