Правило неприкосновенности

Следующим днём Кюхён приходит в школу походящим на призрака: мятая одежда, красные глаза, под которыми ещё и залегли синяки, сердце от недосыпа тяжело колотится, так ещё и масла в огонь подливают бесконечные сообщения от Чонсу, жужжащие уже просто в телефоне, ведь в приложении KakaoTalk Кю банально поставил их чат на беззвучный режим. – Эй, что это с тобой? – обеспокоенно спрашивает Сонмин, едва по коридору проносится трель звонка и учитель литературы выходит из класса. – Ты вообще спал сегодня? – Нет, – отмахивается от него юноша и, потянувшись, складывает руки на парте, а после кладёт на них голову, собираясь немного вздремнуть на перемене. – У тебя что-то случилось? – предпринимает ещё одну попытку старший. – Отвали, будь так добр, – собрав последние крупинки мозга, отвечает Кюхён, и очень быстро проваливается в сон, тихо посапывая в шуме галдящих одноклассников. Как оказалось, пятнадцати минут глубокого сна вполне достаточно для молодого организма, чтобы вновь начать по-человечески функционировать, и следующих два урока Кю держится более-менее сносно, и даже умудряется сдать контрольную работу по корейскому языку первее и лучше всех, за что получает недовольное шипение одноклассников в свой адрес. После обеда он вовсе чувствует себя заново родившимся, начинает разговаривать с Сонмином, носится по спортзалу сайгаком во время урока физкультуры, и "случайно" заезжает Им Нагёну по голове баскетбольным мячом, таким образом отомстив ему за обидные подколы в адрес их старосты и получив выговор от Канина, ибо "это травмоопасно и так делать нельзя". Впрочем, упрёки учителя Ким не дают никакого результата и в течение всего урока Кю продолжает незаметно показывать кто в классе главный – играя в волейбол, он подпрыгивает максимально высоко и "режет" мяч с такой силой, что вскоре у Ким Шимина под левым глазом появляется синяк, Ли Согюн обзаводится болью в паху, а Им Нагён зарабатывает кровавый насморк, поскольку расчётливый Кюхён умудряется попасть ему прямо по переносице, чудом избежав перелома. Наблюдая за происходящим, Сонмин ёжится, понимая, что просто так эти выходки не сойдут его другу с рук, а Канин, выписывая парню наказания и угрожая плохими оценками, про себя думает, какой же парнишка смелый – далеко не каждая омега способна вести себя так дерзко, бросать вызов альфе и главному задире класса, и с невинным видом "случайно" наносить увечья одноклассникам, заступаясь таким образом за скромную старосту-бету, которую Нагён с его дружками подкалывают. К концу занятия Ким Шимин отправляется в кабинет врача, поскольку за очередную непристойную шутку в адрес теперь уже Сонмина Кю как бы невзначай заезжает ему локтем всё в тот же левый глаз во время игры в баскетбол, Нагён садится на скамью, содрав колени о пол во время жёсткого толчка, а сам Кюхён отделывается только парой ссадин на локтях, когда Согюн, мстя за своих дружков, отталкивает юношу, чтобы забрать у него мяч. – Ты адекватный?! – шипит Сонмин, когда Кю, тяжело дыша, плюхается рядом с ним на скамью в перерыве между таймами игры. – Они же тебя теперь в асфальт закатают! – он поглядывает на переговаривающихся Нагёна и Согюна и ёжится, уже в красках представляя, что эти двое сделают с его другом. – Не закатают, – фыркает Кюхён, откручивая крышку с ледяной бутылки воды и жадно присасываясь к горлышку. – Кюхён-а, если ты снова вляпаешься – тебя исключат из школы, – предупреждающе говорит Мин. За то недолгое время, что они учатся вместе, он уже успел узнать о бесконечной череде переводов парня из школы в школу, причём знает даже о том, что в большинстве своём причиной переводов становились драки. – Да плевать, – с влажным чпоком отлепившись от бутылки, хрипит Кю, – на этой школе свет клином не сошёлся. – А Учитель Пак? – предпринимает ещё одну, весьма опрометчивую, попытку Сонмин. Услышав о Чонсу, Кюхён на секунду замирает, бегает глазами по полу, думая, как старший мог узнать об их отношениях, и опускает голову, закрывая лицо влажной от пота чёлкой. – Ты представляешь, сколько у него будет проблем, когда его выпишут из больницы? Учителям ведь тоже попадает за наши выходки. Хоспаде, не догадался! А жопа жим уже сделала… – Вот пусть и дальше попадает, не будем нарушать традиции, – огрызнувшись, Кю резко встаёт, с силой прокручивает пробку на бутылке так, что она едва не трескается, и уходит в раздевалку. Изнутри раздирает жуткая злость, практически ярость. Сонмин ещё и смеет давить на жалость, говоря об учителе?! Если бы только он знал, что из себя представляет на самом деле их классный руководитель… Чёртов альфа, подаривший ему надежду на взаимность, надежду на то, что они истинная пара, а сам… встречается с учителем химии, с каким-то паршивым бетой, чтоб его! Обидно. Обидно от того, что мужчина пренебрегает своей природой, что нагло обманул его, завязав отношения… А ведь так честно и искренне говорил, что им нельзя быть вместе из-за разных статусов и возраста, но ему очень хочется. Глупо было доверять ему. – Ёнун-а-а-а! – нараспев тянет Йесон, вплыв в своих лучших традициях в спортзал после окончания урока и застав