Правило неприкосновенности

На следующее утро Чонсу, как, впрочем, и Кюхён, чувствует себя разбитым из-за недосыпа – эмоции никак не отпускали, потому и сон не шёл, а теперь закономерно раскалывается голова. Но если Кюхёну хватило "помыться, побриться, надушиться и вкусно пожрать", то Итук, еле-еле разлепив глаза, медленно собирается, завтракает, целых полчаса выделяет на то, чтобы красиво одеться, накраситься и уложить волосы, и по пути до университета берёт в кофейне на вынос два огромных стаканчика с ароматным горячим капучино. Глаза слипаются, а впереди тяжкий день с пятью лекциями у младших курсов, к которым, слава всем святым, он накидал план за неделю до начала учебного семестра, что теперь даст знатное преимущество – свободные вечера хотя бы в первую рабочую неделю. Да, в школе преподавать было проще… Но грех жаловаться – тут зарплата выше, соцпакет, отношение ректора, проректоров и коллег-учителей хорошее, и никто не смотрит на твой типаж, здесь важно лишь то, какой ты специалист. А теперь в преподавании в универе появился ещё один огромный, вредный, наглый, жирный такой плюс: Кюхён. И, собственно, именно по этой причине мужчина улыбается, паркуясь на своём привычном месте на заднем дворе университета, а уже в следующую секунду, заглушив мотор и услышав "пилик" телефона, готов радостно умереть всего лишь от одного короткого сообщения от Кю со словом "Бургер!", и подмигивающим смайлом следом. До обеда Итук еле-еле доживает. Мысли вьются далеко за пределами кабинета, во время лекций он периодически отъезжает и путается в расчётах и формулах, но, чем ближе маленькая стрелка настенных часов подбирается к часу, а длинная к четырём, тем более собранным становится мужчина, уговаривая себя закончить лекцию как надо и там уже гулять на все четыре стороны. Впрочем, терпение явно не его конёк. За десять минут до конца пары он всё же не выдерживает и отпускает студентов, чему те несказанно радуются, и, схватив телефон, банковскую карту и ключи от кабинета, прикидывает, успеет ли за десять минут сгонять до ближайшего фастфуда и вернуться обратно. Хоть с расположением университета везёт – поскольку тут полно студентов, местные предприниматели не упустили возможности навариться на них и открыли массу разнообразных заведений, среди которых Чонсу замечает классический "Макдональдс". М-да, несмотря на то, что заведение сравнительно небольшое, меню у них очень даже вау, поэтому альфа тратит как минимум три минуты на выбор "самого вкусного, большого и шикарного" бургера, в дополнение к нему берёт ещё бутылку ледяной колы с коробочкой картошки фри, и, едва ему выдают заказ, пулей вылетает на улицу. Час и двадцать пять минут. Долго готовилось, уже пять минут как начался большой перерыв, а от Кюхёна никаких сообщений. И это немножко напрягает. Обиделся? Или на паре задерживают? Сердечко не на месте… Держа в одной руке пакет с едой, второй мужчина то и дело проверяет телефон на наличие сообщений, а заодно поглядывает на время, считая каждую минутку. На территорию университета он входит уже в тридцать две минуты второго и, не глядя по сторонам, летит к парадной двери, глядя на неё с таким же огнём в глазах, как олимпийские чемпионы смотрят на финальный отрезок пути. Вот она, ещё немножко, почти добежал! – Хэй! Мама Утка! Громкий окрик парализует, но вовсе не от звонкости голоса или неожиданности, а от слишком старого, неформального, почти забытого прозвища. Так его только в школе называли, причём его собственный класс. Резко затормозив и обернувшись, Чонсу натыкается взглядом на лыбящегося, явно довольного своей выходкой Кюхёна, валяющегося на траве в тени огромного раскидистого дерева. Обычно тут сидят старшекурсники, но, судя по всему, сей первокурсник, будучи тем ещё нахалом, отбил у них это место. Тяжело дыша после пробежки, Итук слегка наклоняется вперёд, чтобы отдышаться и перевести дух, затем выпрямляется и уже не спеша идёт к парню, издалека замечая, как у того заблестели глазки при виде бумажного пакета с большой жёлтой буквой "М" в его руках. – Спасибо, сонбэ-э-э, – до тошноты мило, так, что Чонсу аж передёрнуло от слащавости, тянет Кю, протягивая свои загребущие ручки к пакету с едой и, едва схватив, тут же разрывает его, чтоб скорее увидеть содержимое. Сегодня он одет уже не так официально, всего-то в свободные светло-синие штанишки и чёрную футболку, а на голове какое-то вьющееся воронье гнездо, и, наверное, поэтому он сейчас напоминает смешного, любопытного енота, лезущего в пакет за вкусностями. – Хохо-о-о! Картофан! О-о-о, и Кока-Кола холодненькая! – не ожидав столь приятного бонуса в дополнение к нагло выпрошенному бургеру, восторгается Кю, а затем, резко подняв голову, вдруг подозрительно щурится, вмиг посерьёзнев. – Вы что, хотите меня подкупить, Учитель Пак? – Да был бы смысл, – с улыбкой фыркает Итук, – в нашей с тобой ситуации ты должен подкупать меня, я же преподаватель. – Осмотрев ровно подстриженную траву, он слегка подтягивает лёгкие летние брюки, чтоб не вытянуть колени, мысленно радуется, что с утра решил выбрать чёрный цвет, ибо более немаркий, и осторожно опускается на землю в позу лотоса, мгновенно жалея об этом – трава оказывается прохладной и влажной… Капец брюкам. – А, то есть, в тюрягу мы всё-таки хотим, да? – игриво поднимает брови Кюхён, шурша упаковкой бургера, которую никак не может развернуть. Вот паразит, хороший намёк! В Корее нельзя ничего дарить преподавателям, особенно во время сессии, это воспримется как взяточничество, что строго наказуемо, и тут парнишка явно провёл аналогию с давним страхом учителя присесть за совращение малолеток. Кюхён, глянув на скептически сощурившегося альфу, тихонько хихикает, радуясь, что накапал на нервы, и, наконец справившись с обёрткой, широко открывает рот и с удовольствием вгрызается в сочный гамбургер, измазывая всю моську соусом. Натурально нетерпеливый голодный енот. – М, кфтати! – набив щёки, бухтит парень. – А нифо, фто мы фдесь так фидим? – он замолкает на пару секунд, чтоб хоть чуть-чуть прожевать, и продолжает. – Типа, тебе ничего не будет, что ты так с учеником сидишь, разговариваешь? Еду покупаешь… – Класть я хотел на общественное мнение, – неожиданно грубо даже для самого себя выражается альфа, подпирая щёку кулаком и с улыбкой уставившись на Кюхёна. Смешной такой, моська в соусе, глаза блестят, хоть сейчас обнимай и тискай! Смущает только непривычный и очень сильный запах его феромонов, такой резкий и будоражащий запах лайма и травы… – Мы не в школе, ты совершеннолетний, к тому же мой студент, так что я вполне могу провести перерыв с тобой. – Ага, подумают ещё, что ты себе любимчика завёл, – хихикает Кю, снова с аппетитом вгрызаясь в бургер, – слухи пойдут, – он говорит это нарочито отвлечённо, замечая, что преподаватель начинает слегка заводиться, – высокие баллы мне побоишься ставить… Геем назовут. – Так! – резко обрывает парня Чонсу, но его голос вовсе не строгий, а, скорее, игривый – он понимает, что мальчишка развлекается, и решает поддержать его игру. В конце концов, это что-то новенькое, раньше Кюхён себя так не вёл, и изучить его новые привычки ужасно