Правило неприкосновенности

Утром Кюхён еле-еле открывает глаза и кроет благим матом шесть установленных вчера будильников. – М-м-м, больше никогда пить не буду, – выстанывает юноша главную мантру всех алкоголиков, и, с большим трудом встав с постели, плетётся в душ. После душа и вкусного завтрака в исполнении мамы Кю оживает, наспех одевается, на ходу спрашивая маму, сможет ли она постирать вторую школьную форму сегодня, и, получив утвердительный ответ, несётся собирать сумку. Складывая учебники и тетради, Кюхён вдруг тормозит на учебнике географии и вспоминает о Восточном Море. Донхэ. Кажется, вчера они целовались, но… воспоминание сильно размыто, будто потёртая фотоплёнка. Зато свежи тактильные ощущения: мальчишка ёжится, вспоминая аромат молока, нежные губы, привкус апельсинового сока… Дьявол, апельсин! Чонсу! Сегодня же у них репетиторство после школы! Ай, нужно же ещё что-то придумать в оправдание на вчерашнее молчание. А может, не париться и сказать, как есть? Мол, вот, подружился с классными ребятами, те позвали поужинать, а телефон был на беззвучном режиме, поэтому… А, да пофиг, на месте будет ориентироваться. Первых два урока Кю в анабиозе: ни с кем не говорит, успешно игнорирует Сонмина, не отвечает преподавателям, и будто копит энергию для урока физкультуры, где выкладывается на полную катушку. Учитель Ким, выйдя из своей каморки-кабинета с важной тяпкой и волейбольным мячом в руках, громко возвещает, что сегодня они будут играть в волейбол, и отправляет четверых ребят вешать сетку, тогда как весь остальной класс разогревается, наматывая круги по залу. Не изменяя своей привычке, Кюхён просит у Канина мяч и, отойдя в угол зала, начинает играть сам с собой, отбивая мяч о стену, а после разминки сразу же встаёт играть на позицию подающего. Команды смешанные, парни играют вместе с девчонками, поэтому приходится быть осторожным – мяч не резать и слишком сильно не подавать. Ужасно скучно играть с одноклассниками, у них всех будто обе руки левые, не говоря уж о ногах, девушки боятся мяча, а некоторые парни вовсе нормально бить не умеют. Смотря на всю эту богадельню, Кюхён ловит себя на мысли, что со старшеклассниками играть куда интереснее: они не сдерживают силу, пасы чёткие, удары меткие, мяча не боятся, и падать готовы. К концу урока Кю разочарованно стонет, когда преподаватель просит закругляться и топать в раздевалки, – по ощущениям сил у него ещё вагон, он совсем не устал, поскольку большее время попросту стоял на месте, выжидая мяч. Вместе с Сонмином выходя из спортзала, юноша поправляет налобную повязку, которую сегодня зачем-то напялил, поднимает голову, подходя к раздевалке, и аж вздрагивает от неожиданно громких голосов. – Эй, Донхэ-я! Шевели батонами! Всего полчаса, ну же! – Задрал ты меня, хён! Руки убери! Звонко смеясь, переругиваясь и при этом обнимаясь, в коридор к раздевалкам буквально вваливаются Донхэ и Ынхёк, а следом за ними… э-э-э… каких-то ещё два парня, тоже из команды, только их имена Кю так и не запомнил. Хотя нет, кажется, вон того, кучерявого справа с большими глазищами, зовут Минхо. Но вопрос в другом – что они тут забыли? – Ва-ай! Смотри, я донсена нашёл, – смеётся Хёкджэ, оторвав взгляд от Донхэ, подняв голову, и встретившись взглядом с удивлённым Кюхёном. – Привет! Как себя чувствуешь? Голова в порядке? – парень сходу начинает заваливать вопросами, подходит ближе к младшему и широко улыбается, похлопывая его по плечу. Не ожидав столь приятной встречи, Кю в ответ здоровается, говорит, что с ним всё хорошо, а сам… просто не может оторвать глаз от Донхэ, который так тепло и нежно улыбается ему, что аж сердце заходится. В нос ударяет свежий, сладкий аромат клубники, исходящий от стоящего рядом Хёкджэ, Кюхён, не сдержавшись, полной грудью вдыхает его, и невольно думает, что ароматы клубники и молока хорошо сочетаются. – У вас следующий урок? – взяв себя в руки, спрашивает Кю, кивая на светлый дверной проём спортзала. – Мы просто пришли поиграть, – отвечает Донхэ, и от его голоса сердечко юноши начинает колотиться в два раза быстрее. – Правда, одного из нас сюда затащили силой, – парень убивает взглядом Хёкджэ и деловито засовывает руки в карманы школьных брюк. – Присоединяйся, если хочешь, тебе даже и переодеваться не нужно. Вместо внятного ответа Кюхён только с глупой улыбочкой от уха до уха согласно кивает, будто болванчик, и, проследив взглядом за прошедшими в раздевалку парнями, чуть ли не пулей летит в спортзал. Все мысли вертятся вокруг Донхэ, и парня это сильно смущает: с одной стороны, его жутко грызёт совесть, поскольку истинный альфа здесь, в школе, его настоящая пара; а с другой стороны… если отбросить гормоны и чутьё, то Фиши ему очень сильно нравится. Хотя в нём и нет вроде чего-то особенного, просто… просто нравится, симпатичный, умный, спортивный. Нежный. Но ведь и Чонсу такой же. "Нет, стоп! О чём я думаю?! Отец отправит меня в американскую ссылку, если узнает об отношениях, так что лучше забыть о каких-либо симпатичных альфах вообще", – строго одёргивает сам себя Кюхён, внезапно вспоминая тот серьёзный разговор с родителями. – Мы готовы! – отдаётся эхом голос парня, первым вошедшего в спортзал. Как бишь его… Кибом? Да, со шрамом на брови, точно, это должен быть Кибом. – Канин-хён, можно поиграть? – влетев в спортзал, Хёк зачёсывает белоснежные волосы рукой, как раз подлавливая преподавателя на выходе из кабинета, и лучезарно улыбается. Странно слышать от парня такое неформальное обращение к учителю, но, как рассказывали