Цвет храбрости

      В день рождения голова Гарри была на удивление легка.       Он проснулся рано: еще тогда, когда за окном небо медленно заплывало красными линиями, как красками из акварели Лори. Но, несмотря на раннее пробуждение, Гарри прекрасно слышал тихие голоса взрослых внизу.       Тонкий голос Лори периодически интересовался, все ли нормально с Гарри, а Тобиас отвечал, что нужно подождать; что Гарри поймет и осознает, ведь он умный. Гарри мог понять. Конечно, мог и понимал. Эти люди были слишком добры, чтобы выбрасывать сиротку на улицу. Лори наверняка не знал о том, что они неродные. Гарри надеялся, что в их отношениях ничего не изменится.       Всю ночь он раздумывал над тем, как ему вести себя. Вспоминал все: каждую улыбку или же грубый тон. В конце концов, он забылся крепким сном где-то под утро, а днем проснулся с абсолютно чистой головой.       Сейчас же, застегивая пуговицы на дорогой рубашке, Гарри чувствовал румянец, выступающий на щеках. Он не заслуживал такого отношения. Сколько раз он грубил родителям? Сколько раз не слушался?       У него был четкий план, расписанный до каждой мелочи. И он собирался следовать ему до конца.       План был таков: закончив приготовления, он спустится вниз и извинится за вчерашнее. Пообещает вести себя хорошо и скажет спасибо за все, что они сделали. Приготовит им завтрак и уйдет наверх, чтобы не мешаться под ногами.       Все было так идеально и просто, что внутри противным воем начинало бушевать ощущение предстоящей ошибки в каком-то из пунктов. Проговорив все это в голове несколько тысяч раз, он решил, что обязан следовать плану.       Гарри повернулся к зеркалу, недовольно разглядывая свои непослушные кудрявые волосы, и поджал губы. С самых ранних лет Бетти ломала миллиарды расчесок, пытаясь расчесать этот ужас. В семь лет он даже просил родителей сделать ему химическое выпрямление, но они строго-настрого отказали, заявив, что такие волосы — гордость.       Проведя ладонью по голове в очередной попытке уложить их, Гарри приоткрыл дверь и бесшумно покинул комнату. Из окна в конце коридора пробивались первые солнечные лучи. Они были до невозможного яркими и, казалось, даже счастливыми, пока перебегали с одной стены на другую. Гарри почувствовал досаду. Даже злость на то, что он не может быть таким же беззаботным.       Проходя по коридору, он пытался осознать, как раньше не замечал красоты этого дома. Невероятной элегантности обои, дубовые двери и бесподобные цветы. Ковер темно-зеленого цвета, расстилавшийся почти по всему дому. Огромные чистые окна и завлекающая своей необычностью лампа в главной комнате. Она была такой большой, что весела практически по всему периметру потолка. Из-за этого казалось, что любой уголок в комнате освещен теплым светом.       Именно туда Гарри и направлялся, неохотно переступая через ступеньки и свои мысли.       Коллинзы сидели в гостиной.       Бетти устало облокотилась на спинку дивана с кричаще-яркой желтого цвета обшивкой. Она, не отрывая взгляда от обручального кольца, крутила его пальцами другой руки. Где-то под ложечкой неприятно засосало. Его мать выглядела слишком бледной.       Тобиас невозмутимо держал в руках очередную научную книгу, не переворачивая страниц и скользя взглядом по одной и той же строчке по несколько раз. Как можно старательнее вчитываясь в предложения, он все-таки не мог избавиться от мыслей о сыне. Тобиас не мог отрицать, что он боялся, хотя всегда делал обратное.       Лори же устроился в ногах у матери. Он часто сидел там, когда они все вместе собирались в гостиной летними вечерам. В его руках был огромный альбом, хранивший бесконечное количество рисунков. Все они были прекрасными, созданными из сплетения множества тонких линий, выведенными уверенной рукой. Лори рисовал с самого детства. Рисовал правдоподобно, в точности запечатлев все, что его вдохновляло. Карандаш на необыкновенно быстрой скорости скакал по белому листу бумаги, оставляя за собой какие-то линии.       