любопытно! – Давай, займи свой рот бургером и картошкой! Заляпался весь, как чушок. Довольный тем, что подействовал на нервы учителя, Кю не может сдержать улыбки, но вынужден быстро её подавить, поскольку изо рта чуть не выпал сочный ломтик помидорки. После вкусного, честно выпрошенного обеда Кюхён как бы невзначай спрашивает в котором часу у хёна заканчиваются пары и получает не совсем удовлетворительный ответ: в отличие от него, Чонсу работает едва ли не каждый день с самого утра и до вечера, и сегодня у него занятия до семи. А завтра до пяти. А послезавтра до восьми вместе с заочниками. Тогда как у самого Кюхёна с расписанием всё сложилось более удачно – где-то до часу, где-то до трёх, и, вроде, только один день до пяти, и то ещё пока не понятно, ибо расписание выглядит жутко неразборчивым… – А чего это ты внезапно так заинтересовался моим расписанием? – делая озадаченный вид, спрашивает Итук, и с удовольствием отмечает смущение парня, которое тот пытается скрыть за ехидной ухмылочкой. Любопытно наблюдать за его эмоциями, хоть это в юноше осталось неизменным. – Да прикидываю, когда б к тебе домой со стяжкой соджу завалиться, – язвит Кю, – надо же отметить наше… ну… – он мнётся, понимая, что едва не брякнул "наше воссоединение", и быстро выкручивается первым, что приходит в голову: – отметить на-а-а… чало учебного года! Точнее, начало семестра учебного. Для меня первого. – Ну, хочешь – давай в пятницу, после занятий? Адрес мой ты знаешь, код от двери дам, приедешь – можешь в душ залезть, поесть себе приготовить, холодильник я забью, – мужчина пожимает плечами, уже начиная продумывать каждую мелочь, но натыкается на взгляд Кюхёна и замолкает. Странный взгляд, даже невозможно сходу понять, что он выражает. Удивление? Или испуг? Да, кажется, ещё рано говорить о таких бытовых мелочах, он же даже не уверен, серьёзно ли донсен говорит о возможной попойке. – Да, извини… Я слишком тороплюсь, знаю. – Не-не, всё нормально, – тут же машет руками Кю, едва не пролив при этом сладкую шипящую колу на штаны, и тихо чертыхается. – Насколько я помню, у тебя там маленький белый чёрт живёт. Я зайду, так она меня загрызёт на месте. – Йесон же приходит, и ничего, – не подумав, выдаёт Чонсу, и, лишь сказав, понимает, что облажался. Да-а-а, в глазах Кюхёна вспыхивает злость и ревность, те самые эмоции, которые он видел когда-то в глазах мальчишки, что был его омегой, и сейчас… снова тот же взгляд! Он правда всё ещё ревнует его к Йесону? Значит, чувства-то у него остались… – О, я… прости, он, в смысле, просто иногда… – У тебя появилась вредная привычка постоянно извиняться, – снова язвит юноша, – но ты не обязан этого делать, и мне всё равно, что делает Йесон у тебя дома. – Я извиняюсь, потому что слишком сильно боюсь, что ты снова исчезнешь на неопределённый срок. Слишком внезапное и трогательное откровение. Для обоих. Кюхён замирает, не успев дотронуться губами до стеклянного горлышка бутылки с Колой, а Чонсу опускает голову, прикрывая глаза белоснежной чёлкой. Оба молчат, осознавая услышанное, Итук в глубине души радуется тому, что наконец-то смог сказать то, что не давало ему покоя, а Кю переживает лёгкий шок и ещё что-то, что мозг не осознаёт. Какое-то странное тепло, прокатившееся по сердцу. – Кюхён! – раздумья обрывает внезапный оклик, и парень, вздрогнув и вытянувшись, оборачивается на голос. К нему, широко улыбаясь, мчится его новый вчерашний знакомый Чжоу Ми, держа какие-то бумажки в руках. – Я узнал, кто будет нашим куратором! Только что узнал, в деканате! – подбежав поближе, он наконец обращает внимание на того, кто сидит рядом с парнем, и слегка впадает в ступор. Но, сменив бег на шаг, учтиво кланяется и здоровается с преподавателем. – Учитель… э-э-э… – Учитель Пак, – видя смятение студента, спешит напомнить своё имя альфа и, не скрывая любопытства, окидывает парня с головы до ног придирчивым взглядом. Видать, тот самый парнишка по обмену из Китая, вот только какой-то он слишком высокий для китайца, и на корейском неплохо шпарит, ярко-рыжие крашеные волосы резко бросаются в глаза, как, впрочем, и орлиный нос. А ещё он альфа, Чонсу прекрасно чувствует аромат его феромонов, особенно в такую-то жару. – Думаю, мне будет простительно, если я первым сообщу вам новость, – возвращаясь к официальному стилю общения, важно вещает Итук, затем поднимается, отряхивает брюки от прилипших веточек и травинок, и загадочно улыбается, переводя взгляд с Чоми на Кюхёна, – куратором вашей группы назначили меня. – Закончив предложение, учитель кланяется, и с любопытством наблюдает за тем, как вытянулось лицо Кю от этой новости. Да-а-а, ради этой моськи стоило повозиться и выбить себе шефство над этой группой. Теперь всю сессию юноша будет сдавать через него, а это значит больше времени и общения с ним! – Смахивает на читтерство малёха, – щурится Кюхён, смотря строго на учителя и полностью игнорируя и так находящегося в лёгком ахуе Чжоу Ми. Причём говорит он панмалем, даже не думая шифроваться перед китайцем. – Три бутылки соджу и шикарный обед, всё честно, – пожимает плечами Итук, говоря официально, в отличие от донсена. – Но об этом мы потом поговорим. Отдыхайте, увидимся на лекции, – слегка поклонившись, прощается мужчина, и, подмигнув напоследок Кюхёну, гордо удаляется. Удостоверившись, что преподаватель отошёл на достаточное расстояние, чтобы не услышать вопроса, Чжоу Ми, выпучив свои огромные китайские глазищи, показывает на мужчину большим пальцем через плечо и спрашивает: – Родственник? Посмотрев на него взглядом "ну ты дебил", Кюхён сначала пытается сдержаться от смеха с тихим "пфф" и надутыми щеками, но лицо одногруппника настолько растерянное, а ситуация забавная, что парень зажмуривается и заходится громким ржачем. Да-а-а, вот только родственниками их с Чонсу ещё не называли! Надо будет хёну потом рассказать, пусть тоже офигеет. – Не-е-ет, – просмеявшись и покраснев, как помидорка, тянет Кю и, деловито делая глоток Колы, довольно щурится, переводя взгляд с вошедшего в универ Чонсу на Чоми, – эт мужик мой, – и пыжится от гордости, тогда как в голове китайца происходит полный бабах на эту тему. Конечно, для Чжоу Ми это выглядит как: вот перед ним юный альфа, второй день учёбы, преподавателя вышмата, которого они знают второй день, этот юный альфа называет своим мужчиной – и это при условии, что он правильно перевёл с корейского – и бонусом препод-то тоже альфа! Мозг даёт трещину… Целых три дня Чжоу Ми расспрашивает Кюхёна о его взаимоотношениях с учителем, силясь понять, что же всё-таки у них происходит и можно ли это использовать в своих интересах на зачётах, а Кю в свою очередь очень уклончиво отвечает парню, поскольку пока ещё недостаточно ему доверяет и к тому же не уверен в только-только начавшихся отношениях с преподавателем. И тем не менее он старается как можно чаще тереться рядом с кабинетом Чонсу, как бы невзначай подлавливать его в обеденные перерывы, и каждый вечер пишет ему сообщения перед сном. Но, помимо этого, он тщательно следит за периодичностью и концентрацией духов на своей коже, что доводит его почти до панички – сложно долгое время сохранять аромат