Исповедь

      Прохлада навязчиво щекотала голые стопы, лезла за воротник, рукава и штанины, гладила загривок и кисти рук, лениво прислонялась к мутному окну и перелетала от стены к стене. Печка подостыла; уже совсем не горячий чайник печально смотрел носиком в стену, будто обидевшись на всех и вся. В любой другой комнате глухая тишина разбавлялась бы только размеренным тиканьем часов, но те, что были оставлены бывшим нерасторопным хозяином, молчали уже, должно быть, не первый год. Только бесконечные капли дождя упрямо стучались в оконное стекло, будто желая пробудить заснувшего Цзюна. И удалось им это только спустя пару часов.       Цзюн раскрыл глаза лишь наполовину и, вяло моргнув, уставился на собственное колено. Отвратительная погода самым прямым образом сказывалась на его состоянии: он бы и рад заняться чем-нибудь полезным или увлекательным, но всё тело противилось каким-либо активным движениям, не желая подчас даже подниматься с кровати. Вот и сейчас. Днём только он немного посидел на свежем воздухе, а теперь заснул прислонившись к стене. Более того — заснул тогда, когда в его же доме находился посторонний ему человек, к тому же ещё и клирик. Какой безрассудный поступок…       Дробь дождя отбивала свой особый ритм.       Цзюн спустил обе ноги на холодный деревянный пол, поджал пальцы, но вставать не торопился. Плечи ныли; еретик повёл ими — под левой лопаткой тихо хрустнуло. Вот тебе и посидел… Жаль, Тьма изнутри совсем не грела. Зато Артуру, раскинувшемуся в кресле и уронившему голову на грудь, было всё равно. Хотя и ему должно бы быть не по себе: Орден считает появившегося отступника опасным, а он знай себе дремлет у него, отогревшись и напившись чаю. «А если бы я правда был опасен? — вдруг подумал Цзюн, вглядываясь в безмятежное лицо паладина. — Если бы его доверие ко мне было пустым, напрасным? Так беспечно отправиться в руки зла и беззаботно распластаться в кресле. Задумывался ли он когда-нибудь о том, что у него могло сложиться ложное впечатление обо мне? Что тогда?»       «Глупый», — сказал бы он, да язык не повернулся. Артур не был глупым и показывал это всем своим видом. Упорный, ответственный, насколько он знал. Была ли у него развита интуиция? Или он руководствовался какими-то своими принципами, планами? Цзюн на всякий случай выглянул в окно, но никого в окрестностях его дома не было. Осторожный взгляд на паладина — но тот не притворялся. Цзюн был в этом уверен. Веки и уголки губ не дрожали, руки бездвижно лежали на коленях, грудь поднималась ритмично и медленно. Пульс у запястья был равномерно-спокойным, а уж это подделать нельзя было никак — клирику уж точно. Цзюн отнял пальцы от такой тёплой в такой прохладной комнате руки. Артур ничего против него не замышлял. Смириться с этим недоверчивому еретику было… сложно.       Приходил же, поблагодарил за спасение, подарил оружие, начал звать в гильдию… Неужели правда из лучших побуждений? Артур точно знал, кто Цзюн такой. Разве бывает так, что добро не относится ко злу уничижительно? Видимо… бывает. Он ведь и сам позвал его к себе, когда капля Света воззвала к нему. Нет, если кто из них и глупый, то они оба. Свет к Тьме и Тьма к Свету…       И всё равно некомфортно. Он всё ещё здесь — а за окном уже темно и не только потому, что гроза не собирается затихать. На Небесную Гавань, скрываясь за плотными тучами, неизбежно надвигаются ночные сумерки. Ещё немного — и где-то там, наверху, появится серебряное блюдце луны. Пора бы спровадить этого несчастного паладина домой, но… Цзюн скривил губы и мученически вздохнул. Пихать отогретого Артура прямо в сердце грозы было бездушно. Нет, Цзюн, конечно, не претендовал на первое место по добродетели, но не оставлять же этого глупца под проливным дождём. Если тот, конечно, сам не изъявит желания удрать от еретика подальше.       А пока… Пока стоило порыться в погребе и приготовить чего-нибудь на ужин. Сон сном, клирики клириками, дождь дождём, а есть всё равно хочется.       Половицы заинтересованно заскрипели под босыми ногами.