Гарри остановился в арочном проеме, заложив руки за спину и склонив голову вниз.       — Я прошу простить меня, — тихо произнес Гарри, едва двигая словно онемевшими губами.       Звуки будто не хотели литься из его горла.       Но этого было достаточно, чтобы привести тихую гостиную в движение. Первым был Лоренс. Он отбросил альбом в сторону, словно это была ненужная ему вещь, и подбежал к брату. Его руки обхватили Гарри с ужасной силой, и даже сквозь одежду он понял, насколько они холодные. Теплым дыханием Лори прошептал ему в макушку:       — Я так волновался, солнышко. Я тебя люблю. Я так сильно тебя люблю.       Вторым был Тобиас. В несвойственной ему манере он опустился на колени рядом с сыном, заглядывая в изумрудные глаза и стараясь прочитать в них хоть что-то.       Но мальчик смотрел так, как обычно. Слегка извиняясь и внимательно, будто заглядывая в самую душу. В голову ученого закрались подозрения: Гарри точно не умеет читать мысли?       Но эта глупая идея была отброшена в сторону достаточно быстро. Он же взрослый человек, какая ерунда.       — Прости, сынок, — губы слегка дрожали, и мужчина поджал их, надеясь, что это краткое оцепенение быстро пройдет. Он чувствовал стыд и необходимость извиниться, показать всю свою любовь. — Это я настоял на том, чтобы мы рассказали тебе об этом вчера.       Гарри почувствовал, как в носу слегка защекотало, а глаза наполнились слезами. Прикусив щеку изнутри, он постарался хотя бы немного улыбнуться:       — Я понимаю, пап. Просто я не был готов. И никогда не был бы. Мам? — прошептал Гарри, сдерживая очередной всхлип, рвущийся наружу.       Женщина зарыдала сильнее, чем раньше, обнимая себя руками и прикрывая лицо за волосами.       — Солнышко, подойди к маме, — шепнул отец, слегка подталкивая Гарри в сторону жены.       Гарри медленно подошел к матери, аккуратно прикасаясь ладонью к ее руке. Рука ее мягко приняла детскую ладошку в свою и крепко сжала. Слегка приподнявшись, она притянула Гарри к себе, и он почувствовал сладкий лавандовый запах духов, судорожно вдыхая его в лёгкие.       Она рыдала в плечо Гарри, пока он пытался понять, почему они все такие расстроенные. Они были именно что расстроены. Гарри не любил разбитых людей. На самом деле он считал, что все люди разбитые. И потому презирал тех, кто страдает на показ.       Но он не чувствовал презрения к своей семье, и это заставляло мысли в его голове бегать все быстрее и быстрее, перемешиваясь в разноцветную кашу. Казалось, еще совсем немного и голова взорвется.       Рядом оказались Лори и отец.       На секунду Гарри захотелось поверить.       Все принципы и мысли, которые он старательно высаживал как садовод в строгом порядке, сейчас больше походили на садик тетушки Морис из соседнего дома. Множество растений везде, где только можно. Странные и не сочетающиеся цвета.       Он стоял с закрытыми глазами и думал о том, что на самом деле он любит их больше жизни. Думал о том, что если бы не они, то сейчас он бы мог оказаться таким, как и Гейн, один из его глупых одноклассников, или, что еще хуже — вообще мог не быть живым. В свои одиннадцать он прекрасно знал, как относятся к детям в детских домах.       Они сидели все вместе минут двадцать точно. Все это время Гарри чувствовал прикосновения горячих рук и плавился в тепле и заботе этих людей. Но теплую идиллию разрушил почтальон, настойчиво стучащий в дверь на протяжении нескольких минут. Наконец, письма со знакомым звуком упали на коврик у входной двери и рассыпались, распадаясь из ранее идеальной кучки.       Первым встрепенулся тактичный и привыкший к жизни по правилам отец. Он приподнял голову, слегка привставая и разглядывая свою семью. Сейчас он, пожалуй, ощущал умиротворение. Он видел их всех вместе и был с ними. Впервые он понял, что настоящий он — именно такой. Сидящий в окружении своей жены и детей. В окружении тех, кого он любит.       — Время для почты.