на коже в такую несусветную духоту и жару, а для него наличие и аромат этих американских духов имеют слишком уж большое значение. Когда же наконец наступает пятница, Кюхён прям с утреца начинает сиять, как начищенное блюдце – пятница, последний учебно-рабочий день, свобода! Соджу! Хён! Ночёвка у хёна! Очередной вынос мозга Дженнифер и Братьям Ли, которым он каждый день трещал без умолку, изобилуя эмоциями насчёт возобновления общения со своим альфой! Короче говоря, сегодня будет всё прекрасно. И из-за этого восторженного ожидания пары для юноши пролетают мгновенно, будто по щелчку пальцев: вроде, только что было девять часов утра, потом неожиданно обед в компании Чжоу Ми в студенческом кампусе – на улице сегодня жуткий ливень, как не вовремя начался осенний сезон дождей! – и вот уже почти четыре часа дня и конец занятий. Распрощавшись со своим китайским другом и пожелав ему хороших выходных, Кюхён устраивается на первом этаже и думает дождаться Чонсу сюрпризом, встретить его тут и вместе поехать домой, однако, прочекав расписание и увидев, что у него лекции заканчиваются только в начале седьмого, вздыхает и тихо постанывает, запрокидывая голову. – До-о-олга-а-а, – тянет сам себе парень, и, вытащив телефон из кармана джинсов, быстро набирает хёну сообщение: "Давай код от двери, поеду чморить твою животинку". Заведомо зная, что отвечать мужчина будет долго, поскольку наверняка сейчас весь в своей лекции, Кю накидывает куртку, вытаскивает из рюкзака сложенный компактный зонтик, и выходит из университета, прикидывая, что отсюда до квартиры учителя будет быстрее добраться на метро, но… Дождливая погода – слабость. И поэтому он садится на автобус, чтобы меланхолично смотреть на стекающие по стеклу капли дождя. Чонсу отвечает спустя целых двадцать минут, когда Кюхён всерьёз начинает волноваться, подъезжая к нужной остановке, и без лишних слов отправляет всего четыре цифры кода, чем парень вполне остаётся доволен. Код только какой-то странный… День рождения чей что ли… Но да ладно, сейчас это не самый важный вопрос, куда важнее вопрос еды: чо купить пожрать? Сойдя на остановке Gongdeok, он звонит Дженнифер, у которой пары на удачу закончились ещё час назад, и пытает её раздумьями на тему еды. – Э, слушай, слушай! Сделай ему шикарный ужин! – воодушевлённо тараторит Джен, что-то жуя, судя по смачному чавканью. – Мясцо там, овощи… Как на День Благодарения! – Ага, "спасибо, Господи, что дал мне мужика", – скептически тянет парень и, увидев по пути гипермаркет, забегает внутрь, даже не заметив, как некоторые люди обернулись и посмотрели на него, услышав английскую речь. – Оч смешно, – обиженно бурчит в ответ девушка. – Тогда что-то традиционное? О, помнишь, мы ели мясо, которое в лист салата заворачивали? – А-а-а, самгёпсаль*, – быстро соображает юноша. Еле-еле сложив зонтик и поставив его в специальную урну на входе, он сразу бросает взгляд на табличку с надписью "мясо", виднеющуюся над рядами продуктов, и прикидывает, сможет ли приготовить самгёпсаль дома, самостоятельно, без гриля. – Не-е-е, я точно без гриля его не приготовлю… Может, заказать в доставке тогда? – Идея! – девушка говорит это так внезапно и громко, что Кюхён аж подпрыгивает от неожиданности, едва не задевая при этом стойку с чипсами. – Ты ж студент! А он твой преподаватель… – И чо? – Хрен в очо, – раздражённо парирует Джен, тихо бесясь с недогадливости друга и от того, что её бесцеремонно перебили таким тупым вопросом. – Устрой студенческий ужин! У студентов главная проблема какая? Правильно – деньги! Вот и купи еду, которую обычно едят студенты! Пусть твой мужик тоже вспомнит, каково это – быть студентом. Остановившись возле длиннющего стеллажа с огромным разнообразием рамёнов, Кюхён хитро лыбится, прикусывает нижнюю губу, а потом на радостях издаёт звонкий щелчок языком. – Дже-е-ен, ты гений! – выдаёт вердикт парень, окидывая взглядом яркие упаковки. – Благодарю, я в курсе, – в этот момент Кю готов поклясться, что подруга горделиво выпятила грудь и отбросила назад длинные, заплетённые в дреды волосы. Всегда так делала при этой фразе! – К тому же, для него ведь важнее твоё присутствие, попытка ужина и сам факт твоих стараний, так шо он будет рад и студенческому ужину. – Супер! Всё, пошёл закупаться, чуть позже тебе напишу. Спасибопока! – практически скороговоркой тараторит юноша и сразу отключается, зная, что больше Дженни уже ничего не скажет. А нуна права. Главное-то что? Что он старался, что он даже тупо смелости набрался к нему домой приехать! А уж дорогая еда или дешёвая – вряд ли будет важно, главное же, чтоб вкусно и компания хорошая! С этими мыслями Кюхён хватает две пачки рамёна с рыбным вкусом, в рыбном отделе берёт свежие креветки, пару баночек светлого пива… потом возвращается за ещё двумя, и на десерт подложку винограда и две баночки сладкой мандариновой желейки, по которой он страшно скучал, живя в Штатах. Гордо засветив свою ID-карточку, чтоб продали пиво, он скидывает свои немногочисленные покупки в рюкзак, вполне комфортно умещая креветки рядом с тетрадью по философии, и, забрав свой зонтик, снова выбегает на улицу под чуть стихший дождь. По пути ему попадается маленький щикданг с добродушным пухлым дядькой, который перемешивает аппетитно ароматизирующие на всю улицу токпокки, поэтому парень останавливается ещё и у него, чтобы купить побольше дешёвых токпокки, жареный омук* в соусе, и симпатичных хоттоков*, и, подумав, что накупил достаточно "студенческой" еды, бодро шлёпает к дому Чонсу. Едва Кюхён нажимает на первую кнопочку на дверном замке, как из квартиры начинает доноситься тихое довольное попискивание, когда пиликает разблокированный замок – воодушевлённое попискивание, но, стоит парню открыть дверь, как маленький белый пёсель, поняв, что это ни фигашеньки не хозяин, начинает покрывать его громким противным лаем. До чего мерзкое создание… Её одним хлопком зашибить можно! Но Чонсу вряд ли это одобрит. А потому не остаётся ничего другого, кроме как терпеть. Минут через пять, устав, видимо, надрывать глотку, Кунги замолкает и просто бегает за гостем по квартире, принюхиваясь к нему и недовольно потяфкивая, однако Кюхён не обращает на неё никакого внимания и, обойдя квартиру, чтоб с удивлением отметить, что здесь почти ничего не изменилось, за исключением лёгкой перестановки мебели, останавливается на кухне. Ориентируясь на то, что Итук приедет домой в лучшем случае только часам к семи, он не спеша раскладывает на одной из столешниц кухни (огромной, белой, шикарной, мать его, кухни!) всё, что купил по дороге, заглядывает в холодильник, собираясь закинуть пиво и желе охлаждаться, и офигевает: все полки забиты продуктами. Он готовился! Вот же… Он готовился к его приезду, хотя сам Кю до последнего сомневался, стоит ли ехать! Вот это самоуверенность у хёна. Здесь банки с маринованными овощами, притом явно домашними, поддоны полны свежих овощей и фруктов, какие-то соусы в баночках, молоко, холодный кофе… Да проще сказать, чего здесь нет! – О, бекончик! – комментирует парень, увидев пачку невскрытого бекона, а рядом с ним стоит банка кимчи. – Ща жареный рис