***
У подножия Клыкастых гор всегда царили прохлада и полумрак. Окружённые со всех сторон высокими соснами и горами, тропинки вели исключительно в глушь лесов, а оттуда — прямиком к обитающим там монстрам. Или же в недра шахты, которую давным-давно забросили после того, как там появились подрывники. Ходили они со злобными мордами, а за спинами у них, казалось, был нескончаемый запас бомб. Зачищай — не зачищай эту шахту, а толку никакого. Впрочем, власти не спешили терять надежды и посылали туда всё новых и новых охотников за приключениями, обещая награду одну другой лучше. Цзюн не спускался туда. Больно много мороки. Единственная тропинка, отходящая от самой Небесной Гавани, вела не к чудищам, а в падь, опоясанную поваленными деревнями. Поговаривали, что когда-то здесь произошёл сильнейший магический взрыв. В народе во всём винили зазнавшихся волшебниц, решивших потягаться в силе, но Цзюн ещё в Колдроке вычитал в книге, одолженной у клирика Жермена, что в незапамятные времена на этой небольшой полянке столкнулись силы Света и Тьмы. Цзюн приходил сюда во второй раз. Впервые он спустился в падь ещё до первой встречи с Тролином. Как же ему, взращённому Светом и захваченному Тьмой, не вдохнуть магической ауры, пропитавшую здешний воздух навеки? Над низменностью словно бы повис незримый энергетический купол, под которым парило слияние чар — опасных или же нет? Никто не знал — мало кому приходило в голову рискнуть отклониться от намеченного маршрута и постоять в зоне мощного магического всплеска. А Цзюн понял, что это идеальное место для его тренировок. И во второй раз он пришёл сюда с определённой целью. Всё ещё сомневаясь в эффективности внезапной идеи, он стоял на краю пади и переводил взгляд с щита на поваленные деревья и обратно. Конкретного способа использования этого щита в качестве «чёрной дыры» он ещё не придумал, но дурная голова ногам покоя не даёт, как говорится. Зато название — о чём бы ещё ему думать! — он уже придумал. Еретик снял щит и повертел его в руках. Казалось бы, чего проще? Запустил раскрученный щит в толпу врагов, раскидал их — и дело сделано. Но это же не заклинание никакое. С таким и ребёнок справится. Цзюн поджал губы, примерился для броска и почувствовал, как нагреваются его пальцы: то Тьма в предвкушении подобралась поближе, чтобы заполнить всё его тело… Но Цзюн не позволит. «Сначала представь, как будет выглядеть твой приём». Кто это говорил? Кажется, один из наставников на Снежном хребте. Умения новобранцев были одинаковы — зачем представлять что-то, если можно посмотреть на то, что делает учитель? За малые отклонения и самовольничество даже наказывали. Куда уж там фантазию проявлять? Своя шкура дороже. Цзюн поёжился, тронутый воспоминаниями, и закрыл глаза. Щит приятно греет руки; кажется, ещё немного — и он совсем раскалится. Тогда надо раскрутить его как следует и метнуть в гущу монстров. Щит замрёт в воздухе и завертится в бешеном темпе, избивая врагов, а вокруг него возникнет тёмный водоворот, затягивающий в самую сердцевину… Треск, хруст, хрипы — и щит вернётся прямо в руку, грязный, горячий от крови, но без единой трещинки. А впереди останется лежать куча поверженных чудовищ. Сердце взбудораженно забилось. — Щит хаоса, — низко проговорил Цзюн, напрягая пылающую тёмным жаром левую руку — закрученный щит резко улетел вперёд, разрезая воздух, и… упал на землю. Фыркнув про себя, Цзюн подобрал его и размял кисть. — Ладно, не всё так просто. Ещё раз. Пальцы нагрелись. — Давай, — процедил Цзюн сквозь зубы, стискивая край щита, — иди сюда. Подушечки приятно закололо. — Щит хаоса. Тьма злорадствовала. Еретик пристально посмотрел на свою руку, точно желал проткнуть взглядом Тьму, не желавшую подчиняться. «Глупая идея», — повторил он, вздыхая. Щит крутился, заставляя воздух жалобно свистеть, но неизменно с грохотом падал на озлобленную львиную морду. В бою так и защиты можно лишиться. А ещё нужно научиться молниеносно спускать щит с руки, так же быстро метать его и перехватывать на обратном пути, чтобы острый край не угодил в рёбра или куда похуже. «Глупая, глупая идея…» Цзюн цыкнул и вновь встал в стойку. Как же напоминает старые, но совсем не добрые времена…***