***

      В первый раз Рон осознал, что его семья не идеальна, в шесть лет. Он отчетливо помнит тот день, когда домой явился пьяный отец. Мать долго кричала на него, пытаясь вразумить мужчину, который завалился на диван и, кажется, заснул. Отец кивал головой, бормотал что-то слегка посиневшими губами и все время закрывал лицо руками.       Вниз спустился Перси. Он отодвинул Рона, стоящего на лестнице в одной пижаме, и приказал ему идти спать. Рон постарался незаметно отступить в тень, надеясь, что его не заметят. В груди бушевал интерес.       Родители и не заметили. Отец поднялся с дивана. Видно, достаточно отдохнув и наслушавшись криков жены. Слегка пошатнувшись, он поднял левый кулак и замахнулся на мать.       А дальше все произошло как в ускоренной съемке. Перси быстро пересек комнату, возникнув рядом с отцом и, вытащив из кармана старых и потертых джинс палочку, произнес неизвестное Рону заклинание. Артура отбросило в сторону с такой силой, что он перелетел через диван и повалился вместе с ним на пол.       Молли взвизгнула, схватив Перси за локоть, и попыталась оттянуть назад. Но он легко отмахнулся от нее, наступая на отца. В тот момент Рон заметил в глазах брата то, чего не замечал раньше. В его глазах плескались настоящие эмоции. Чистая ненависть, настоящая злость. В карих глазах брата пылал холодный огонь.       Он вновь взмахнул палочкой, надвигаясь на отца и нависая над ним. Волосы Перси свисали по бокам, и Рон не видел его лица.       — Я ненавижу тебя каждой клеточкой тела, — прошипел он сквозь зубы, прикасаясь палочкой к чужой шее, слегка вдавливая ее в жировую складку, — но я люблю мать и Джинни, я люблю своих братьев. И пока никто не может сделать этого, то их буду защищать я. Если я увижу тебя в таком состоянии еще хотя бы раз, то ты больше никогда не сможешь зайти в этот дом, клянусь тебе.       Отец вместо того, чтобы согласиться, рассмеялся:       — Сукин выблядок, ты не имеешь права так говорить со мной в моем же доме. Если твои слизеринские дружки узнают, что ты непонятно чей сын, тебе будет не весело, верно? Куда тебе еще и эта палочка? Купил в Лютом? Только попробуй научить этому моих чистых детей. Я выпотрошу тебя и закопаю в твою же драгоценную грядку с этими темными растениями.       Перси мотнул головой, резко уводя палочку с шеи и наставив ее на лоб. Рон сжался в комок, слегка прикусив губу и старательно пытался понять, о чём идёт речь. Брат одними губами произнес заклинание, и отец замолчал, пока Молли рыдала, согнувшись в три погибели.       — Перси, милый, — тихо всхлипнула женщина, со страхом в глазах наблюдая за сыном. — Все хорошо, не обращай внимания. Мы любим тебя.       Рон почувствовал, что внутри него все оборвалось, когда Перси оторвал взгляд от отца и посмотрел в пустоту темной комнаты с дикой болью в глазах:       — Ты прекрасно знаешь, что это не правда. Тебе было бы лучше без меня, — едва слышно произнес он и поспешил выйти из дома, тихо закрыв за собой дверь.       — Перси, — едва слышно воскликнула Молли, беззвучно рыдая.       