Правило неприкосновенности

Целых две недели, пока Кюхён усиленно готовится и сдаёт выпускные экзамены, при этом перемежая их с дополнительными международными экзаменами, предложенными директором Чхве, Чонсу вместе с Йесоном разъезжает по городу в поисках всего необходимого для похода. Две недели назад Итук всё же нашёл время и обсудил с Кю выпускную поездку к морю, в итоге они пришли к выводу, что да, юноша согласен ехать, но лишь с условием, что альфа будет держаться от него подальше, дабы не навлечь на них проблем. Увы, мужчине пришлось согласиться, ведь в противном случае Кюхён заявил, что вместо поездки рванёт в караоке и ночной клуб в компании Ынхёка и Донхэ, чего учитель просто не мог допустить. Поэтому Чонсу, скрипя зубами и искренне считая своего омегу шантажистом, соглашается на все его условия, только бы мальчишка поехал с ним, а не с Рыбами. За день до выпускного Кюхён, страшно нервничая и мучаясь от дёргающегося на нервной почве глаза, сдаёт последний экзамен – международный тест по английскому языку. Он готовился к нему так усердно и долго, что задания экзамена кажутся ему не особо сложными: аудирование выполняет без особых проблем, понимая практически каждое сказанное диктором слово, сходу решает первые пятнадцать заданий на чтение, потом, правда, тормозит, вчитываясь в усложнённые тексты, и в самом конце, уже откровенно скрипя мозгом, еле-еле пишет сочинение. Последний экзамен парень празднует вкусным ужином в компании Чонсу и сном длиною в сутки, зато в день выпускного он чувствует себя будто заново родившимся, как, собственно, и все ученики, с чьих плеч спал тяжкий груз нервозов и экзаменов. С самого утра Кюхён на взводе: он встаёт в семь часов, завтракает вместе с родителями, затем, когда отец уходит на работу, запирается на час в ванной, пока мама выбирает себе одежду, разбирается с фотоаппаратом и с особой тщательностью красится, чтобы в самый важный день выглядеть лучше, чем в обычные. К девяти часам юноша уже стоит в коридоре, одетый в праздничную белую рубашку и чёрные джинсы с кроссовками, – туфли и брюки парень наотрез отказался надевать, ибо "это прошлый век" – а вот Госпожа Чо, в отличие от сына, надела красивое летнее платье с небольшой дамской сумочкой на правом плече и с чёрной сумкой с фотоаппаратом на левом. Пока мама вызывает такси, Кюхён переписывается с Чонсу, прикрывая при этом экран телефона, дабы родительница ни о чём не догадалась, но он не может сдержать счастливой улыбки, когда мужчина присылает ему свою фотографию перед зеркалом. "Господи, как же он красив… Мой альфа", – думает Кю, преисполненный гордостью за свою пару. Учитель выглядит просто идеально! Статный красавец в белых брюках со стрелками и лакированных кремовых туфлях, крепкий торс скрыт под белоснежной рубашкой с расстёгнутыми верхними пуговками, в левом ухе блестит серёжка в виде перевёрнутого треугольничка, глаза аккуратно подкрашены тенями, чтобы выделить, и… он сменил причёску! Теперь у Чонсу ровный пробор посередине, чёлка красиво поднята у корней, и цвет… будто нежный розовый грейпфрут! Выглядит потрясающе! Вот только… можно ли учителям красить волосы в такие цвета? Хм, видимо, Итук прогнул под себя Шивона, раз тот позволил. Или мужчине было просто плевать, взял да и покрасился. Весь путь до школы Кюхён не сводит глаз с экрана телефона, без конца написывая альфе, и совсем не замечает, как пристально следит за ним с переднего сидения мама, глядя в зеркало заднего вида. Разумеется, её волнует, с кем обменивается сообщениями её сын, да ещё и с такой глупой улыбочкой, однако женщина мудро молчит, лишь наблюдая, чтобы не оттолкнуть от себя ребёнка и не портить обоим настроение перед выпускным. Церемония выпуска всегда волнительна, но для средних классов это не такой большой праздник, ведь для многих на средних классах учёба не заканчивается, однако для Кюхёна этот день имеет особое значение. И не только потому, что теперь они с Чонсу избавились от статусов учитель-ученик, есть ещё одна причина, о которой пока юноша даже не догадывается. Ученики, находя друг друга и формируя кучки, потихоньку собираются в огромном дворе перед школой – все яркие, праздничные, в бело-чёрных нарядах, выпускники галдят, обсуждая экзамены и будущее поступление, и из-за их гомона во дворе становится ужасно шумно. Впрочем, уже через пятнадцать минут во двор выходят учителя и директор, преподаватели находят свои классы, а директор произносит торжественную прощальную речь. Хотя на речь Кюхёну абсолютно плевать – он, отойдя назад, чтобы стоять за спинами всех учеников и родителей, жмётся поближе к Чонсу и, поглядывая на него, всего такого красивого, строгого и сияющего, легонько касается его руки кончиками пальцев. А Итук, почувствовав прикосновение, непринуждённо улыбается, не сводя глаз с директора Чхве, и сцепляется с юношей мизинцами, тут же замечая боковым зрением его широченную счастливую улыбку. И почему-то оба забывают, что вокруг полно родителей с фотоаппаратами, хотя бдительность терять не стоило бы. После торжественной речи ученики вместе с родителями расходятся по классным комнатам, чтобы послушать наставления учителей, а затем разъезжаются кто куда: в клуб, ресторан, караоке, щикданги, а Кюхён, как и его теперь уже бывшие одноклассники, едет домой, чтобы собрать вещи перед путешествием к морю. Сидя возле окна и наслаждаясь приятным тёплым ветром, влетающим в открытое окно такси, юноша то и дело прокручивает в голове фразы, которые скажет Чонсу при встрече уже в путешествии, фантазирует о том, как они проведут этот вечер, и мечтает о поцелуе со своим альфой на берегу моря, под звёздами и под шум прибоя. Да, пожалуй, он сделал правильный выбор, решив ехать с классом, а не пить как чёрт в ночном клубе. Кстати, клуб! Надо хоть списаться с Донхэ и спросить, как у них проходит выпускной. Просто из любопытства. – Кюхён-а, – тихо зовёт мама, сидящая рядом с парнем и перелистывающая фотографии в фотоаппарате. – А? – юноша отвлекается от рассматривания городского пейзажа и с улыбкой оборачивается к матери, мгновенно тушуясь под её серьёзным, обеспокоенным взглядом. – Думаю, после твоего возвращения нам нужно будет серьёзно поговорить, – и, без лишних слов, женщина поворачивает фотоаппарат экраном к Кю, чтобы показать снимок, от которого сердце мальчишки в одно мгновение леденеет. Матрица из людей, так много чёрно-белых школьников, слушающих речь директора, и среди них, сбоку на фотографии… они с Чонсу. Стоят рядом. Слишком близко. Со сцепленными мизинцами. Сперва у Кюхёна расширяются глаза, он с силой сжимает зубы, чтобы непроизвольно не открылся рот, и чувствует, как сердце захлёстывает противными ледяными волнами страха. Мозг охватывает паника – что сказать? Как оправдаться?! Как мама вообще могла их