Правило неприкосновенности

Противная, звонкая мелодия будильника режет слух, буквально вгрызаясь своим "пилик" прямо в барабанные перепонки, и Кюхён, морщась от этого звона, уже хочет на ощупь начать искать источник звука, но с облегчением выдыхает и причмокивает губами, когда мелодия резко замолкает. Нахмурившись, мальчишка еле разлепляет глаза, приподнимается, видит перед собой знакомый профиль, и, улыбнувшись, снова закрывает глаза, ложась обратно на чужое плечо, служащее ему подушкой. Чонсу ещё спит, посапывая через приоткрытый рот, он лежит на спине, но левой рукой крепко прижимает к себе свою омегу, который в свою очередь, уже совсем не боясь, закинул на него во сне левую ногу. И чувствует теперь утренний стояк хёна. Приятное пробуждение, что сказать. Хм, должно быть, будильник заводил Йесон, поскольку, будь это Чонсу, Кю точно почувствовал бы шевеления старшего, потянувшегося его отключить. Немного похлопав глазами, чтобы те перестали слипаться ото сна, Кюхён чуть приподнимается на локте, отнимая голову от плеча Итука, и осматривается: уже довольно светло, но ещё тихо, значит, туристов поблизости нет, одноклассники спят, скаты палатки треплет прохладный ветер, и картину тихого утра завершает шум морских волн, накатывающих на берег. Идеальное утро. Вставать совсем не хочется, да и наверняка ещё рано, можно поспать, поэтому мальчишка ёрзает, сползает чуть ниже в мешок, где потеплее, снова кладёт голову на плечо Чонсу и шумно вздыхает. Хён такой тёплый и уютный. И вкусно пахнет апельсинками. Совсем не хочется его отпускать, скорее уж наоборот – замотать его в этот мешок, связать, и себе захапать. Вот бы всегда просыпаться с ним по утрам… – Хён, вставай, – осипшим ото сна голосом зовёт друга Йесон, и, вынув руку из спального мешка, толкает Чонсу в плечо, из-за чего старший, всхрапнув, просыпается. – Надо умыться и идти готовить завтрак этим спиногрызам. Кюхён, лёжа с закрытыми глазами, широко улыбается и тихонько хихикает, утыкаясь носом в грудь альфы. Забавно слушать, как старшие общаются друг с другом и какой лексикон используют – это кардинально меняет представление о них, ведь в школе мужчины ведут себя сдержанно и статно, а вот наедине общаются будто двадцатилетние парни. И к тому же, когда Кю наблюдает за ними, невольно чувствует себя особенным – далеко не к каждому ученику эти два преподавателя так относятся, и их разговоры удостоен чести слышать только он, Кюхён! – Доверяю это ответственное дело тебе, – стонет в ответ Итук, протирая глаза. – Да щас! – хмыкает в ответ Чонун, поднимая над лицом телефон и щёлкая на кнопку разблокировки. – Ты забыл, как я нам ужины готовил, когда мы жили вместе? – Такое забудешь, – улыбается мужчина, прикрывая глаза и машинально поглаживая левой рукой спину прижавшегося к нему Кюхёна, – до сих пор твои кимчи-пучимгэ* поперёк горла стоят. Парни смеются, вспоминая времена их сожительства, когда Йесон, не особо шарящий в готовке, пытался сварганить что-нибудь вкусное для Чонсу, но каждый божий раз у него получалось что-то острое, пересоленное, и с "приятной" ноткой гари. Приходя вечером с работы и имея радость получить на ужин горелое нечто, Итук смеялся, говоря, что донсен весьма изобретателен, раз додумался подавать блюдо сразу с активированным углём, а затем надевал фартук и вставал к плите готовить что-нибудь вкусненькое. И съедобное. – Ладно, так и быть, пойду умоюсь, – вздыхает Чонун, откладывая телефон и расстёгивая спальный мешок, – пока ты тут свою мелочь тискать будешь. Десять минут! Потом я вас отсюда выкину и лягу досыпать, – с этими словами, взяв в руки маленькую прозрачную косметичку и закинув на плечо белое полотенце, мужчина выползает из палатки, застёгивая за собой "дверь". Как только бета делает несколько шагов от палатки в сторону машины, Чонсу переворачивается на бок, лицом к Кю, целует его в лоб и крепко сжимает в объятиях, утыкаясь носом в макушку парня. Мальчишка пахнет глинтвейном, аромат его феромонов такой яркий и насыщенный, что кажется, будто у него вот-вот должна начаться течка. Хотя, возможно, это просто после сна его запах сконцентрировался в мешке. – С добрым утром, мой маленький альфа, – с улыбкой шепчет Итук, шаря руками по спине и плечам донсена, – я так хорошо спал сегодня. Как себя чувствуешь? – Не хочу вставать, – хнычет юноша, проводя носом по груди старшего и вдыхая его апельсиновый аромат, – могу проваляться вот так с Вами весь день, – он даже не сразу понимает, что обращается к старшему официально, но мгновенно осознаёт свою ошибку, когда учитель щипает его за плечо. Нахмурившись, Кюхён немного отстраняется, сползает вниз, быстро-быстро собирает футболку хёна гармошкой и, нырнув под неё головой, начинает гладить ладонями и целовать грудь альфы, дополняя поцелуи лёгкими укусами. От неожиданности Чонсу дёргается, осматривается по палатке, будто проверяя, нет ли кого поблизости, но, стоит омеге коснуться языком соска и втянуть его в рот, мужчина закрывает глаза, кладёт ладонь на голову Кю и рвано выдыхает, позволяя ему делать всё, что захочется. Понимая, что играет с огнём, Кюхён силой переворачивает старшего на спину, трётся животом о его бёдра, чувствуя утреннюю эрекцию через слои одежды, и, с большим усилием показав клыки, от души кусает альфу чуть ниже правого соска, оставляя таким образом свою маленькую метку. Зато Итук, кажется, совсем от этого не в восторге: он еле сдерживает вскрик, вместо этого впившись зубами в нижнюю губу, сжимает волосы мальчишки в кулаке вместе с футболкой, и весь напрягается, сгибая ноги. Это чертовски больно! Паразит, это ж надо было так хитро поставить метку – сперва расслабил, целовал, гладил, а потом как жахнул клыками! Кто так делает? – М-м-м, я ж тебя тоже сейчас покусаю, – рычит Чонсу и, грубо вытащив мальчишку из-под своей футболки, подтягивает его вверх, переворачивает на спину, нависает сверху, втискивая колено между стройных ног, и, склонившись над ним, начинает жадно расцеловывать нежную шею, наперёд зная, что в губы поцеловать омега не