преподавателя за сбором мячей. – У тебя сейчас, случаем, не класс Чонсу был? – Да, вот только что разошлись, – закинув последний волейбольный мяч в сетку, беззаботно отвечает Канин, выпрямляясь и подходя к старшему, – как Чонсу-хён, кстати? Может, к нему заехать? – Не стоит, ему сейчас нужен покой, – деловито сунув руки в карманы светло-серых джинсов, ухмыляется Чонун, щуря подведённые чёрным карандашом глаза, – у него там санаторий: витаминки колет, йогурты пьёт, апельсины трескает, красота! Через две недели выпишут, – окинув спортзал взглядом и поведя носом, мужчина делает шаг навстречу младшему и понижает голос, превращая разговор в более приватный. – Я, собсно, вот по какому вопросу: у тебя сегодня Чо Кюхён на уроке был? – Кто? – Новичок из класса Итука, омега, он ещё пряным винищем пахнет. В первые дни учёбы спал в твоём кабинете, плохо ему стало, – нервно тараторит Чонун, в мыслях проклиная забывчивую бету. Впрочем, что с него взять, у него ведь больше сотни учеников в день проходит, не может он запомнить каждого. – А-а-а, вспомнил, вспомнил! – машет руками Ёнун. – Был, конечно, троих парней мне тут покалечил, одного в медпункт отправить пришлось. – Вот как, – заинтересованно поднимает брови старший, – а, случаем, не Нагёна и его шайку покалечил? – Именно, – согласно кивает физрук, – я вообще поражаюсь его смелости! Впервые вижу, чтобы омега защищал бету, причём так яростно… У него вообще, похоже, нет инстинкта самосохранения. – Погоди, в смысле "защищал бету"? – Старосту их класса, – поясняет Канин, на секунду обернувшись в сторону раздевалок, откуда доносится шум переодевающихся учеников, – эти трое… как их… ну, Нагён и двое бет, которые вечно за ним таскаются, очень непристойно шутили по поводу фигуры старосты, и этот парень… как его… – мужчина зависает, вспоминая имя, и хмурится. – Кюхён. – Да! Этот Кюхён ударил одного в глаз, второму зарядил по я… кхм, в пах, и Нагёну пустил кровь из носа. Нахмурившись, Йесон прикусывает нижнюю губу, дёргает правой ногой и опускает голову, переваривая информацию. Как странно. Нет, Кюхён дрался и раньше, Чонсу рассказывал ему о том инциденте в туалете, когда он подрался всё с той же троицей, попытавшейся его зажать, но, чтобы так открыто, во время урока… Чем объяснить его жестокое поведение? Вряд ли он стал бы лезть в драки лишь потому, что любимый мужчина попал в больницу, да и на гормоны такое поведение не спишешь, слишком уж это нетипично. – Окей, я тебя услышал, спасибо, – кивнув донсену, Чонун разворачивается на пятках и направляется к выходу из спортзала. – Найду его и убью, – бурчит себе под нос мужчина, пролетая мимо раздевалки, откуда как раз, закончив переодеваться, хотел выйти Кю, но вовремя закрыл дверь, дабы не попасться на глаза злому химику и не выхватить по первое число. – Поздравляю, донсен, – вздыхает Сонмин, похлопывая по плечу друга, всё ещё держащегося за ручку двери, – ты труп. – Это мы ещё посмотрим. Всю неделю Кюхён умудрялся вполне успешно избегать Йесона: линял с его уроков под предлогом плохого самочувствия, хотя передавал идеально выполненные домашние задания через Сонмина и старосту, по-прежнему не отвечал на звонки и сообщения Чонсу, стал игнорировать просьбы преподавателей зайти в учительскую, зная, что вызывает его Чонун, и успел ещё раз подраться с Им Нагёном, решившим отомстить ему за разбитый на уроке физкультуры нос. Парня будто подменили, он стал совершенно неуправляем, закрылся ото всех, на уроках наотрез отказывался отвечать и выходить к доске, и резко менял направление, если видел в коридоре Йесона, даже разговор с родителями никак на него не повлиял, как и строгое наказание отца в виде лишения карманных денег. – В общем, детский сад, – подытоживает свой рассказ о мальчишке Чонун и, вытащив из принесённого пакета связку бананов, кладёт её на белую тумбочку рядом с кроватью Итука, после чего поправляет белый халат на плечах и садится на краешек больничной койки. Лишь сейчас он вдруг осознаёт, что всё это время, говоря о Кюхёне, ходил туда-сюда по палате и активно жестикулировал, погрузившись в воспоминания и эмоции. – Действительно странно, – хмурится Чонсу, складывая руки на груди. Кто бы мог подумать, что отсутствие любимого мужчины так сильно скажется на юной омеге… Должно быть, он так сильно переживает, что его мозг дал крепкий сбой. Или у него такое проявление юношеского максимализма? – Я только не пойму, какого ж хрена он мне вот уже неделю как не отвечает? – То есть? – Я серьёзно, – повернувшись к младшему, говорит Чонсу, глядя в чёрные глаза друга, – с того дня, как ты привёз Кюхёна ко мне, я его больше не видел. Он обещал приехать на следующий день, но так и не явился, на звонки не отвечает, сообщения игнорирует. А теперь ещё и драки… – Родителям звонил? – Ага, что я им скажу? "Здравствуйте, я учитель вашего сына, лежу в больнице, а он ко мне не приходит"? – хмыкает Итук, откидываясь на подушки за спиной. – Скорей бы уже выписаться… – Так, ты расслабься, тебе волноваться нельзя, – твёрдо говорит Йесон, кладя руку поверх ладони альфы и чуть сжимая её в знак поддержки, – я сам его выловлю. Влеплю