сфотографировать, если всё время стояла впереди учеников?! Или… она ходила, чтобы снять со всех ракурсов? Нет, нет, нет, надо срочно придумать отмазку!! Благо она ещё в телефон не влезла, иначе нашла бы там все переписки… – А-а-а… э-э… мам, это… мне на жаре плохо стало, и Учитель Пак в знак поддержки… – Я не хочу. Ничего. Слышать, – тихо чеканит Госпожа Чо, выключая фотоаппарат, и от этого тихого, безразличного тона Кюхёну становится вдвойне страшно. Мама никогда не позволяла себе поднять на него руку или как-то жестоко наказать, – ещё бы, ей хватало тех люлей, что сын выхватывал в уличных драках, – но она могла оказать хорошее психологическое давление, чего мальчишка всегда боялся больше физической боли. – Неужели ты в самом деле думал, что я ничего не вижу? "О, вот и давление", – успевает подумать Кю между лихорадочно мельтешащими мыслями. – Не вижу одной и той же машины, каждое утро останавливающейся у двери нашего подъезда? Не замечаю, что ты приходишь домой позже обычного с одним и тем же запахом на одежде? Думаешь, не вижу, как сияют твои глаза, и забыла, почему ты так не хотел переводиться из этой школы после драки? – Госпожа Чо в упор смотрит на сына и говорит совершенно спокойно, от чего юношу начинает немного потряхивать. – Мы с тобой хорошенько обсудим это по возвращении. Но не надейся, что в поездке ты останешься без присмотра. – Мам, да всё не так! Это… нас ничего не связывает! Он же учитель, обычная бета! – Кюхён чуть повышает голос и предпринимает последнюю попытку оправдаться, на ходу выдумывая отговорки. – Ты забываешь, что я тоже омега. И я теперь знаю, что твой учитель – альфа. Всё. Глупо оправдываться, мать действительно всё знает, и теперь… ему не отвертеться. Теперь об этом узнает отец, затем он напишет жалобу, добьётся увольнения Чонсу из школы, и вдруг вообще добьётся суда над ним! "Господи, что же я наделал… Моя вина. Зачем надо было трогать его на выпускном?!" – внешне парень выглядит более-менее спокойным, насколько это возможно в сложившейся ситуации, но в душе у него настоящий ураган, который показать, увы, он не может. – Не беспокойся, я не стану обсуждать это с папой, – строго продолжает мать, – но, когда ты вернёшься, мы с тобой серьёзно поговорим, а после, – на секунду замолчав, чтобы придать веса последующим словам, Госпожа Чо продолжает, – соберёмся на семейный совет. У нас с отцом есть для тебя подарок по случаю окончания средней школы. Всю оставшуюся дорогу они молчат, думая каждый о своём. Вернее, Кюхён еле сдерживает слёзы, прокручивая в голове самые страшные варианты развития событий, а мама успешно сохраняет невозмутимый вид, при этом прекрасно видя состояние сына. Именно в такие моменты Кюхён ловит себя на мысли, что ненавидит родителей. Да, они всё делают для него и очень любят, но такое периодическое психологическое давление на хрупкую юношескую психику убивает. Вот и как теперь ехать на море, зная, что мама раскрыла их с Чонсу связь?! Так себе будет выпускной. По возвращении домой Кюхён сразу закрывается в своей комнате, наспех стаскивает с себя парадную одежду и, упав на кровать и с головой укрывшись одеялом, наконец даёт волю эмоциям. Вцепившись в подушку зубами, юноша ревёт, как впервые в жизни, хлюпает носом, давит вой в горле, и инстинктивно сворачивается комком, прижимая к груди телефон. Сердце разрывается от страха. Но страха не за себя, а за Чонсу. И за сохранность их отношений, которые теперь под капитальной угрозой. Голова разрывается от мыслей, сердце бешено колотится, обливаясь ледяными волнами, тело прошибает крупная дрожь, и так сильно горят щёки… Надо что-то делать, что-то делать! Но, кажется, уже ничего невозможно изменить… Мама всё знает. И это сказочное везение, что она решила не рассказывать отцу. Какой же, интересно, подарок родители подготовили для него? Хотя какое это имеет значение?! Сейчас нужно взять себя в руки и придумать выход. Кюхён лежит в позе эмбриона почти час, заходясь всхлипываниями и глотая слёзы, передумывает кучу бесполезных вариантов и наконец решение приходит: сейчас надо успокоиться, собрать сумку, поехать на Сеульский вокзал, более-менее спокойно доехать до места, которое выбрали для них преподаватели, а там… вот там можно будет дать волю чувствам и откровенно поговорить с Чонсу. – Да, – резко откинув одеяло, сам себе шепчет Кю, шмыгая носом и стирая слёзы, – да, ему рассказать надо обязательно, – бормоча себе под нос, он встаёт с кровати, на мгновение пошатнувшись из-за внезапного головокружения, и глубоко вдыхает, окончательно успокаиваясь. – Хён придумает, что делать. Да. Надо сказать хёну. Повторяя одно и то же, Кюхён распахивает окно, чтобы проветрить комнату, вытаскивает из шкафа чёрную спортивную сумку и начинает собирать в неё вещи, которые понадобятся в этом путешествии. После такого резкого и сильного выплеска эмоций юноша чувствует себя опустошённым овощем – глаза, опухшие от слёз, устало закрываются, ноги ватные, и голова тяжёлая. Но, несмотря на овощное состояние, он делает над собой усилие и, собрав мозг в кучу, соображает, что нужно взять. Благо вещей не много: пара футболок, кофта и штаны на случай холодной ночи, запасные носки, трусы, шорты, свёрнутый рулетом спальный мешок, который он купил неделю назад в кемпинговом отделе супермаркета, пара пачек хрустящих закусок, две пачки рамёна про запас, и в самом конце в сумку летят мыльно-рыльные принадлежности. Не зная наверняка, что их ждёт, Кю на всякий случай перестраховывается, заряжая телефон до ста процентов, берёт солнцезащитный крем, и, бросив взгляд на примятую его головой подушку, на пару секунд застывает, обдумывая, стоит ли зайти в аптеку перед вокзалом и взять презервативы. Нет, он ещё точно не решил, стоит ли, но… это ведь будет их первая ночь с Чонсу, когда они смогут спать вместе, и к тому же такой особенный день – выпускной. Хотя у Итука наверняка должны бы быть такие вещи как "презервативы", он ведь взрослый. Впрочем, сейчас не об этом стоит думать. Куда важнее сосредоточиться на решении проблемы с родителями и просто на предстоящей поездке. В три часа дня, полностью собравшись и переодевшись в лёгкую летнюю одежду, Кюхён выходит из комнаты, понурив голову, чтобы не встретиться взглядом с матерью, сидящей в гостиной, обувается, берётся за ручку двери, жмёт на кнопку разблокировки и… холодеет от тихого "стой", раздавшегося за спиной. Меньше всего ему сейчас хочется говорить с матерью, и к тому же – вот, он почти вышел! Секунда, и уже за дверью! Однако, парень знает, ослушаться будет большой ошибкой, поэтому послушно поворачивается лицом к матери и, собрав всю свою смелость в кулак, гордо поднимает голову, глядя в глаза родительницы. – Держи, – не отводя взгляда от глаз сына, говорит Госпожа Чо, протягивая Кю тонкую пачку сложенных вдвое