Мальчик остался сидеть там: рядом с дверью в чулан, в темноте, где его почти невозможно было заметить. Он тихо плакал, вжимаясь в деревянные стены и медленно осознавая, что он ненавидит отца.       С возрастом эта ненависть все сильнее разрасталось в сердце, и уже к одиннадцати годам Рон понял, что не считает Артура отцом. Конечно, может быть, для маленькой и противной Джинни он и был «лучшим папочкой в мире», но только не для него.       Артур, который не давал Перси карманных денег; Артур, который каждый раз, когда ему давалась возможность, упоминал, что Перси «неправильный»; Артур, обнимающий всех детей, кроме одного; Артур, не уважающий свою жену.       Когда Рону исполнилось одиннадцать, он впервые смог серьезно поговорить с братом о своих переживаниях по поводу факультета.       — Ты попадешь туда, куда должен попасть, — тихо произнес Перси, перелистывая очередную страницу большого фолианта, который ему прислали однокурсники. — Как видишь, твой отец не очень сильно рад тому, что я на Слизерине. Я мог попасть на любой факультет, но угодил туда, куда не хотелось бы угодить Артуру. Он неудачник, срывающийся на других. Его слова не стоят твоих переживаний.       Рон подтянул к себе колени, внимательно разглядывая брата. Ему удавалось делать это не часто. Перси, ненавидящий семейные посиделки, все время находился у себя в комнате. Он читал книги, тренировал заклинания купленной в Лютом палочкой и ухаживал за диковинными растениями, стоящими в самом углу комнаты.       Перси был фаворитом Рона среди братьев. Внезапно превратившийся из долговязого мальчика, неуверенного в себе, в красивого парня, знающего, что делать, он вызывал в Роне и восторг, и уважение одновременно. Перси и правда был красив. Его волосы потемнели, став миндально-рыжими, лицо вытянулось, приобретая настоящие аристократические черты. Как-то раз, во время выхода в Косой переулок, какая-то женщина из высших слоев перепутала Перси со своим сыном. Отец побагровел и начал громко возмущаться, серьезно наказав Перси дома. За что — было понятно только ему.       — Если попадешь на Слизерин, что вполне вероятно, — наконец Перси оторвался от страниц книги и серьезно взглянул на младшего Уизли, — то запомни: цвет школьного галстука не определяет тебя. Факультет лишь облегчает твое обучение. Кем ты станешь решать только тебе. Ну и тебе придется терпеть Артура всего два года, в общей сложности. Жить-то ты будешь в Хогвартсе.       Рон тихо рассмеялся, впитывая в себя искринки в глазах брата и кивнул головой:       — Я рад, что ты есть у меня.       Перси слегка вздрогнул, сжимая стержень пера в руках с особенной силой. И, слегка хрипя, произнес:       — Я тоже рад, Рон. А сейчас оставь меня, мне пора заниматься.       Рон понимал, что его семья неидеальна. Но когда вечером мама накрыла на стол в честь того, что Рон получил письмо, он убедился в этом полностью.       Слегка выпив, отец вел себя на удивление смирно. Он тихо слушал рассказы Фреда и Джорджа и смех жены, пока Перси вдруг не произнес:       — Я хотел бы отлучиться, у меня режим и я не хочу его сбивать.       