замутим. Вытащив всё необходимое из холодильника, Кюхён потихоньку нарезает овощи, чистит креветки, моет и отваривает рис, ближе к половине седьмого варит рамён, чтобы он был горячим к приходу Чонсу и при этом не превратился в лапшичную кашу, и, поведясь на жалобные глазки пёселя, таскающегося за ним по кухне, бросает ему пару ломтиков бекона. Которые, кстати, эта белая хрень не ест, пока в мисочку не положишь. – У-у-у, противный гремлин, – бурчит Кю, поднимая бекон, и, пройдя пару метров до миски Кунги, кладёт его в металлическую чашечку, наблюдая за тем, как питомец начинает есть мяско. Семь часов ровно. Итук где-то шляется и на сообщения не отвечает. "Задерживается", – делает вывод Кюхён, со скучающим видом глядя на полный стол остывающей еды, затем встаёт с дивана, обшаривает платяной шкаф в комнате альфы, чтоб взять что-нибудь для переодеться, находит какие-то домашние чёрные шорты на завязочках, широкую белую футболку, чистые белые носки и трусы, и уходит в душ. Да, любой другой убил бы парня за такую наглость, но, он уверен, хён не будет против поделиться вещами, хоть и поворчит немного. Примерно на середине процесса, когда Кю намылился вкусно пахнущим цветочками гелем для душа и схватился за бритву мужчины, в коридоре слышится довольное вяканье Кунги и шорох, напоминающий снятие обуви и одежды. О, вот и хён приехал! И года не прошло, как говорится… Зайдя в квартиру, Чонсу, мягко говоря, удивляется огромному количеству еды на обеденном столе и, что немаловажно, целой горе перемытой посуды рядом с раковиной. Но, помимо этого, его с порога буквально сбивает с ног резкий запах феромонов альфы. М-да, к новому запаху Кюхёна он наверняка очень долго будет привыкать – его аромат как омеги был сладким, пленительным, возбуждающим, но новый аромат, – аромат альфы – разительно отличается, он резкий, будоражащий, и… да, чёрт возьми, тоже возбуждает. Переодевшись в домашнюю одежду, мужчина кормит Кунги, наглаживает её, поскольку питомец, судя по вилянию хвостика и поскуливаниям, очень соскучилась по хозяину, затем вытаскивает из холодильника баночку кофе, попутно заметив пиво, и падает на диван в гостиной, включая телевизор. Ужинать без Кюхёна, когда он так старался, будет некрасиво как минимум, так что, пока он плещется в душе, Чонсу решает расслабиться и потупить в социальных сетях и телешоу. Вот только не учитывает внезапно навалившуюся сонливость из-за которой, оставив баночку кофе на журнальном столике, засыпает в обнимку с тихо сопящей на коленях Кунги. В таком положении его и застаёт вышедший из уборной Кюхён. Поржав над альфой, спящим с открытым ртом, парень подходит к обеденному столу, берёт свой телефон и делает пару фотографий, в мыслях умиляясь такому трогательному зрелищу. Когда он учился в школе и они встречались, юноша всего пару раз заставал хёна спящим и любовался им, но вот до фотографий как-то руки не доходили… А тут такой удачный момент, грех не воспользоваться! Нафоткав альфу со всех сторон и ракурсов, из-за чего проснулась Кунги, Кю ещё минуты две проводит в раздумьях, стоит ли разбудить его издевательским способом, скинув с дивана, или ласково погладить по волосам и чмокнуть в щёку, а в итоге выбирает нейтральное – просто потрепать за плечо. Еле-еле разлепив глаза, Итук сперва не верит в то, что видит: Кюхён, в его квартире, в его одежде, довольный, с влажными волосами, завивающимися симпатичными кольцами. А рядом с ним радостно машет хвостиком Кунги. – Я всё ещё сплю? – задаёт сходу самый глупый вопрос мужчина, хлопая слипающимися ото сна глазами. – Ага, и я тебе снюсь, – посмеивается в ответ Кюхён. – Вставай! Я столько всего сделал, пока тебя ждал! А уже всё осты-ы-ыло, – последнюю фразу он обиженно тянет, надувая губы, от чего Чонсу испытывает резкий всплеск умиления и желания затискать парня. Протерев глаза, Итук с кряхтением поднимается с дивана и, зевая во весь рот, идёт на кухню, к обеденному столу, возле которого Кю, будто пёсик, виляющий хвостиком, бегает и показывает, где что он наготовил. – М-м-м, а ты неплохо готовишь! – восторженно пучит глаза мужчина, пробуя ещё тёплый жареный рис, и замечает радостный блеск в глазах Кюхёна, который, заглянув в холодильник, уже ставит на стол две баночки холодного пивка. – Ещё бы, – пыжится от гордости юноша, – я как с сестрой стал жить, у нас тёрки возникли по поводу еды. Она со своим мужиком привыкла есть европейскую и американскую еду, а я долго не мог привыкнуть и поэтому научился готовить сам, своё, родное, корейское. – И у тебя это отлично получается! Надо признать, пока Кюхён готовил и ждал своего учителя с работы, сам жутко проголодался, поэтому за обе щеки уплетает практически всё, что попадается ему под палочки, запивая острую еду холодным пивом, и при этом умудряется поддерживать разговор с хёном. Говорят об отвлечённых вещах: об учёбе и последних мировых новостях, Кю вспоминает несколько смешных историй, произошедших с ним в американской школе и на работе в роли официанта, а Чонсу рассказывает о Йесоне, с которым виделся в четверг – друг получил нехилую премию за разработку какого-то нового препарата и по этому поводу проставлялся. Однако после рассказа о Чонуне Кюхён вдруг становится каким-то задумчивым и тихим, и Итук мгновенно жалеет о своей неосмотрительности: их отношения только-только начали налаживаться, а он упоминает о своём близком друге, к которому Кю ревновал его ещё в школьные годы. Наверняка и сейчас его отношение к бывшему преподавателю химии такое же негативное. Хотя, казалось бы, прошло столько лет… После ужина они вместе убирают всё со стола и, пока Кюхён рвётся самостоятельно перемыть всю посуду, Чонсу уходит в душ, а юноша, наведя порядок, устраивается перед телевизором, рядом с мирно спящим белым "гремлином", как он про себя стал называть Кунги. Телефон пиликает сообщением – Дженнифер спрашивает, где он и что он. С хитрой улыбочкой взяв гаджет в руки, парень отправляет подруге фотографию спящего альфы, на что в ответ получает уйму восторженных смайликов и слова вроде "какой у тебя мужик красивый/идеальный/на звезду похож" и так далее. Да-а-а, учитель свеж и прекрасен в свои тридцать семь, и пусть все завидуют, что у него такой шикарный мужчина! "Хэй! Ты планируешь с ним сегодня секс?" – напрямую спрашивает Джен, и Кю закатывает глаза и фыркает. Подруга всегда была прямолинейной, поэтому такие личные интимные вопросы уже давным-давно перестали удивлять. "Не, ты чо! Ещё рано! Мы только неделю как общаемся, надо для начала поговорить про наши пять лет…", – быстро печатает юноша, а затем, подумав, добавляет: "К тому же, я не уверен, хочет ли он начать всё сначала…". "ВКЛЮЧАЙ МОЗГ, АЛЬФА!" – капсом, уже по-английски пишет Дженнифер, дополняя сообщение злым красным смайликом. – "Конечно он хочет начать всё сначала! Он выловил тебя в универе, первым пошёл на контакт, наплевав на статус учителя! Купил тебе еду, пустил в свою квартиру, позволил готовить для него! И это, по-твоему, не уверен?!". "Мне страшно… Столько нужно с ним обсудить…". "Если ты сегодня зассышь и не поговоришь с ним – я перестану считать тебя полноценным альфой!" – а вот это уже попахивает серьёзной угрозой, особенно в комплекте со смайлом "–.