вчера старшие, Канин позволяет некоторым старшеклассникам так себя называть, однако есть условие: они должны быть в хороших отношениях с учителем, и обязательно совершеннолетними. – Зал мне не разнесите, – скептически обводит парней взглядом Ёнун, – и дождитесь меня, не оставляйте зал открытым. – Зна-а-аем, – дружно тянут четверо старших, а Кю только молча удивляется их синхронности. – Разогреваться не будем, времени мало, – начинает командовать Хёкджэ, подходя к одной из скамеек и вытаскивая из-под неё волейбольный мяч, – поэтому сразу делимся на команды: Ки, вы с Минхо на ту сторону, мы втроём встанем с этой, я на подачу. Распределившись, все принимают позу боевой готовности – расставляют ноги на ширину плеч, чуть приседают, и упираются руками в колени, – и начинают с мощной подачи Ынхёка. Вот это настоящая игра! Поскольку силы не равны и на поле много пустых мест, парням приходится здорово побегать и поваляться, чтобы вовремя поймать и отбить мяч. Несколько раз Кюхён умудряется практически пропахать носом прорезиненное покрытие пола, получает внушительный синяк на правом локте, подворачивает лодыжку, и выбивает большой палец левой руки, неудачно приняв верхний пас. Но зато сколько адреналина! Руки горят от ударов мяча, по спине пот градом, в горле сухо из-за быстрого дыхания, мышцы ног сводит от постоянного напряжения, однако эмоции при этом зашкаливают, хочется играть и играть без остановки! К тому же при любом падении или неудачном ударе Хёкджэ или Донхэ помогают подняться и выкрикивают что-то вроде "молодец" или "хорошо". И, пожалуй, это самое классное в игре – когда падаешь, а старшие протягивают тебе ладонь и рывком снова ставят на ноги, при этом иногда ещё ободряюще похлопывая по спине. Полчаса игры пролетают слишком быстро, для Кюхёна это время пролетело вовсе незаметно, и он жутко расстраивается, когда замечает в дверном проёме Учителя Ким, вернувшегося с обеденного перерыва. Точно… Обед! Свой перерыв юноша потратил на волейбол, теперь есть придётся на следующей перемене и наспех. Войдя в спортзал, Канин громко объявляет об окончании тренировки и отправляет учеников в душ, чтобы те не опоздали на следующие уроки, на что парни с синхронным "да-а-а", уставшие, плетутся мыться. Времени выжидать старших нет, поэтому Кюхён, переборов смущение, заходит вместе с ними в общий душ, но забивается в самую последнюю кабинку и старается как можно быстрее помыться, чтоб не опоздать на физику. После душа юноша заворачивается в полотенце и, не поднимая глаз, пробегает мимо хёнов в раздевалку, намереваясь одеться и свалить первым, несмотря на то, что это будет выглядеть неуважительно по отношению к старшеклассникам. Однако в раздевалке его поджидает тоже помывшийся раньше всех сюрприз. Хёкджэ. Уже в школьных чёрных брюках и кроссовках, но с голым торсом, просушивает влажные волосы, чуть наклонив голову и вороша белоснежные пряди синим полотенцем. Услышав хлопок двери, парень на секунду поворачивается, чтобы посмотреть, кто вошёл, мельком улыбается, и снова возвращается к своему занятию, а вот Кюхён… он так и остаётся стоять вкопанным у своей кабинки, будто его приклеили, и не может заставить себя прекратить пялиться на чертовски привлекательное тело старшего. У него светлая кожа, чем может похвастаться далеко не каждый кореец, он не качается, но, видимо, из-за танцев у него хорошо развита мускулатура, плоский живот с проявляющимся при напряжении прессом, видны рёбра и острые ключицы, зарубцевавшийся шрам-укус рядом с шеей, и… тонкая тёмная дорожка волосков, идущих от пупка вниз, под пояс брюк. А ещё он умопомрачительно пахнет клубникой, его аромат, кажется, заполнил всю раздевалку и прочно въелся в сознание омеги. Какого ж чёрта не придумают для альф таблетки, которые скрывали бы запах? Так же с ума сойти можно… – Понравилось? – спрашивает Хёкджэ, перестав сушить волосы и повесив полотенце на плечи. – Что? – встрепенувшись, Кюхён хлопает глазами, отворачивается, и чувствует, как щёки загораются жгучим румянцем. Это ж надо… стоял и нагло пялился на парня! Ещё и спалился на этом! Позорище. – Понравилось, спрашиваю, вчера с нами? – парень усмехается, заметив смущение Кю, и поворачивается к нему как раз в тот момент, когда донсен прячется за дверцей своего шкафчика. – Или плёнка кончилась*? – Да нет, помню, – неловко смеётся Кю, от волнения растирая шею ладонью, и снова возвращается в воспоминаниях к поцелую с Донхэ. Вот интересно, а парень рассказал Хёку об этом? Они ведь близкие друзья. – Классно было, нужно почаще так вместе обедать. – Согласен, – низкий голос звучит неожиданно близко к уху, Кюхён от этого вздрагивает, покрываясь мурашками, поднимает плечи, и, краем глаза увидев нос старшего, резко разворачивается, с грохотом ударяясь спиной о шкафчик. Он стоит… так близко. Обнажённый, с ухмылкой на пухлых губах, и мокрыми белыми волосами, чуть прикрывающими глаза. А как он пахнет… И это тело… Будьте прокляты, омежьи гормоны! Ну почему при виде красивого мужского тела мальчишка теряет всякую волю и начинает истекать слюнями? Правильно мама когда-то говорила: юношество – самое тяжёлое время, потому как тело перестраивается, повышается уровень гормонов, а у него ещё плюсом и внезапно обнаружившаяся омежья сущность буйствует. Комбо, блять. Сначала Хёкджэ вечность, как показалось Кюхёну, смотрит в его глаза, так долго и проникновенно, будто старается залезть в голову и прочитать мысли, затем подходит ближе, правой рукой опирается о закрытый шкафчик, аккурат рядом с