***

      Вода несуразно булькала в небольшом чугунном котелке внутри вновь растопленной печки. Цзюн сидел на своей кровати, расставив ноги по обе стороны от железного ведра, в которое время от времени с гулом шлёпались картофельные ошмётья. Дождь колотил в окно так, словно ему было больше нечем заняться. В той же печи потрескивали дрова, а в крупную миску падали очищенные картофелины. Словом, звуков было предостаточно. Вот только Артур спал как ни в чём не бывало. Цзюн уже перестал обращать на непривычно белое пятно внимание, полностью переключив его на готовку. Там, в котле, плавала и размякала купленная с ещё не такого непогожего утра и тщательно очищенная от чешуи щука. Цзюн ругался про себя, стряхивая с пальцев липкие чешуйки, но паладину всё было нипочём…       Одна, две, три… Сколько картошки нужно было на двоих? Еретик никогда не рассчитывал еду на кого-либо ещё. А этот ещё проснётся голодный и слопает весь ужин за троих — и поминай, что за ингредиенты там были. Четырёх хватит? Пяти?       Цзюн вздохнул, закинул в миску шестую кривую картофелину и принялся соскребать грязь с моркови. Судя по всему, скоро нужно будет бросить овощи в тот же котёл, а там из него потянется будоражащий аппетит запах рыбы… Может, хоть это разбудит Артура. Хоть что-нибудь. Пожалуйста. Столь продолжительный сон начинал напрягать.       Наверное, Цзюн иногда всё же был провидцем. По крайней мере, многие его опасения сбывались и безо всяких предвидений, но вот что-то хорошее происходило крайне редко. Именно поэтому, когда Артур соизволил заелозить в кресле, Цзюн мрачно поднял на него серьёзные глаза и, столкнувшись с озадаченным сонным взглядом парня, так же мрачно опустил его обратно в ведро. — Неужели, — критически буркнул он, — ты соизволил проснуться. — А. Извини. — Артур виновато моргнул и, выпрямив спину, твёрдо сел прямо. А хотелось то ли откинуться на спинку, то ли встать на ноги и… И что? — Намок, пришёл ко мне домой, развалился в кресле и заснул, — продолжал ворчать Цзюн, отрывистыми движениями полируя морковь. — Ещё и к незнакомцу, фактически…       Паладин смущённо опустил плечи и невзначай проследил за руками парня, а тот уже поднялся с кровати и подошёл к крохотному рукомойнику у самого выхода. Нет, Цзюн не злился… Кажется, нет. Просто хотел показать свою раздражённость, чтобы соответствовать представлению о еретиках? Возможно. — Не знаю, что ты ешь, но выбора у тебя нет, — так же хмуро объявил Цзюн, возвращаясь в комнату за ведром. Шкурки полетели на улицу, а морковь оказалась быстро порезана и сплавлена вместе с картошкой в котёл. Артур невольно потянул воздух ноздрями и всё же откинулся на спинку кресла. Запах на отлично справлялся со своей задачей. — Я мог бы пойти домой, — сказал паладин, утыкаясь взглядом в темноту за окном. — Мне всё равно ещё в гильдию на вечерний сбор надо успеть. Он в шесть, а сейчас…       Артур заозирался по сторонам в поисках часов, что подсказали бы ему время. Цзюн скептически покачал головой и начал помешивать деревянной ложкой нехитрый ужин — когда на всю комнату раздался огорошенный возглас. — О, Альтея! Я же опаздываю!       