купюр. – На карманные расходы. – Спасибо, – на мгновение опустив взгляд, юноша берёт деньги одной рукой, что считается грубостью по отношению к старшим, и, кивнув, выходит из дома. Да, это может показаться обычной родительской заботой – не забыть дать денег в поездку после того, как поругались, но Кюхён уже давно понял: такой жест – ещё большая манипуляция. Этим жестом родители ненавязчиво показывают, что, сколь бы он ни был самостоятелен и взросл, он всё ещё зависит от родителей. Зависит от них юридически, физически, и, что бесит больше всего, финансово. От этого контроля хочется сбежать. Именно поэтому Кю так сильно ждёт своего совершеннолетия – как только ему исполнится хотя бы девятнадцать, он уже сможет устроиться на какую-нибудь работу и будет обеспечивать себя сам, что избавит его от зависимости. Да, странно звучит, учитывая, что большинство обычных людей живёт с родителями как минимум до выпуска из университета. Размышляя, как сложится его жизнь после достижения девятнадцати лет, Кюхён добирается до станции Сеул, не замечая, что ноги несут его быстрее, чем необходимо. Оно и ясно, когда о чём-то напряжённо думаешь – не замечаешь, как ускоряется шаг. И в данном случае напряжённые мысли связаны с определённой целью – поскорее увидеть Чонсу и хотя бы на пару минут почувствовать себя в безопасности. "И когда я стал таким зависимым от него?" – входя в залитое солнцем здание вокзала, сам себя мысленно спрашивает юноша. – "Раньше же был сам по себе, ничего и никого не боялся, так почему сейчас стал так зависим от своей пары? Господи, я окончательно превратился в омегу! Позорище". От мыслей и самобичевания его отвлекает большое чёрное пятно посреди зала ожидания – Учитель Ким Чонун в чёрных свободных шортах и футболке, с солнцезащитными очками на голове, отводящими длинную чёлку назад, и маленьким чемоданчиком на колёсиках, он стоит, поглядывая на огромное электронное табло с номерами рейсов, и собирает вокруг себя своих учеников. Ну как своих… просто учеников, которые едут с ним, а рядом крутятся ещё и двое взрослых – Господин Ли, папа Сонмина, и Госпожа Хва, мама Хиджэ, старосты соседнего класса. Нахмурившись, Кюхён молча подходит к кучке одноклассников, здоровается только с Сонмином, до противного сияющим улыбкой, и крутит головой в поисках своего учителя. Однако Чонсу нигде не наблюдается, и на сообщения в KakaoTalk он тоже не отвечает, что заставляет юношу беспокоиться. Он ведь не мог его кинуть, да? Просто опаздывает? – Объявляется посадка на рейс "тридцать один ноль семь", просим пассажиров пройти на перрон номер три, – звучит на весь зал женский механический голос, и Йесон, до этого мирно стоявший в ожидании приглашения, оживляется, начиная собирать учеников в кучу. Бывшие одноклассники почти в полном составе, к ним также присоединились девушки из параллельного класса Госпожи Со, – кто со спортивными сумками, кто с походными рюкзаками, кто с чемоданчиками как у Йесона, – все студенты собирают свои вещи и большой шумной кучей направляются к объявленному перрону. Идя позади всех, Кюхён обводит взглядом пёструю, шумную толпу школьников, задерживает взгляд на Сонмине, который с особой осторожностью несёт за спиной чёрный чехол с гитарой внутри, и начинает нервно обкусывать губы. Чонсу всё ещё нет. Уже объявили посадку, где его носит?! И какого хера он не отвечает?! – Быстрей, быстрей! – поторапливает их Чонун, стоя у вагона в компании двух родителей и пересчитывая студентов. – Проходим и рассаживаемся в соответствии со своими местами! – эту фразу он повторяет уже третий раз за последние пять минут, что несказанно раздражает. – Та-а-ак, твоё место… "А-семнадцать", как раз возле окна, в конце, – глянув в свой бланк, где записаны ученики и их места, улыбается Йесон, как только Кюхён равняется с ним. – Учитель Ким, – чуть понизив голос и сделав шаг навстречу преподавателю, начинает Кю, опасливо поглядывая на двух взрослых рядом с ним, – где Учитель Пак? Он же с нами, да? – Он поехал на своей машине, – непринуждённо пожав плечами, отвечает мужчина, а затем вдруг хмурится, – на нём же вся наша провизия и вещи. Разве он тебе не говорил? Буркнув в ответ тихое "говорил", омега поправляет лямку спортивной сумки на плече и входит в прохладный, продуваемый кондиционерами вагон поезда. Место ему достаётся рядом с некой Ким Анни, которая первые пять минут отчаянно краснеет, оказавшись в обществе мрачного молчаливого парня, однако, как только поезд трогается, ученики начинают меняться, устраиваясь своими привычными кучками. Впрочем, Кюхёну глубоко плевать на окружающих, а потому он, не желая ни с кем контактировать, затыкает уши наушниками, включает любимый плейлист и закрывает глаза, уходя в себя. Пребывая в раздумьях насчёт Чонсу и родителей, Кюхён не замечает, как засыпает, эмоционально вымотавшись, и просыпается только спустя два часа, как раз в момент, когда за окном помимо зелёных холмов и гор уже видно блестящее на солнце море. Сладко зевнув и потянувшись, юноша трёт глаза, окончательно просыпаясь, окидывает взглядом взбудораженных поездкой одноклассников, удивляется Йесону, мирно читающему какую-то книгу посреди страшного гомона, и улыбается, снова отворачиваясь к окну. Теперь он один, все ученики сосредоточились в середине вагона, играя в какие-то игры, и Кю молча радуется своему одиночеству, разглядывая красоты природы по ту сторону окна. Интересно, где сейчас Итук? Он уже приехал или ещё в дороге? Хочется поскорее его увидеть, обнять, поговорить… Да просто оказаться рядом с ним, большего и не нужно. До станции "Taean Terminal" ехать ещё час, за это время Кюхён окончательно открывает глаза, перекусывает кимпабом, которым с ним великодушно делится Сонмин, и разглядывает красивые пейзажи, расслабленно развалившись в своём кресле. За десять минут до прибытия Йесон подаёт признаки жизни просьбой подготовить вещи и усесться на места, затем, по прибытии на станцию мужчина, заметно нервничая, собирает учеников на платформе и, сделав из них какой-никакой строй, ведёт к выходу из здания вокзала. – Внимание, господа и дамы! – громко, в шуточной манере объявляет Чонун, повернувшись лицом к студентам и идя теперь задом наперёд. – Сейчас все организованно проходим в… э-э-э, – учитель оглядывается, выискивая что-то на стоянке, прилегающей к территории станции, и, увидев автобус, указывает на него, – в во-о-он тот синий автобус. Вещи закидываем в багажное отделение и рассаживаемся, живо, живо! Пока одноклассники, галдя и смеясь, под надзором сопровождающих родителей заходят в туристический автобус, Кюхён обращает внимание на Йесона, чуть отошедшего в сторонку и разговаривающего по телефону – судя по стилю обращения и вопросам, разговаривает учитель с Чонсу, вызнавая, где он, и, глядя на довольную мордашку