ухом донсена, и наклоняется ближе к его лицу. – Тебе говорили, что ты безумно вкусно пахнешь? – Ынхёк практически шепчет это, вдыхая пряный, пьянящий аромат глинтвейна. Крылья его большого носа трепещут, губы расплываются в улыбке, и он немного вытягивает шею, выпуская свои феромоны. А Кюхён в свою очередь вперивает взгляд в укус на его шее. – Откуда это? – вдруг хмурится старший, чуть отстраняясь, рассматривает шрамы, которыми покрыто юное тело омеги, и левой рукой тянется к его груди, касаясь указательным пальцем длинного белёсого шрама, пересекающего рёбра. Кюхён терпеть не может, когда задают этот вопрос. Так и хочется нагрубить в ответ. В Мокпо все знали, откуда у него шрамы, а компания, с которой он их и зарабатывал, знала даже какой шрам за что был получен. И Чонсу, когда впервые их увидел, спрашивал о происхождении, а потом… перестал, несмотря на любопытство, и вместо вопросов просто молча целовал каждый шрам, попадавшийся ему на глаза, говоря, что и со шрамами парень самый красивый на свете. – Не твоё дело, – парень практически рычит, хлёстко бьёт по руке хёна, и старается прикрыться, скрещивая руки на груди. – Прости, – шепчет Хёкджэ, понимая, что задел своим вопросом запретную тему, на секунду задумывается, и вдруг тепло улыбается, – хм, а знаешь, тебе идёт. – Да, давай, скажи, что "шрамы украшают мужчину", или что "шрамы делают мужественнее", – зло фыркает Кю, отталкивая парня от себя и резко разворачиваясь, чтобы найти в шкафчике футболку. Достало слышать одно и то же ото всех вокруг, хоть бы что новенького придумали. – За каждым шрамом, как правило, стоит какая-то интересная история, – хмыкает Хёк и отходит к своему шкафчику, тоже собираясь закончить переодевания, – они показывают, что ты жил, а не существовал. А вот это действительно что-то новенькое. Обычно доводилось слышать лишь банальщину. Хёкджэ всех переплюнул. – К тому же, – со вздохом продолжает парень, – в твоём случае шрамы показывают, что ты альфа. Кюхён, накинув на себя белую школьную рубашку, застывает, не успев её застегнуть, удивлённо хлопает глазами, и, прикрыв металлическую дверцу шкафчика, выглядывает из-за неё, чтобы посмотреть на блондина. Хён, застёгивая мелкие пуговки своей рубашки, поднимает глаза на Кю, игриво подмигивает ему, и отворачивается, продолжая одеваться. Неожиданно и очень приятно слышать такое, особенно от альфы. Значит, Ынхёк воспринимает его как равного себе, как полноправного альфу. Что ж, а иметь шрамы не так уж плохо. – Тебе лучше поторопиться и скорее уйти, – брызгаясь дезодорантом, вновь подаёт голос Хёк, – ты сейчас слишком аппетитно пахнешь и остаться с таким ароматом в замкнутом пространстве с четырьмя альфами, у двоих из которых разгар гона… не самая лучшая идея, согласен? – А у тебя уже сезон? – задав вопрос, юноша тут же прикусывает нижнюю губу и проклинает себя за бестактность. Кто о таком спрашивает?! Ещё и у старших! А-а-а, на месте Хёкджэ он бы наглому донсену уже по репке раз десять настучал. – У Ки и Минхо, – как ни в чём не бывало отвечает старший, – мне только предстоит, – это он говорит тише и будто бы вкрадчиво, с намёком. "Точно пора валить", – здраво рассуждает юноша. С максимальной скоростью он напяливает бельё, брюки и кроссовки, хватает пиджак, рюкзак, и, попрощавшись с Хёком, выбегает из раздевалки, направляясь прямиком в кабинет физики. Жаль, с Донхэ не получилось поговорить – парень слишком долго мылся, а дожидаться его было бы глупо, он бы опоздал на урок и схватил наказание от Учителя Ким. Который, кстати, сегодня какой-то мрачный ходил по коридорам школы, один-в-один дементор, только плащ добавить. В том, что с Йесоном что-то не так, Кюхён убеждается уже в начале урока: он просто даёт классу самостоятельную работу по учебнику, и, сказав сидеть тихо, пропадает на весь урок, прихватив с собой только телефон. Под конец урока мужчина возвращается, отпускает всех на пять минут раньше, и снова куда-то уматывает, закрыв кабинет на ключ. Странно, иначе не скажешь. Надо бы выведать у Чонсу, что происходит с его другом, уж тот наверняка в курсе. После физики урок корейского языка, который проходит ужасно скучно, а следом – математика. Идти туда Кю совсем не тянет. Да, хочется увидеться с Чонсу, но желательно бы в неформальной обстановке и без лишних глаз. Однако, подумав, что перед экзаменом любимый предмет пропускать всё же не стоит, – и поддавшись на уговоры и милую мордашку Сонмина, – Кюхён с недовольным стоном входит в класс, только садится не за привычную третью парту у окна, а забивается в самый конец класса, не желая ни с кем контактировать. Увы, сей фокус помогает отделаться лишь от Сонмина, а вот Чонсу, пользуясь тем, что на задних партах толком никого нет, циркулирует по классу, объясняя материал, и всё чаще останавливается рядом с Кюхёном, при этом касаясь его правого плеча ладонью. К середине урока юноша понимает, что учитель смотрит в его тетрадь и блюдёт его записи – после того, как он начал рисовать мини-карикатуры на Им Нагёна на полях тетради, Итук пару раз больно щипнул его сзади за шею, тем самым намекая, чтоб парень вернулся к уравнениям, а не вырисовывал красочные иллюстрации. Но вместо математики Кюхён придумывает новое развлечение для обоих: перевернув тетрадь и открыв последнюю страницу, юноша начинает "переписываться" с учителем, на ходу даже изобретя формат ответа – прикосновения. «Где сегодня вечером встретимся? * У меня дома ** У Вас дома *** В щикданге и там решим» Чонсу, прочитав сообщение, давит довольную