даст без чищеных зубов. – Хён, стой! – сдавленно пищит Кюхён, упираясь ладонями в грудь мужчины и сто раз жалея, что вообще выпустил клыки, которые теперь, к слову, ещё и не убираются. – Я случайно! Хён! – Опять к нему приревновал? – хищно улыбаясь, спрашивает Итук, кивая на соседний спальный мешок, в котором спал Йесон. Вместо ответа юноша отрицательно мотает головой из стороны в сторону и в глубине души испытывает огромное облегчение от того, что не видит обострившихся клыков учителя, значит, сейчас его поведение – лишь возбуждающая игра, он не собирается по-настоящему кусаться и потому можно ему поддаться. Будто почувствовав изменения в омеге, Чонсу наклоняется и продолжает целовать его шею, в этот раз немного медленнее и осторожнее, чтобы не напугать его. Он не спеша спускается к ключицам, вздёргивает чёрную футболку, в которой Кюхён спал ночью, гладит и целует его грудь, уделяя внимание каждому грубому шраму, рассекающему светлую кожу, толкается бёдрами и с удовольствием отмечает, что юноша уже возбуждён. Проложив дорожку из поцелуев к впалому животику и при этом совсем скрывшись в спальном мешке, Итук прикладывает ладонь к паху Кю и весь покрывается мурашками от сдавленного тихого "м-м-м", прозвучавшего над головой. Омега чертовски вкусно пахнет, и так возбуждён, что взять его можно прямо здесь и сейчас. Но нельзя. Мешает то злополучное правило, которое Кюхён просил его соблюдать. Поэтому, собрав силу воли в кулак, Чонсу выныривает из мешка и, снова нависнув над раскрасневшимся, тяжело дышащим парнем, улыбается ему. – Мы можем остановиться в мотеле, когда приедем в Тэан. Если хочешь, можем сделать это сегодня, – он смотрит прямо в глаза омеге, чтобы уловить реакцию, и встречает в карих глазах желание, смешанное со страхом. Хочет. Боится, но хочет. И сегодня есть все условия: чужой город, мотель, отключённые телефоны, ни одной знакомой души поблизости. Однако всё зависит только от Кюхёна, как решит именно он. Удивлённо похлопав глазами, мальчишка опускает взгляд и быстро взвешивает все "за" и "против". С одной стороны, это, возможно, единственный шанс на близость до того, как все вокруг узнают об их отношениях, а с другой стороны, как-то страшновато полностью отдаться Чонсу, он всё же взрослый мужчина, вдруг в пылу страсти не сдержится и укусит? К тому же первый раз, судя по прочитанным статьям, парни-омеги испытывают не самые лучшие ощущения в жизни, особенно вне сезона, без течки. И почему… почему именно в такой интимный момент в голову навязчиво лезут мысли о Донхэ?! Откуда вообще он взялся на задворках сознания? Чёрт бы его побрал… – Хён… извини, я не могу… Прости, знаю, тебе хочется, и я чувствую себя ужасно из-за того, что не могу перебороть свой страх, но… – Эй, да всё хорошо, ты чего, – видя, что мальчишка начинает нервничать и мямлить, спешит успокоить его Чонсу, – не загоняйся на эту тему! Ты же знаешь, я не буду давить, – тепло улыбнувшись, он ласково проводит ладонью по гладкой щеке мальчишки и пальцами цепляет свившиеся кольцами, растрёпанные ото сна прядки волос. – Это только твоё решение, я не стану ничего делать против твоей воли. Я люблю тебя, – от этой фразы Кю вздрагивает, будто его прошибает разрядом тока, и его глазки становятся немного больше, превращаясь в милые оленьи глазищи, что старшего радует, – и сделаю всё для твоего комфорта, так что… Давай подождём, если чувствуешь, что ещё не готов. – Спасибо, – с облегчением выдыхает Кюхён, прикрывая глаза. Всё-таки истинный ему попался идеальный: тактичный, внимательный, и ужасно терпеливый. Другой на его месте сбежал бы, наверное, после отказа… – Ну всё, я тоже пойду умоюсь, а ты можешь пока поваляться, всё равно ещё все спят, – чмокнув напоследок омегу в лоб, Чонсу выползает из спального мешка, сразу натягивая вниз футболку, чтобы скрыть топорщащиеся шорты, находит в ворохе одежды у ската свою косметичку с полотенцем, и тихо выходит из палатки, так же осторожно застегнув за собой "дверь". Зарывшись обратно в спальный мешок, в котором теперь стало сравнительно просторнее, Кюхён от души зевает, потягивается, и, раз уж вытянул лапки, берёт свой телефон, вспомнив, что вчера ночью ему что-то приходило. Ожидая увидеть очередную рекламку, он жмёт на кнопку блокировки и… сердце пропускает удар, когда взгляд падает на графу "отправитель". Ли Донхэ. Это он ночью вибрировал сообщениями! Как странно. Но больше напрягает начало последнего сообщения, которое и высвечивается на главный экран: "Постоянно думаю о тебе…". А что, если бы Чонсу увидел это?! Он, конечно, как разумный взрослый человек, не горит интересом к проверке его телефона, но вдруг? Что, если бы он проснулся, когда телефон завибрировал, – а вибрировал он, судя по циферке 6 рядом с сообщением, шесть раз, – взял его и увидел это?! Он ведь так просил не общаться с Донхэ и Ынхёком, а тут… Наверное, увидь он это, их отношениям мгновенно пришёл бы конец. Глубоко вдохнув, чтобы успокоить быстро бьющееся сердце, Кюхён всё же открывает чат, читает сообщения, офигевая с написанного, и внимательно рассматривает четыре присланных фотографии. Первая сделана перед огромным зеркалом дома – на фото Донхэ с Хёкджэ, одетые в яркие рубашки, футболки и джинсы, с причёсками и макияжем, явно готовятся к выходу и перед этим сфотографировали себя в зеркале в полный рост. Второй снимок сделан уже в каком-то клубе – темно, сине-фиолетовый свет стробоскопов, Донхэ, чуть прикрыв глаза, показывает язык, а позади, с любопытством заглядывая в камеру, стоит Хёкджэ с какой-то синей повязкой на лбу. Третья фотография из машины, видимо, это уже по пути домой – тёмный салон автомобиля, жёлтый свет фонарей, уставшая мордашка Хэ, на плече которого лежит блондинистая голова, парень улыбается в камеру и его глаза немного прикрыты. Видимо, на этом фото он порядком пьян, или просто хочет спать. Но, глянув на последнюю фотографию, юноша понимает, что первые три были ерундой. На последнем снимке Донхэ лежит на животе, с голым торсом, влажной чёлкой, слипшейся стрелками