химика, юноша делает вывод, что альфа либо уже на месте, либо подъезжает. Однако, решив ничего не спрашивать, Кю вместе со всеми садится в автобус и морально готовится к ещё часу езды, при этом отправляя Итуку ещё три сообщения в KakaoTalk. Но мужчина по-прежнему не отвечает, отчего Кю ещё сильнее нервничает – какого ж хера хён болтает с Йесоном, а с ним молчит? – Эй, Кю! От твоей грустной мины я щас взвою, – упав на сидение рядом с парнем, наигранно стонет Сонмин, и, еле-еле умостив на коленях чехол с гитарой, которую отказался сдавать в багаж, поворачивается к другу, явно собираясь капать ему на мозг. – Тебе не нравится поездка? Смотри, я в поезде выиграл у Согюна в карты двадцатку! – и, сунув руку в карман шорт, правильный мальчик Мин, когда-то бывший отличником класса, гордо демонстрирует омеге две зелёные купюры номиналом десять тысяч вон. – Поздравляю, – не разделяя восторга друга, безразлично бурчит Кюхён, – разул обделённого мозгами бету на двадцать баксов. Красавчик! – Ага, – пыжится от гордости парень, – эй, ну что не так? Ты посмотри, мы почти на море, уже совсем скоро приедем, а там нас ждёт вкусный ужин на костре. Вот ты что больше всего хочешь съесть? – Сонмин-хён, будь человеком, отвянь, – тяжело вздохнув, стонет Кю, понимая, что, не скажи он парню прямо всё, что думает, тот от него не отлипнет. – Я отвратно себя чувствую. Больше старший вопросов не задаёт, понимая, что донсену не до разговоров, и вместо этого начинает общаться с девчонками, севшими на соседние места, предлагая показать им несколько карточных фокусов. Да, кто бы мог подумать, что самый прилежный ученик средних классов окажется мастером карт и азартных игр? Во время учёбы такого пристрастия за ним не замечалось. Час и пятнадцать минут дороги Кюхён снова проводит в наушниках и уставившись в окно, зато он едва ли не первым выскакивает из автобуса, когда тот останавливается и Йесон с широченной улыбкой объявляет, что они прибыли на место. Спустившись по ступенькам, юноша немного отходит от транспорта и, щурясь от яркого солнца, крутится в надежде увидеть знакомую белую Хонду или макушку грейпфрутового цвета. Однако ни того, ни другого не наблюдается. Зато с дороги открывается шикарный вид на золотистую линию песчаного пляжа, холмы, густо покрытые зелёными деревьями, несколько палаток и пляжных зонтиков, и бесконечное, тёмное, поблёскивающее волнами на солнце, уходящее далеко за горизонт море. Замерев, Кюхён с восторгом смотрит вдаль, туда, где море соприкасается с лазурным небом, вдыхает полной грудью влажный солёный воздух, подставляет лицо холодному ветру, треплющему волосы, и наконец, впервые за всю поездку, улыбается. Ветер, крики чаек в небесах, и бесконечный простор дают ощущение полной свободы. Позади нарастает гул, состоящий из восторженных вздохов учеников, и Кю, спрятав свои эмоции, возвращается к автобусу, чтобы вытащить сумку из багажного отделения. Собравшись большой шумной кучей, студенты ещё минут десять топают пешком по песчаному пляжу к месту, которое заранее облюбовал Йесон: поближе к лесу, чтоб была тень, подальше от людей, чтоб не шумно, и не слишком далеко от трассы, чтобы в случае чего быстро добежать до машин и магазинов. Они останавливаются у кромки леса и, следуя указаниям учителя и Господина Ли, начинают обустраивать мини-лагерь: кто-то идёт за хворостом для костра в ближайший лесок, кто-то занимается подготовкой еды, а кто-то бежит помочить ноги в море и пособирать ракушки. Кюхён относится к первой категории и вместе с ещё тремя одноклассниками идёт цеплять клещей… собирать дровишки, в смысле. Но, выйдя обратно на пляж с кучей сухих веток в руках, он готов засиять от счастья при виде стоящего неподалёку от их лагеря, блестящего на солнце белого автомобиля, у которого настежь распахнуты двери и багажник. Чонсу! Наконец-то приехал! Он, что-то эмоционально рассказывая Чонуну, вместе с ним выгружает свёрнутые палатки и каркасы, тащит коробки с едой, огромные бутыли воды, и приветствует учеников и родителей, почему-то тут же стянувшихся к нему. Итук выглядит счастливым, непривычно лёгким в своей белой майке, расстёгнутой клетчатой рубашке и шортах, с новым, нежно-розовым цветом волос, он кажется… свободным. Да, в свете последних событий всё, о чём может думать Кюхён – свобода. Юноша, идя позади одноклассников, подходит к импровизированной стоянке, опускает набранный ворох веток на горячий песок и, жмурясь от яркого солнца, выпрямляется, встречаясь взглядом с Чонсу. Он смотрит на него, что-то при этом говоря матери Хиджэ, и улыбается. Он такой беззаботный… И парню очень хочется поймать то же настроение, но тяжёлые мысли не дают покоя – что его ждёт по возвращении домой, как отреагирует Чонсу на все эти новости, и как выйти из ситуации с родителями. Мозг пухнет от мыслей, и это, видимо, отражается на его лице. Около часа ученики занимаются обустройством лагеря: разбивают палатки, разводят костёр, ставят кипятиться воду в огромном котелке, а затем, оставив Госпожу Хва и ещё трёх девушек готовить ужин, разбредаются кто куда. Небольшая кучка идёт якобы на поиски грибов с отцом Сонмина, по факту желая просто пошататься по мелкому лесочку, несколько девчонок кучкуется у моря, плескаясь в тёплой воде, но бо́льшая часть, собравшись чуть поодаль от палаток, развлекает себя простыми уличными играми. Кто-то из парней взял с собой волейбольный мяч, и студенты, встав в круг, играют в импровизированный волейбол, гоняя мяч по кругу, и получается, надо сказать, вполне себе неплохо, разве что парни и девушки заливисто смеются, когда Чонун, не особо умеющий играть, в очередной раз пашет носом песок в попытке отбить мяч. Смешно наблюдать, как некоторые девушки боятся мяча, зато другие в противоположность им фигачат так, что парни шарахаются, опасаясь получить по лицу этим снарядом, классно валяться на тёплом рыхлом песке под смех одноклассников, когда подпрыгиваешь слишком высоко и приземляешься на задницу, и приятно играть с преподавателями, которые, выбравшись из школьных стен, ведут себя натурально как дети – будто они ровесники своих же учеников. Чонсу от души смеётся, с удовольствием гоняя мяч, Йесон тоже удивляет студентов своим резко изменившимся образом, ведь раньше он был строгим преподом, наказывающим за любой косяк, а сейчас он, весь в прилипшем к телу и одежде песочке, играет наравне со школьниками, при этом ещё периодически от души матерясь и говоря "вы этого не слышали". И, если первое время Кюхён не разделял этой атмосферы всеобщего веселья, загруженный своими мыслями, то, играя вместе со всеми и наблюдая за этим неуклюжим пиздецом, постепенно забывает о доме и веселеет, отбрасывая лишние мысли. В конце концов, когда ещё у него будет такой выпускной, чтоб на пляже и с любимым альфой? Надо