Исповедь

      Неделя выдалась ужасной. Мало того, что Стелла практически ни за чем отправила Цзюна в болота Комариной пристани, в которых ему пришлось отмахиваться от скелетов, плюющихся росянок, ламий и прочей нечисти, которые к тому же все в болотной жиже, скользкие и пахнут не цветочками, так ещё, оказывается, он принёс совсем не то, что нужно. Пришлось идти по новой. Вернулся Цзюн в Гавань только через несколько дней: ночевать приходилось тоже на этом чёртовом болоте, ибо в Ведьмину топь он не пошёл бы ни за что. Почему? Очевидно же: у него нет ни денег лишних, ни желания возиться с кем-то, кто мог бы сдать ему на день комнату. Впрочем, Цзюну было не привыкать спать где придётся и есть что придётся. Росянки на вкус совершенно отвратительны, мясо ламий слишком жёсткое… Приходилось таскать еду у местных аборигенов и поселиться в одной из их хижин. В принципе, неплохо. Правда, аборигены надоедают…       По возвращении в Гавань через Южный порт, где от него, как от чумного шарахались редкие жители и рабочие, Цзюн понял две вещи: ему стоит вымыться и выстирать одежду. Она вся была сырой, тяжёлой, в тине и воняла тухлой болотной водой. В сапогах противно хлюпало. Как они ещё не расползлись, для еретика оставалось загадкой.       Стелла, приняв заказанные камни, выдранные с корнями из доспехов местных аборигенов-паладинов (которые, почти не обладая разумом, всё-таки обладали силой), отмахнулась от Цзюна, прямым текстом посылая его вымыться. Давненько пора, да.       Идти через полгорода в таком виде было не то чтобы неловко. Неудобно. Особенно когда прохожие шарахаются в сторону.       Дома еретик закинул в железный тазик свою одежду и залил ее более-менее тёплой водой, нагретой за несколько дней на солнце в бочке рядом с его домом. Сапоги поставились на место у печки. Из более-менее чистой одежды, которую еретик считал исключительно блажью, осталась только его лёгкая рубашка с широким воротом и такие же лёгкие тёмные штаны. Из обуви — видавшие многое на своём веку тонкие сапоги. Кажется, их он получил очень давно, но с тех пор его размер обуви не изменился… Впрочем, выбора не было. Не босиком же идти.       Одежда осталась отмокать, тогда как её хозяин направился прямиком в сторону фермы, за которой простирались горячие источники.

***

      Ферма никогда не пустовала: тут трудились уставшие от постоянных драк авантюристы, простые жители, рыбачили неподалёку… Тут было спокойно, но Цзюну было всё ещё не по себе среди такого количества людей, поэтому он поспешил свернуть в сторону источников как можно скорее.       Неделя выдалась на удивление жаркой. После сильных дождей над землёй стояло марево. Впрочем, продлилось это недолго, так как солнце быстро иссушило всю влагу с поверхности. У источников всегда было влажно, сыро и солёно. Днём источники были практически пустыми: обычно они наполнялись людьми по вечерам. Заплатив золотой стоявшему у входа менеджеру, в халате, или что там на нём было, Цзюн прошёл внутрь зала, свернув в сторону мужских купален. Его встретила потрясающая тишина. Единственные фоновые звуки: шум воды, листвы и птиц его нисколько не отвлекали. Вымыться в общей бане труда не составило: людей не было совершенно, но Цзюн всё равно поторопился перейти в купальню, чтобы сесть по пояс в воду на камни и откинуться назад. Спина неистово болела: спать на твёрдой земле тяжело, равно как и на сбитой аборигеновской лежанке. Сказываются ещё и недосып, переутомление, а также свежие раны, которые начали болеть при контакте с водой ещё в бане. Зато тихо. И пахнет травками.       Кажется, Цзюн даже задремал, пока сидел в воде, потому что он резко раскрыл глаза, когда услышал посторонний шум недалеко от себя. Кто-то разговаривал. Очень громко и визгливо. Цзюн только осмотреться и успел, заметив, что уже заметно свечерело. Как же долго он просидел в воде… Тело размякло и кожа напиталась водой. Нужно было выходить, но лучше подождать, пока раздевалка опустеет, а люди уйдут мыться. Но в этот раз он просчитался: его оглушило громкое «берегись, бомбочка!», а потом с головой накрыло и унесло волной горячей воды, в которой он чуть не захлебнулся. Плавать-то еретик не умел совсем. Возможности и желания научиться как-то не возникало. Вынырнуть удалось чисто случайно, оттолкнувшись ногой от камня на дне. Мокрые потемневшие и потяжелевшие волосы облепили всё лицо, не позволяя открыть глаз и посмотреть на того, кто посмел потревожить чужой покой.       