на лбу, уже без макияжа, одной рукой он обнимает белую подушку, скрывая таким образом грудь, другой фотографирует, и, закрыв глаза, вытягивает губы в поцелуе, подтверждая своё последнее сообщение. – "Если бы ты был здесь, надеюсь, позволил бы мне снова поцеловать тебя"? – нахмурившись, вслух читает Кюхён, снова поднимая взгляд на последнюю фотографию. Поцелуй. Это намёк? Хэ хочет встретиться и повторить тот вечер, когда они напились и поцеловались? Чёрт, и вот как отказать этой моське? Донхэ такой милый на фотографии… – Хм, а если б я поехал с ними в клуб… он бы рискнул снова сделать это? – сам себя тихонько спрашивает Кю, разглядывая фотографии альфы, и невольно улыбается, вспоминая тот тёплый, нежный, пьяный поцелуй в ночном подъезде. Да, это было здорово. И совершенно отличалось от поцелуя с Чонсу. – Наверное, рискнул бы, – делает положительный вывод юноша, мечтательно уставившись в потолок, но, услышав рядом с палаткой шаги, закрывает приложение, блокирует телефон и кладёт его рядом с подушкой, зарываясь обратно в спальный мешок. Не хватало ещё, чтобы Итук узнал о сообщениях с таким компрометирующим содержанием в его телефоне. Но шаги оказываются принадлежащими Йесону: мужчина, умывшись, побрившись и начистившись, залезает в палатку, попутно смеряя омегу убийственным взглядом, сворачивает свой спальный мешок, переодевается из ночной одежды в шорты, футболку и рубашку, и, включив фронтальную камеру на телефоне, немного подкрашивает глаза – просто по привычке, потому что привык краситься перед тем, как выйти куда-то. – Глубоко вдохни, задержи дыхание и полежи так пару секунд, потом выдыхай, – вдруг говорит Чонун, глядя на себя в камеру и обращаясь при этом к притихшему в своём мешке донсену. – Зачем? – боязливо спрашивает Кюхён, высовывая нос из-за краешка мешка. – Затем, что неприлично старшим клыки показывать, – невозмутимо отвечает бета, – особенно своему учителю. – Извините, – бурчит Кю, – спасибо, – немного подумав, добавляет следом. – Но… я же уже закончил школу и Вы, вроде как, уже не… – Насколько я знаю, ты поступил в старшие классы при нашей школе, – закончив замазывать синяки и подкрашивать верхние веки, Чонун оборачивается и убивает мальчишку взглядом, – так что будешь меня видеть в коридорах ещё ближайшие три года. Рад? – А вчера Вы были добрее, – скептически изогнув правую бровь, бурчит Кю из мешка. – Вчера я был в расстройстве и маленько бухенький, так что добрым ты видел меня первый и последний раз, – гордо отвечает учитель, и, застегнув косметичку, продолжает рассматривать своё лицо со всех сторон, глядя в экран телефона. – Ниправда, – с хитрой улыбочкой коверкает слова юноша, стараясь прикрыть губы, чтоб снова не светить клыками перед старшим, – когда Итук-хён болел, Вы тоже были добры ко мне. Так что… выходит, добрым я Вас видел уже дважды. А вот "бухеньким" – первый раз. За слишком длинный язык и своевольное поведение Йесон, резко развернувшись, сжимает зубы, хватает свою подушку, и пару раз от души хлопает ей смеющегося студента, прикрывшего лицо руками. Вот же маленькая зараза! Острит и не боится даже! Надо бы поговорить с Чонсу, чтоб он научил своего парня манерам. – Хорош, блин, ржать! – продолжая пиздить Кюхёна подушкой, чеканит слова Чонун, при этом уже не сдерживая улыбки – всё же мальчишка, несмотря на острый язык, лёгок в общении, и умеет поддержать шутку, не боясь нарваться на вот такие пиздюли. – Нас! Сейчас! Услышат! – Учитель! Убивают! Спасити-помогити! – заливаясь смехом откуда-то из середины спального мешка, вопит Кю, мельком думая, что это правда первый и последний раз, когда он видит такого Йесона. А бета, оказывается, вовсе не такой холодный, как казалось, и даже чувство юмора у него есть. Открытие, однако! – Ты маленький, вредный, доставучий паразит, – ударив парня последних три раза, Йесон, запыхавшись, отбрасывает подушку и, усевшись в позу лотоса, смотрит, как донсен вылезает из-под "одеяла": сперва показываются растрёпанные, наэлектризованные волосы, затем высокий лоб с ровными бровями, и наконец из-за края мешка показываются влажные карие глазищи. Юноша внимательно смотрит на учителя, будто изучая его, и залипает на его открытой, белоснежной, счастливой улыбке. М-м, действительно редко Чонуна можно увидеть таким, обычно он сдержан и строг. – Кхм, так, ладно… – кашлянув, вмиг серьёзнеет мужчина, вдруг осознав, что пауза как-то неловко затянулась, – чеши мыться, и дуй в машину, пока никто тебя рядом с нашей палаткой не увидел. Да, и… через час у всех подъём, будем завтракать, так что… можешь заодно вещички начать собирать, – опустив взгляд, Чонун поджимает губы и вылезает из палатки, в этот раз решив оставить "дверь" открытой. Следуя совету учителя, Кюхён, оглядываясь по сторонам, выползает из преподавательской палатки, трусцой перебегает к машине, в которой, по идее, должен был ночевать прошлой ночью, застаёт возле неё бреющегося Чонсу, и, посмеиваясь над ним, встаёт рядом чистить зубы, поскольку хён прихватизировал пятилитровую бутыль воды для умываний. Они по очереди льют друг другу воду на руки, чтобы смыть пенку с лиц, умудряются вымыть голову, чудом растянув бутыль воды на двоих, и, в шутку брызгаясь, наконец вытираются полотенцами. Вороша влажные волосы маленьким зелёным полотенцем, Кюхён посмеивается над растрёпанным Чонсу, но не может сдержать широченной улыбки при виде своего ещё немного сонного, свежего, без макияжа, со следом подушки на щеке альфы. После водных процедур Итук, переодевшись из ночной одежды в обычную, посылает Чонуна с Кюхёном в лесок за сухими ветками для костра, сам устанавливает огромные складные зонтики вокруг будущего кострища, чтобы спастись от солнца, которое уже набирает жар, и начинает подготавливать продукты для завтрака. К тому моменту, как Кю с Йесоном возвращаются, таща в руках по огромной связке веток, у мужчины нарезаны все овощи, промыт и замочен рис, ровными стопками стоят пластиковые тарелки и стаканы, и двое родителей, разбуженных им, уже приводят себя в порядок. Всего