Артур моментально соскочил с кресла и мигом оказался у печки, неловко обойдя столик и, запнувшись о его ножку, едва не завалившись на кровать. «Как тесно», — в отчаянии шепнул он, и всё его тело загорелось изнутри от жгучего нетерпения. Цзюн преграждал ему дорогу: белые сапоги смирно стояли по другую сторону от него, и нужно было либо обойти стол с другой стороны, либо как-то дотянуться… Однако Цзюн развернулся к нему лицом и легонько тряхнул его за плечи — и весь запал лихорадки испарился, словно бы его и не было. Невозмутимые красные глаза требовательно смотрели на него, и Артур на мгновение почувствовал себя провинившимся мальчишкой… — Чего ты носишься тут, как кобольд подстреленный? — Пять минут осталось! — обеспокоенно выпалил Артур, кивком указывая на часы, равнодушно пялящиеся на него со стены. — Тут недалеко, но пока дойду… — Часы стоят, балда. — Еретик фыркнул, коротким движением отталкивая клирика и возвращаясь к своему занятию. — Посмотри в окно. Не видно же ничего. Ночь скоро. Какие вечерние сборы…       Артур растерянно ухнул на кровать и, сложив руки на коленях, ошарашенно уставился в одну точку. Его пунктуальность рушилась на глазах. — Как так? — пробормотал он. — Я же днём только возвращался… — А кто спал в моём кресле? Я тебя не просил, — укоризненно заметил Цзюн, косясь в сторону паладина. — Ну не мог же я так долго… — Как видишь. — Цзюн пожал плечами и, поднеся ложку к губам, осторожно подул на горячий бульон. — Ты вообще поступаешь так, как никто другой на твоём месте не поступил бы. Пойти к еретику? Пожалуйста. Заболтаться у потенциального врага Церкви? Чего проще. Спокойно уснуть на опасной территории? Я пойду первым! Проспать сборы? — Еретик ехидно хмыкнул, прикусывая мягкое рыбье мясо. Солёненько…       Артур молчал, но, даже не глядя на него, Цзюн чувствовал на себе его осуждающий взгляд. А что он? Разве это он сделал что-то не так? Хотя да: он не должен был впускать постороннего человека к себе в дом, даже если знал его. Но всегда ли мы сами отвечаем за свои поступки? Вот и Артур, видимо, весь этот день явно не своей головой думает. — Что теперь делать будешь? — поинтересовался Цзюн, вновь опуская ложку в котёл и прислоняясь к тёплой печи. — За окном гроза, темнота, мало ли ходит кто. Еретики там всякие, — тут он скривил губы в провокационной полуулыбке.       Артур поджал губы и оглянулся назад, на окно. Снаружи его будто бы занавесили чёрным полотном. Только редкие всполохи на небе, тусклые фонари да магический блеск сферы в руках статуи Богини прорезали тьму, навалившуюся на Небесную Гавань. Все разумные горожане сейчас сидят по своим домам у тёплых каминов или лежат по мягким кроватям, надёжно укрывшись от непогоды. Одного только его занесло за полгорода от его собственного дома. К самому еретику. Пусть он его, конечно, знает, доверяет ему, но… Что «но»? Домик у кладбища, еле освещаемый неяркими свечками на комоде и в углах, — тоже пристанище, и Артура отсюда ещё вроде не гонят… — Можно остаться? — попросил паладин, поднимая левую руку к затылку и неловко перебирая волосы. — Пожалуйста. Докучать не буду, обещаю. И вообще буду тише воды ниже травы. Честно. Во имя Богини.       