–" в конце. – "Собрал жопу в руки и поговорил. Живо! Утром жду отчёта!". – Хорошо поговорили, – бурчит себе под нос Кю, смотря на сообщения подруги, и тяжело вздыхает, понимая, что Джен права. Надо поговорить с хёном, и сегодня самое подходящее время для этого. – Да, всё! Сейчас или никогда. Он страшно дёргается от волнения, ожидая, пока Итук выйдет из уборной, и успевает прокрутить в голове как минимум три варианта развития предстоящего серьёзного разговора, один хуже другого. Хён опровергнет его надежды на возобновление отношений? Или, наоборот, примет сходу, не думая? Или выставит его дураком, сказав что-то вроде "это просто проявление дружбы, что ты себе навыдумывал?". Как ни крути, любой вариант развития событий пугает… Но Чонсу, кажется, нисколечко не волнуется: выйдя из ванной комнаты, он, вороша влажные, красиво ложащиеся белоснежными стрелками на лоб волосы, идёт через гостиную в спальню, улыбнувшись по пути юноше, шуршит в комнате, одеваясь, и возвращается в гостиную, с тихим кряхтением удовольствия падая на белый мягкий диван рядом с Кюхёном. Здесь будто поле статического электричества, настолько сильно парень напряжён, и старший, чувствуя это, решает, что наконец пришло время серьёзного разговора, и что начать стоит ему. – Поговорим? – развернувшись лицом к донсену, закинув руку на спинку дивана и подперев голову кулаком, спрашивает Чонсу, тепло улыбаясь. А вот Кю всего будто передёргивает – он слегка вздрагивает, сжимает руку на шёрстке Кунги, которую до этого самозабвенно гладил, пялясь в телевизор, и сглатывает подступивший к горлу ком. – Ты же хотел, я знаю. Обещаю ответить на все твои вопросы. И… рассчитываю получить ответы на свои. – Угу… – словно филин, ухает Кюхён, согласно кивая, и медленно, неуклюже поворачивается лицом к мужчине, сгибая левую ногу в колене, чтоб удобно уместиться на диване. – Может, по очереди? – вежливо протягивая младшему ладонь в знак приглашения, предлагает Итук. – Задавай первым вопрос, что хочешь узнать? Но Кюхён молчит, опустив взгляд на свои руки, и судорожно соображает, что бы такого спросить. Вопросов-то вагон. Был. Пока хён не начал этот разговор. Теперь всё вымело из головы под чистую, а собрать обратно не получается. – Хорошо, если не знаешь, с чего начать, давай спрошу я, – видя, что поставил мальчишку в тупик, говорит Чонсу, и выбирает, какой бы вопрос из тысячи задать первым. – Почему ты ждал меня? – выпаливает на одном дыхании Кю, наконец выцепив одну здравую мыслю из целого роя. Слегка абстрактный и неожиданный вопрос, Чонсу даже не сразу находится с ответом. Как это "почему ждал"?! Да потому что сходил по нему с ума, пока мальчишка был его учеником, потому что их многое связывало, потому что только с Кю он испытал совершенно новые эмоции, потому что они истинная пара, и потому… Ай, столько "потому что", а язык не поворачивается произнести всё вслух! Гнетёт мысль о том, что любое слово может спугнуть только-только доверившегося ему Кюхёна. – Сам не догадываешься? – тихо, с улыбкой отвечает мужчина, смотря прямо в большие, полные волнения глаза Кюхёна. – Я был без ума от тебя ещё когда ты был моим учеником в школе. Когда родители решили сослать тебя в Америку, я места себе не находил, пытался найти способ оставить тебя здесь, общался с юристами, подкупал директора… Но тебя всё равно увезли. Я собирался приехать, выбил на лето отпуск, купил билеты, а ты вдруг перестал выходить на связь. Я подумал, что… стал тебе не нужен, и… – Чонсу замолкает, чтобы глубоко вдохнуть и сглотнуть ком, подступивший к горлу. Странно. С чего бы вдруг навернулись слёзы? – Но я всё равно продолжал где-то в глубине души надеяться на твоё возвращение, потому что… ты всё ещё мне очень дорог. Он видит, как Кюхён слегка дёргается от последней фразы, и готов поспорить, что сейчас у того по спине побежали мурашки – влажные оленьи глаза выдают, там все эмоции. – Моя очередь, – наспех надев маску беззаботности, прикрытую улыбкой, будничным тоном продолжает Чонсу, – мне любопытно, что ты почувствовал, увидев меня в университете. И почему, приехав в Корею, не попытался найти меня? – Это два вопроса. – Следующие два твои. Кюхён усмехается, опускает голову, понимая, что надо очень быстро угомонить свои эмоции, и, вдохнув поглубже, гордо выпрямляется, с вызовом смотря на старшего. – Я пытался тебя найти. Припёрся в школу ради этого, думал, всё ещё там преподаёшь. И, как ты помнишь, нашёл, – парень фыркает, вспоминая ту маленькую потасовку и неожиданную встречу с учителем за углом старой доброй школы. – Не ожидал, правда, что ты так резко пошёл на повышение, учитывая твой статус альфы… А насчёт универа… да я офигел! – теперь притянутые за уши эмоции становятся настоящими, юноша посмеивается, его взгляд на пару секунд улетает куда-то, а затем он начинает немного жестикулировать. – Я так старался, учился, работал, чтобы поступить в этот чертовски дорогущий университет! Приехал в Сеул, не сообщив родителям, привёз с собой подругу, чтобы она тоже поступила в универ, нашёл мизерную квартиру, которую было по силам снять, прихожу в универ на первые пары, а там ты! Моему охуению не было предела! – Жаргон и маты несколько режут слух, но Чонсу мужественно терпит, понимая, что Кю подросток и для него подобные словечки нормальны. В конце концов, от студентов технических специальностей он каждый день и похлеще слова слышит. – Я, правда, не думал, что ты так быстро меня выловишь… – Ну, ты же ко мне не приехал, – как-то отрешённо говорит Итук, опуская голову. – Приехал, забыл? – тут же язвит в ответ Кю. – Ты с каким-то парнем домой припёрся. – А что насчёт тебя? – вдруг резко переводит тему мужчина. – Как думаешь, что почувствовал я, когда узнал, что ты, встречаясь со мной, провёл ночь с двумя альфами в их квартире? Замерев на секунду, Кюхён едва сдерживается, чтобы не сматериться, а в его расширившихся от удивления глазах Чонсу замечает смятение и мелькнувший страх. Ага, не ожидал такого вопроса? Это было давно, но по глазам мальчишки старший понимает, что тот всё прекрасно помнит. А ему самому очень интересно узнать, что же было тогда, в школьные времена, что произошло между Кю и Братьями Ли в ту ночь после клуба, ведь они это так и не обсудили. – Я же ещё тогда сказал, что между нами ничего не было. Не веришь мне? – парень жалостливо поднимает брови и округляет глаза, искренне удивляясь вопросу и недоверию со стороны хёна. – А если я скажу, что во время того, как Йесон жил у меня, между нами ничего не было – поверишь? – парирует Чонсу, подозрительно щурясь. – Ну… да, – уверенно кивает Кюхён, всего на пару секунд ощутив прилив смелости, – Йесон так-то тебя сдал ещё когда я в школе учился. – То есть "сдал"? – Сказал, что вы раздельно спали и ты его вот на этот диванчик в гостиной спать послал, когда он у тебя жил. Так что да, если ты говоришь, что между вами ничего не было – я тебе верю. Не ожидав столь взрослого ответа, Чонсу удивлённо разглядывает Кюхёна, соображая, тот ли вообще человек перед ним, и, слегка отойдя от эмоций, снова возвращается к прежней нити разговора, понимая, что