Воспоминания нельзя забыть.
Вновь зарыдала Умида в объятиях Рея, плачет, кричит имя няни своей, да обнимает крепко янычара, что сидел вместе с нею на тахте её пред накрытым телом няни Умиды. «Бончук-Хатун! Бончук-Хатун!», «Бончук-Хатун, а папа будет рад если я буду лучше всех скакать на лошади?», «Бончук-Хатун, а Реис-Ага будет рад, если я выучу по-японски одну песенку?», «Бончук-Хатун, а почему Рей не приезжает?», «Мне бы хотелось чтобы вы были моей мамой…» Плачет Умида вновь и вновь, всё равно ей сейчас на спящего Султанзаде, рыдает она и вспоминает все слова Бончук. За что же, няня, ты ушла? — Она… Она умерла! — Кричит Умида, крепко упившись ногтями своими в руку Реиса, — Умерла! Умерла! Рей лишь гладит возлюбленную по голове, целует, да молвит: — Успокойся, Уми… Прошу… Кайоши разбудишь. И вот берут тело несчастной, уносят… А Умида кричит, выбирается из рук Реевых, да кричит: — Оставьте! Не забирайте! Прошу! Не забирайте! Упала она на колени, да застонала как раненный зверь, застонала, волосы свои рвёт, да дрожит. А Рей рядом. Сел он пред Умидою, улыбнулся через силу, обнял, да сказал: — Она рядом с тобой. С тобой. В твоём сердце. Серые, воистину печальные, очи поднялись на янычара, губы сжались, а затем она обняла Эфенди крепко и дрожит. — Упала птичка… Разбилась… — шепчет Султанша, смотря на открытые покои. — Синяя птичка счастья. Аниса урчит, дремлет на маленьком смуглом мальчишке, да смотрит с надеждою на хозяйку свою. Умная кошка. И вспомнила Адебоуол (ах, несчастное имя, каким называла Бончук Умиду), что ничто не вечно. Вздрогнула женщина, смотрит на метиса и шепчет вновь от бессилия: — Прошу тебя, не умирай, Рей… Обнял Рей Умиду сильнее, прижал к груди, погладил, словно ребёнка, да промолвил: — Я никогда больше тебя не оставлю. Никогда.***
Год. Прошёл год, маленький Султанзаде, маленький Умидин сын, ходить начал, да радостно он возился с отцовым конём. Бедный, напуганный Ворон не знал как с мальчишкой играть. А Хазан что? Живот рос её подобно луне на небе, но себялюбие султанская кобыла не утратила. Скакал возле её Ворон, да те вместе играли, словно жеребята. Но лежит сейчас бедная Хазан на сене, на с заботою на жеребят своих смотрит. Мальчик и девочка. — Лова-адки! — кличет маленький мальчик, радостно подбегая к пёстрой материнской кобыле, да нежно гладя её, подобно взрослым: — Аан! А Умида всё улыбается маленькой чёрной кобыле, да пёстрому брату её с чёрными носочками. Маленькие жеребята, подобно родителям своим, уже во все глаза свои маленькие смотрели на Рея, да Умиду, что смотрели на них с улыбкою. Вспомнила Умида Сессиз свою, мать Хазан. Бедная лошадь. Пожертвовала кобыла своею жизнью ради маленькой дочери своей, убили Сессиз, что ангелом молчаливым была. «Прошу, Бончук, заботься и о Сессиз моей… Давно она заждалась, когда оденут на неё седло.» — подумала женщина, выходя из конюшни и улыбнулась, когда порыв холодного ветра окутал лицо её, а волосы её взлетели в воздух. — Сегодня ветренно, Рей… — Молвит Султанша и смотрит на янычара. Недавно сыграли свадьбу они. — В дом хочу. Кивает тогда янычар, обнимает свою жену, да идут они в дом, пока маленький их сынок бежит неуклюже за ними и смеётся. Дом их был большим, уютным, но комнат было в них мало. Готовить Адебоуол не умела, однако