ему двойку за прогулы, будет у меня всю следующую неделю доклады про полипропилен, спирты, и законы Ньютона делать. – Хочешь загрузить его работой, чтоб он ещё больше начал буянить? – недоверчиво поднимает брови Чонсу. – Знаешь же, он тебя пошлёт матом, глядя при этом прямо в глаза. И не глядя на возраст. – В таком случае он мне ещё расскажет об импульсах и потенциальной энергии, – мужчины тихо посмеиваются, уже представляя в красках, как злой Кюхён будет рассказывать эти темы у доски, в мыслях матеря их обоих. – Йесон-а, – сжимая руку младшего в своих ладонях, уже тише говорит Чонсу, – прошу, пожалуйста, поговори с ним, узнай, может, что случилось, может, в семье у него проблемы. Меня беспокоит его поведение, я переживаю, что он не выходит на связь и не приезжает… – Дядя Тукки влюби-и-ился, – ухмыляется в ответ Чонун, за что получает болючий щипок на тыльной стороне ладони и недовольно шипит, – да понял, понял, поговорю. На самом деле, мне тоже ситуация не нравится, если он будет продолжать в том же духе – его попросту исключат, даже разбираться не станут. Хотя мне кажется, он будет этому только рад, ведь в таком случае ты больше не будешь его учителем, а он твоим учеником, и вы сможете нормально встречаться. – Он всё равно несовершеннолетний, умник! – Ай, да идите вы со своими альфа-омежьими отношениями! – смеясь, отмахивается Йесон, и встаёт с кровати, поправляя съехавший с плеч белый больничный халат. – Всё, лежи, бананы лопай, я всё улажу. Мне ещё к тебе домой ехать, пёселя кормить. – До завтра, – кивает ему Чонсу, и провожает младшего взглядом, пока за ним с тихим щелчком не закрывается дверь. – Что же с тобой творится? – спрашивает мужчина самого себя, обращаясь к отсутствующему Кюхёну, и, взяв с тумбочки телефон, открывает чат KakaoTalk, где так и висят непрочитанными около сотни сообщений, что он отправил своей омеге в течение недели. – Я ведь так волнуюсь… Перед сном Итук отправляет Кюхёну ещё три сообщения, поскольку на звонки тот по-прежнему не отвечает, но никакого отклика не получает, а потому, приняв лекарства, засыпает, так и не выпустив телефон из рук в хрупкой надежде на ответ любимого парня. После двух выходных дней Йесон, как и обещал, с самого утра понедельника начинает отлов Кюхёна в стенах школы, поскольку мальчишка, как жопой чуя, что его ищут, где-то ныкается до самого обеда. Самое забавное, что ни староста, ни Сонмин, с которым они вечно ходят парой, не знают, где носит эту заразу, поэтому Чонун решает действовать до тошноты банально – оставив собственный класс решать контрольную по физике, мужчина проходит с инспекцией по всей школе, проверяет расписание, заглядывает в каждый класс, спрашивает у преподавателей, не попадалась ли им где эта противная омега, и, уже не питая надежд его выловить, напоследок решает заглянуть к Канину в спортзал с целью немного поиздеваться над ним в своё удовольствие. Однако именно в спортзале, где Кю мог бы быть в последнюю очередь, он и натыкается на студента. Яростно колотя волейбольный мяч о стену, таким образом играя сам с собой, юноша тяжело дышит, прыгает, падает на колени, успевая отбить мяч почти у пола, и смахивает со лба влажную от пота чёлку. Надо же, а он не только отличник и задира, но ещё и спортсмен, оказывается! Сколько же талантов держит в себе эта скрытная альфоомега? Набивая несчастный мяч, Кюхён подгадывает момент, заносит правую руку и со всей силы ударяет по нему ладонью, как делают при подаче, зашибая по стене так, что от неё отваливается кусок штукатурки и, шлёпнувшись на пол, расходится маленьким облачком пыли. А он силён… Неудивительно, что юноша в первые же дни установил в классе господство и стал лидером, сбросив Нагёна и его бет с пьедестала. – Красиво прописал, – довольно комментирует Йесон, сложив руки на груди и прислонившись плечом к косяку входной двери спортзала. Вздрогнув от неожиданности, Кюхён резко оборачивается и едва не получает отскочившим от пола мячом по уху, успев вовремя увернуться. – Я уж было начал думать, что ты меня избегаешь. – Вам показалось, – огрызается Кю и, поймав мяч, снова начинает играть со стеной, отрабатывая верхние и нижние пассы. Наблюдая за ним, Чонун хмыкает и, отклеившись от стены, подходит ближе к ученику, держась при этом на расстоянии, немного побаиваясь, что юноша может его задеть или "случайно" направить в него мяч с его-то недюжинной силой. – Не знал, что ты играешь в волейбол, – предпринимает мужчина вторую попытку заговорить со студентом. – Это… нельзя назвать… игрой, – запыхавшись, отвечает Кюхён в перерывах между ударами по мячу, и, как и в первый раз, заканчивает набивку мощным ударом ладонью, имитируя подачу, отчего со стены отваливается ещё один кусочек штукатурки. Такими темпами мальчишка весь спортзал изрешетит мячом, придётся делать внеплановый ремонт. – Я же не состою в команде… так, просто балуюсь… когда нужно стресс снять… – он говорит с запинками, быстро, тяжело дыша после активной тренировки, ловит мяч и, стерев со лба пот тыльной стороной ладони, оборачивается к учителю, показывая, что теперь готов к разговору. Осмотрев его с головы до ног, Йесон