Отлепив от половины лица мокрую чёлку, Цзюн уставшим и немного ошалелым взглядом уставился вперёд, желая увидеть самоубийцу. По другую сторону каменной ванны, вдоль края, над водой плавала знакомая головёшка с глупой причёской, которая стала ещё более тупой и растрёпанной, когда намокла. Энди долго не замечал упорного и горящего красным взгляда еретика, пока не удосужился повернуться в его сторону. Цзюн стоял по пояс в воде, и его голова больше напоминала белое яйцо из-за облепивших её волос. Половину лица всё так же закрывала чёлка, из-за чего мечник смотрел в упор своими испуганными глазёнками в единственный глаз напротив.       — Ты совсем из ума выжил или что? — Цзюн выплюнул наконец листочек, попавший ему в рот при погружении с головой. — Последние мозги потерял?       — Я не знал, что тут кто-то есть, ради Богини, прости меня! — Энди со всей дури согнулся пополам, впечатываясь лицом в воду. По-любому отбил себе лоб, но Цзюн жалеть его вообще не собирался.       — Что тут происходит? — Донёсшийся сбоку строгий голос прервал не начавшийся поток ворчания и ругательств. — Энди, сколько раз я тебя просил? Не прыгай в воду в общей купальне. В следующий раз получишь выговор.       — Да ла-а-адно тебе, — ничуть не раскаиваясь, Энди почесал сырой затылок. — Я даже не умер, вон. Он совсем не злится, правда, хмуряшка? — И воин звонко, почти оглушительно, рассмеялся над тем, какое «остроумное» прозвище он придумал еретику.       — Я. Не. Хмуряшка. Что за глупости? — Цзюн скрестил руки на груди и осмотрелся в поисках своего полотенца, которое оставил где-то рядом на камнях. Увидел, но результат его не утешил: полностью промокло. Впрочем, ничего и никогда у него не выходило нормально.       Артур, стоявший всё это время над ванной и осуждающе осматривая своего согильдийца, даже не заметил, что в ванне был кто-то помимо глупого мечника. И чёрт бы побрал Артура, потому что он так давно не видел Цзюна и теперь совершенно не знал, как на него реагировать. Строгость в нём непонятно колыхнулась, поэтому паладин сглотнул, чтобы пропустить в желудок неизвестно откуда подскочивший ком.       — Цзюн? Какими судьбами? — нервно поздоровался паладин, каким-то чудом сохранив твёрдость в голосе. — Рад видеть.       Еретик со скрипом повернул голову и уставился красным глазом на паладина, но ничего не сказал. Только чуть кивнул головой, что можно было легко списать на неосознанное движение тела, но Артур всё же посчитал это ответным приветствием и улыбнулся.       — Тебя давно не было видно, правда. Где пропадал? — участливо поинтересовался Артур, обращая всё своё внимание на еретика.       — Не твоё дело, — отмахнулся Цзюн, хмуро осматривая паладина. Было странно видеть его без брони и оружия. Так он даже выглядел более маленьким и худым. Нет, без брони паладина всё же видеть еретику единожды доводилось — во время грозы какое-то время назад, но Цзюн об этом почему-то почти забыл. А вот так, где из одежды — только широкое полотенце на бёдрах, и то только приличия ради…       На грубый ответ Артур не обиделся, почти внимания не обратил, только чуть дёрнул губами, а вот пристальный, почти леденящий взгляд, как будто Цзюн его проверял на наличие оружия, немного напрягал. Впрочем, пора было бы уже привыкнуть. Артур присел на камни, опуская ноги в воду. Стоять под таким взглядом и возвышаться над еретиком не очень хотелось — колени сами подкашивались от нервов и просили отдыха.       — Вообще-то я… Мы волновались. Если член гильдии пропал… — наставительным тоном начал Артур, но Цзюн его оборвал, не отрывая прямого взгляда от паладина, меж тем не выпуская из виду и мечника, который почему-то не двигался с места и смотрел на них.       — Я не член гильдии.       Практически ложь. Он не носил отличительных медальонов гильдии Волка, в отличие от официальных её членов (тот всё пылился в ящике комода), но на одиночные поручения главы Генриха всё же ходил. Не с большой охотой, но работа есть работа.       — Это неправда. У тебя нет медальона, но ты уже часть компании. А мы в какой-то степени несём ответственность друг за друга. Не забывай, — всё так же по-наставнически крутил шарманку Артур, даже успев забыть, что Цзюн его старше, опытнее и сильнее: говорил с ним, как с зелёным авантюристом. Опомнившись буквально секунд черед двадцать, Артур захлопнул рот, громко стукнув зубами, и смутился. Нервно пробормотав извинение Цзюну, который уже смотрел на него как удав на кролика, он отвернулся, поднося руку к затылку, чтобы не смотреть на еретика и постараться забыть, какую чушь только что нёс человеку, который большую часть жизни провёл в одиночестве и постоянной опасности.       Энди, смотрящий со стороны на эту комедию, присел в воду, скрываясь по шею и предпочитая не встревать. Артур вёл себя… странно? Обычно строгий командир, который берёт лидерство на себя по умолчанию, отчитывающий за проколы или дурачество, сидит и… мямлит? Нет, мямлей его назвать язык не повернётся, но вот его голос точно стал другим. Может, Энди и сам считает себя достаточно глупым большим ребёнком, но он далеко не такой дурак, каким может показаться. Он всё видит и замечает. Только не говорит или глупо отшучивается. И изменения в поведении и голосе Артура он заметил сразу. Паладин начал неловко и часто теребить волосы на загривке, что делает только тогда, когда нервничает перед главой гильдии или что-то в этом роде. Чего бы ему нервничать перед Цзюном?.. Не было похоже, что Артур его боится. Скорее… что? У Энди начала болеть голова — он нырнул в воду, скрывшись в ней с макушкой.       Цзюн же, не получив никакой полезной информации от паладина, который только и делал, что надоедал своими нравоучениями, шагнул к бордюру, чтобы вылезти из воды и уйти восвояси. Полотенце, всё так же безбожно мокрое, лежало на камнях и бесстрастно сливало с себя каплями воду вниз. Цзюн ловко взобрался по скользким камням и ступил на холодный пол босыми ногами. Горячую раскрасневшуюся кожу тут же обдало холодом. Еретик поёжился и подобрал мокрое полотенце, немедленно начиная его выжимать.       — Б-богиня Альтея! Цзюн, постыдился бы! — воскликнул Артур, но поторопился заткнуться, для верности впиваясь короткими ногтями в ладонь, надеясь отрезвить себя секундной болью. Не помогло.       — Как будто ты что-то новое для себя увидел, — закатил глаза еретик и скривился в отвращении, вспомнив, что так реагировали только зазнавшиеся богатые отпрыски и их родители, которые сами себе ниже пояса никогда не смотрелт. А потом вспомнил, что Артур паладин — церковная собака — и подуспокоился. Там все такие. Даже он сам, Цзюн, когда-то был таким же. Что там Богиня делает с тем, кто рукоблудит и оголяется на людях?.. Он уже не помнил.       — Н-нет, но… — Артур не нашёлся с ответом и просто опустил голову, не желая её больше поднимать. Воспитанный в нём с самого детства клирик неистово возмущался и метал молнии — как так можно? Без стыда и совести… Но сам Артур, любопытный мальчишка, хотел поднять голову и оглянуться — кажется, он видел на Цзюне шрамы. Много безобразных шрамов — старых и свежих. Но сам предпочитал думать, что это просто тень так упала.       Головы паладин так и не поднял до тех пор, пока Энди не растормошил его горячими брызгами. Лучше бы Артур остался дома…       Еретик, лёжа на койке в одной рубашке, долго не мог сомкнуть глаз. Ему не давали покоя слова паладина. Нет, не о стыде или чём-то таком — про него Цзюн не вспоминал уже очень давно. О том, что о нём волновались. Возможно, это была лишь дежурная фраза, которую Артур говорил всем своим согильдийцам, и принимать её всерьёз вообще не стоило… Но Цзюну было приятно, что о нём кто-то беспокоился.