Мама понимающе улыбнулась, Фред и Джордж отпустили какую-то шутку, понятную только им, а отец вдруг поднял голову и стукнул кулаком по столу, привлекая внимание каждого в комнате. На секунду в воздухе повисла мертвая тишина.       — Я растил тебя всю твою жизнь. Благодаря мне у тебя есть одежда и крыша над головой. Я не отказался от тебя даже тогда, когда ты предал мое доверие, попав на этот чертов факультет и заведя дружбу с Пожирателями.       Рон окинул Перси внимательным взглядом, стараясь выловить каждую эмоцию на идеальном лице. Скулы брата на секунду дернулись, а в глазах читалась скука, словно парень слышал это каждый день. Но Рон чувствовал, что каждая клеточка тела его брата напряжена. И его напряжение передавалось каждому в этой комнате, оно висело в воздухе.       — Будь добр, неблагодарный щенок, — почти рыча продолжил Артур, — в день, когда мой настоящий сын получает письмо, отпраздновать его поступление в Гриффиндор.       Колючий пьяный взгляд утыкается в глаза Рона. А тот чувствует: внутри у него все леденеет, а сердце, кажется, перестает стучать.       — Ты же попадешь на Гриффиндор, Рональд?       И Рон теряется, не зная что ответить. Он не хочет злить отца, и он не хочет врать.       — Н-не знаю, — наконец тихо отвечает Рон, чувствуя каждый из пяти взглядов устремленных к нему.       Артур вскипает. Он резко поднимается, толкая руками стол. Все вскакивают со своих мест, а стол со скрипом проезжает по полу и впечатывается в плиту. Посуда слетает, с громким звоном разбиваясь о намытый еще утром пол.       — Ты! — оглушительно ревет он, подскакивая к Перси и замахиваясь кулаком для удара.       И тут Рон понимает, почему Перси не смотрел на него. Перси готовился. Он знал, что будет. Уважение к Перси возрастает в бесконечную сотню раз, и мальчик завороженно следит за происходящим. В тот самый момент, когда отец почти дотрагивается костяшками до лица Перси, он проворно отскакивает в сторону и, вскинув палочку, кидает Артуру в спину Инкарцеро.       В воздухе появляются веревки, которые уверенно обхватывают тело мужчины. Отец, вскрикнув, падает на пол, а затем замолкает. Перси подходит к нему, присаживаясь на корточки и дотрагиваясь до шеи. На его лице читается удовлетворение — значит, все хорошо.       — Единственное ничтожество тут — это ты, — шепчет он, наклоняясь ближе, — я тебя предупреждал.       Молли приходит в себя и спешно вскрикивает:       — Расходимся. В свои комнаты. Живо!       Фред и Джордж беспрекословно взбегают вверх по лестнице, пока Молли поднимает вовремя усыпленную ловким заклинанием дочку на руки. Кому-кому, а ей не нужно этого видеть.       Рон стоит рядом с Перси и с ненавистью смотрит на отца.       — Прости, — тихо шепчет он брату и поворачивается в его сторону.       Перси кивает и быстро убирает разгром на кухне с помощью неизвестных мальчику заклинаний. Рон стоит рядом, внимательно за всем наблюдая. Он впитывает в себя каждое его действие. Он хочет быть таким же сильным и несломленным.       Уже глубокой ночью, разглядывая красными от слез и недосыпа глазами потолок, Рон понимает, что он хочет попасть на Слизерин.