хитро ухмыляется и засовывает руки в карманы чёрных строгих брюк, ловя себя на мысли, что Чонсу определённо было на что засмотреться у этого парня. От физической активности он ярко пахнет смесью пряностей и вином, чёрные спортивные шорты не скрывают стройных накачанных ног юноши, колени обтягивают мягкие красные наколенники, что весьма кстати при игре в волейбол, чёрные волосы свились кольцами и стрелками прилипли ко лбу и вискам, белая футболка на груди и в подмышках мокрая от пота, щёки алеют румянцем, а вот внутренние стороны рук от запястий до локтей болезненно красные от ударов мяча. А он… чертовски привлекателен! Вот только привлекателен не как хрупкая омега или уравновешенная бета, а как сильный и дерзкий альфа. Было бы любопытно увидеть его в драке. Какой он в ярости? Как горят его глаза, как он будет сжимать кулаки до белых костяшек, как замахивается, собираясь нанести удар? – Хм, а твой стресс, – тряхнув головой, чтобы отделаться от мыслей о соблазнительном ученике, продолжает Чонун, – дай угадаю, – он показательно возводит глаза к потолку, делая вид, будто задумался, – связан с тем, что Учитель Пак лежит в больнице? Фыркнув, Кюхён отворачивается от старшего, прокручивает мяч на открытой ладони и начинает снова набивать его о пол, меняя руки, будто играет в баскетбол. При упоминании имени Чонсу разговаривать с преподавателем пропало всякое, даже малейшее желание. Он ещё и смеет спрашивать об этом, когда сам же отбил у него истинного альфу?! Гадкая бета… – Эй! – уже всерьёз повышает голос мужчина. – Я целый час тебя искал по всей школе! Имей совесть, удели мне пять минут! – Что Вы хотите от меня услышать?! – не выдержав, срывается на крик Кюхён, со всей дури ударяя по мячу ладонью так, что тот отскакивает от пола и подпрыгивает едва ли не до потолка. – Что Вы ходите за мной?! Всю прошлую неделю меня ловили, в учительскую вызывали, пытали одноклассников! Что! Вам! От меня! Нужно?! Резко крутанувшись, Кю поворачивается к учителю спиной, зарывается руками во взмокшие волосы, соскальзывает на шею, сжимая её пальцами, и рычит, запрокидывая голову к потолку. В душе клокочет ярость, всё тело полыхает после тренировки, и сейчас ему хочется либо броситься с кулаками на старшего, либо пойти в душ и остыть, что во всех смыслах предпочтительнее. – Ну, для начала, чтобы ты успокоился, – тихо, спокойно говорит Чонун, будучи удивлённым таким внезапным срывом, – и не забывал, что я, вообще-то, старше. Это во-первых, – мужчина вздыхает, делает пару шагов навстречу студенту, и останавливается, подумав, что безопаснее всё же будет оставаться на некоем расстоянии от агрессивного омеги. – А во-вторых, коль уж нас связывает один на редкость невезучий альфа, к которому, кстати, я могу тебя сегодня отвезти, то ты можешь полностью мне довериться. – Кюхён молчит, всё также стоя спиной к старшему, шумно пыхтит и еле держится, чтобы не сорваться и не броситься на преподавателя. Чёрт, кажется, стоит сходить в больничку и проверить нервы, а заодно и гормоны, поскольку так часто пребывать в гневе, да ещё и в столь юном возрасте, явно не норма. – Ну так что, будешь душу изливать или молча в больницу поедем? – Я никуда с Вами не поеду, – наконец взяв себя в руки, отвечает юноша, поворачиваясь лицом к Чонуну и глядя ему в глаза. – Оставьте меня в покое. – В таком случае хотя бы позвони Чонсу-хёну, он там места себе не находит, – Йесон показательно держит спокойный тон, вздёргивает нос, показывая своё превосходство перед донсеном, а у самого мурашки по рукам бегут от взгляда этих чёрных, бездонных, опасных глаз. – Передавайте ему мой пламенный "привет" и скажите, что видеть его больше не желаю, – зло буркнув себе под нос, Кюхён опускает голову и проходит мимо преподавателя в сторону раздевалки, едва не задев учителя плечом, – как, впрочем, и Вас. – Эй, куда пошёл? Я с тобой разговариваю! – хмурится Чонун, чувствуя, что и сам начинает закипать. Где это видано, чтоб какой-то малолетка так нагло говорил с учителем?! Совсем страх потерял, маленький гадёныш! Резко обернувшись, мужчина хватает Кю за локоть и, рванув на себя, разворачивает, заставляя смотреть себе в глаза, а затем слегка наклоняется, чтобы чуть сравнять разницу в росте. И тут создаётся то самое впечатление, когда тонешь в чужих бездонных глазах… – Если сейчас же не объяснишь, в чём дело, я сообщу родителям обо всех твоих нарушениях за последнюю неделю и больше не стану тебя покрывать, – он выдерживает паузу, давая мальчишке подумать, и крепко стискивает пальцами его локоть, чтобы тот даже дёрнуться не вздумал. – Так как? Возникло желание поговорить? – Это Ваша вина, – зло выдыхает Кюхён, нагло глядя в глаза беты снизу вверх, – Вы ведь давно обо всём догадались, зачем продолжали меня вылавливать? – О чём ты? Говори прямо. – Я Вас видел тогда, в палате, – чуть спокойнее объясняет юноша, вдруг осознавая, что, говоря это, он будто снимает с души тяжкий груз, терзавший его долгое время, – Вы сидели на кровати рядом с Учителем, и там были девушка и женщина. – Это его старшая сестра и мама, – нахмурившись, Чонун отпускает локоть ученика и выпрямляется, до сих пор