улыбку, чтоб не вызвать подозрений класса, и, пройдя мимо омеги, один раз ударяет указательным пальцем по его плечу, соответствуя количеству точек рядом с предлагаемыми ответами. Довольный ответом, юноша подводит черту и, пока учитель проходит по другим рядам, пишет следующий вопрос. «Хотите провести для меня персональный урок по половому воспитанию? С практикой? * Да ** Нет *** Подумаю» И в этот раз мужчина один раз стукает его пальцем по плечу. «А если бы Вы узнали, что во время Вашего отсутствия я встречался с другими альфами? * Ложь, пиздёж, и провокация ** На Британский флаг порву» Прочитав вопрос и варианты ответов, Итук тормозит, соображая, отвлекается на стоящую у доски старосту, а затем хлопает Кюхёна по плечу ладонью – сначала один раз, затем пауза, и два раза, вызывая у последнего тихий смешок. Хён ревнует, это приятно. Что же будет, если он узнает о Донхэ? «Я с ума схожу от Вашего запаха. Как Вам не стыдно возбуждать ученика прямо на занятии, Вы же учитель! Вам бы хотелось поцеловать меня прямо сейчас, здесь, на глазах всего класса? * Да ** Нет» Кюхён буквально кожей чует напряжение, скопившееся за его спиной, вдыхает чуть усилившийся аромат апельсинов, который при такой близости может чувствовать лишь он, и самодовольно лыбится, прикрывая рот рукавом рубашки. Довёл преподавателя, молодец, аж гордость распирает! Ох и нельзя так открыто с огнём играть, хён же ему потом возместит за свои мучения. Но так хочется на нервы ему покапать, жуть! Однако на свой вопрос ответа юноша не получает. Взяв себя в руки, Чонсу, продолжая объяснять решение задачи, которую расписывает на доске юная бета, подходит к своему столу, что-то ищет в ворохе бумажек, находит какой-то блокнот, и, взяв его и чёрную ручку, снова возвращается в конец класса. А через две минуты мучительного ожидания Кюхён получает весьма исчерпывающий ответ, написанный учителем на клетчатом листочке, вырванном из блокнота: "дома выхватишь по первое число". Вроде, и смешно, и сердце колотится от неясного, сладкого предвкушения того, что учитель сделает с ним дома. Вот только перед этим придётся с ним серьёзно поговорить, что делать не очень-то хочется… Сразу после звонка Кюхён бросает учебники в рюкзак и вместе со всеми одноклассниками выходит из класса, только бы не остаться с Чонсу наедине, иначе за свои выходки он выхватит от учителя прямо здесь, не отходя от производства, так сказать. Вместе с Сонмином они одеваются и выходят из школы, спускаются в метро, но разъезжаются по разным веткам. Уже подходя к дому, Кю вытаскивает из кармана телефон, открывает KakaoTalk, чтобы спросить Итука в какое примерно время тот приедет, но его внимание перетягивает на себя новый непрочитанный чат. Ли Донхэ. Откуда он взял его айди? Не Сонмина же допрашивал, и уж наверняка не Чонсу с Йесоном. Но да это не важно, куда важнее сам факт наличия сообщения. "Привет! Завтра у нас нет последнего урока, поэтому мы с Хёкджэ хотели прогуляться и поужинать где-нибудь. Присоединяйся, если хочешь, будем тебе рады!". Встав столбом перед подъездной дверью своего дома, Кюхён не может сдержать глупой широченной улыбки, раз за разом читая сообщение, и, прикинув, что завтра последним у него литература, с которой с чистой совестью можно слинять, пишет согласный ответ и заодно интересуется не будет ли он третьим лишним. Ответное сообщение приходит практически сразу. "Хэй, если бы ты был лишним – я б не стал тебя звать! Всё в порядке, мы оба будем тебе рады! Приходи к нам после занятий, завтра напишу тебе адрес". "Только в этот раз я заплачу сам за себя! Было жутко неловко вчера", – тут же строчит Кюхён, прикусывая нижнюю губу, и не глядя открывает почему-то разблокированную дверь, входя в прохладный подъезд. "Завтра платит Хёк, он проиграл мне~ㅋㅋ Но если тебе неловко, то я знаю отличный способ оплаты", – в конце парень ставит эмоджик в виде подмигивающего серого котика. Заигрывает? Что за способ оплаты? "P.S. Не могу перестать думать о твоих губах. Может, завтра повторим?" – и снова подмигивающий кот после знака вопроса. Кажется, в эту секунду Кюхёна накрывает лёгкая тахикардия, а низ живота сводит приятным спазмом. Донхэ помнит их поцелуй! Хотя, это же логично, конечно он помнит, он ведь пил совсем немного. И… предлагает повторить! Сердечко сейчас выпрыгнет от эмоций! Чёрт, вот о чём он думает, когда на носу выпускные экзамены? Одни чёртовы альфы в голове… И кто только додумался ставить экзамены в средних классах как раз в самый разгар переходного возраста? Тяжко же сосредоточиться, гормоны властвуют над разумом, особенно у альф и омег. Явно все законы мира придумывали беты… С большим трудом взяв себя в руки и написав Хэ короткое "я не против", Кюхён входит в дом, забегает в комнату, бросает рюкзак, и уносится в уборную, подумав, что стоило бы привести себя в порядок перед занятием с репетитором. Которому, кстати, он забыл написать, увлёкшись сообщениями Донхэ. Парень быстро приводит себя в порядок, долго замазывает маминым тональным кремом активно цветущий синяк под левым глазом, немного прибирается в комнате, чтоб было не стыдно перед учителем, – почему-то раньше бардак его мало волновал, – и, одевшись в свободные пижамные штаны и чёрную футболку, падает на кровать, с облегчением выдыхая. Однако долго валяться ему не приходится – всего через десять минут в квартире раздаётся трель звонка и Кюхён, подорвавшись, несётся открывать дверь, нервно облизывая губы в предвкушении. Он думал, что сейчас Чонсу без церемоний ворвётся в дом, схватит