использовать этот день по полной! Через час, устав от волейбола, ученики разбредаются: кто-то в палатки, чтоб поваляться до ужина, кто-то снова рвётся в лес и к скалам, чтобы сделать фотографии, но кто-то затевает ещё одну, не менее увлекательную игру – "Роза Шарона"*. И вот эта игра оказывается в два раза веселее простого волейбола. Бегая и валяясь в песке, ученики своими визгами привлекают внимание вообще всех людей, находящихся на пляже, вот только их это мало беспокоит – азарт играет в крови, и просто невозможно держать рот на замке, когда задиристый Им Нагён застывает в не совсем пристойной позе в опасной близости от Йесона, а затем с матами драпает от него, как только задевает учителя по плечу и тот разворачивается. Пару раз попадался и Кюхён: когда спиной к игрокам стоял Чонсу, юноша старался самым первым подобраться к преподавателю и, задевая его, не слишком-то быстро убегал, чтобы мужчина с лёгкостью мог его догнать, но Кю он не хлопал по плечу или спине, как других, а нежно сжимал в своих объятиях и иногда падал вместе с ним на песок. Правда, Чонун изредка одёргивал своего друга, говоря, что тот ведёт себя слишком откровенно, но альфа отмахивался от него, говоря, что это лишь игра. Когда солнце скрывается за горизонтом, уступая место приятной вечерней прохладе, выпускники, устав от активных игр и жары, собираются вокруг костра, чтобы поужинать и отдохнуть. Разливая горячий ароматный суп по пластиковым чашкам, мама Хиджэ нахваливает Учителя Пак, который, задержавшись в Тэане, накупил там свежих морепродуктов, из которых она и сварила суп, на что Итук только с улыбкой кивает и переводит взгляд на Кюхёна. Мальчишка благодарно кивает учителю и с удовольствием ест суп, в котором плавают свежие моллюски, креветки, и кусочки рыбы. Так вот почему мужчина не приехал вовремя – он ездил на рынок, чтобы взять свежих продуктов! Очень кстати, ведь грех не поесть морепродукты, когда едешь на море. Учитель предусмотрителен. И добр. Подсев поближе к Кюхёну, Чонсу отдаёт ему свою чашку риса, подкладывает ему креветки, зная, как сильно юноша их любит, и тихо спрашивает, не хочет ли он ещё супа, на что омега, смущённо краснея, отказывается. После ужина Госпожа Хва варит в котле вкусный травяной чай, добавляя сгущённое молоко, и наливает его в дружно подставленные стаканы школьников, а в дополнение к чаю Йесон режет несколько сочных сладких дынь и раздаёт ученикам по несколько долек. Довольные вкусным ужином, парни и девушки галдят, обсуждая каждый своё, пока Чонсу, как главный массовик-затейник, не предлагает воспользоваться гитарой или послушать страшные истории, ведь ночь у костра – самое то для страшилок. Но, под дружный гомон девушек "не-не-не, стра-а-ашно", выбор всё же падает на гитару. Сонмин, обрадованный возможностью продемонстрировать свои блестящие навыки, расчехляет гитару, спрашивает, кто что хотел бы услышать, и, выбрав песню, берёт первый аккорд, начиная петь. Вокруг костра образовывается тёплая, уютная, романтичная атмосфера. Шум морского прибоя, шелест ветра в кронах деревьев, треск горящих ветвей в костре, плавный перебор гитарных струн, и мелодичный голос: всё настолько идеально, что хочется остановить этот момент навечно. Глядя на то, как Сонмин поёт, чуть прикрыв глаза, Кюхён подпирает щёку ладонью и вздыхает, думая, что это самый классный выпускной вечер в жизни, и плевать, что в этой школе он учился всего один семестр. Да, он не завёл здесь друзей, и толком не влился в класс, но всё это нивелируется одним крупным фактом – здесь он встретил Чонсу. Мужчина, сидя в идентичной позе по ту сторону костра, покачивается из стороны в сторону, вторя ритму мелодии, и смотрит на него, Кюхёна, с тёплой улыбкой. Хочется подойти к нему. Прямо сейчас, просто встать, подойти, сесть рядом, чтобы хён крепко обнял, прижаться ухом к его груди, вдохнуть аромат апельсинов, и просидеть с ним так весь вечер. Но… увы, он учитель, а вокруг полно школьников, к тому же… здесь отец и мать двух других учеников, и им уж тем более незачем знать об их отношениях. На минуту в голову снова лезут мысли о родителях и слова матери "не думай, что там ты останешься без присмотра", и от этого юноша сникает, опуская голову. Наверняка мама попросила кого-то из находящихся здесь не сводить с него глаз. И, подумав об этом, Кюхён морщится и ёжится, чувствуя себя неуютно. Ощущение, будто любой из одноклассников может следить за ним. Поэтому сейчас хочется укрыться ото всех где-нибудь и не высовываться. Да, кстати про "укрыться" – как бы отвертеться от сна в общих палатках и скрытно пролезть в палатку к учителям? Ещё и мешок же надо с собой притащить. Из мыслей его вытаскивает резкое движение, словленное краем глаз – Чонсу, поднявшись со своего спального мешка, на котором сидел всё это время, уходит к своей машине, копается на заднем сидении, что-то разыскивая, и, вытащив нечто большое, – издалека и в темноте не разглядеть, – возвращается к костру. "Чем-то большим" оказывается свёрнутый комом плед, который мужчина заботливо набрасывает на плечи Йесона, наклоняясь и приобнимая его, будто они пара, а затем разворачивает в руках ещё один комок пледа и кутается в него, только теперь обходит собравшихся кругом учеников, явно направляясь к морю. В самом деле, он сейчас уйдёт? Один? К морю? А свою омегу позвать? Единоличник. – Замёрз? – Кюхён вздрагивает от низкого голоса, прозвучавшего рядом с ухом, и от приятного мягкого тепла, опустившегося на плечи. – Ты весь сжался, я подумал… ты замёрз, – юноша резко поворачивает голову, встречается взглядом с Чонсу, и его сердце ёкает при виде доброй улыбки учителя с привычной милой ямочкой на щеке. Заботливый хён. – Спасибо, Учитель, – Кю кивает в знак благодарности и запахивает плед на груди, лишь сейчас чувствуя, что в самом деле замёрз, обдуваемый со спины холодным морским ветром. Надо бы сходить к палатке, у которой он бросил свою спортивную сумку, и взять кофту. Итук выпрямляется, что омега замечает боковым зрением, но вместо того, чтобы сесть рядом, мужчина ворошит его волосы и, когда донсен опрокидывает голову и смотрит на учителя, кивает ему в сторону моря. Слова излишни: во-первых, нельзя привлекать внимание, а во-вторых, будет кощунством прервать красивую песню о реке Имджин, которую играет Сонмин, но по этим простым движениям Кюхён сходу понял мысли своего альфы. Хочет прогуляться. Или поговорить. В общем, просто провести время наедине. Чонсу, удостоверившись, что его поняли, чуть кланяется в знак извинения, глядя на насторожившегося Йесона, и, развернувшись, уходит куда-то в сторону моря, залитого холодным лунным светом. Понимая, что идти сразу нельзя, дабы не вызвать подозрений, Кюхён пять минут ёрзает на бревне, которое они притащили из леса в качестве сидушки, и, дождавшись, пока Мин