Судорожно подрагивая от шока, юный клирик медленно поднялся с холодного каменного пола и подобрал упавшую тяжёлую булаву. Его короткие чёрные волосы стояли дыбом, левое веко беспрестанно дёргалось, а в глазах стояла усталость, смешанная с остервенением, не заметить которую было невозможно. Он поправил сбившийся воротник и прилизал свободной рукой волосы — те так и остались торчать в полном беспорядке. — Если не научишься такому простому умению, как Грозовой разряд, то даже не мечтай о профессии священника. — Бородатый мужчина в роскошных одеждах презрительно наморщил нос и постучал булавой по широкой мозолистой ладони. — Путь к цели непрост, друг мой. — Да, наставник, — понятливо кивнул клирик и поставил ноги на ширине плеч, наклоняясь вперёд. По всей огромной тренировочной площадке раздавались несмелые боевые кличи и треск разрядов молний, бьющих в пол. Смотреть на других клириков было запрещено: «Самостоятельность и ответственность — вот что формирует настоящего рыцаря Церкви». Для ученика могли существовать только его умения, он сам и Учитель, наставляющий на путь истинный. И не дай Богиня отклониться от задуманного… Хиленькая молния, будто издеваясь над клириком, чиркнула зигзаг в воздухе и пропала. Покрасневшие от холода кулаки сжались — ещё один взмах булавой, ещё один разряд, ещё одна попытка. Молния бьёт в пол, прыгает из стороны в сторону, не поддаваясь будущему священнику, и необычные красные глаза исподлобья смотрят в лицо наставнику. Тот хмурит брови, постукивает булавой и молчит. Его глубоко посаженные голубые глаза смотрят холодно, совсем не так, как новички представляли себе взгляды заслуженных служителей Церкви. Но пути назад нет — в горячем сердце пульсирует упорство и целеустремлённость, и чернявый паренёк не готов отступать только из-за какого-то взгляда. — Грозовой… разряд! Булава рассекает воздух, сбивая с ног воображаемого противника, а затем в пол бьёт очередная молния — яркая, горячая, парализующая; бьёт ослепительной вспышкой, и клирик радостно распахивает глаза, сбрасывая с плеч былую измученность часовой тренировки… Молния соскальзывает, расфокусировавшись, и, вздрогнув, мигает и появляется уже в шаге от наставника. Всего в шаге — учитель едва успевает отпрыгнуть в сторону, чудом не задетый мощным ударом, и разряд, словно испугавшись, тут же исчезает. На его месте возникает другой, уже качественный — и мальчишку прошибает током. Снова. — Учись контролировать свою силу, — отчеканивает наставник, надменно глядя на то, как его ученик подрагивает и неловко встаёт на ноги. — Я стараюсь… — За каждый поступок, что мы совершаем, приходится платить. Это карма, друг мой. — Но я не могу сразу делать всё идеально. Мне нужно время… — Меньше слов — больше дела, Цзюн. Но рука Цзюна уже трясётся, опускается под весом булавы. Кажется, сейчас он попробует создать молнию ещё раз, но ничего не выйдет. Три раза он оказывался на полу, три раза тело его пронизывал острый разряд, и за весь час ему удалось испустить действительно хорошую молнию от силы раз пять. Стоило ему попытаться снова — и что-то шло не так: он вновь падал, настигнутый порицанием учителя. Губы поджимались от досады. — Грозовой… разряд. Булава свистит в воздухе. Пара недель прошла с тех пор, как он пришёл на Снежный хребет — небольшой городок в горах, занесённых снегом. Здесь обучались мастерству молодые волшебницы и клирики, которые отчего-то совсем не ладили между собой. Но волшебниц Цзюн здесь практически не видел: по полдня он пропадал на тренировках и несложных заданиях для новичков, а после этого падал на кровать в крохотном общежитии и больше не поднимался. Большинство учеников поступало точно так же, и во второй половине дня домишко не подавало никаких признаков заселённости. А родители мечтали о том, чтобы Цзюн выбрался в пышущий жизнью город, вдохнул его прелестей и нашёл свой путь. В итоге же спустя полмесяца измученный клирик мечтал о покое и едва выползал из дома за продуктами и на короткие прогулки… — Щит хаоса. Цзюн стиснул зубы, поморщившись от болезненного укола прошлого. Оружие, окутанное облаком тьмы, послушно закрутилось в воздухе, с шумом поднимая сухие листья и засасывая их в смертельную воронку. Цзюн не был