не понимая, причём тут обычное посещение в больнице. – Допустим, – хмыкает в ответ Кю, – но речь не об этом. Я вот чего не пойму – почему Вы продолжаете вылавливать меня и просить придти к Учителю Пак, если сами состоите с ним в отношениях? Вопрос звучит как щелчок перезаряжаемого ружья, а затем в голову бьёт внезапное осознание громогласным "ба-ба-а-ах!". Йесон с пару секунд хлопает расширившимися от удивления глазами, очень быстро складывает в голове весь паззл и, запрокинув голову, смеётся, закрывая глаза. Это ж надо! Так, значит, омега пришёл проведать свою любовь, увидел, что Чонун сидел рядом с ним, на основе этого сделал вывод, что они с Чонсу встречаются, ничего не выяснил, обиделся на обоих, и благополучно скрылся в тумане на целую неделю! "Получается, все эти драки, игнор, избиение мяча… он делал это из ревности!" – делает вывод мужчина, вспоминая всё, что Кюхён натворил в течение прошлой недели. В самом деле, его агрессия и злость объяснимы банальной ревностью, ведь ему, подумавшему, что любимый альфа встречается с бетой, наверняка было больно, а через драки он свои эмоции мог выплеснуть. – М-да-а-а, ты действительно самая странная омега из всех мне встречавшихся, Итук-хён был прав, – посмеивается Чонун, засовывая руки в карманы брюк, и, сдув чёлку с глаз, щурится на младшего, опешившего от такой реакции. – Напоминаю для особо одарённых: мы друзья. Очень хорошие, давние друзья, но не более, понял? Ты бы хоть выяснил всё как следует для начала. – Вы же говорили, что жили вместе и… спали… – Конечно спали! – скептически фыркает в ответ старший, наблюдая наконец понимание в глазах парня. – Спали, блин! Чонсу-хён в комнате на кроватке, я – в гостиной на диванчике. – Посерьёзнев, Йесон наклоняется чуть ближе к донсену, будто опасаясь, что их могут услышать в этом огромном, и так отдающимся эхом зале, и говорит, глядя строго в карие, уже не горящие ненавистью глаза: – Кюхён-а, я, если ты помнишь, бета. БЕ-ТА! И интересуют меня тоже БЕ-ТЫ. Причём желательно бы очень умные и женского пола. Поэтому, как ты понимаешь, на мужчину-альфу я бы посмотрел в последнюю очередь. Потупив взгляд, Кюхён отходит на два шага назад, поворачивается к преподавателю спиной, засовывает руки в карманы спортивных шорт и горбится, опуская голову. Лишь сейчас до него доходит весь абсурд ситуации: он, ничего не выяснив, напридумывал всякой хрени, места себе не находил, мучился, думая, что Чонсу его предал, а оказалось… Оказалось, Чонсу его ждёт со страшной силой в больничной палате! А он тут вёл себя как… глупая малолетка, иначе и не скажешь. И как теперь быть? Просто пойти к хёну и объяснить, что вышло недоразумение? Стыдно до ужаса. – Итак, коль уж инцидент исчерпан, – вздыхает Чонун, снова засовывая руки в карманы брюк, – а я надеюсь, он исчерпан, – на всякий случай уточняет он, чуть понизив голос, – жду тебя в семь часов вечера на парковке у моей машины. – Поедем в больницу? – тихо, с надеждой спрашивает Кю, поворачивая голову, чтобы краем глаза видеть ухмыляющегося преподавателя. – Ага, творожков Чонсу привезём, он просил. Всё, студент, вперёд на уроки, пока Маме Утке не пожаловался, – хлопнув юношу ладонью по плечу, Йесон с довольной улыбочкой выходит из спортзала, оставляя растерянного и вместе с тем радостного ученика наедине с одиноко лежащим посередь зала волейбольным мячом. Следующие три урока Кюхён пребывает в прострации. Формально, конечно, он присутствовал в классе, и даже делал вид, что что-то записывает в тетради, однако все его мысли витали вокруг Чонсу и Йесона, отчего юноша, нервничая, дрыгал ногой и крутил ручку в пальцах. Вопросы Сонмина о его самочувствии парень благополучно игнорировал, преподавателям по-прежнему отказывался отвечать, зато не забывал скалиться в сторону Им Нагёна, который вдруг стал проявлять к нему слишком много внимания после урока физкультуры. В перерыве между последними занятиями Кю пишет матери, что сегодня задержится на дополнительных занятиях по химии, получает от неё скромное "хорошо", и решает впервые за целую неделю открыть чат с Учителем Пак, чтобы почитать все сообщения, что мужчина ему так долго строчил. М-да, как мило. "Скучаю, хочу увидеть, почему не приходишь, всё ли в порядке, я волнуюсь"… Стандартный набор розовых соплей, которые Кюхён терпеть не может. А с другой стороны, вроде и приятно, когда так переживают и скучают по тебе. Нужно сегодня съездить к хёну, всё ему объяснить, и обязательно попросить прощения, ведь он так виноват перед альфой, навыдумывал тут всякой ерунды… Господи, дожить бы ещё до вечера, уже не терпится увидеть Чонсу! Закрыв приложение с чёткой установкой "при встрече с ним поговорю", Кюхён еле досиживает последний час занятия, без конца ёрзая при этом на стуле, с трелью звонка вдыхает полной грудью, будто высидел каторгу, и, собравшись быстрее всех, пулей вылетает из классной комнаты, прикидывая, что у него есть ещё час свободного времени, пока Чонун отведёт свои уроки. Ненадолго юноша задерживается в гардеробе, где, пробиваясь через других учеников, наконец выцепляет свою синюю ветровку, получив при этом пару тычков в рёбра, наспех