бледный её муж приносил ей завтрак в постель. Любила она его глаза, его волосы и губы. Бледен, словно призрак, но живой, как человек. Играл он с сыном бережно и осторожно, но и в корпусе сидел он много. Генералом скоро станет, станет Умида генеральскою женою. Смотрит в зеркало Умида, волосы свои волнистые расчёсывает, а они всё не слушаются. И вдруг видет в отражении своем дева Анису. Лежит она, не жива не мертва, да мурлычет. Кладёт расчёску, разворачивается, да подходит к старой подруге своей. Садится на кровать, да берёт на колени она бело-серебристую кошку. Дрожать начала Умида, видет, что голубоглазая близкая подруга её едва дышит. Она умирает. Поднимает тогда кошка глаза на хозяйку свою, урчит громче, мяучет, а затем обессиленно кладёт голову свою на лапки белые… И издала она последний вздох. — Аниса?! — Вскрикивает Умида, слезами заливается, — Аниса! Но кошка не слышит, ушла она к няне хозяйки своей, счастлива там будет она. Но не Умида. — Аниса! — вновь кричит Умида уже в истерике, да опускает на пол с крошечным кошачьи телом. — Ани! Ани! И задыхается Умида как тогда, когда в детстве Адебоуол увидела как душить её хотели. Задыхается, как впервые, но слёзы её льются рекой. И забежал тогда в комнату Реис, смотрит на плач, да обнимает вновь он жену свою, пока та кладёт на плечо Рея голову и плачет. — Умерла… — шепчат чёрные губы, — Она умерла… Рей молчит и гладит лишь подругу свою. Не сможет он утешить её, ежели плачет она. Оставит одну — выпрыгнет она из окна, не выдержит.***
Вот и бедная, верная Аниса мертва. Месяц её уже нет, а Кайоши всё ищет, ищет белую кошку с «серебнянной пылью». А Умида ходит мрачна, как туча. Усмехнулась вновь Умида, когда сказал ей Рей, что она словно тень. Айзада так же молвила. Ах, бедная женщина. Сбежала с братом-конюхом, да как ведьма возле кладбища жить стала. Сулейман не знал об этом. Заболел однажды маленький сынок её, пятнами покрылся и горяч был. Не хотела Умида идти к лекарям, знала, что доложат они Сулейману и за упокой будут заранее они молиться. Пошла Адебоуол к этой низкой ведьме, едва только открыла дверь Айзада, как заплакала дева и взмолилась. «Спаси сына моего!» — молвила она. Айзада улыбается тогда, да загадкою молвит: «Луна спустилась на землю и помощи у реки просит?» Но плакала Умида, да сердце ведьмы смягчилось. Айзада вылечила оспу, да сказала, что не берёт Умиду ни чума ни оспа. Удивительная Султанша. Пообещала тогда Умида, что поможет Айзаде вернуться домой, на родину. Но сказала бывшая Хатун, что дядя её, единственный родственник, сослал ту в монастырь. Не угодно дворянке с конюхом возиться, любить его нельзя. Зашла Умида, с Кайоши на руках, в корпус, встречает её старый генерал, Беркант. Поклонился он (она тоже, что не го же Султанше), да спрашивает: — Чем обязаны, Госпожа Султанша? Умида, в чёрном одеянии своём, улыбается, а глаза её, вечно печальные, уставлены прямо на огромного генерала: — Оставьте это, мудрый генерал. Ниже я вас, да младше. Однако молчит Беркант и кивает только. А Умида продолжает: — Вы спасли мне жизнь. Жизнь моему сыну. Поверьте, нет у Султанзаде деда… Позвольте поблагодарить вас и… — Далее дева отдаёт в крепкие руки сына, что начинает плакать. Не любит у чужих на руках. — Я хочу, чтобы вас он называл дедушкой.