Цзюн коротко вздохнул на такие искренние слова и закатил глаза. Только для виду. А затем довольно усмехнулся, опуская голову и скрывая лицо за белой чёлкой. Сам бы он ни за что не сказал: «Куда ты по такой погоде попрёшься на улицу, остаёшься тут безо всяких разговоров». А тут у него самого спрашивают — уже во второй раз ему везёт на соглашения. — А что мне ещё остаётся? — Еретик всплеснул руками. — Что бы ты вообще без меня делал… — Спасибо, — облегчённо выдохнул Артур, поджимая под себя похолодевшие ноги. Теперь Цзюн не выглядел раздражённым совсем: его плечи расслабленно опустились и вся его мягкая поза указывала на то, что он спокоен. — Поди докажи Ордену, что еретик, которого они ищут, вовсе не такой безжалостный, как его представляют…       По сцепившимся пальцам Цзюна паладин понял, что ляпнул — и ляпнул, очевидно, лишнего. Еретик сию же минуту повернулся лицом к печи и принялся проверять готовность ужина — хотя готовым он быть ещё никак не мог. Артур мысленно отрезал себе язык и стеснённо замялся, то сжимая, то разжимая мягкий плед. — Ордену бесполезно что-то говорить, — пробормотал Цзюн, не поворачиваясь более. — Да и сам этот Орден… Я не питаю отвращения к клирикам или кому-то ещё религиозному, но… У меня свой взгляд на всё это. — Какой? — осторожно спросил Артур, наклоняясь вперёд и тут же укоряя себя за лишнюю любознательность. — Это же, наверное, как-то связано с твоим решением стать… — Может, и так, — уклончиво ответил Цзюн, склоняя голову. — Я уже говорил. Жизнь повлияла на моё решение.       Артур нахмурил брови и задумчиво кивнул, сцепляя руки в замок. Спина Цзюна была слишком напряжена. Все эти недомолвки… Паладин вспомнил своё прошлое: учёбу с индивидуальным наставником, которого могла позволить себе его семья, первые успехи, похвалу, достижения… О прошлом Цзюна же он не знал совершенно ничего. Хотя бы потому, что тот сам не желал о нём рассказывать. — Тяжёлое прошлое? — участливо вздохнул Артур, молясь, чтобы еретик не замкнулся. Снова. — Тебя это правда так интересует? — горько хмыкнул Цзюн, помолчав некоторое время. Сначала приставучий ниндзя со своими расспросами, теперь ещё и этот паладин… Почему их всех внезапно это стало привлекать? Он особенный, что ли? Так и есть, самый что ни на есть особенный. Отступник. — Тяжёлое прошлое, ты прав, — внезапно согласился он, — но не сейчас тебе о нём рассказывать. Не то время. Поверь мне. Давай не будем об этом.       Артур кивнул, всё ещё сверля взглядом спину еретика. Он ждал — но та всё не расслаблялась. Тревожные мысли роем диких пчёл загудели в голове. При самой первой встрече Цзюн сказал, что был клириком. «Был им», — сказал, подчёркивая первое слово и пряча взгляд за непроницаемой пеленой мрачности. Был… В сердце беспокойно забилось сожаление — пока ещё не понятно, о чём именно. Если Цзюн так упорно скрывал своё прошлое, значит, на то была серьёзная причина. В конец концов, еретиками так просто не становятся… — Чего серьёзный такой?       Цзюн пристально вгляделся в задумчивое лицо Артура и, когда взгляд его просветлел, сунул ему в руки горячую миску с ужином. Артур потерянно скользнул глазами по фигуре еретика, усевшегося в кресло. — Ты не еретик, — брякнул он и сам удивился тому, что сказал.       Брови Цзюна изумлённо поползли на лоб, а через секунду его голова запрокинулась — и он разразился коротким смехом. Паладин ошеломлённо уставился на него и неосознанно стиснул пальцами края миски, чувствуя, как краснеет его лицо. — Чего? — не в силах справиться с хохотом, переспросил Цзюн. — Я кто? Не кто? — Т-ты не еретик, — запнувшись, повторил Артур, смущённо моргнув. — Еретики не такие. Мне не о таком… рассказывали. — Мало ли что тебе там рассказывали, — еретик оттёр внезапно выступившие слёзы и потёр не привыкшие к смеху скулы. — Ну ты учудил. Не еретик…       Артур сконфуженно вытаращился на щуку. — Ешь давай. Не еретик…