одевается, закидывает лямку рюкзака на правое плечо и, не застегнув молнию куртки, выходит на улицу. До заката ещё далеко, солнце зависло высоко над горизонтом, освещая тёплыми лучами засыпанный вишнёвыми лепестками школьный двор, и в такую погоду жутко тянет прогуляться по узким романтичным улочкам старого Сеула, а никак не торчать на парковке в ожидании преподавателя химии. Однако, подумав, что рисковать, вызывая тем самым гнев учителя, не стоит, парень, повесив голову, спускается по ступеням крыльца и, пройдя несколько метров, сворачивает за угол школы, направляясь на парковку. Дьявол, голова забита мыслями о Чонсу… Вернее, вымышленными диалогами, что Кю без конца прокручивает про себя. Может, всё же написать ему? Или сделать сюрприз? Как извиниться за длительный игнор? БАХ!!! В глазах резко темнеет, а из лёгких разом вылетает весь воздух от сильного удара прямиком в солнечное сплетение. Закашлявшись, Кюхён сгибается пополам, обхватывает живот двумя руками и валится на холодный асфальт. Он дышит через широко открытый рот, стараясь захватить как можно больше спасительного воздуха, откашливается, жмурится, восстанавливая зрение, и, немного придя в себя, понимает, что позади раздаётся мерзкий смех нескольких парней. А в нос ударяет резкий запах свежего базилика. Им Нагён. Его запах. И, судя усилившемуся аромату, у него начинается гон. Это опасно. – Получи, тварь! – гневно выплёвывает альфа и со всей силы пинает Кюхёна в живот, от чего тот сворачивается в комок и жмурится, переживая очередную вспышку боли. – Это тебе за разбитый нос! – второй удар приходится по коленной чашечке, и юноша закрывает руками голову, предполагая, что следующий пинок будет как раз по лицу. – Жалкая омега, – прошипев это, Нагён замахивается, ударяет младшего по рукам, которыми тот закрывает голову, но в следующую секунду сам с криком летит на землю, сильно ударяясь затылком об асфальт – подгадав момент, Кюхён хватает альфу за ногу, которой тот его пнул, разворачивается из позы эмбриона, и с силой бьёт двумя ногами по его второй ноге, лишая парня опоры. Резво поднявшись, Кю наспех просчитывает ходы: схватить сумку, бросить в Шимина, стоящего справа, ударить Согюна в живот ногой, врезать Шимину кулаком в глаз, добить Нагёна, и валить. Или проще сразу схватить рюкзак и сбежать. Однако, он не рассчитал одного: две беты оказываются удивительно быстрыми на реакцию в отличие от своего главаря. Как только Кюхён бросается за рюкзаком, Согюн хватает его за руку, разворачивая к себе, уклоняется от кулака омеги, сам ударяет его по скуле, а следом парня придавливает к холодной кирпичной стене пыхтящий от злости, пышущий жаром Нагён. От него несёт, прямо-таки воняет базиликом… Тот самый запах, который Кю хоть и нравится, но в большой концентрации вызывает тошноту. А ещё он вызывает ярость и жажду крови. Зарычав, Кюхён открывает глаза, хочет рвануться вперёд и как следует прописать старшему в нос, но только гулко хрипит и дёргается, не имея возможности пошевелиться – беты держат его за руки с двух сторон, а альфа с силой сжимает правой ладонью шею, больно давя на кадык, из-за чего юноша задыхается. Всё в точности так же, как было во время драки в туалете… Только в этот раз он сам по себе и Чонсу его не спасёт. – Ты… маленькая заносчивая скотина, – шипит Нагён в лицо мальчишки, наклоняясь к нему так близко, что Кю морщится, чувствуя на своих губах дыхание альфы. На мгновение в его голову приходит мысль позвать на помощь, ведь там, в нескольких метрах от них, полно студентов, выходящих из школы, но старший, словно предугадывая замысел, встряхивает Кюхёна, ещё раз прикладывая его затылком о стену, и больно сдавливает пальцами челюсть. – Только попробуй пикнуть, понял? – парень скалит белоснежные зубы, затем усмехается, и нагло просовывает колено между ног Кю, несмотря на его сопротивление и грозный рык. – Учителя Пак здесь нет, теперь тебя некому защищать. – Мне не нужна защита, – скалится омега в ответ, ещё раз дёргая руками в попытке освободиться. – Отлично, значит, мы можем наконец вернуть тебе должок, – Нагён хитро усмехается и окидывает взглядом вытянутую бледную шею младшего, вдыхая его тяжёлый, густой, пряный аромат специй. – Вот только… – парень делает задумчивый вид, поднимая глаза к небу, и завешивает паузу, – просто разбитым носом ты уже не отделаешься. Может, мне стоит укусить тебя? Чтобы больше ни один альфа не посмотрел в твою сторону. – Да пошёл ты, – зло шипит Кюхён и рвётся со всей силы укусить пальцы старшего, сжимающие его челюсть, но вместо этого Нагён, отпустив лицо мальчишки, наотмашь бьёт по нему ладонью, разбивая донсену нос и губу. Отойдя от белой вспышки перед глазами, что повлёк за собой удар, омега выпрямляется, сжимает кулаки до боли в костяшках, и, вдохнув полной грудью, готовясь к тому, что произойдёт дальше, смачно плюёт кровью в лицо Нагёна под общее аханье двух его бет. Всё, теперь ему прямой путь в травматологию. – Ах ты маленький… – альфа рычит, стирает капли крови рукавом школьного пиджака, замахивается, собираясь разукрасить лицо Кю ещё несколькими ссадинами, но так и не успевает нанести удар – его останавливает чужая рука, больно стиснувшая запястье. – Эй, Им Нагён. Кажется, я просил тебя больше не появляться в моём поле зрения? В ожидании удара Кюхён зажмурился, но, услышав низкий, спокойный мужской голос, распахивает глаза, встречаясь взглядом с высоким, красивым, статным парнем. Одетый в стандартную школьную форму старших классов, он сжимает побелевшими от усилия пальцами запястье Нагёна, кажущееся хрупким в его кулаке, его пухлые губы кривятся в доброй и одновременно опасной усмешке, несколько прядей белоснежных волос спадают на лоб, и до разбитого носа юноши доносится его сладкий аромат клубники. Альфа. Более того, это старшеклассник-альфа, судя по форме другого цвета. И наверняка он такой же бандит, как и Нагён, раз они уже встречались и парень просил этого придурка не появляться в его поле зрения. – Руки убрали, – грубым, приказным тоном "просит" второй парень, стоящий чуть поодаль от блондина, смеряя Согюна и Шимина тяжёлым взглядом, под которым те, стушевавшись, перестают удерживать Кюхёна на месте и отходят от него, давая свободу. А второго-то парня Кю сходу и не приметил. Должно быть, эти двое – одноклассники, или же просто друзья. Оба безумно красивы, и оба альфы. Вот только какой им резон вступаться за новичка, которого они впервые видят? – Ынхёк… – дрожащим голосом выдыхает Нагён. Отлипнув от стены, Кюхён кашляет, трёт шею, зудящую от чужих рук, и отмечает про себя, что, пожалуй, первый и последний раз видит Нагёна таким испуганным. Ынхёк? Что же это за человек такой, которого боится сам Им Нагён, гроза всея школы? Ещё и имя такое необычное, драгоценное. – У-у, Ынхё-ё-ёк, – передразнивает его старшеклассник, наиграно гнусавя и кривя губы. Оттолкнув запястье мальчишки, Ынхёк хватает его за шиворот, наклоняется, широко улыбается, глазами в это время метая молнии, и говорит тихо, вкрадчиво, чётко проговаривая каждый слог, чтобы смысл сказанного записался донсену на подкорку. – Слушай сюда, несчастное подобие альфы, повторяю второй – и последний – раз: попадёшься мне снова, пусть даже краем глаза я тебя увижу, или вдруг услышу, что ты кошмаришь младшие классы – язык завяжу узлом, а глаза натяну на одно тёмное, сухое, труднодоступное место. Тебе и твоим друзьям. Уяснил? – Да, сонбэним,* – послушно кивает Нагён, повесив голову. Честно говоря, сейчас он больше напоминает марионетку, безвольно висящую на воротнике собственного пиджака в руках кукольника, при этом ещё и периодически встряхиваемую для лучшей усвояемости информации. – А к этому парню даже на километр подходить не смей, – продолжает старшеклассник, – это моя омега, и за него я любого на куски порву, – эту фразу он говорит очень тихо, практически шипит на ухо парня, чтобы угроза выглядела внушительнее, и на секунду поднимает глаза, встречаясь взглядом с ошарашенным Кюхёном. – А теперь… беги. Отпустив смятый воротник школьной рубашки, Ынхёк прописывает мальчишке красивый пендаль для ускорения и с улыбкой наблюдает, как Нагён с его бетами улепётывает, сверкая пятками. Приятное зрелище. Пожалуй, даже самое приятное из всех за последний месяц. – Спасибо, – всё ещё растирая шею и слизывая кровь из разбитой губы, тихо благодарит Кюхён, поднимая глаза на блондина, а затем переводит взгляд на парня, стоящего за ним, и тоже слегка кланяется ему в знак благодарности, получая в ответ тёплую улыбку. – Всегда пожалуйста, – будничным тоном отвечает Ынхёк, наклоняясь, чтобы поднять с земли рюкзак омеги, – если эта троица снова будет тебя щемить – смело обращайся ко мне, – отряхнув сумку от пыли, он протягивает её младшему и широко улыбается, отчего мальчишка ненадолго подвисает, будучи очарованным красотой альфы. – Ты же новенький в классе… Учителя Пак Чонсу, верно? – Откуда ты… Вы знаете? – начав говорить, Кюхён тормозит, соображая, каким стилем стоит обращаться к старшему, и с поклоном принимает из его рук свой рюкзак. – Ли Хёкджэ, президент школы, – представляется альфа и протягивает донсену руку, чтобы закрепить знакомство крепким рукопожатием, – а это мой заместитель, Ли Донхэ, – парень позади кивает, щуря свои красивые глаза с двойным веком, и деловито засовывает руки в карманы строгих школьных брюк. – Как ты понимаешь, нам по статусу положено знать всё и обо всём. – Почему вы за меня заступились? – не сдержав язык за зубами, спрашивает Кюхён самое главное, то, что крутилось в его голове с момента появления перед ним этих альф. – Скажем так, у меня обострённое чувство справедливости. И к тому же… мне не нравится Им Нагён с его шайкой, они постоянно мучают таких как ты, – блондин вздыхает, осматривая потрёпанного юношу с головы до ног, оборачивается, переглядываясь с Донхэ, и кивает Кю в сторону освещённого солнцем школьного двора. – Идём, приведём тебя в порядок, а потом мы проводим тебя домой. – Я же не девчонка, чтобы меня провожали, – фыркает в ответ Кюхён, и тут же прикусывает язык, понимая, что сморозил глупость. И заодно оскорбил своих спасителей, двух взрослых альф. Вот где был его хвалёный мозг секунду назад?! – Откажешься? – хитро усмехнувшись, Ынхёк вздёргивает нос, демонстрируя шею, а Кю жадно втягивает