***

      В их семье было принято читать письма за завтраком. Они собирались за большим столом и, пока мама разливала всем чай, отец торжественно вручал письма.       Гарри и Лори тоже получали небольшие конверты. В школе, в которой они учились, был принят межъязыковой обмен письмами. В начале учебного года каждый ученик получал адрес человека, с которым они должны общаться.       Гарри с удовольствием сделал глоток чая с молоком, даже не морщась под удивлённым взглядом брата (чайник только вскипел и вода была ужасно горячей). Он отправил письмо на прошлой неделе и, очень маловероятно, что ему успели прислать новое.       — Лори, тебе письмо из России, — отец передал конверт и вновь уткнулся в бумажки, раскладывая их на столе в каком-то своем порядке.       Вероятнее всего, там были квитанции и чеки. Может, извещения о вызове на какие-то конференции. Гарри не очень любил вникать в это. Каждый раз, когда он начинал интересоваться что же там, отец загадочно подмигивал и уходил к себе.       Пару раз они были на конференциях вместе. Но, к сожалению, к Гарри не относились как к человеку, которому интересна наука. Скорее, просто как к маленькому милому ребенку, которого отец не смог оставить дома. Поэтому вскоре Гарри покинуло желание лезть в научную жизнь отца.       От задумчивого размешивания чая его отвлек отец:       — Гарри, тут и тебе есть письмо, — слегка удивлённо произнес мужчина, разглядывая грубый на вид конверт.       Когда в его руках оказалось письмо, Гарри и сам удивился. Бумага было очень грубой, а сам конверт был запечатан с помощью воска. Выглядело, честно говоря, величественно. Как будто в каком-то 19-м веке. Воображение услужливо подкинуло картинку: какой-нибудь джентльмен сидит при тусклом свете свечи и аккуратно складывает только что написанное письмо в эти бумаги. Затем капает воском из специально разогретой чашечки и ставит печать.       Пальцы пробежались по конверту, ощупывая замысловатую восковую букву «Х».       — Я не знаю от кого это, — честно признался он, вертя конверт в руках.       Открывать было страшно, но почему-то от этого письма словно исходило тепло. Что-то знакомое, заставляющее кончики пальцев слегка подрагивать в предвкушении.       Все взгляды устремились на него. С легким сожалением Гарри разорвал конверт, ловко вытаскивая пальцами письмо на все такой же слегка желтоватой бумаге.       «ШКОЛА ЧАРОДЕЙСТВА И ВОЛШЕБСТВА «ХОГВАРТС»».       Одна из бровей непроизвольно приподнялась, и Гарри недоверчиво хмыкнул.       — Ну, что там? — вскинулась мать, с интересом наблюдая за ним.       — «Школа чародейства и волшебства», — зачитал Гарри, поднимая полный негодования взгляд на взрослых. — Меня проинформировали о том, что мне предоставлено место в школе чародейства и волшебства «Хогвартс».       Отец рассмеялся, слегка откидывая голову назад:       — Это твоя подружка написала?       Гарри нахмурился, вновь пробегаясь глазами по слишком официальному тексту письма и прикусывая губу:       — Не думаю. Она бы не смогла написать так.       — Тоби, — едва слышно произнесла мать, привлекая внимание каждого за столом. — Помнишь, мы говорили о?..       Тихий смех отца замолк, и теперь пришла пора волноваться. Взгляд Тобиаса стал настолько серьезным, что поднявший голову Гарри почувствовал, как по телу пробегаются мурашки. Лори слегка обреченно вздохнул, отодвигая от себя тарелку с недоеденной кашей и всматриваясь в лица родителей.       — Гарри, мы с твоей матерью должны сказать тебе ещё кое-что.       Лори хихикнул, разрежая обстановку:       — Гарри Коллинз и тайны родителей.       — Помнишь, как вчера разбилась ваза? — мама недовольно зыркнула в сторону сына, слегка поджимая губы, и повернулась к самому Гарри. — Или как в детстве летали вещи? Честно говоря, мы думали, что в тебя просто вселился кто-то.       Отец многозначно кашлянул и Бетти мигом поправилась:        — Я думала. Он же искал научное объяснение каждый раз. И, к слову, не всегда получалось. Может быть, это письмо — правда.       