его, крепко-крепко обнимет, прижмёт к стене, поцелует, как тогда, в первый раз, но… – Здравствуй, – мужчина приветливо улыбается, чуть склоняет голову, и быстро окидывает юношу оценивающим взглядом с головы до ног, задержавшись на левом глазу и босых ногах. – Позволишь войти? Растерянно похлопав глазами, Кю всё же кивает и отходит в сторону, шире распахивая дверь и пропуская альфу в квартиру. Войдя, Чонсу вытаскивает из кармана кремового пиджака телефон, кладёт его в задний карман джинсов, снимает пиджак, который юноша принимает и вешает на плечики, и на стандартный вопрос "чай или кофе" спокойно отвечает "чай". Всего на секунду в светлую головушку парня приходит мысль, что, возможно, хён как-то узнал о поцелуе с Донхэ, поэтому так холоден, но, стоит ему придти в свою комнату, где его уже ждёт учитель, и поставить две кружки с ароматным зелёным чаем на стол, эта мысль тут же улетучивается. А на смену волнению приходит лёгкий страх и мурашки от одного лишь тихого: – Поговорим? Сжав зубы, Кюхён садится на кровать, отодвигается к стене, упираясь в неё спиной, складывает ноги лодочкой, и старательно избегает смотреть хёну в глаза. Неловко находиться с ним в одной комнате, ощущение, будто альфа стал чужим… – Малыш, что происходит? – тихо, словно боясь спугнуть, спрашивает Чонсу, скрещивая лодыжки и устраивая локти на подлокотниках крутящегося кресла, куда он с важным видом уселся, войдя в комнату. – Я же чувствую, что-то изменилось с тех пор, как я попал в больницу, только… не могу понять в чём дело. Йесон говорил, ты не навещал меня потому, что думал, будто мы с ним встречаемся. Сказал, ты видел его у меня в палате и сильно разозлился. – Разозлился – слишком мягкое слово, – хмыкает в ответ Кюхён, поднимая глаза на учителя и смотря на него исподлобья так, что у того мурашки по телу пробегают. – Я был в ярости. Йесон-хён не рассказывал Вам, откуда это? – юноша указывает пальцем на свой глаз с абы как замазанным синяком, и ухмыляется. – Я в курсе, – вздыхает с лёгкой улыбкой Чонсу, вспоминая, как Чонун в красках расписывал ему практически каждый день из жизни его омеги, ведь мужчина постоянно за ним следил, – и про драки знаю, и про хамство учителям, и родителей вызвать хотели. И стихи ты непристойные написал на уроке литературы. – Госпожа Чхве настучала? – тут же ощетинивается Кюхён. – Не "настучала", а довела до сведения, – тактично поправляет юношу старший, – но, должен признать, твоё сиджо было забавным, я долго смеялся. Поставлю его дома в рамочку на рабочем столе. Кю даже не стал спрашивать откуда хён взял то сиджо про Им Нагёна и его "величественный, як бонсай, член", всё и так ясно – либо это преподаватель литературы, которая забрала листок, пробежавшийся по классу, либо Ли Согюн, на котором этот лист остановился. Хм, но то, что учителю шутка зашла – радует, даже, можно сказать, его распирает от гордости за такую грандиозную пакость! Пакость, которую любимый альфа заценил. – Но твоё поведение ведь не оправдывается только ревностью? Ты уже не реагируешь на меня как прежде, – возвращается к теме Итук. – Может, это потому, что сезон мы оба пережили и я принимаю лёгкие блокаторы? – Кюхён поднимает голову и смотрит на старшего нагло, открыто, с вызовом. Вот только мужчина без труда вычисляет, что это защитная реакция. – Ну что, мне тебя пытать начать или сам всё расскажешь? У меня терпение кончается. Понимая, что деваться некуда, – да и всё равно ведь нужно душу излить, – мальчишка шумно вздыхает, прикрывает на секунду глаза, собираясь с мыслями, и, надув щёки, выпускает воздух через сложенные трубочкой губы. – Нам… нам с Вами нельзя… больше… видеться… Эта фраза даётся неожиданно тяжело. Вроде, всего одна фраза, а чувство такое, будто сердце рвётся на куски… Кажется, Чонсу чувствует то же, у него все эмоции на лице написаны. – Почему? – мужчина быстро берёт себя в руки и вмиг серьёзнеет. Такое заявление должно иметь под собой твёрдое основание, не из юношеского максимализма же он собирается разорвать с ним связь. – Несколько дней назад родители устроили семейный совет, обсуждали мои драки и поведение. Так вот отец сказал, чтобы я и думать не смел с кем-то встречаться до выпуска из школы, иначе он переведёт меня. Обдумав сказанное, Итук хмурится, опускает голову, и быстро прикидывает как можно сей запрет обойти. В целом, всё не так уж страшно, тут, скорее, мальчишка сам себе напридумывал сложностей и из-за этого ведёт себя так странно. – Хм, в любом случае, это не такая глобальная проблема, как тебе кажется, – подняв глаза на скукожившегося у стены Кюхёна, говорит Чонсу, – мы можем встречаться тайно, родители ни о чём даже не догадаются. И к тому же у нас с тобой пока платонические отношения. – И всё же это отношения, – с напором повторяет юноша. – Не пойму, чего ты испугался? Даже если тебя переведут в другую школу, конец света не наступит, мы только изменимся в статусах! Я уже не буду твоим учителем, а ты учеником, что наоборот будет плюсом. Или… – замолчав, мужчина внимательно смотрит на Кю, на то, как он кусает ранку на нижней губе, сжимает пальцами лодыжки, и до учителя доходит: – есть ещё что-то, чего ты боишься? – Отец сказал, что, если узнает, что у меня отношения с кем-то, то переведёт меня в школу… в Америке. – Не может он этого сделать, – тут же фыркает Итук, и омега мгновенно вскидывает голову, глядя на хёна с надеждой. – Во-первых, ему придётся заплатить просто неприличную сумму денег, чтобы организовать приём в школу и переезд. Во-вторых, ты