за час Чонсу готовит быстрый завтрак, состоящий из риса, кимчи и рамёна, будит учеников, совершая рейд по всем палаткам, и, собрав всех у костра, блюдёт, чтоб каждый студент как следует позавтракал, ведь им ещё предстоит долгий путь до Сеула. В половине одиннадцатого они начинают собираться: выпускники сворачивают палатки и пакуют свои вещи, учителя по всем правилам пляжа убирают место стоянки, собирают мусор в большие мусорные пакеты и закидывают их в багажник машины, и сто раз перепроверяют все свои сумки. В без десяти одиннадцать Йесон, взвалив на плечи свой рюкзак, пересчитывает всех учеников, собрав их в кучу, и объявляет, что теперь им нужно топать обратно до той остановки, на которой вчера их высадил автобус. – Подождите! – вдруг громко вскрикивает Сонмин, обеспокоенно крутя головой во все стороны, как сова. И, к слову, так же смешно выпучив глаза. – Где Чо Кюхён?! – Боюсь, вам придётся ехать без него, – мгновенно откликается Чонсу, чуть склоняя голову будто бы в знак извинений, – Господину Чо Кюхёну внезапно стало очень плохо, я дал ему лекарство, но вынужден отвезти в ближайшую больницу, чтобы не стало ещё хуже. – А что с ним? Что случилось? – слышится сразу несколько любопытствующих голосов. – Возможно, отравление, – быстро отвечает Йесон, глянув на друга, – Учитель Пак отвезёт его в больницу, а после они вернутся в Сеул. Не о чем волноваться. Так, а теперь все быстро перебираем ножками, у нас десять минут, чтобы добраться до остановки, или автобус уедет без нас! Учителя переглядываются, Чонсу кивает младшему в знак благодарности, мельком смотрит на обеспокоенных сопровождающих родителей и, вежливо поклонившись им, уходит к машине, в которой на переднем сидении с умирающим видом сидит Кюхён. – Поверили? – как только альфа усаживается на водительском сидении и пристёгивается ремнём, спрашивает Кю, на всякий случай не выходя из образа "умирающего от отравления школьника". – Кажется, да, – настраивая зеркала, Чонсу заводит мотор и, оглядываясь, начинает осторожно выезжать по песчаному пляжу в сторону асфальтированной дороги, – легенда такая: у тебя на нервной почве случилось несварение, напала тошнота и рвота, я повёз тебя в больницу на промывание. – Без страховки? – скептически фыркает юноша, наконец выпрямляясь на сидении и прекращая строить из себя умирающего. – Без страховки и за огромные деньги, – понимая, что просто "приём в больнице" будет звучать неправдоподобно, сходу соображает Чонсу. В самом деле, куда реалистичнее будет звучать история об отравлении, посещении экстренной скорой помощи, и о нехилой сумме, которую мужчина отдал за своего горячо любимого ученика. – Впрочем, об этом мы ещё успеем поговорить, а пока… куда хочешь поехать в первую очередь? – приближаясь к асфальтированной дороге, с улыбкой спрашивает альфа, поворачивая голову, чтоб глянуть на сияющего в предвкушении путешествия Кюхёна. – Да куда угодно, лишь бы с тобой, – расплывается в широченной улыбке омега. – Ой фу, – наигранно морщится в ответ Чонсу, снова обращая всё своё внимание на дорогу, – как приторно и сопливо. – Кофе! – тут же выпаливает юноша, сложив руки на груди. – Хочу холодный кофе и лимонад. Заедем в какую-нибудь кофейню? Увы, Тэан оказывается очень тихим провинциальным городком, в котором Кю не возжелал останавливаться, зато парни делают остановку в Асане, чтобы выпить холодный кофе, перекусить и просто немного погулять. Этот город тоже не особо большой, но шумный, и этим походящий на Сеул. Сначала Чонсу останавливается у небольшой кофейни, найденной совершенно случайно в навигаторе, затем предлагает погулять по городу, просто чтобы провести время вместе, но в процессе бесцельного шатания по улицам они натыкаются на красивый зелёный парк, в котором проводится ярмарка. Решение приходит мгновенно – надо туда пойти. Кюхён, чувствуя себя маленьким ребёнком, с восторгом разглядывает яркие палатки с сувенирами и воздушными шариками, выпрашивает у Чонсу свёрток кимпаба и коробочку ароматных токпокки, с любопытством наблюдает за детьми, участвующими в мастер-классе по изготовлению воздушных китайских фонариков, и залипает на красивой девушке, сидящей в тени огромного зонтика и создающей красивые картины с каллиграфией. – Хочешь, давай возьмём одну? – заметив, с каким восторгом юноша наблюдает за кистью художницы, спрашивает Чонсу, потягивая через трубочку ледяной латте. Ему доставляет удовольствие видеть своего омегу таким – настоящим, счастливым, не ограниченным правилами и давлением знакомых, свободным. Хочется видеть его таким всегда. – Да нет, это дорого, – мгновенно сникает Кюхён, глянув на ценник рядом с маленьким холстом: такой стоит тридцать тысяч вон*. – И потом… Мне некуда её повесить, ты же видел мою комнату. – А мне кажется, над кроватью будет хорошо смотреться, – мужчина подмигивает донсену и кивает на картины, поднимая брови, – выбирай, какую хочешь? Недолго думая, Кюхён указывает на среднего размера картину с изображением туманных гор, леса и золотого дракона, и Чонсу тут же её покупает, а девушка сворачивает тонкий рисовый лист в трубку и кладёт его в плотный картонный тубус с крышкой. Довольный покупкой, омега широко улыбается, принимает из рук девушки тубус с картиной, и, низко ей поклонившись, тянет учителя дальше. Из Асана они выдвигаются около двух часов дня, набравшись впечатлений на ярмарке, и едут до Сувона с одной остановкой по пути, чтобы заправиться и посетить туалет. В Сувоне тоже тормозят на "погулять" и "поесть": сперва, остановившись в центре, обедают в хорошем щикданге с большими традиционными порциями, затем Чонсу ведёт мальчишку в Хвасон Хэнгун – традиционный дворец, напоминающий, как и любой другой корейский дворец, Кёнбоккун и Чандоккун. Прогуливаясь по каменным дорожкам и разглядывая красивые черепичные крыши, мужчина, скрипя мозгами, вспоминает и рассказывает Кю все известные ему факты об этом дворце, удивляя его своими немаленькими знаниями, предлагает сделать фотографии и, когда младший соглашается, включает камеру на