споёт ещё одну песню, встаёт, кланяется, и тихонько линяет от костра. – Кажется, он пошёл куда-то туда, – шепча себе под нос, Кюхён высматривает в темноте хоть что-нибудь движущееся, идя по скрипящему песку пляжа, и, заметив вдалеке, у кромки леса медленно плетущуюся фигуру, ускоряет шаг. А хён предусмотрителен, специально утопал подальше, чтоб из-за палаток и машины их не было видно. Услышав позади шелест песка, Чонсу разворачивается, вытаскивает руки из карманов шорт и раскидывает их в стороны, ловя в объятия довольного омегу. – Привет, – с улыбкой шепчет мужчина, крепко прижимая к груди мягкий пледовый кокон, из которого тут же высовываются руки и обнимают его за талию, сцепляясь на пояснице, – всё в порядке? Йесон сказал, до прибытия сюда ты был сам не свой. Что-то случилось? Вместо прямого ответа Кю тяжело, шумно вздыхает, утыкаясь носом и губами в сгиб шеи старшего, и согласно кивает. Откуда-то на глаза наворачиваются слёзы, и юноша всеми силами сдерживается, чтобы не зареветь, однако мозг резко накрывают воспоминания сегодняшнего разговора с матерью и… всё, его прорывает. Крепко стиснув талию учителя, Кюхён всхлипывает, опускает голову, пряча лицо в сгибе шеи хёна, и начинает пускать слёзы и сопли в его клетчатую рубашку. Больше Чонсу ничего не спрашивает. Он только поглаживает школьника по спине через плед, прижимается щекой к его макушке, и ласково перебирает чёрные прядки волос, давая таким образом мальчишке выплеснуть свои эмоции. А эмоции, судя по крупной дрожи, пробивающей юное тело, весьма сильны. Обливаясь слезами и без конца всхлипывая, Кюхён вцепляется в рубашку мужчины, комкает её, переживая чувство жгучего страха и будто бы полноценной физической боли где-то в груди; он пытается успокоиться, чтобы объяснить такое внезапное поведение и поговорить, но с ужасом осознаёт, что просто не может контролировать своё тело… Руки дрожат, стискивая несчастную ткань рубашки до побеления костяшек, колени подкашиваются, заложило нос, и слёзы льются ручьями, обжигая кожу альфы через рубашку. Они стоят молча минут десять: Кюхён постепенно стихает, пережив пик эмоций, а Чонсу, теперь трясущийся от нервов, терпеливо ждёт окончания истерики, понимая, что себе дороже сейчас что-то спрашивать. А у самого в голове ураган предположений и причин, по которым его мальчик находится в таком состоянии. Что могло так на него повлиять? Ещё утром всё было хорошо! Они же виделись на выпускном! Неужели опять гормоны играют? Но весна, вроде, уже прошла, да и гормональный фон у омеги стабилизировался, и запах от него исходит обычный… – Малыш, – совсем тихо шепчет Итук, чуть наклоняясь, чтобы оставить поцелуй на виске парня, – в чём дело? Кто обидел? Кому идём бить морду? При других обстоятельствах эта фраза вызвала бы у школьника смех, однако сейчас явно не та ситуация – Кю всхлипывает, подбирая остатки соплей, чуть отстраняется и, подняв голову, смотрит на обеспокоенного учителя. Вау, вот это сова – глаза опухли от слёз, из-за чего парень похож на китайского пчеловода утром, нос покраснел, и зарделись щёки. "Первый раз вижу его плачущим", – отмечает про себя Чонсу, обхватывая лицо юноши ладонями и осторожно стирая большими пальцами дорожки слёз с его щёк. В самом деле, это первый и единственный раз, когда Кюхён плачет при нём, до этого мужчина ни разу не замечал за ним слёз, даже после драк и ушибов, он никогда не плакал. – Моя мама… видела нас сегодня на выпускном, – глубоко дыша и продолжая всхлипывать, начинает объяснять омега, – и сфотографировала… как мы держались за руки. Она сказала… что видела твою машину у нашего дома, и знает, что ты… что ты альфа. Итук реагирует очень странно. Ничего не спрашивает, его лицо не вытягивается от удивления или шока, он только глубоко вдыхает и, подняв голову, смотрит куда-то вдаль, и при этом его глаза бегают, будто он смотрит на что-то быстро передвигающееся. Неужели он ожидал этого разговора? Или у него просто такая реакция в стрессовых ситуациях? – Мама сказала, что не будет говорить отцу, иначе он меня убьёт, – продолжает Кюхён, поправляя чуть сползший с плеч плед, – но она категорически против… нас. И я не знаю, что делать. Она может перевести меня в другую старшую школу, может подать заявление в полицию, может… может… – Не "может", – спокойно отвечает Чонсу, видя, что мальчишка уже начинает впадать в панику, – я поговорю с твоими родителями и постараюсь убедить их оставить тебя здесь. – Мама тебя живьём съест. Говорю же – она всё знает! Она знает, что мы пара! – Не кричи, – прерывает его мужчина, мельком поглядывая на костёр вдалеке, чтобы удостовериться, что их не слышат. – На данный момент я вижу два выхода. Первый: мы можем всё рассказать твоей матери и признаться, что мы истинные, тогда она вряд ли станет нас разлучать. Второй: ограничить контакт и быть крайне осторожными, чтобы твоя мама больше не видела и не слышала обо мне, в таком случае видеться придётся где-то очень далеко от твоего дома и гораздо реже. – Чонсу ненадолго замолкает, перебирая варианты, приходящие в голову, и машинально сжимает плечи Кю, начиная их массировать. – На самом деле, было бы куда проще заключить официальное соглашение сторон для спокойствия твоих родителей. Скажем, составить бумажку, на которой я обязуюсь не трогать тебя до того момента, пока тебе не исполнится двадцать один год, – он начинает говорить медленнее, тщательно продумывая план, и по-прежнему смотрит куда-то вдаль. – И можно заключить брак на основе нашей "истинности". Но тогда всё равно всё упирается в твоих родителей – без их разрешения ты не можешь выйти за меня. И ты не девушка, так что и беременность мы тоже исключаем. – Беременность? – эхом отдаётся Кюхён. В голове сразу всплывает тот разговор двухмесячной давности, когда они сидели с Донхэ и Ынхёком в щикданге и речь зашла о беременных омегах-парнях. Хёны говорили, что парням-омегам, которых не так уж много на свете, забеременеть шанс один на миллион. И в таком случае он действительно мог бы законно выйти замуж за Чонсу, но заводить детей… нет, не сейчас, и не самому, и в целом нет, это явно перебор. – Как ни крути, сейчас ты полностью зависишь от родителей, и я, даже несмотря на то, что мы истинные, не могу претендовать на тебя, – Итук будто выныривает из мыслей: его речь ускоряется, взгляд становится осмысленным, и он опускает голову, чтобы посмотреть во влажные оленьи глаза омеги. – Но мы можем сбежать, и тогда за нами будут охотиться не только твои мама с папой, но и полиция, – он посмеивается, стараясь таким образом разрядить атмосферу, и снова обнимает Кю за плечи, прижимая к себе. – Не бойся. Я обдумаю всё это и в ближайшие пару дней найду выход. – Я не хочу расставаться, – совсем тихо шепчет Кюхён, и немного меняет своё положение, сцепляя руки на