бесполезным учеником или худшим среди других. Он был уверен в этом: ошибки свойственны каждому. Нередко в зале раздавались вскрики боли или стоны, грозные голоса наставников, но Цзюн не поворачивал головы. Его учитель не упускал ни единого шанса вынести ему наказание за любой проступок, будь то неверное завершение Комбо Богини или неумелое метание щита в прыжке. Цзюн научился не показывать усталость во время изнуряющего бега или борьбы со старшими, терпеть боль и пытаться создавать идеально круглый световой барьер дрожащими руками. «Смирение — путь к вершине», — твердил ему наставник, и Цзюн верил ему, верил слепо два года, истощаясь, залечивая синяки и царапины. Верил… «Богиня хранит нас всех, не так ли?» Клириков в общежитии становилось всё меньше. Учителя говорили, что они уходили искать новую школу или получать профессию в Колдрок, но застывшая оторопь на лицах оставшихся пугала Цзюна. «Стать достойным рыцарем Церкви способен только сильный клирик», — гордо говорили наставники, а он всё не мог понять, кто слаб, а кто силён. Ему сказали об этом позднее. Странный мужчина в длинных красных одеждах, с которым он столкнулся во время одной из прогулок в окрестностях хребта. «Я думал, ты сильнее…» — прошептал он из-под капюшона, и, хотя Цзюн не мог видеть его лица, он почувствовал лукавую улыбку, в которой растянулись губы незнакомца. Эта встреча перечеркнула всю его прошлую жизнь. «Тьма или свет — не имеет значения. Твоё сердце — твоя истина». Цзюн ушёл со Снежного хребта без предупреждения, спустя два месяца после этого. Тренировки стали для него невыносимыми — он оставил их и часами стоял у портала в городок, кутаясь от холода в хлипенький костюм клирика. Он прошёл почти весь начальный курс обучения светлым умениям, но священник не мог носить в душе Тьму. У отступников был один путь. И от одной только мысли об этом всё тело клирика — почти бывшего — начинало ныть и болеть. А если на тренировке он случайно покажет свою тёмную сторону? Что такое эта Тьма? Что с ней делать? Цзюн не знал, не имел ни малейшего представления. «Если наша сила должна быть направлена во благо, то почему же вы бьёте меня?» — спросил он у старого наставника, насупившего густые брови. «Поверь мне, я знаю, как наставить тебя на истинный путь, друг мой», — послужило ему ответом. А пропавшие клирики не уходили искать новую школу. Они и правда уходили в место куда лучшее, но… совсем иное. Цзюн тоже ушёл. Ночью. Прихватив с собой только самое необходимое. Шагнул в пугающую неизвестность ночных гор.***
Пальцы умело поймали летящий щит — Цзюн ласково прижал оружие к груди и вдруг настороженно скосил глаза в сторону кустов. Те шевельнулись в последний раз и замерли, но промеж зелёных листьев просвечивало голубым и белым. Голубым… Голова гудела от непрошеных мыслей и тяжёлой магии, практически впитавшейся в коду и доспехи. Еретик потёр покрасневшую разгорячённую ладонь и надел щит на предплечье. — Я знаю, что ты там, — устало намекнул Цзюн на очередной шорох в кустах. — Не знаю, зачем тебе нужно было за мной следить, но твои волосы для этого не подходят. Кусты виновато зашелестели, и к поваленной ели вышел смущённый Июш. Цзюн вздохнул: ноги ныли от столь долгого стояния на одном месте, но подходить к новоявленному шпиону ему не хотелось. А тот уходить совсем не собирался. — Так и будешь стоять? — поинтересовался еретик, с нетерпением поправляя ворот и туже затягивая ремешки на щите. — У вас так здорово получается… — пролепетал Июш, широко раскрытыми глазами глядя на руки Цзюна. — Я даже не видел никогда такого умения! Где вы его нашли? — У тебя всё равно ничего не выйдет, — отрезал парень и всё же переступил через деревья. — Я знаю! Но ведь… Вы так упорно старались… С детства, наверное, упорство развивали? Цзюн передёрнулся и зашагал вперёд по тропинке. Детство… Прошлое… Он не помнил многого, кроме того, что оставило шрамы в его памяти. Лучше было бы его забыть совсем. С лёгким сердцем жить гораздо проще. Но Цзюну с его грузом надеяться на это не приходится. — Но постойте! Я так много хочу у вас узнать… — Мой тебе совет: не лезь ко мне, — пробормотал Цзюн, не останавливаясь. Шаги за спиной прекратились. Прошлое не любит, когда его ворошат.