Обычно, в комнате Умиды было темно, но сейчас, когда алый рассвет касается всех и каждого, комната озарилась ярким, огненно-рыжим светом. Рассвет означает новую жизнь, новый день, а алый её свет это цвет крови. Многие люди сражаются за новый день, пока сероглазая сладко спит на жёстком матрасе, а подле её ног мурлычит Аниса. Вчера допоздна она играла на пианино, что находится в углу возле окна, а рядом стоит гитара, все это подарки Султана Сулеймана от иностранных послов. Но инструменты не нужны были ему, потому и отдал названной дочери. А она только и рада поиграть, слышать как ноты льются из её рук.
Над кроватью дочери стоял Ибрагим, с тоской смотря на тёмнокожую дочь, что сладко дремлет. В руках у него не было ничего, даже лезвие за спиной. Он просто стоял, вспоминая Бирсен… Адебоуол копия мать, только порядком темнее, а глаза достались ей серые, но взгляд материнский. Полный любви, желания её дарить, а сверху была пелена грусти и ненависти. Умида осознала, что рабыня своего статуса. Точно так же как и маленький грек Ибрагим когда-то. А сейчас он забыл, что был рабом. Бирсен напомнила ему об этом, оттого и поплатилась жизнью.
Да, он не ненавидел дочь, но она приносила ему боль видом своим, оттого и ненавистна была. Она копия бывшей Алалы Хатун, девушки покорившей его своей любовью к стихам, что читала она ему, будучи влюблённой маленькой девочкой. Копией Бирсен Калфы, которая зная, что умрёт, наслаждалась вниманием дочери и в последнюю ночь напевала ей любимую колыбельную своего народа. А затем произнесла:
— Спокойной ночи, моя маленькая Умида. Надеюсь, что Аллах позволит тебе быть счастливой…
Паша стоял, внимательно сматривась в волосы, ногти и фигуру дочери. Волосы вьющиеся, по поясницу, а ногти длинные, будто у кошки. Такие же были и у Бирсен.
Почувствовав на себе взгляд, девушка начала просыпаться, но Ибрагим уже захлопнул за собой дверь, оставив Умиду с просони смотреть на неё.
***
Этим днём ничего необычного не происходило. Сначала она позавтракала и посвятила день заботе о Хазан, а потом вновь поела и посвятила оставшийся день Анисе, которая была только этому рада. Сейчас она, лёжа на кровати в полупрозрачной своей ночнушке и в загнутой на конце обуви, читала книгу о влюблённых в друг друга девушках, но не суждено им было быть вместе. Оттого одна из них и покончила собой. И вдруг в окно постучалась чья-то мужская бледная рука.
Реис.
Умида, не побоясь, что кто-то увидит её откровенный наряд, подошла нему и открыла его, а Рей, что не ожидал такого наряда, мгновенно отвернулся, покраснев.
— Чего пришёл, Реис-Эфенди?
Вздохнула Умида с лёгкой насмешливой улыбкой. Мужчины забавно реагируют на такие наряды, хотя в детстве Умида при Рее и юбку высоко поднимала, когда делала колесо при отце.
— Пошли, я хочу показать тебе сюрприз.
Сказал Рей, всё ещё не смотря на собеседницу, из-за чего Екатерина, вздохнув, отошла от окна и натянув на себя шаровары и сорочку, стала одевать шелковый халат золотистого цвета, а ещё поверх она завязала вместо пояса красную атласную летночку. Халат не закрывал её тело, был слегка приоткрывал интересные места.
— Здесь просто прекрасно!
С восхищением проговорила чёрноволосая, хотя по плоской крыши, на которой хорошо устроилась Аниса вместе с чёрным волчонком.
— Здесь хорошо встречать закат.
Сказал Реис, с дуратской кривой улыбкой. Он всё ещё был смущён такой открытости Умиды.
Девушка не обратила внимания, что юноша прячет что-то за спиной, да и его взгляд был другим. Смешным для девушки.
Снова показалось солнце. Но оно ложилось спать, а где-то начались мульсуманские молитвы. Где-то далеко, там, где девушка ещё не была. Она была восхищена оранжевыми красками солнца, окрашенными в алый облака, и засыпающим городом, что был пуст. Адебоуол почувствовала дуновение ветерка и улыбалась.
— Тебе правда нравится?
Сказал Рей, подходя к девушки ближе и его рука показалась из-за спины. Он держал ромашку, любимый цветок Умиды. Белые лепестки были будто бы невинными девушками, были будто бы снежинками, а золотая серединка это солнце. Знак начала нового дня.
— Я чувствую здесь просто… — она не могла подобрать слов, в её глазах была только радость и даже слёзы счастья, одна из которых уже стекала по её щеке — Акуна Матата!
Назвав африканскими словами своё восхищение, она заставила Реиса задуматься. На мгновение он задумался, а затем спросил:
— Акуна Матата?
— Да, это значит «без забот». Понимаешь, будто бы я не рабыня, будто бы… Боже, как Бог смог создать такую красоту?
Словно козочка скакав возле Рея сказала пятнадцатилетняя, восхищаясь красотой. Но Реис, как дурачок, сказал что-то на японском, но Умида поняла только несколько слов «Бог» и «тебя». Девушка поняла его и так. Он сказал «Бог создал это для тебя».
Умида на минутку нахмурилась и в её голове пронеслось «и скрытый и странный. Что с ним?»