парень его сейчас уведёт в сторону. – Признайся, там наверняка был хотя бы поцелуй. Хоть с одним из них. – Да, – тихо, внезапно сорвавшимся голосом отвечает Кю, стыдливо опуская голову, – но я с ними не спал… Как это… не было у нас секса с ними. Доказать не могу, так что придётся поверить мне на слово. – Хм… Допустим, я тебе верю, – задумчиво потерев пальцами висок, тянет Чонсу, окидывая парня придирчивым взглядом с головы до ног. Слабо верится, что ничего не было. Но проверить-то нет возможности. Да и стал бы Кюхён ему врать спустя столько лет? Он же был шестандцатилетним юным омегой, слишком наивным, чтобы повестись на двух альф постарше, но достаточно верным и трезвомыслящим, чтоб удержаться и не изменить мужчине, с которым состоял в отношениях. Итог: с девяностопроцентной вероятностью он говорит правду. Но даже если допустить, что хоть что-то у него с Братьями Ли и было, то какое значение это имеет сейчас? Чонсу сам по юности чего только не вытворял, так смысл предъявлять что-то Кюхёну за его эксперименты? – Мой вопрос: ты хотел взять паузу в отношениях не только из-за того, что мои родители узнали, верно? Жопу свою хотел спасти? Карьеру? Или из-за того, что подумал, будто я изменил тебе? – задавая эти вопросы, Кюхён внезапно ассоциирует себя с нападающим хищником, потому как, раздумывая над ответами, Чонсу выглядит вдруг растерявшимся и слабым. – Может быть, всё сразу… Меня страшно взбесила новость о том, что ты был в клубе с двумя альфами, потом уехал с ними, провёл ночь… Зная их репутацию, я предполагал, чем та ночь закончилась, и моим злости и ревности не было предела, – Чонсу вздыхает и морщится, вспоминая все те эмоции, что он пережил после сообщённой Йесоном информации, и встряхивает руки, чтобы избавиться от нахлынувших воспоминаний и напряжения. – Но больше меня тогда беспокоила твоя безопасность и шантаж твоих родителей. Я как-то позвонил твоей матери в попытке узнать, где ты, примерно года четыре назад, когда ты пропал. А в ответ получил очередной шантаж, настойчивую просьбу забыть её номер телефона и о тебе вдобавок. – Ты звонил… моей матери? – округляет глаза Кюхён, неосознанно наклоняясь вперёд. Не верится, что Чонсу правда это сделал. Зная о том, как мать отнеслась к их отношениям, он позвонил ей, чтобы узнать, почему Кю не выходит на связь… Это своего рода маленький подвиг. – Да, – с улыбкой кивает мужчина, – но увы, результат был нулевым. Номера твоей сестры я найти не смог, как ни старался. Поэтому просто остался молча страдать здесь в надежде, что в один прекрасный день ты вернёшься в Корею и мы каким-нибудь чудом снова встретимся. – Ты удивительно терпеливый. – Теперь ты, – Итук уже собирается спросить что-то, как вдруг ему на колени запрыгивает Кунги и он вздрагивает от неожиданности, а после вместе с юношей смеётся над этим. – Итак, самый интересующий меня вопрос: ты уже рассказывал об учёбе и работе, о друзьях, а о самом главном не говорил. Тебе всё же удалось сменить типаж? Пахнешь как альфа, но… почему? Как-то сомнительно, что в Америке смогли изобрести что-то для смены типа. Если не получилось у японцев, то америкашки тем более не додумаются. – Да-а-а, не додумаются, – усмехается Кюхён, чтоб хоть так скрыть свою нервозность. Вопрос был ожидаемым, но вот ответ на него он так и не отрепетировал, откровенно побоявшись этой темы. – С типажом… я… эм-м… – парень замолкает, слегка покашливает, прочищая горло и готовясь наконец открыть хёну свою самую сокровенную тайну. Ну, одну из тайн. – В общем… в летние каникулы я устроился работать официантом в кофейню, там познакомился с Дженнифер. Помнишь, я говорил про Джен? Надо вас познакомить, – он улыбается, вспоминая о подруге и уже представляя в красках, как девушка шокирует Чонсу при знакомстве своей манерой общения и поведением. – Ара нам дала наводку, а чуть попозже Дженнифер помогла мне попасть в особую программу в университете, где ставили эксперименты над типажами людей, нас там изучали, кололи что-то, давали таблетки, и всё это в конце концов повлияло на наши гормоны и типаж. – Мы? – уловив паузу, спрашивает Чонсу. – Вместе с Джен, мы вместе участвовали в эксперименте, – поясняет Кю, – мы как бы сделку заключили: я ей – уроки корейского, чтоб в универ поступить, она мне – привод в эту программу. Вот мы вместе и проходили все издевательства, чтоб изменить типаж. – Она омега? – Ага, чертовски сильная омега, – пыжится от гордости за подругу Кюхён, что не скрывается от взгляда мужчины, – её тоже не устраивал типаж омеги и все эти негласные правила и предрассудки, связанные с омегами, особенно с девушками. Ну, знаешь, типа "не ходить туда-а-а", "не оставаться наедине с а-а-альфами", "девушки-омеги для рождения дете-е-ей"… И она решила, что желает быть альфой, как и я. Так что мы вместе проходили эксперимент и, как видишь, теперь мы альфы! – Как-то слабо верится, – кривит губы Чонсу, окидывая парня оценивающим взглядом с головы до ног. – Может, ты и участвовал в экспериментах, и, может, тебе удаётся обманывать всех вокруг, выдавая себя за альфу. Но… мы с тобой истинные и я чувствую, что здесь есть подвох. Только не пойму, в чём дело… – Мой запах? – даёт подсказку парень. – Да, – задумчиво выдаёт старший, – да, запах. Никак не пойму, в чём дело, но… я не чувствую в тебе альфы именно сейчас. Буквально на несколько секунд Кюхён опускает голову, кусает нижнюю губу и молчит, раздумывая, стоит ли рассказать хёну ещё один секрет. И приходит к выводу, что стоит, пока есть такая возможность и подходящий момент. – Ну, раз уж у нас вечер откровений… – вздыхает Кю, машинально складывая руки на груди, будто стараясь защититься. – Это был выпускной после второго класса старшей школы. Я был лидером своей небольшой банды, мы даже имели прозвище "Те самые Робин Гуды" среди людей, и нас всех пригласила на частную вечеринку самая популярная девчонка школы. Мы, естественно, пошли. Но на этой вечеринке у меня внезапно случилась очень сильная и болезненная течка. Я слабо помню, что тогда произошло, – Кюхён хмурится, погружаясь всё глубже и глубже в воспоминания, а Чонсу, затаив дыхание, внимательно слушает, будто стремясь запомнить каждое сказанное донсеном слово, – помню только драку, сирену скорой помощи, капельницу… Мне диагностировали гормональный сбой, а после, вернувшись в школу, я вдруг понял, что уже не являюсь лидером класса. И даже уже не лидер своей собственной банды. – Они… не знали, что ты омега? – догадывается Итук. – Ага, – фыркает Кю, хмурясь и заметно злясь, – сраные омегоненавистники… Видите ли, чтобы быть самым сильным лидером, нужно обязательно быть альфой, – кривя моську и искажая голос, продолжает парень. – Или бетой. – Не, ни хера! Альфой! – возражает убийственно спокойному Чонсу Кюхён, ничуть не стесняя себя в выражениях. – В старших школах Америки буллинг развит так же хорошо, как в наших, так что… "бей или беги", "будь альфой или ты никто". Вот я и был альфой. До той чёртовой течки… Когда моя банда отвернулась от меня, я был… подавлен. Мягко говоря. Чувствовал себя таким слабым, беспомощным, чувствовал себя омегой… На тот момент я уже разбил свой телефон и