талии старшего уже под рубашкой, соприкасаясь только с майкой. – Мне плевать на возраст. Хочу быть с тобой. – Хм, то есть, ты всё же признаёшь себя омегой? – расплывается в широченной улыбке альфа. У них было столько споров по этому поводу, когда Кю, являясь от природы омегой, вёл себя как альфа и назывался альфой, так что сейчас, чтобы окончательно вывести мальчишку из подавленного состояния, Чонсу не упускает возможности подколоть его. – Кто такое сказал? – мгновенно парирует юноша, тоже начиная улыбаться. – А разве двое альф не могут быть вместе? – Могут, но это уже будут бра… э-э-м… – Итук вдруг затыкается на полуслове и опускает глаза, прикусывая нижнюю губу. – Будут кто? – сразу оживляется Кюхён, горя любопытством узнать, что же будет с двумя альфами в отношениях. – Да… не важно, – отмахивается старший и быстро переводит тему, – хочешь вернуться к костру? Или ещё погуляем? – Давай пройдёмся. Сонмин, конечно, классно поёт, но я сейчас не в состоянии его слушать. Кюхён со вздохом отклеивается от учителя, трёт опухшие глаза, шмыгает носом, и, закутавшись в плед, ждёт, пока хён поправит смявшуюся одежду, чтобы пройтись с ним по берегу. Возвращаться к классу нет желания, поэтому Чонсу, сняв лёгкие сандалии, идёт по холодному песку босиком, выгуливая заметно успокоившегося Кюхёна, расспрашивает его обо всём подряд, только бы окончательно отвлечь от мыслей о родителях, спрашивает, как давно он виделся с Хёкджэ и Донхэ, когда они играли в волейбол, и даже предлагает завтра задержаться в ближайшем городе, чтобы провести день вместе. – Завтра в двенадцать часов вас отсюда должен забрать автобус, который идёт до станции "Терминал Тэан", а оттуда на поезде до Сеула, – объясняет мужчина, вспоминая завтрашний распорядок дня, – но я поеду отсюда на машине со всеми вещами. Пассажирское место впереди будет свободным, так что… если хочешь, можем с тобой притормозить в Тэане, прогуляться, объесться креветками и морскими ежами, и ближе к вечеру поехать в Сеул. – И как мы это объясним вон тем двадцати пяти лбам, Йесону, и двум родителям? – скептически подняв брови, Кю кивает в сторону костра, вокруг которого сидят те самые "лбы". – Хм, ну… упадёшь утром в обморок, скажешь, что умираешь, и я "повезу тебя в ближайшую больницу", – пожимает плечами Итук. – Пойдёт такой план? – Зашибись, – хихикает парень, согласно кивая. – А спать мы сегодня как будем? – Я взял двойной спальный мешок, – альфа поворачивает голову, смотрит на зардевшегося Кю, идущего рядом, и тихонько посмеивается. Он так мило смущается, хоть сейчас хватай и тискай. – Но, если боишься – тащи свой, будем спать раздельно. – Да я не об этом, – стараясь спрятать пледом вспыхнувшие уши, бормочет Кюхён, – как мы объясним всем, почему я спал в учительской палатке? – Наша палатка стоит чуть дальше остальных, и к тому же… учеников много, ты можешь просто сделать вид, что тебе не хватило места в палатке и тогда… я предложу тебе спать в моей машине. Так точно ни у кого вопросов не возникнет. Только выходить из нашей палатки надо будет осторожно, чтобы не заметили. – Тебя Йесон-ним придушит спящим из-за меня, – ехидно посмеивается Кю, уже представляя, каким он станет сюрпризом для Чонуна, который и так весь семестр дрюкал его по физике и химии. – Нет, – поджимает губы мужчина, – просто опять матом ругаться будет. Я тебе берушки на этот случай взял. Чонсу оказался прав в своём предположении. Спустя час ночной прогулки, когда они с Кюхёном возвращаются в лагерь и рассказывают о своём намерении спать вместе, Йесон, не особо задумываясь, с абсолютно непроницаемым выражением лица наотмашь даёт другу пощёчину. От которой тот благополучно уворачивается, за шесть лет выучив реакции друга и заранее зная, что донсен будет его бить, но неожиданно следующим ходом получает пяткой в грудь и летит жопой на песок. Да, Чонун явно обзавёлся новыми навыками. Благо особо никто этого не видел, ученики обернулись лишь на вскрик учителя, валяющегося на песке, и быстро вернулись к обсуждению какой-то страшной истории. – Это значит "да"? – с надеждой спрашивает Итук, поднимаясь и отряхивая с себя песок. – Я тебе в палатке покажу, что это значит, – холодно отвечает Чонун и, развернувшись, гордо удаляется в их палатку готовиться ко сну. Пока Йесон копошится в палатке и умывается, Чонсу сидит с учениками у костра, запугивая их страшными историями, а ближе к двенадцати часам ночи, когда школьники начинают всё чаще зевать, отправляет всех распределяться, умываться, и ложиться спать. Как и было запланировано, Кюхён сокрушается на весь пляж о том, что ему не хватило места в палатках, и Итук, как добрый учитель, предлагает ему поспать в его машине, на что юноша с готовностью соглашается. Все ученики окончательно разбредаются по палаткам и замолкают уже в половине первого, поэтому Кю, как только всё стихает, почти беззвучно выползает из машины, куда правдоподобности ради залез, и, стараясь максимально тихо шуршать песком, крадётся к палатке учителей, таща с собой только спальный мешок и телефон. Преподавательская палатка просторная по сравнению с обычными, хотя это, наверное, потому что в общих палатках ученики устроились по четыре-пять человек, а преподаватели, как и родители учеников, спят по двое. Подобравшись к большой чёрной палатке, – видимо, Йесон выбирал, его любимый цвет, – юноша медленно расстёгивает замок, окидывает взглядом два мерно вздымающихся спальных мешка и безошибочно определяет своего хёна по грейпфрутовой макушке. Кюхён тихонько забирается в палатку, застёгивает замок, уже хочет бросить свой спальный мешок рядом с альфой, и вздрагивает от испуга, когда один из мешков резко разворачивается. – Чего крадёшься? – шепчет, хихикая, Чонсу. – Мы не спим. – Но, если вы сейчас не уснёте – я порешу обоих, – угрожающе бурчит из второго мешка Чонун. – Без боя не дамся, Учитель, – фыркает, еле сдержав смех, Кюхён, но моментально стихает, когда Йесон оборачивается, смеряя его убийственным взглядом в темноте. Боязливо опустив глазки в пол, мальчишка бросает свой мешок и телефон рядом с альфой, на четвереньках ползёт к скату палатки, ждёт, пока мужчина расстегнёт свой мешок, и забирается в него, ложась вплотную к старшему, чтобы тот мог застегнуть замок за его спиной. Они около минуты копошатся, пытаясь поудобнее устроиться в двуместном мешке, в итоге получают втык от Чонуна, который вовсе не в восторге от такой ночёвки, и затихают, наконец улёгшись как надо. На одной подушке, поскольку Кю свою забыл дома. Лёжа лицом друг к другу, оба молчат, но если Кюхён, впервые спящий с кем-то вместе, напряжён из-за внезапной близости с предметом обожания, то Чонсу более чем спокоен и, обняв юношу, рассматривает в полутьме его лицо. В основном виден только блеск его глаз, поскольку света от