Внутри все, казалось, взорвется от переизбытка эмоций. Он — волшебник? Он может творить невероятные вещи с помощью магии? Гарри сразу же вспомнились все те разы, когда рядом с ним происходило что-то невероятное: летающие кошки, меняющая размер неугодная одежда, да те же огоньки в темноте чердака. Внутри все перевернулось пару раз. Каша в голове начала раскладываться по тарелочкам.       — Я могу пойти наверх? — произнес он, выходя из-за стола и прижимая конверт с письмом к себе.       Мама с папой переглянулись.       — Иди, — произнес Лоренс, улыбаясь брату краем губ.       Сразу, как мальчик скрылся за дверным поворотом, Лори тяжело вздохнул, протягивая расстроенной матери руку через стол. Он чувствовал себя странно. Но расхлябанность родителей только усугубляла ситуацию.       — Я тоже пойду, — тихо произнес он, вставая и задвигая за собой стул.       — Ты уверен? Может, посидишь с нами? Гарри лучше побыть одному.       — Как будто вы не знаете Гарри. Он сейчас не думает над тем, как круто быть волшебником, а рыдает из-за тягот жизни. Тем более, мне не обязательно было бы идти к нему. Но я пойду к нему, потому что ему нужна поддержка. Не сидите долго в тишине. Приготовьте праздничный торт. У него сегодня праздник, как-никак.       Гарри, как и предполагал Лори, сидел, завернувшись в свое одеяло и рассматривал влажными глазами потолок.       — А вот и я. Делись горестями, маленький волшебник, — произнес он, прикрывая за собой дверь и аккуратно присаживаясь на краешек кровати.       Слегка отодвинувшись, мальчик дал больше места брату и скинул с себя одеяло.       — Я не расстроен, — раздосадовано произнес он, вскидывая руки вверх. — Я в бешенстве.       Уже было готовый успокаивать брата, Лоренс удивленно захлопал глазами, совершенно не представляя, как реагировать.       — Я так боюсь, что биологические родители не просто отказались от меня. Они отказались от меня, зная, что я обладаю какими-то способностями. Они могли отказаться от меня, потому что я опасен? Что если я опасен, Лори?       — Ну? — непонимающе пробурчал парень, не узнавая Гарри. Обычно спокойный, но он злобно щурился, сжимая в руках конверт со злосчастным письмом. — Я не понимаю, к чему ты ведешь. Не всем нам дано разгадывать великие загадки. Поясни своему обделенному смекалкой брату, что к чему?       — Да иди ты, — слегка успокоился Гарри. — Что если я могу навредить родителям? Что если они будут бояться меня? Не примут? Я вчера разбил вазу, а ведь кто-то мог пострадать. Понимаешь?       — Понимаю, — кивнул Лоренс. — Но давай думать логично. Во-первых, письмо из школы волшебников пришло не просто так. В этой школе тебя должны научить не просто контролировать свои силы, но и творить что-то с их помощью. Прикинь, ты сможешь заставлять людей себе подчиняться? Или же, например, создавать деньги из воздуха? Даже не смей забивать голову ерундой. Родители любят тебя.       Гарри шмыгнул носом, замотав головой из стороны в сторону.       — Удиви меня.       Гарри уставился на брата, сложившего руки на груди и слегка повел плечом:       — Я им неродной.       — Дурак ты, а не неродной. Если бы родители не хотели тебя оставлять, то уже никто бы и не помнил твое имя. Про тебя бы уже никто в школе даже не вспоминал. Ты как будто родителей не знаешь. Они захотят — сделают. Но вот приелся ты им. Кормят, терпят эмоциональные бзики и любят. Видел, как волнуются каждый раз, когда дело твоего благополучия касается.       В комнате повисла тишина. Гарри старательно тер глаза руками, растирая слезы по лицу, пока пытался успокоиться под пронзительным взглядом чужих глаз.       — Я не хочу уезжать.       — А я не хочу в твой день рождения есть кашу на завтрак, но ты ее любишь. Это хороший шанс. Ты бы все равно в следующем году отправился бы в пансион. Мозги у тебя на месте и деньги у нас есть. Это мне не повезло: я в твое время за книжками часами не сидел, мне это не интересно было. Уезжать придется в любом случае.       Аккуратно поддев Гарри под руку, Лори потянул его на себя, укладывая на колени. Новоиспеченный маг вздрогнул от прикосновения, но довольно быстро успокоился, поудобнее пристраиваясь и чувствуя, как чужая рука перебирает его волосы.       Очень быстро его сморил сон.