носом его сладкий, яркий аромат клубники, стойко ассоциирующийся с жарким летним днём и грядками. Какие пленительные феромоны у альфы. – Нет, – выдыхает Кюхён, не сводя глаз с парня. – Тогда идём, нужно тебе ещё губы обработать, – развернувшись, парень кивает Донхэ, и они вместе идут к крыльцу школы, а следом за ними, поправляя полы расстёгнутой, вымазанной в пыли и земле куртки, семенит Кю, на ходу закидывая лямку рюкзака на плечо. Зайдя в уборную, Кюхён первым делом подходит к огромному зеркалу, висящему над раковинами, и осматривает себя, тихо шипя от досады. Эти уроды разбили ему губы, на скуле слева ссадина, которая завтра зацветёт синяком, из носа всё ещё хлещет кровь, в которой выпачкана белая школьная рубашка и воротник пиджака, сама одежда измята и местами стёрта, припудрена пылью асфальта, и в довершение образа чёрные спутанные волосы. Мда, и как в таком виде показаться родителям? Хотя бывало и хуже, конечно… Мама с ума сойдёт, увидев его таким "красивым". – Держи, – от любования самим собой парня отвлекает низкий, приятный голос молчавшего до этого Донхэ. Старшеклассник, сняв сумку с плеча, вытаскивает оттуда пачку сухих салфеток и протягивает её Кюхёну, быстро окидывая донсена взглядом с головы до ног. Досталось ему не сильно, конечно, но всё же приятного мало. Чтоб его, этого Им Нагёна… – Спасибо, – хмуро бурчит Кю, принимая из рук Донхэ пластиковую пачку, и, тут же вскрыв её, отворачивается к раковине и открывает кран. Подставив ладони, сложенные лодочкой, под струю тёплой воды, юноша несколько раз плещет водой в лицо, проходится по шее, смывая грязь и дорожки крови, зачёсывает пальцами волосы, открывая высокий лоб, и мельком смотрит на хитро лыбящегося Хёкджэ, прислонившегося к одной из кабинок спиной и скрестившего руки на груди. – Спасибо вам за помощь, – он переводит взгляд с Ынхёка на Донхэ в отражении зеркала, и возвращается к своему побитому лицу, начиная осторожно промокать кровоточащие ссадины, шипя при этом от боли. – Ерунда, – фыркает Донхэ, присоединяясь к своему другу у стены и скрещивая руки на груди, – это ведь не первый случай, когда он к тебе пристаёт? – Вы весьма проницательны, – фыркает в ответ Кю, силясь стереть дорожку крови, то и дело вытекающую из носа. Наблюдая за ним, старшие переглядываются, затем Хёкджэ усмехается, и, оттолкнувшись от стены, подходит к юноше и выхватывает из его рук пачку салфеток. Вытянув салфетку, он складывает её в несколько раз, скручивает, и, развернув мальчишку за плечи, прихватывает его подбородок, поднимая голову, чуть наклоняется, и осторожно вставляет салфетку ему в нос, чтобы хоть как-то остановить кровотечение. Не ожидав подобного, Кюхён застывает на месте, смотрит в глаза старшего, и даже заложенным разбитым носом чувствует его сладкий аромат. Он красив. Губы пухлые, огромные карие глаза, выделенные тенями, хорошо уложенные выбеленные волосы, вот только нос большеват. И его пальцы сжимают подбородок так сильно, что ножки подкашиваются. Долбаные гормоны! Течка вроде уже прошла, а при ощущении феромонов альфы сердце всё равно колотится как сумасшедшее и тяжелеет внизу живота. Нет, нет, нельзя ему поддаваться! К тому же… кажется, у него есть метка. Только не на шее, не на артерии, куда обычно кусают, чтобы притупить запах, а чуть ниже, на мышце между плечом и шеей. Это настораживает. Обычно в старших классах, сколь бы люди ни были влюблены, метки стараются не ставить, оставляя перестраховочный шанс на случай расставания. Но этот парень, видимо, нашёл свою истинную пару, раз связался меткой. – Ты вкусно пахнешь, – констатирует факт Ынхёк, ослабляя хватку и вместо этого ласково поглаживая пальцами его подбородок. Стоящий у стены Донхэ, как замечает Кюхён, уже хочет рвануть к ним, открывает рот, чтобы что-то сказать, но так и остаётся на месте, удовлетворённый неожиданной реакцией юноши: нахмурившись, Кю бьёт Хёкджэ по руке, выворачиваясь из пальцев, и прожигает его чёрными, вспыхнувшими яростью глазами. – Я благодарен вам за помощь, но… – он стихает, вдруг понимая, что начал слишком грубо, – дальше я уж как-нибудь сам по себе. – Как скажешь, – усмехается Хёк, поднимая руки в жесте "сдаюсь", и отходит на несколько шагов назад, переглядываясь с Донхэ. – Так тебя проводить до дома? – Дойду сам, – надувшись, Кюхён хватает свой рюкзак, закидывает лямку на правое плечо, берёт пачку салфеток, показывает её Хэ, мол, "я заберу?", и, опустив взгляд в пол, идёт к двери, обогнув Ынхёка. – Наше предложение защиты остаётся в силе! – кричит ему вслед старший, и, глянув на захлопнувшуюся дверь, подмигивает довольному Донхэ, который расплывается в ответной улыбке. Вылетев из школы как пробка из бутылки, Кюхён сбегает по ступенькам, щурясь от ослепляющего солнца, мельком оглядывается по сторонам, и ускоряет шаг, крутя в голове одну-единственную мысль: домой, скорее домой. Залезть в душ, смыть с себя чужие прикосновения и пыль, отстирать всю грязь с одежды, а потом зарыться по уши в подушки и одеяла в своей комнате, и погрузиться в долгий крепкий сон. *Сонбэним – супер-вау уважительное обращение к старшему по обучению или работе (среди мужчин).