несовершеннолетний, значит, тебя одного не выпустят из страны, и уж тем более никто не позволит тебе жить в другой стране в одиночку. В-третьих, для школы в Америке тебе нужен уровень английского языка не меньше третьего, что должно быть подтверждено международным сертификатом. Ну и в-четвёртых, – мужчина делает многообещающую паузу, наклоняясь вперёд, и не может сдержать широкой, счастливой улыбки, – нельзя разлучать истинную пару, это знают все. Так что тебе не о чем волноваться, слова твоего отца – пустая угроза, он сказал это, чтобы направить твои мысли на учёбу путём запугивания. Удивлённо похлопав глазами, Кюхён выпрямляется, перестав горбиться, вытягивает ноги из позы лотоса, и старается дышать ровнее и медленнее. Хён прав. Прав, чёрт возьми, и почему он сам до этого не додумался?! Школа в Америке – миф! Отцу в самом деле придётся вбухать в него уйму денег, на что он не пойдёт, поскольку недоволен сыном-омегой, и потом возраст… Хорошо, допустим, Ара станет кем-то вроде опекуна на правах старшей сестры, но ведь это тоже волокита с документами. Далее: английский. Несмотря на то, что по английскому у него всю жизнь было "отлично", хён прав – для перевода нужен специальный сертификат, для этого нужен экзамен, а для экзамена солидная подготовка и подача заявки, так что… Чонсу прав, отец хотел его напугать. Будто гора с плеч! Он несколько дней усиленно крутил саму мысль о возможном переезде, что не мог отвлечься и подумать логически! Надо было сразу всё рассказать своему альфе, тогда и нервные клетки тратить бы не пришлось. – Тебе… видимо, нужно время, чтобы подумать, – видя состояние омеги, подаёт голос Чонсу, чтобы вывести его из ступора. – Нет! – громче, чем нужно, возражает Кюхён, резко вскидывая голову и округляя глаза. Всего пары минут хватило, чтобы переварить полученную информацию, и сейчас юноша чувствует себя невероятно легко, свободно, словно он птица, вырвавшаяся из клетки. – Простите, мне стоило рассказать обо всём этом раньше. Я так переживал из-за слов отца, но теперь… – Мои доводы тебя успокоили? – Более чем, – с облегчением выдыхает Кю и зарывается руками в волосы, сгибаясь пополам. – Хё-ё-ён! Я весь извёлся! У меня мозг устал. – В таком случае тебе нужно хорошо поесть и выспаться. Хочешь, закажу тебе доставку? Или, если не лень, можешь переодеться и сходим в какой-нибудь щикданг, – Чонсу говорит так тихо и нежно, что Кюхён невольно ёжится, понимая, что к нему сейчас проявляют внимание и заботу. Как-то непривычно, но на душе приятно теплеет. – Не хочу есть, – капризно дует щёки юноша и снова подбирает ноги под себя, неосознанно стараясь скукожиться и таким образом спрятать свои эмоции. – Тогда… просто поговори со мной, – всё тем же низким ласковым голосом просит Итук, заметив резкую смену эмоций омеги, – ты даже не представляешь, как я скучал, валяясь в больнице. Смотри, даже форму потерял, – он посмеивается и показательно обводит себя руками, намекая, что без физических упражнений немного размяк и теперь придётся усиленно тренироваться, чтобы снова привести мышцы в тонус. – А меня в волейбольную команду старшеклассников взяли, – вспомнив, что Чонсу ещё об этом не знает, радостно выпаливает Кю, – просмотр был в тот день, когда мы с Вами столкнулись в коридоре. – Отличные новости! – восторженно вскрикивает мужчина. – Теперь тебе не придётся бесцельно лупить мяч о стену, – он делает паузу, а затем намекающе поднимает брови, – или альф за углом школы, я прав? К тому же новая компания будет тебе полезна. – В своё оправдание скажу, что тот недоальфа первым бросился на меня, я только защищался, – ощетинивается Кюхён, вновь вспоминая ту пресловутую драку за школой. Какого хрена все пытаются сделать его виноватым?! Нагён ударил первым! Что, нужно было лежать и терпеть, пока тебя распинывают что ли?! – А компания… Чёрт, эта команда правда классная! – при воспоминании о тренировках и Братьях Ли Кю оживает и даже не замечает, как начинает трещать без остановки, при этом активно жестикулируя. – Шесть старшеклассников, они так слаженно играют, такие сильные, а подачи! Одна подача и всё, противник в нокауте! Я пока в качестве стажёра, седьмой участник, чисто на подмену, но в следующем году, когда Ынхёк и Донхэ выпустятся, меня возьмут в основной состав! – Ынхёк? – услышав знакомое имя, Чонсу хмурится и машет руками, останавливая тем самым словесный поток мальчишки. – Я правильно понял, ты в команде… Ынхёка? Драгоценного мальчика? – Ну… да, – неуверенно, не понимая, к чему клонит старший, отвечает юноша. – Кюхён-а, – теперь учитель звучит настороженно, что несколько пугает Кю, – у него же в команде только альфы. – Не-а, беты тоже. – Да, но… альфы! Ты играешь в волейбол с альфами! Которые старше и сильнее тебя! Вот теперь Итук в самом деле начинает волноваться. Кюхён, его любимая омега, играет в волейбол со взрослыми альфами! Весной! В сезон! А что, если они набросятся на него? Зажмут в раздевалке, не смогут сдержаться под натиском гормонов, нарушат самое главное правило неприкосновенности… Даже думать об этом не хочется. – Да ладно, Вы меня ревнуете? – усмехается Кю, увидев, как хёна взбудоражила новость о команде альф. – Вовсе нет, глупости, – отмахивается Чонсу, и лишь сказав это понимает, что сдал себя с потрохами. Ну конечно он ревнует, и не собирается это скрывать, но сейчас дело в другом, он в самом деле переживает за свою пару. – Я волнуюсь за тебя, понимаешь? К тому же у Драгоценного мальчика далеко не безупречная репутация. – О чём Вы? Он же президент школы! – А ты