телефоне. Спрятавшись за очередной стеной от глаз многочисленных туристов, Итук приобнимает свою омегу и, улыбаясь в камеру, делает несколько снимков подряд, затем меняет позу, делает ещё пару фотографий, и напоследок, наклонившись, целует юношу, успевая сфотографировать, пока тот пребывает в лёгком шоке от неожиданности. – Эй, ты чего! – смущённо бормочет Кюхён, отталкивая учителя и оглядываясь по сторонам. – Тут же куча людей! – А ты всю жизнь собрался от меня шарахаться? – опустив телефон, спрашивает Итук, снова выпрямляясь. – Оглянись, вокруг никого! Это во-первых. Во-вторых, мы в чужом городе, нас никто здесь не знает. И в-третьих, – он делает шаг навстречу донсену и, скользнув правой рукой по его талии, понижает голос, притягивая мальчишку к себе, – мы истинные, а в таком вопросе пол не имеет значения. – То есть, на данный момент мы как бы в открытую пара? – подняв правую бровь, уточняет Кю. – Окей, говорю открытым текстом: сейчас ты – мой муж. От этой фразы Кюхён смущённо опускает голову, чтобы прикрыть глаза чёлкой, прикусывает нижнюю губу и чувствует, как щёки и уши загораются жгучим румянцем. Странно слышать такое. Странно и безумно приятно. Муж? Да, ему бы хотелось наконец рассказать всем, что они с Чонсу встречаются, что они настоящая пара, истинная пара альфы и омеги, но муж… Это как-то слишком. – Тебе не кажется, что ещё рано говорить об этом? – отстранившись от учителя, мямлит Кю, смотря на гравийку под ногами. – То есть, ты бы отказал мне, предложи я тебе выйти за меня замуж? – серьёзнеет Итук, уловив смену настроения парня. Вот зачем он вообще заикнулся о "муже"? Они только вчера по-настоящему признались друг другу в чувствах, да и школьник ещё совсем мал для таких разговоров. Но ведь это было сказано скорее шуткой, чтобы расслабить донсена, а он воспринял фразу всерьёз. Кюхён молчит, боясь поднять взгляд. Бегая глазами по мелкому гравию, хрустящему под подошвой кроссовок, он лихорадочно соображает, что сказать, и прикидывает, как бы помягче объяснить хёну свою позицию. Да, он не хочет выходить за него замуж. Да вообще ни за кого не хочет! Какое к чёрту замужество в шестнадцать-то лет?! Ему даже мыслей таких не приходило в голову, а Чонсу вот так разом взял и ошарашил его прямым заявлением "ты мой муж". Конечно, это было сказано не всерьёз, однако произвело на юношу сильное впечатление, с которым он сейчас пытается справиться. Поёжившись, Кю обхватывает себя руками, будто замёрз, ведёт головой и сжимает пальцами плечи, чувствуя буквально повисшую в воздухе неловкость. Вот что ответить? Сказать правду? А какую правду? Что он не уверен в Чонсу и боится связаться с ним чем-то более весомым, нежели просто отношения? – Малыш, – тихо зовёт омегу Итук, выводя того из ступора, – ответь. – Не дави на меня, – мгновенно ощетинивается Кюхён, резко поднимая голову и решительно, нагло смотрит в глаза старшего, в последний момент подумав, что лучшая защита – это нападение. – Давайте поговорим об этом после разговора с моими родителями, Учитель Пак, – он с нажимом произносит уважительное окончание и обращение к преподавателю, и, развернувшись, выходит из-за стены на людную площадь, чтобы уйти от неприятной темы. – Поговорим, поговорим, – вздыхает, отдаваясь эхом, Чонсу, и, засунув телефон в карман шорт, идёт следом за своим парнем, вскоре равняясь с ним. После разговора во дворце настроение обоих заметно падает, поэтому, решив всё взять в свои руки и исправить ситуацию, Итук покупает Кю огромный бинсу* с клубникой, разрешает ему не пристёгиваться, закинуть ноги на приборную панель в машине, и старается шутить, чтобы отвлечь младшего и восстановить прежнюю лёгкую атмосферу. И спустя полчаса ему это удаётся, аккурат, когда проезжают очередную маленькую деревеньку с огромными, уходящими вдаль рисовыми полями. Больше тему замужества они не поднимают, обдумывая это каждый сам по себе, но зато обсуждают предстоящую беседу с родителями Кюхёна и результаты его экзаменов. При упоминании имени матери юноша хмурится, думая, что дома наверняка его ждёт допрос, и холодеет, вспомнив, что за весь сегодняшний день он брал телефон в руки только… с утра, когда проснулся. Резко подорвавшись, Кюхён разворачивается, тянется к своему рюкзаку, лежащему среди кучи походных вещей на задних сидениях, вытаскивает из бокового кармашка телефон и, усевшись обратно, нажимает на кнопку блокировки. – Ебать меня неловко… – задумчиво выдаёт Кю, глядя на экран телефона и совершенно не обращая внимания на округлившиеся глаза Чонсу, обалдевшего от нецензурного выражения, которые донсен редко при нём использует. На главном экране сходу выпадает куча уведомлений: семь звонков, три сообщения, два сообщения в KakaoTalk, и мелкие уведомления приложений, которые мальчишка смахивает за ненадобностью. Оу, а вот это плохо… Все звонки и сообщения принадлежат абоненту с именем "мама". – Мне трындец, – выпаливает Кюхён, читая сообщения. – Что там? – тут же откликается, нахмурившись, Чонсу. – Мама. Ей кто-то сообщил, что мы поехали в Сеул отдельно от класса, – юноша говорит медленно, пролистывая тексты сообщений, и делает вывод, что мать волновалась не столько из-за его "отравления", сколько из-за того, что они с Учителем Пак остались наедине. Ну всё, теперь она с них живых не слезет. – Пишет, что дома нас ждёт серьёзная беседа. Чёрт, она меня убьёт! Сжав губы, Итук, поглядывая на дорогу, берёт свой телефон, лежавший рядом с коробкой передач, жмёт на кнопку и, увидев ленту уведомлений, отдаёт гаджет Кю со словами "на, прочитай". Пролистав уведомления приложений, парень натыкается на пропущенный звонок от своей мамы, а следом на ещё три пропущенных звонка с именем Госпожа Хва. – Тебе звонила моя мама и какая-то Госпожа Хва, – возвращая телефон старшему, подводит итог омега. – А-а-а, так вот, всё-таки, кто был засланцем, – задумчиво тянет Чонсу, неотрывно глядя на дорогу, и следом отвечает на молчаливый вопрос донсена, удивлённо повернувшегося к нему, – Йесон узнал, что кто-то из той толпы, с которой мы ездили