смирился с мыслью, что больше не удастся связаться с тобой, это угнетало ещё больше, и я впал в депрессию. Я постоянно лежал на диване в гостиной, смотря телевизор, и в один из дней увидел рекламу каких-то новых подавителей, сделанных для альф, и выпустили их на тот момент только-только, причём производителем числилась Южная Корея. Я вспомнил, что ты колол себе что-то в школе, а это "что-то" делал для тебя Йесон. Покопался в интернете, нашёл компанию-производителя, и увидел имя некоего Ким Чонуна в качестве изобретателя этого препарата. – Ты чёртов Шерлок Холмс! – с нескрываемым восхищением выдыхает Итук, зарываясь правой рукой во влажные волосы. – Это правда! За год до того, как ты перевёлся к нам в школу, Йесон разработал сыворотку-подавитель для альф, а я стал его подопытным кроликом – он проверял различные формулы на мне и бесконечно экспериментировал. А где-то четыре года назад устроился на подработку в химическую лабораторию, там довёл своё чудо-лекарство до совершенства и запатентовал его, и уволился из школы с концами. Сейчас работает в крупной фармацевтической компании, заведует производством подавителей. – Хуя се я догадливый, – мямлит Кюхён, осознавая, что, ещё будучи в Америке, копал в нужном направлении. Вот только про Чонуна ничего прям в таких подробностях не узнал, конечно. А жаль, столь подробная информация наверняка дала бы больше мотивации на тот момент. – Не матерись. – Отвали, – щурится на замечание Кю. – Так вот! Я накопал информацию про Йесона и подумал: если технологии, мозги и химия дошли до создания подавителей для альф, то наверняка есть и какие-то таблетки, способные изменить типаж. Есть же люди, меняющие пол, правильно? Вон, весь Тайланд в таких! – немного расслабившись, Кюхён посмеивается и жестикулирует, указывая рукой "куда-то в сторону Тайланда". – Так почему нельзя придумать препараты, меняющие омег на бет или альф? Я так загорелся этой идеей, потом Дженни дала мне надежду, и я с особым рвением проходил все эксперименты в попытке сменить свой типаж с омеги на альфу, но… оказалось, что это невозможно. Новые препараты убивали запах, течку, меняли гормональный фон, можно было даже сделать операцию по удалению лишних органов, как у меня… – Но ты этого не сделал, – понимающе кивает мужчина. – Да, – тяжело вздыхает Кюхён, – я струсил. – Вовсе нет, ты сделал верный выбор, совсем как взрослый, – тепло улыбаясь парню, Чонсу меняет позу, поудобнее усаживаясь на диване так, чтобы смотреть прямо на младшего, и, придвинувшись, берёт его руки в свои, крепко сжимая и массируя большими пальцами тыльную сторону ладоней. – Удаление органов – необратимый процесс, к тому же неизвестно, как это сказалось бы на твоём здоровье. Ты сделал правильно, отказавшись от операций. – Наве-е-ерное, – задумчиво тянет Кю, уставившись на их руки. – Я потом совсем перестал участвовать в экспериментах, они стали плохо влиять на мой организм. Всё чаще я начал чувствовать себя плохо, была слабость, потом сердце, ещё какие-то органы… И тогда я придумал кое-что другое: стал принимать сильные подавители, убивающие запах феромонов, и вдобавок брызгался духами с феромонами альф, чтобы выдавать себя за альфу. Так что теперь я… недоомега. И точно не альфа… – Хэй, послушай, – заметив слёзы, блеснувшие в карих глазах парня, тихонько говорит Чонсу, слегка потряхивая его руки, – совершенно не важно, какого ты типажа. – Ага, скажи ещё, что важен сам человек, – ёрничает младший, дёргая руки, которые хён сжимает сильнее, не позволяя отстраниться. – Скажу, – продолжает Итук, – в самом деле важен именно человек, а не его типовая принадлежность. Ты можешь быть омегой и при этом быть отличным лидером, а можешь быть альфой, который бегает за кофе и в химчистку для своего начальника, но ведь это не характеризует тебя как личность, верно? Ты можешь быть кем пожелаешь. И плевать на гендер и типаж. – Звучит как реклама в телике, – улыбается парень, поднимая большие влажные глаза на старшего. – Ай, прости, говорю слоганами, – посмеивается в ответ Чонсу, – просто немного нервничаю и в голову больше ничего не идёт. – Да и так хорошо, – сквозь подступающие слёзы улыбается Кю, в ответ поглаживая руки мужчины большими пальцами, – и знаешь, ты прав. Я головой своей понимаю, что типаж и личность – разные вещи, но где-то в душе не могу себя принять. Это стереотипы, навязанные с детства, и окружение, я вырос с мыслью, что этот мир предназначен для альф… – Тут мы уже углубляемся в философию с психологией, – задумчиво выдаёт Итук. Он, как взрослый сознательный мужчина, прошедший через далеко не одно осознание самого себя и мира вокруг, прекрасно понимает, что сейчас чувствует Кюхён. Для него мир видится совершенно иным, особенно в таком юном возрасте, а в смеси с его взрывным характером… неудивительно, что он готов пойти на любые авантюры, чтобы изменить себя и свой собственный маленький мир. – Я понимаю твои чувства. И, если хочешь, готов стать твоим личным психологом, у меня даже диплом есть о прохождении дополнительных курсов! – Не-е-е, не, не, – смущённо краснея, посмеивается Кю, опуская голову, чтобы хён не увидел побежавших по щекам слёз, – на кой мне психолог? Было бы лучше, будь ты просто рядом со… мной… – он запоздало понимает, что сказанул лишнего, и от этого краснеет ещё сильнее. От услышанного сердце пропускает удар. Чонсу замирает, напряжённо всматриваясь в макушку младшего, замечает полыхающие от смущения уши в ворохе чёрных кудрей, и судорожно соображает, как поступить. Это же однозначно был намёк, да? Кю хочет, чтобы он был рядом? Чтобы они снова… были вместе? Как себя повести? Не спугнуть бы это едва появившееся доверие. – Прости, – тихо мямлит юноша, не поднимая головы, – сам не ожидал, что скажу что-то подобное… Наверное, мне лучше будет уйти. Он едва успевает закончить фразу, как оказывается в крепких объятиях и, тихонько икнув от неожиданности, замолкает, уставившись на белые занавески окна, которые видны из-за плеча старшего. Оба молчат, переваривая произошедший разговор, Чонсу успокаивающе поглаживает спину донсена, а Кюхён в свою очередь беззвучно льёт слёзы на домашнюю футболку мужчины, что тот, само собой, чувствует. – Я никуда тебя не отпущу, – шепчет альфа, склонившись к красному, пылающему уху Кю, – ты наконец-то здесь, со мной, после стольких лет ожидания. Будет преступлением снова дать тебе уйти. – Но я ж тут, – хлюпает носом Кюхён, – и уезжать из Кореи больше не хочу. – Да я не про географию, малыш, – отстранившись, посмеивается Чонсу, и, обхватив ладонями лицо младшего, поднимает его вверх, чтоб наткнуться на осуждающее выражение заплаканных глаз. Не нравится такое обращение? А ведь так хочется ласково назвать его малышом, как в школьные годы. – Эй, послушай. Я хочу, чтобы ты остался со мной. И, если тебе самому этого хочется… может, мы начнём сначала? Мы сильно изменились за последние пять лет, но я готов узнать тебя снова, таким, какой ты есть сейчас, и… уверен, я приму и полюблю тебя нового. – Даже если у меня мерзотный характер? – Вряд ли всё так плохо, но… да, даже с мерзотным характером, – смеётся Чонсу, поглаживая щёки младшего большими