думаешь, раз он президент, значит, святой? – мужчина хмыкает и, вздохнув, откидывается на спинку крутящегося стула. – Кю, пожалуйста, просто держись подальше от Братьев Ли, хорошо? Я не против твоего участия в волейбольной команде, но только прошу тебя, не связывайся с двумя этими парнями. И постарайся не оставаться с ними наедине. Ты меня понял? "А что, если уже связался?" – эта мысль звучит в голове юноши слишком громко, словно звон колоколов. Просьба Чонсу выглядит странной и необоснованной, однако это уже второе предупреждение, полученное от близкого человека. Значит ли это, что Итук и Сонмин знают об этом Ли Хёкджэ что-то такое, что может угрожать его безопасности? Да нет, быть не может. Хёкджэ классный парень, свободный, лёгкий, общительный, добрый, и Донхэ такой же, так что в них опасного? Почему любимый альфа против его общения с этими парнями? Ещё и прозвище их знает, – Братья Ли – надо же. – Кюхён! – заметив, что омега ушёл в свои мысли, привлекает его внимание учитель. – Да понял, понял, – недовольно бурчит в ответ юноша, надувая щёки, – ещё бы объяснил кто, что с ними не так. – Надеюсь, ты этого не узнаешь, – Итук затихает, отворачиваясь к рабочему столу мальчишки, обводит взглядом наспех сложенные стопкой учебники, тетради, замечает пару фантиков от конфет за учебниками, и останавливается на двух кружках с чуть остывшим чаем. – Ладно, раз уж мы всё обсудили, а заниматься тебя явно не тянет, то я, пожалуй, поеду домой. Устал, столько дел накопилось, пока лечился. И Щимкун по мне соскучилась, – он шумно вздыхает, затем хлопает ладонями по коленям, и встаёт с кресла, собираясь пойти в прихожую, но останавливается от тихого голоса юноши. – Я тоже соскучился. Кюхён отворачивается, смущённо краснея под взглядом старшего, и снова начинает обкусывать почти зажившую ранку на нижней губе. Такой милый. Любопытно наблюдать как он проявляет эмоции: на людях, в школе, он всегда сдержан, серьёзен, в большей степени зол и частенько бывает наглым, но наедине… он будто снимает маски и чувствует себя свободным. Доверяет. Хотя частенько стесняется выражать свои чувства, предпочитая выглядеть безэмоциональным. – Давай поужинаем завтра после занятий? А потом ко мне, фильм посмотрим, – Чонсу улыбается, встретившись взглядом с вскинувшим голову Кю, и кивает в сторону коридора, – но сейчас я пойду. Проводишь? – Да. Спрыгнув с кровати, Кюхён топает следом за мужчиной, прислонившись к стене ждёт, пока тот обуется, протягивает ему кремовый пиджак из шкафа, и враждебно складывает руки на груди, неосознанно стараясь закрыться от старшего. Он-то думал, они приятно проведут время вместе, ведь давно же не виделись, и юноше снова хотелось почувствовать на себе его руки, поцеловать, испытать то сильное возбуждение, какое он испытывал каждую их встречу, однако… кажется, хён к нему охладел после долгого приёма некачественных блокаторов. Или просто делает вид, что ему всё равно. А может, он всё же каким-то чудом узнал о его связи с Донхэ и поэтому не хочет даже прикасаться? – Ну что, увидимся завтра после уроков? – будничным тоном спрашивает Итук, машинально перекладывая телефон из кармана джинсов в карман пиджака. – У вас завтра нет математики, так что просто выходи после последнего урока на парковку и жди у машины. – Хорошо, – согласно кивает Кюхён и, опустив голову, делает шаг навстречу учителю. Вроде, альфа не чужой, и, парень знает, любое его действие хён воспримет совершенно нормально, но почему-то сделать первый шаг и пристать к нему… страшно. А очень хочется. – Спишемся перед сном. – Да. Чонсу мужчина проницательный, всё же не просто так психологию учил в педагогическом университете, и поэтому сейчас, глядя на мальчишку, он прекрасно видит его внутреннюю борьбу, ждёт, пока тот наберётся храбрости, переступит через свой страх, однако… вместо этого Кю сдаётся, так и не найдя в себе смелости. Альфа внимательно смотрит на него, выжидает ещё несколько секунд, и, поджав губы, опускает голову. Что ж, тогда сие упущение они восполнят завтра, в его квартире, когда наконец смогут расслабиться и нормально поговорить. – До свидания, – официально прощается Итук, разворачивается, берётся за ручку двери, уже хочет нажать на кнопку разблокировки замка, как его останавливает тихий голос донсена. – Подождите. Всё происходит быстро: сделав буквально три шага, Кюхён оказывается рядом с учителем, кладёт ладонь на его руку, разворачивает лицом к себе и, схватив его двумя руками за грудки, приподнимается на носочках, чтобы поцеловать. Чонсу улыбается в поцелуй, обвивает руками талию мальчишки, крепко прижимая его стройное тело к себе, и шумно втягивает носом пряный аромат глинтвейна, исходящий от омеги. Это как что-то своё, родное, такое тёплое и привычное, то, по чему он так сильно скучал две последних недели. Вот как сегодня он будет спать? Снова всю ночь будут сниться сны с участием этой маленькой пакости. Кюхён с силой сжимает пальцами отвороты кремового пиждака, будто боясь, что хён сейчас от него сбежит, топчется на месте, поскольку долго стоять на носочках тяжко, и с тихим стоном впускает язык мужчины в свой рот. В паху сразу становится горячее, низ живота начинает приятно потягивать от возбуждения, по спине бегут мурашки, и дыхание тяжелеет. Ощущение, будто он снова в том состоянии течки, когда перед глазами мутная пелена, в носу лишь запах любимого альфы, а всё тело горит, требуя близости… Устав стоять на носочках, юноша опускается, заставляя старшего чуть наклониться вслед за ним, жарко