на море, должен был следить за нами, но кто именно – мы не знали, поэтому старались быть максимально осторожными с каждым учеником. А этим шпионом оказалась мама Хиджэ, Госпожа Хва. Видимо, твоя мать подговорила её. Да-а, это плохо… – Погоди, я позвоню маме, – бурчит Кюхён и успевает набрать мамин номер раньше, чем Итук реагирует громким "нет, стой, не звони!". Вопреки всем тревогам разговор с родительницей выходит коротким и относительно спокойным: мама спрашивает, почему сын не отвечал и что вообще с ним случилось, на что Кю уверенно врёт об отравлении, посещении клиники, промывании желудка, и плохом самочувствии, а после, на вопрос "с кем ты едешь" безэмоционально отвечает "с Учителем Пак", и, чтобы избежать дальнейших вопросов, говорит, что они скоро приедут, и что пропадает связь, после этого сразу отключаясь. Кажется, всё не так уж плохо, голос матери хоть и был взволнованным, но никакого подозрения в её голосе Кюхён не услышал – это значит, что Госпожа Хва или не поняла их махинаций с совместной поездкой, или тактично решила держать рот на замке о взаимоотношениях учителя и ученика по какой-то непонятной причине. В любом случае, о взбучке дома можно уже не переживать, её попросту не будет. Или будет, но куда меньших масштабов. Тот час, что занимает дорога из Сувона до Сеула, парни проводят в лёгком напряжении: Кюхён накручивает себя, выдумывая различные варианты развития событий дома, а Чонсу, видя, в каком состоянии младший, пытается его отвлечь и разговорить, что удаётся, честно говоря, так себе. Въехав в Сеул через район Doksan-dong, мужчина настраивает навигатор и, не спрашивая Кю, указывает маршрут прямо до его дома, стараясь при этом ехать максимально быстро, насколько это возможно на городских дорогах. Отпускать юношу домой в таком состоянии желания нет, но деваться некуда – разговора с родителями ещё не было, и забрать омегу просто так он тоже не может. А ведь так хочется… Сейчас бы привезти его в свою квартиру, вместе разобрать вещи из машины, пустить в душ, дать потискать Кунги, поужинать, усевшись на полу за низким журнальным столиком, и лечь спать, обнявшись перед сном. "Всему своё время", – успокаивает себя Чонсу, – "мы обязательно будем жить вместе, когда Кюхён закончит школу". – Не хочу туда идти, – будто подслушивая мысли старшего, вздыхает Кю, когда машина останавливается возле его дома, – я сейчас столько "хороших" слов в свой адрес услышу. – Не думаю, что родители станут как-то тебя третировать, – стараясь поддержать омегу, говорит Чонсу, и, сев вполоборота, кладёт ладонь на колено парня, – ты главное делай вид, что умираешь от отравления, и они не будут тебя мучить. – Вряд ли, но попробую, – улыбается Кю, переводя взгляд со стены дома на лицо мужчины и встречаясь с ним глазами. – Спасибо за такую классную поездку, было здорово, – он кладёт ладонь поверх руки учителя и немного сжимает её, будто стараясь передать так свои эмоции. – Думаю, в следующий раз мы поедем к морю уже вдвоём. Только ты и я, – Чонсу замолкает и, прикусив нижнюю губу, рассматривает лицо омеги, любуясь им. Такой довольный, чуточку сонный, смешной с растрёпанными от ветра волосами, но всё равно очень красивый. От переизбытка нежности мужчина наклоняется, тянется к Кю, подцепляет пальцами его подбородок и мягко целует в губы, задерживаясь буквально на несколько секунд. М-м, юноша потрясающе пахнет глинтвейном, пахнет до того соблазняюще, что прямо сейчас можно опьянеть… – Когда я могу встретиться с твоими родителями? – отстранившись, вполне серьёзно спрашивает Чонсу. – Хочу поскорее обсудить с ними сложившиеся обстоятельства. – Давай я сначала их как-нибудь подготовлю, а потом… разберёмся, в общем, – отмахивается Кюхён и, развернувшись, забирает с заднего сидения свою спортивную сумку с вещами, кряхтя от её тяжести, – напишу перед сном, – улыбается на прощание мальчишка, – до скорого, – и, накинув лямку сумки на плечо, открывает дверь и выходит из машины, напоследок посылая учителю воздушный поцелуй через стекло. В квартиру Кюхён входит практически на цыпочках, стараясь максимально тихо двигаться, однако его шуршание сходу узнаёт мама и громко, на весь дом зовёт его на кухню "поговорить". "Да-а-а, сейчас так поговорим, что мало не покажется", – вздыхает Кю, и, бросив сумку на пол в своей комнате, плетётся на кухню, ассоциируя это с дорогой на эшафот. Откровенно страшно идти на разговор с родителями, ведь темой может стать что угодно: их вскрывшиеся отношения с Чонсу, ложь об отравлении, слитая информация от Госпожи Хва или… да хрен знает, что ещё может стать причиной разговора! Жутковато… Войдя на кухню, юноша быстро оценивает обстановку и приходит к выводу, что повод к разговору носит скорее радостный характер, нежели получение пиздюлей. Отец, вон, сидит за столом совершенно спокойный, мама тоже не убивает взглядом, хотя смотрит осуждающе, сразу видно – знает, и жутко недовольна тем фактом, что единственный и горячо любимый сын в отношениях с преподавателем. Но в целом обстановка спокойная, так что можно немного расслабить булки. – Садись, – кивает отец на стул напротив себя, и Кюхён, кивнув, послушно садится за стол, неотрывно смотря на родителя. – Кюхён-а, – мужчина берёт в руки какой-то конверт, стучит его ребром по столешнице, и в упор смотрит на юношу, – мы с мамой посовещались и решили, что за усердную учёбу и отлично сданные экзамены ты заслуживаешь награды. К тому же этот год выпускной, и ты сдавал дополнительные международные экзамены, что было сложнее вдвойне… В общем, держи, наш тебе подарок. Кюхён быстро переводит взгляд на улыбнувшуюся мать, двумя руками принимает из рук отца конверт и, опустив голову, нетерпеливо рвёт крышечку в месте приклеивания, с любопытством открывая его и заглядывая внутрь. Какие-то две бумажки и деньги. Нахмурившись, он сначала вытаскивает деньги – тоненькую пачечку зелёных, пахнущих пачули и печатной краской стодолларовых купюр, а следом вынимает два электронных авиабилета. Пробежав глазами по билетам, омега удивлённо