луны, пробивающейся через маленькое окошечко на скате палатки, слишком мало, но этого достаточно, чтобы разглядеть очертания его лица. Такой милый, смотрит куда-то в область груди, сжимает губы и боится поднять взгляд. А ещё он так сильно нервничает… – Расслабься, мы же просто спим, – шепчет Итук, стараясь понизить голос так, чтобы локаторы Чонуна ничего не уловили. – Не могу. – Боишься? – Ещё чего, – нагло фыркает в ответ мальчишка. Они ненадолго замолкают и просто смотрят друг на друга в темноте. Решив буквально всё взять в свои руки, Чонсу ворочается, засовывая левую руку под подушку, правой обвивает талию омеги, крепко прижимает его к себе и заставляет закинуть на себя ногу, от чего юноша наверняка заливается румянцем, который скрывает темнота. Да-а-а, он весь как натянутая струна, ещё и эта поза… Но так попросту удобно лежать! Места-то не особо много. Однако Кюхён теперь становится похожим на бревно – его тело будто онемело, напряжена каждая мышца, он едва не дрожит от волнения! Надо что-то делать. Улыбнувшись, хоть этого и не видно, Итук скользит правой рукой по талии младшего, переходит на плечо, останавливается на шее, зарывается пальцами в волосы на затылке и, несмотря на сопротивление, притягивает его к себе для поцелуя. Сначала Кю честно противится, стараясь оттолкнуть учителя и сжать губы, но, поняв, что мужчина не сделает ничего лишнего, расслабляется. Чонсу целует так нежно, осторожно, ласково поглаживая его шею и щёку, касается кончиком языка его губ, прося открыть рот, и углубляет поцелуй. В мешке становится слишком жарко… – Тише, тише, не ёрзай, – оторвавшись от губ юноши, шепчет Итук, и старается немного отодвинуться, но боязливо замирает, почувствовав спиной спину Йесона. – Тебе тесно? – округляет глаза Кю, вспомнив, что в палатке катастрофически мало места. И холодно, зараза… Уши мёрзнут. – Нет, просто… моё тело реагирует на тебя… против моей воли, – юноша готов поклясться, что в этот самый момент альфа покраснел, но в полутьме он видит только блеск его глаз и белоснежную улыбку. – Щас моё тело кому-то по шапке среагирует, – доносится в ответ угрожающий, злой бубнёж из соседнего спального мешка, – совсем не против воли. – Молчи там в тряпочку, – парирует Чонсу, и тихонько похихикивает, почувствовав тычок ногой от друга. – Малыш, подвинься немного, – обращается он уже к Кюхёну и снова ёрзает, чтобы удобно лечь. Ещё пять минут все лежат в тишине: альфа выжидает, пока Чонун задремлет или хотя бы сделает вид, а Кю просто не знает, что сказать, но, пользуясь близостью с мужчиной, гладит ладошками его грудь через футболку, проводит ладонью по шее, касается пальчиками линии челюсти, щеки, и убирает прядку грейпфрутовых волос за ухо хёна. Перед глазами проносятся воспоминания первых дней, когда он ещё был новичком в этой школе, в классе Учителя Пак, как впервые перенёс течку, как приставал к Учителю и шантажировал его, как чуть не укусил в бессознательном желании оставить метку… Их отношения начались с банальных феромонов и неуклюжего поцелуя, со страха, уговоров "не делать этого", однако теперь эмоции обоих оформились, а вместе с ними приобрели форму и отношения. Теперь они в самом деле похожи на пару, а то, как нежно Чонсу смотрит на него… от его взгляда можно расплавиться, словно воск свечи на солнце. – Я тебя люблю, – тихо, едва слышно шепчет Кюхён, ласково проводя пальцами по уху старшего, но его сердце на секунду пропускает удар, когда альфа замирает, приподнимает голову, и весь напрягается. "Во дебил! На кой я это сказал?!" – проклинает сам себя юноша, отчаянно стараясь казаться неподвижным грузом. А вдруг хён его сейчас из палатки выпнет спать в машину? Кто за язык-то тянул?! Они ни разу не говорили друг другу этих слов, ни разу за всё время, что состоят в отношениях, и кто знает, как Чонсу поведёт себя, услышав признание? Зачем нужно было рот открывать?! Он ведь даже в собственных чувствах ещё не до конца разобрался, так зачем было говорить такие весомые слова?! – Прости… – поджав руки к груди и опустив глаза на яремную впадинку старшего, скулит Кюхён, сгорая от жгучего румянца, заливающего щёки и уши. – Почему извиняешься? – еле сдержавшись, чтобы не вскрикнуть в голос, шёпотом спрашивает мужчина, приподнимаясь над подушкой. – Мы просто никогда… – Не говорили это слово друг другу? – расплывается в широкой улыбке Итук. Шумно выдохнув, будто сдерживая смех, он кладёт ладонь на затылок омеги, наклоняется и крепко целует его в губы, задерживаясь на пару секунд. – Я тоже тебя люблю, – на грани слышимости шепчет Чонсу и игриво трётся с мальчишкой кончиками носов, вызывая у него улыбку. – Даже при том, что ты вредный альфа, влипающий в неприятности, всё равно люблю. Шмыгнув на радостях носом, Кюхён сам притягивает к себе альфу, сжав футболку на его груди, и целует его, таким образом закрепляя признание. Хочется остановить мгновение и остаться в нём вечно, вот так, в этой палатке, на этом пляже, и никогда не возвращаться в Сеул, к родителям и учёбе. Но увы, всё хорошее закончится завтра с рассветом… – А сейчас спи, иначе Йесон-хён нас задушит, – улёгшись обратно на подушку, шепчет Чонсу, и слышит копошение позади себя – Чонун подтвердил сказанное, перевернувшись и снова пнув его по ноге. Юноша крепко-крепко прижимается к груди хёна, хочет предложить ему провести эту ночь вместе, пусть бы даже и в машине, или погулять, только бы побыть с ним наедине, вдвоём, однако, подумав, как завтра Чонсу, не выспавшись, будет вести машину, решает запихать свои предложения подальше. В конце концов, завтра целый день будет в их распоряжении, в чужом городе, вдали от всех проблем и чужих глаз, до самого заката они проведут его вместе! Улыбнувшись своим мыслям, Кюхён, скользнув левой рукой по груди альфы, обнимает его, устроив ладонь на спине между лопаток, и закрывает глаза, медленно погружаясь в сон под шелест морского прибоя и мерное сердцебиение любимого мужчины. Лишь где-то на грани между сном и явью юноша слышит жужжание своего телефона, оповестившего хозяина о принятом сообщении, но не обращает на него внимания, подумав, что там какая-нибудь очередная реклама в KakaoTalk. Отправитель: Ли Донхэ *Фотография* *Фотография* *Фотография* *Фотография* Текст сообщения: Кюхён-а~ Мы скучаем~^^ Напиши, как вернёшься в Сеул, пойдём пообедаем вместе! Текст сообщения: Постоянно думаю о тебе... Жаль, ты не поехал с нами в клуб, было весело!ㅋㅋ Если бы ты был здесь, надеюсь, позволил бы мне снова поцеловать тебя?~ *Роза Шарона – детская уличная игра. "Роза Шарона" – название в Японии, в Корее называется "무궁화 꽃이 피었습니다", дословно "расцвели цветы гибискуса", в России это что-то вроде "Море волнуется раз". Эту игру можно увидеть в сериале "Игра в кальмара" в самом начале, где игроки замирают на поле с огромной куклой.