выдыхает в губы мужчины, перестаёт мять ворот его пиджака и вместо этого скользит правой рукой ему на шею, запуская пальцы в отросшие светлые волосы на затылке, а левой ладонью оглаживает его крепкую грудь. Невольно всплывают воспоминания о Донхэ, которые сейчас вообще не к месту. Тело Хэ было мягче, ведь он, в отличие от Чонсу, помимо танцев не занимается в спортзале, и губы у него совсем другие, тонкие, и его поцелуй был… осторожным, нежным, медленным, с запахом топлёного молока. Чонсу же радикально отличается от старшеклассника – он более решителен, в каждом движении чувствуется уверенность и его внутренняя сила, он страстен и до чёртиков горяч. Рядом с Итуком плавишься, как воск свечи, и совершенно не хочется останавливаться. – Кю, – выдыхает мужчина, разрывая поцелуй и жмурясь, чтобы собраться с мыслями и взять себя в руки, – стой, подожди. Ещё немного, и я не сдержусь, – он тяжело дышит и слишком сильно стискивает пальцами талию Кюхёна, – ты так соблазнительно пахнешь, – Чонсу практически рычит, открывает глаза, и ослабляет хватку, подумав, что мальчишке наверняка больно. – Вы тоже, – решив не сдавать позиции и продолжить игру, шепчет Кю, опуская взгляд на грудь старшего и рассматривая яремную впадинку в вырезе белой рубашки, – я… скучал по Вашему запаху. И по Вашим губам. Объятиям, – выдерживая паузу, юноша кладёт обе ладони на грудь хёна, надавливает пальцами и массирует, жамкая упругие грудные мышцы, – рукам, – огладив грудь, парень на ощупь находит отвердевшие соски альфы, и, зажав их между пальцами, слышит рваный выдох, пошевеливший волосы на макушке. – По нашим встречам в школе. И дома. Чёрт, я скучал даже по Вашим нотациям, – Кюхён усмехается и лишь сейчас понимает, что в самом деле соскучился по вечно непрекращающейся болтовне учителя. Воистину, любовь не только слепа, но и глуха, как выяснилось. – Я скучал по Вам, – сказав это совсем тихо, юноша опускает руки чуть ниже, к солнечному сплетению, наклоняется к груди Чонсу и, закрыв глаза, приникает губами к его правому соску, целуя его через тонкую ткань рабочей рубашки. От неожиданности Итук шумно выдыхает, а затем, прикусив нижнюю губу, стонет, зарываясь пальцами левой руки в растрёпанные волосы младшего. Да этот чертёнок издевается! Он в самом деле провоцирует альфу! Но как же чертовски приятно чувствовать его пальцы, изучающие пресс и ремень брюк, и влажный язычок, которым он касается возбуждённого соска, смачивая ткань рубашки слюной. – Кюхё-ё-ён, – зажмурившись, Чонсу тихонько стонет, когда юноша с влажным чмоком втягивает сосок в рот, и, опустив руки, с жадностью сжимает упругие ягодицы омеги, практически сразу же чувствуя, как усилился его аромат глинтвейна. – Что ж ты делаешь… – Хочу, чтобы Вы меня изнасиловали, – жарко шепчет Кю, вжимаясь в старшего всем телом, однако эта фраза, от которой учитель должен был потерять голову, действует почему-то на него совершенно иначе. Схватив омегу за плечи, Итук резко отталкивает его от себя, держа на расстоянии вытянутых рук, тяжело дышит, и окидывает взглядом испугавшегося парня. Не послышалось? Он в самом деле сказал "изнасилование"?! Как вообще ему в голову могла придти мысль о насилии? Кюхён… неужели он доверяет своему альфе настолько, что сам просит нарушить правило неприкосновенности до совершеннолетия? А может, в своих юношеских фантазиях омега представляет их первый раз и, возможно, он уже определился в собственных предпочтениях к грубому сексу? Дьявол, столько вопросов, и все вместе они создают такой вихрь, что вычленить что-то одно становится невозможно. – Больше никогда не говори так, – серьёзно говорит Чонсу, чётко отделяя каждое слово, и слегка встряхивает мальчишку, чтоб до него лучше дошло. – Но… я же ничего такого не сказал… – Кюхён ошарашено хлопает глазами и силится понять, почему хён так реагирует. – Кю, насилие – это не шутка. Пожалуйста, больше не говори об этом, хорошо? – Да я понимаю, просто… – Кюхён, – мужчина резко перебивает донсена и, отпустив его плечи, выпрямляется, глядя теперь на мальчишку свысока, – этой фразой ты фактически просишь меня нарушить нашу договорённость и правило неприкосновенности, понимаешь? И мне очень хочется тебе поддаться, правда. Но мы ведь об этом говорили, ты же помнишь, чем наша близость может обернуться. Поэтому пожалуйста, очень тебя прошу, не надо меня провоцировать. – Хорошо, – юноша согласно кивает и опускает глазки в пол. Альфа прав, слова об изнасиловании не пустой звук, и не стоит ими разбрасываться. И вообще надо бы думать, прежде чем что-то говорить. – Ну всё, мне нужно ехать, – Чонсу меняет тему, чтобы младший не загрузил себе мозг и не впал в депрессию, и тепло улыбается ему, – встретимся завтра в школе, малыш, – мужчина поднимает руку, ласково оглаживает пальцами щёку омеги, и на прощание целует его в губы. Игриво подмигнув Кю, Итук выпрямляется, поправляет полы пальто, и, развернувшись, выходит из квартиры, тихонько прикрывая за собой дверь и до последнего смотря на обескураженного юношу, стоящего столбом в прихожей. Да, наверняка он весь вечер теперь будет сидеть и думать о своей опрометчиво брошенной фразе. Впрочем, в каком-то смысле раздумья на тему насилия ему будут полезны, поскольку Чонсу совершенно точно решил, что завтра они серьёзно обсудят сегодняшний разговор. *Существуют просторечные выражения "필름이 끊어지다" или "필름이 끊기다", оба эти выражения переводятся примерно как "плёнка закончилась" и обозначают состояние человека, когда он напился до такой степени, что ничего не может вспомнить.