выпучивает глаза и аж теряет дар речи. Это билеты в Америку! В Америку!!! Обалдеть… Вылет из Инчхона, пересадка, и конечная точка маршрута Бостон, международный аэропорт Логан. Значит, они летят к Аре? – Бостон? – дрожащим от шока голосом пищит Кю и поднимает глаза на отца. – Вы дарите мне… поездку в Бостон? – Мы подумали, будет здорово провести каникулы всей семьёй на море, за границей, – улыбается в ответ Господин Чо и, посмотрев на жену, кладёт ладонь на её руку, подтверждая свои слова, – мы с мамой возьмём отпуск и полетим все вместе. – Но… виза? А подача документов для перевода в старшие классы? – округляет глаза Кюхён. – А результаты международных экзаменов? Я же их ещё не получил… Пап, мы не можем уехать! Нуна в курсе, что вы собираетесь к ней? – Насчёт документов и экзаменов не переживай, – спешит успокоить его мама, ласково поглаживая Кю по плечу, – результаты придут в электронном виде на почту, подача документов в старшие классы начнётся с семнадцатого августа и подать их тоже можно будет через сайт школы, так что тебе не о чем волноваться. К тому же, мы уже обо всём договорились с директором Чхве Шивоном и ты, можно сказать, практически зачислен. – Виза? – вопросительно изгибает бровь Кюхён. – Документ на визу под билетом, поставь, пожалуйста, свою подпись и дату в самом низу, и уже через несколько дней виза будет готова, – отвечает отец, кивая на листы в руках сына. Вытащив листок, лежащий под распечаткой билета, юноша мельком пробегается глазами по тексту, затем встаёт, берёт из шкафчика над плитой ручку и, сев обратно за стол, подписывает сегодняшнюю дату и ставит размашистую роспись в отведённой для этого графе. Подумать только, они летят в Бостон! В Америку на каникулы! О чём тут можно раздумывать – соглашаться и только! Тем более, если родители уладили вопрос с документами и узнали, что всё можно сделать дистанционно, то и волноваться не о чем! Смело можно расслабиться и с чистой совестью ехать! И, если уж быть откровенным, он очень соскучился по старшей сестре, поскольку последний раз они виделись года три назад, ещё до переезда в Мокпо… Можно будет наконец-то поговорить с Арой по душам, как раньше, рассказать ей о Чонсу и Братьях Ли, о волейболе, о Сонмине, и о вечно мрачном Йесоне с его мучениями на физике и химии, и вообще обо всём, что произошло за последние полгода, чтоб прям в красках, с эмоциями! А ещё будет возможность поржать над её парнем, ведь грех не поиздеваться над бетой, которого прессует его сестрёнка-альфа. Отдав бумажку с визой отцу, Кюхён возвращается к разглядыванию билета, уже не сдерживая счастливой улыбки, смотрит на время в полёте, время пересадки где-то в Доха, время прибытия в Бостон, и в последнюю очередь переводит взгляд на дату. – Вылет через две недели? Так скоро?! – вскрикивает парень, поднимая голову и выпучивая глаза на родителей. – Тебя что-то смущает? – поднимает брови мать, наклоняясь чуть ближе к столу. Вот чёрт. Одним только взглядом она намекает на их вчерашний разговор и фотографии с выпускного, поэтому Кюхён, сглотнув подкативший к горлу ком, стихает и отрицательно качает головой. – Нет, просто… так быстро, всего через две недели, – бурчит юноша, опуская взгляд. Почему-то только сейчас в голову полезли мысли о Чонсу… Надо ему сказать о поездке, а то волноваться же будет, потеряет. – А это… – взяв в руки деньги, он пересчитывает купюры, мысленно переводит доллары в воны и, офигев от суммы, поднимает округлившиеся глазищи на отца, – шестьсот тысяч вон?! – Шестьсот восемьдесят тысяч, если быть точным, – поправляет его отец, гордо подняв голову, – потратишь их как посчитаешь нужным, когда прилетим в Бостон, а пока… прими душ, переоденься, и будем ужинать. Давай-давай, – со смехом поторапливает мужчина, – от тебя морем несёт, иди мыться. – Мам, пап, спасибо! Спасибо огромное! – расплывается в широченной улыбке Кюхён и, схватив билет и деньги, кланяется в знак благодарности, а затем пулей улетает в комнату, чтоб взять вещи и пойти в душ. Из головы разом вылетают все здравые мысли, оставляя только розовые мечтания о предстоящей поездке и вещах, которые он купит на подаренные родителями шестьсот долларов*. Перед глазами так и стоит бесконечное голубое море, корабли и яхты в портах, яркое солнце, пальмы, освежающие газированные лимонады с арбузом, прогулки по красивому городу с классной архитектурой, и развлечения всей семьёй. Что же касается денег – сходу хочется купить всё! Но, чуть поубавив пыл, Кю решает, что первым делом купит себе свой собственный, новенький, лёгкий волейбольный мяч, рюкзак какого-нибудь крутого бренда вроде Ospray или Dakine, чтоб потом хвастаться им в школе и говорить, что привёз его прям из Америки, а ещё хочется купить себе крутой скейтборд – давно собирался научиться кататься на этой штуке! От нетерпения аж лапки чешутся! Намываясь в душе, Кюхён еле сдерживается, чтоб не запеть на радостях, но двадцать минут спустя, когда эмоции отходят на второй план, уступая место холодному уму, он вспоминает, что даже не заикнулся перед родителями о своей паре. Гадство. Хотел же их подготовить, начать издалека говорить об альфе, с которым встречается, предложить познакомиться. Хотя… может, лучше выбрать другую тактику? Мама в курсе его отношений с учителем, но молчит, зная, что отец прибьёт сына за такую выходку, значит, ей это выгодно по какой-то причине, или она, как омега, прониклась пониманием к Кю и поэтому не сдаёт его. Но тем не менее прессует сына морально… "Нет, скажу им просто, что мой классный руководитель хочет поговорить с ними по поводу моего поступления в старшие классы, рекомендации дать, а там уж мы как-нибудь съедем на тему отношений и всё расскажем", – выстраивает логическую цепочку юноша, поливая голову тёплой водой для лучшей циркуляции мыслей в мозгу. В самом деле, это будет лучшим вариантом, ведь не шарашить же родителей сходу фразой "мам, пап, знакомьтесь, это мой будущий муж". Надо только Чонсу написать, обрадовать новостью. После душа юноша переодевается и, ведомый