пальцами, а у самого тоже ком к горлу подступает при виде слёз любимого парня. – Ну всё, всё, сентиментальная моя лужа, – ласково убрав за уши прядки чёрных волос, шепчет мужчина, – проплачься, потом умоешься и будем ложиться спать, уже слишком поздно. – Угу… – только и может выдавить из себя Кюхён, прежде чем спрятать лицо в сгибе шеи старшего и продолжить заливать его слезами. Около десяти минут, хотя по ощущениям прошёл целый час, оба сидят в полном молчании, разбавляемом только посапыванием Кунги на диване да всхлипами сопливого носа Кю. Чонсу, переживая целую бурю эмоций, внешне вполне успешно держит невозмутимое выражение лица, чтоб не зарыдать, и успокаивающе поглаживает младшего по спине и волосам, выжидая, пока он успокоится. Надо же, кто бы мог подумать, что их воссоединение пройдёт так спокойно – ну, относительно, конечно, – и быстро. Хотя ещё пару месяцев назад Чонсу не мог даже представить, что ему наконец посчастливится встретить Кюхёна, не говоря уж о том, чтобы возобновить с ним отношения! Либо это сказочное везение, либо настоящая магия. – М-м… Прости, я заслюнявил тебе всю футболку, – отлепившись от плеча старшего, хрипит Кю, хлюпая носом и стирая со щёк мокрые дорожки слёз. – Опять… – Ничего, – ласково улыбается Чонсу, – главное, тебе полегчало. Иди, умывайся, я пока разложу диван. Согласно кивнув, Кюхён с кряхтением старого деда поднимается с дивана и, слегка пошатываясь, будто выпил, идёт в сторону уборной, но, взявшись за металлическую ручку двери, останавливается, с секунду о чём-то думает, и, обернувшись, спрашивает, глядя на альфу: – Хён… А можно поспать с тобой? – Э-э-э… – это всё, что может выдать мужчина, будучи удивлённым вопросом. Спать вместе? Вот так резко, вдруг, только встретившись? И ему не страшно?! Какой рисковый омега… – Ну, я… – Не бойся, приставать не буду, – смеётся Кюхён, видя растерянность старшего, и этой фразой моментально вгоняет его в краску. – Да дело не в этом… – отчаянно краснея, мямлит Чонсу, – я просто… Ты уверен, что хочешь спать рядом со мной? Вместо ответа Кю широко улыбается, кивает и скрывается за дверью ванной комнаты, щёлкая замком. Да, всё же что-то с возрастом не меняется – он всё такой же прибабахнутый и непредсказуемый. В то время как Кюхён умывается, приводя в порядок свою заплаканную моську, Чонсу меняет постельное бельё под радостные скачки Кунги вокруг кровати, переодевает футболку, поскольку спать в футболке с мокрым от слёз плечом как-то приятного мало, и выключает свет, беззвучно передвигаясь по квартире, чем ненароком пугает Кю. Умывшись, парень, широко зевая, выходит из уборной, будучи уверенным, что хён сидит в гостиной или ушёл в спальню, и едва не заходится девчачьим истеричным визгом, столкнувшись с мужчиной в тёмном коридоре, прямо за дверью ванной комнаты. – Я чуть кони не двинул, ты чо! – сходу наезжает на старшего Кюхён, хватаясь за грудь в области сердца. – Прости, – растерянно мямлит Итук, искренне не понимая, что так напугало донсена. – Бог простит, – фыркает в ответ юноша и, ущипнув старшего за бок, направляется в спальню, спиной чувствуя, что хён идёт за ним. Дважды споткнувшись о лезущую под ноги Кунги, Кюхён доходит до большой двуспальной кровати – той же самой, что и была пять лет назад на том же самом месте – и едва ли не с разбегу падает на неё, сразу заползая под большое, белое, пушистое одеяло, пахнущее каким-то цветочным порошком. А вот Чонсу почему-то медлит: ходит по комнате, будто выискивая что-то, уносит Кунги в гостиную, затем, когда она возвращается, садится на край кровати, гладит пёселя, и снова уходит, чтобы положить питомца на свою лежанку в гостиной… И всё это наводит на мысль, что он оттягивает момент сна... Когда мужчина наконец-то приходит в спальню и залезает под одеяло, Кюхён понимает, что его решимость и смелость альфы как-то резко испарились, а на их место пришло смущение. "Да, решение спать вместе было опрометчивым", – думает парень, смотря на хёна, старающегося отодвинуться подальше от него и поближе к краю кровати. Боится что ли? Как странно себя ведёт… – Чой-та ты от меня уползаешь? – смехом спрашивает Кю, грешным делом уже подумывая "а не пнуть ли его, чтоб свалился". – Тебе кажется, – как-то отвлечённо отвечает Итук, однако его взгляд будто становится увереннее всего за секунду, и он даже придвигается поближе к младшему, что того очень радует. Пару минут они просто лежат, смотря друг на друга в полутьме спальни, слабо освещаемой огнями ночного города. Кюхён не решается что-то сказать или спросить, хотя это желание выдают его лихорадочно блестящие глаза, а Чонсу едва ли не задерживает дыхание, боясь спугнуть только-только установившееся между ними доверие, и вместе с тем боясь, что аромат омеги, который он начинает чувствовать, разобьёт в пух и прах всю его выдержку. – Можно… – совсем тихо, вдруг охрипшим голосом начинает Кю, но замолкает, подумав, видимо, что это неуместно. – "Можно" что? – оживляется старший, неосознанно подаваясь навстречу парню. – Можно… тебя обнять? Вроде, вопрос проще некуда, но от него такие эмоции… Сердце заходится, а из лёгких будто вышибает весь воздух. И это был просто вопрос, даже ещё не поцелуй, от которого, Итук уверен, у него сердце вообще остановится. Без лишних слов мужчина придвигается вплотную к младшему, левую руку просовывает под подушку, чтобы голова Кю лежала как бы на его предплечье, а правой рукой обвивает его талию, прижимая к себе вплотную, чувствуя, как чужая рука скользит по его пояснице. Слишком близко… Жарко, волнительно, приятно, и возникает невероятно сильное желание прижать к себе это лохматое кудрявое чудо и больше никогда и никуда не отпускать. В голове резко вспыхивают яркие клочки-воспоминания: первое объятие в мужском туалете, когда Чонсу "спас" мальчишку от домогательств; первый поцелуй – самый первый, грубый и страстный, продиктованный возбуждением, и ещё один первый, нежный и мягкий, наполненный чувствами к этому юноше; боль от мысли, что он изменил ему, страх от шантажа его родителями, унизительный разговор в кабинете директора, который после выпускного узнал об отношениях ученика и учителя, их поездка на море и сон в палатке, последний разговор в машине у его дома… И по сердцу разливается горячая, всепоглощающая волна нежности к этому взбалмошному парню, с такой силой жмущемуся к его груди. – Мой маленький вредный альфа, – едва слышно шепчет Чонсу и, прежде чем Кюхён успевает как-то отреагировать, целует его в лоб, а уже через секунду чувствует, как юноша счастливо улыбается, уткнувшись ему в шею холодным носом. *Самгёпсаль (삼겹살) – традиционное корейское блюдо, готовящееся на гриле. Можно часто встретить в фильмах: люди кладут на печку в центре стола мясо и овощи, поджаривают, затем заворачивают поджаренные кусочки мяса в лист салата или кунжута, добавляя свежие овощи и специи, и съедают. *Омук (어묵) – фишкейк, уличная еда, часто добавляют в токпокки и рамён. Палочки или гармошка на шпажках, делается из фарша рыбы, креветок и кальмаров. *Хотток (호떡) – сладкие пирожочки или блинчики, похожие на панкейки, с начинкой из орехов с тросниковым сахаром, мёда, или семян кунжута.