аппетитными ароматами, буквально плывёт на кухню, где мама уже выставила на стол чашки с закусками и рисом. Они ужинают все вместе, обсуждая за едой предстоящую поездку, планируют, куда пойдут в первую очередь, мечтают о красивом пляже, залитом ярким солнцем, папа говорит, что хочет арендовать небольшой катер и прошвырнуться по побережью, а мама с нескрываемым восторгом говорит об Аре, по которой страшно соскучилась. Глядя на родителей, Кюхён улыбается и жалеет, что такие вот тёплые посиделки происходят в их семье слишком уж редко. Наевшись и добровольно помыв посуду после ужина, мальчишка уходит в свою комнату и прочно и надолго заседает в телефоне, потерявшись в чатах KakaoTalk – благо экзамены закончились, учиться теперь не надо, и появилось много свободного времени для обычного общения. Он включает на компьютере фильм, заваливается на кровать, открывает переписку с Чонсу, собираясь начирикать ему длиннющее сообщение и рассказать волнующую новость, однако этого ему не даёт сделать резко распахнувшая дверь спальни мама. От неожиданности омега вздрагивает, жмёт на кнопку блокировки экрана, дабы мать не увидела его переписок, и его голову посещает громкая мысль поставить пароль на телефон, а то чёрт знает, вдруг маман решит заглянуть в его чаты. Оглянувшись куда-то за спину, женщина входит в комнату, тихо закрывает за собой дверь и, в пару шагов преодолев то маленькое расстояние от двери до подскочившего сына, присаживается на край его кровати, прожигая тяжёлым, прибивающим к земле взглядом. Ну всё, вот сейчас будут ожидаемые пиздюли… – Скажешь ему об отъезде, и клянусь, я сообщу директору школы, что он домогался ученика, и напишу заявление в полицию, – тихо, угрожающе шипит мать, наклоняясь к сыну так близко, будто боясь, что их услышат. Или чтобы нагнать больше жути, хотя в этом нет необходимости: в секунду поняв, о ком идёт речь, Кюхён замирает, холодеет, и чувствует, как ёкает сердце. – Не посмеешь, – принимая сидячее положение, юноша опирается руками позади себя, поднимает плечи и чуть наклоняет голову, глядя теперь исподлобья, просто бессознательно пытаясь выглядеть опасно и угрожающе. – Сомневаешься в моём решении? – уже в голос говорит Госпожа Чо, не меняя при этом грубой интонации. – Значит, слушай меня внимательно, – она наклоняется и практически шипит каждое слово в лицо Кю, – я не позволю какому-то мужику испортить жизнь моего сына. Я хочу, чтобы у тебя было счастливое будущее с хорошим образованием и престижной работой, а этот… учитель, если его теперь можно так назвать, ни к чему хорошему не приведёт. Я не сказала папе, но это не значит, что и дальше буду молчать, так что в твоих же интересах тоже держать язык за зубами. – Ты не заставишь меня расстаться с ним, – злым шипением отвечает Кюхён, краем сознания понимая, что машинально включает в себе грубого, горящего яростью альфу, и что ему глубоко плевать с кем он сейчас разговаривает. – Ага, вот как мы заговорили! Хорошо, – растягивая гласные, хищно улыбается мать и, вынув из кармана домашних штанов телефон, пару секунд что-то тычет на экране, а после поворачивает его к Кю, – если ты не прекратишь отношения с преподавателем, я направлю это письмо куда надо, понял? Сощурившись, Кюхён смотрит на экран телефона, где открыт печатный документ с крупным заголовком "ЗАЯВЛЕНИЕ", и сердце, и без того колотящееся в три раза быстрее обычного, уже дважды леденеет от страха. Это заявление в полицию. Заявление на Учителя Пак о "домогательствах несовершеннолетнего ученика, насильственном склонении к действиям сексуального характера и оказании психологического давления с целью подчинить его своей воле". Далее следует более подробное описание действий, которые Чонсу якобы совершил в отношении его, Кюхёна, и всё это действительно выглядит так, будто Кю жертва своего преподавателя. Как мама вообще могла придумать такое?! Психологическое насилие? Да единственный, кто его психологически насилует, это мать! А Чонсу наоборот всегда был к нему добр и внимателен, куда лучше, чем собственные родители. Что же касается "действий сексуального характера"… – Что за бред?! Не было у нас никаких "действий сексуального характера"! Он меня и пальцем не трогал! – шёпотом "кричит" мальчишка, боясь, что отец может услышать его возмущённый вопль. – Тебе не поверят, – грубо обрывает его мать, убирая телефон обратно в карман домашних штанов, – а вот моим словам – вполне. Так что, если не хочешь попортить жизнь своему горячо любимому учителю – перестань видеться с ним и помалкивай об отъезде. Ты меня услышал? – Услышал, – бурчит в ответ юноша, опуская взгляд и расслабляя плечи. – Прекрасно, – вздыхает Госпожа Чо и встаёт с кровати, оправляя свободную домашнюю кофточку, – не засиживайся допоздна, ложись спать пораньше. – Хорошо. Удовлетворённо кивнув, мама уходит, тихо закрыв за собой дверь, а Кюхён, наконец оставшись в одиночестве, падает лицом в подушку, крепко прижимая телефон к груди, и, тщетно стараясь заглушить всхлипы, даёт волю подкатившим к горлу, удушающим слезам. Сердце рвётся на части от страха, ненависти, несправедливости, и ощущения жуткой слабости. Как противостоять родителям?! Он не может защитить даже себя, что уж говорить об Итуке! В голове полнейший кавардак, горло душат слёзы и острое чувство замкнутости, будто он только что попал в клетку, у которой нет дверцы и несгибаемы прутья. Кошмарная ловушка… И иного выхода, кроме как согласиться на условия матери, Кюхён попросту не видит. *Кимчи-пучимгэ (김치부침개) – корейские блинчики с кимчи. Основа – блинное тесто, добавляют в него кимчи, дайкон, лук, или другие овощи на свой вкус. *30.000 (тридцать тысяч) вон – по нынешнему курсу 1.731 рубль (тысяча семьсот тридцать один). *Бинсу (빙수) – корейский ледяной десерт на молочной основе со сладкой начинкой – кусочками фруктов, сиропами, сгущённым молоком, и красной фасолью, последняя начинка пользуется большей популярностью. *600 долларов – по курсу на момент 12.03.2023 это примерно 45.720 рублей (сорок пять тысяч семьсот двадцать).