Исповедь

      Цзюн был готов низко кланяться самому себе за то, что взял два зелья, а не одно. Израсходовав первый флакон и быстро отмучившись, он убрал вторую склянку в шкаф до лучших времён и не вспоминал о ней. До сегодняшнего дня. Когда Тьма будто бы с цепи сорвалась.       Получив немереную дозу энергии от тёмного заклинания, Кошмар словно взбесился. Горячие чёрные потоки устремились в ноги, руки и распирали их, впиваясь в плоть и неистово трепеща. Это была необъятная сила — необъятная для молодого, не до конца развившегося носителя, — способная одним махом пробить стену с помощью кулака, разогнаться до скорости драконьего полёта, придать хозяину столько мощи, сколько хватило бы для одоления самых опасных чудищ безо всякого труда. Дар — или же проклятье. Тьма, захватившая контроль над телом, была несокрушима.       Этого никак нельзя было допустить.       «Ты силён», — шипел Кошмар, и Цзюн многое бы отдал, чтобы не слышать внутреннего голоса. Свиваясь горячей змеёй между рёбер, Кошмар упиралась в его грудь, желая раствориться в нём до конца, пустить по венам черноту, проникнуть в сознание и затуманить его, подчинить своей воле… Еретик лежал в постели, максимально расслабив тело, и контролировал вздувшийся тёмный сгусток, колеблющийся внутри. Голова кружилась от внутреннего напряжения, а встать с кровати было всё ещё тяжело: от истощения так просто не избавиться. Тьма ползла к животу, ногам, рукам, но Цзюн старательно преграждал ей все пути, пуская все оставшиеся силы на ограничительные барьеры. Какой замкнутый круг…       «Мы можем повторить, и ты станешь гораздо сильнее, если впустишь меня…» — К чёрту, — просипел Цзюн, не открывая глаз. Комнаты не существовало. Только темнота перед глазами, в которой можно было различить призрачный силуэт Кошмара.       Хуже кошмара и в самом деле не придумаешь…       Всё как в тумане. При попытке вспомнить, как же ему удалось добраться до дома с Комариной пристани, голова Цзюна начинала трещать: плохая идея. Надежда на то, что Кошмар не позаботился об этом, оставалась, хоть и призрачная. Любил он брать верх, а с ослабевшим организмом провернуть подобный фокус проще простого. Но фантомного жара в теле не было… Обошлось? Да и брони на нём тоже не было: знать, сумел-таки пихнуть в шкаф, прежде чем рухнуть на кровать. На этом его энергия кончилась. Глаза еретик раскрыл только на следующий день.       Который раз он зарекается помогать кому-либо и который раз безрассудно нарушает собственные принципы. И из-за чего? Из-за того, что он заволновался? Хотя какое это было волнение — так, одна крохотная мысль влетела к нему в голову и ударила током. Молнией. Будто бы… клирик. И ведь оказалась верной эта мысль. Но даже если так — кто его дёрнул пойти за Нерисом и отправиться в самое пекло? Ради кого? чего? того, чтобы потом ещё несколько дней отлёживаться и корить себя за пустую трату сил?       А сил ведь не хватало даже на собственную укоризну.       После длительного сна капля бодрости растормошила истощённый организм. Цзюн поплёлся к окну, раздвинул тёмно-синие занавески и распахнул створки, захлёбываясь чересчур живым воздухом и ярким светом. Тьма брезгливо сжалась в плотный клубок, прячась подальше от своей противоположности. А Цзюн, прикрывая глаза ладонью, миновал стол и, едва передвигая ногами, прошлёпал к шкафу, намереваясь послать вынужденного соседа по телу ко всем чертям. Зелье действовало отменно в любом случае — до тех пор, пока не приходила пора пробуждаться. Так говорили другие тёмные. Как это происходило, Цзюн не знал. Наверное, поймёт, когда придёт время. Не сейчас.       Пробка издала громкий хлопок — и еретик быстро заглотил серебристую горькую жидкость. Полости рта и горло обожгло — и эликсир горячей струёй устремился вниз, заставляя внутренние органы сжиматься от жгучей боли. Цзюн скривился, согнулся пополам, прижимая живот рукой, и плюхнулся обратно на кровать, резко выдыхая и стискивая зубы. Сейчас забьётся в истерике ужаленный Кошмар, заколотится в рёбра, позвоночник, и на час-другой придётся завалиться в постель в позу эмбриона и пытаться выровнять дыхание. Достаточно малая плата за оказанный эффект — хотя бы потому, что эффект этот непредсказуем.       Шкаф перед глазами раздвоился и поплыл. Еретик упал на подушку и, поджав колени к груди, с силой зажмурился; под рёбрами и в желудке драло, словно пила сточала зубцы о жёсткую древесину. «О да, давай, выплёскивай всю свою ярость… Покажи мне, как сильно ненавидишь меня… Я знаю…»/<i> Кошмар ударил в солнечное сплетение изнутри, почуяв присутствие чуждой среды, и мгновенно распылил по телу мелкие тёмные частицы, намереваясь устроить осаду — но Цзюн знал, что это бесполезно. После борьбы с самим собой его тело окончательно выдохнется…       В груди торкнуло. Еретик сглотнул. Сейчас.       С головы до ног прошла дребезжащая судорога; пальцы впились в ткань тонкой рубахи, хоть это никак не могло облегчить муки. Сжимайся — не сжимайся, а Кошмар всё равно продолжит жрать изнутри твои чувства, вцепляться невидимыми когтями в кости, лёгкие, суставы, артерии, доставляя истязающую боль. Кратковременная пытка за какие-то недели или месяцы спокойствия… Да, наверное, это стоит… того.       Пока целебное зелье укрощает взбесившуюся аномалию, Цзюн полежит так, весь напряжённый, вспотевший, на пределе. Ему не впервой. Он сильный. Он справится.       Пусть иногда кажется, что ещё немного — и он умрёт в этой агонии.       В темноте запрыгали, зароились радужные пятна: они выстраивались в причудливые фигурки и тут же рассыпались, взрывались десятками фейерверков, посылая внутрь, по венам, электрические импульсы. Они кружились, моргали, светились; раз! — и пропали, сгинули в чёрной туче, навалившейся на голову Цзюна. «Сгинь», — мысль коротко шепнула во тьме и потонула в густом тумане. Цзюн разжал зубы — боль утихла — и расслабил руки и ноги. Кошмар принимал поражение. Слишком быстро на этот раз.       Зато другая тьма окутала поле зрения и отказалась пропадать. Желудок возмущённо зарычал, впервые за долгое время предупреждая хозяина о том, что он уже больше суток ничего не ел. Если не считать недавно выпитого зелья — но какая же это еда? Жжение прошло, но вот сил не появилось ничуть. Даже наоборот. А Цзюн даже не знал, есть ли у него что-нибудь. — Не сейчас… — прохрипел он в подушку, медленно моргая. Тьма не рассасывалась. — Не сейчас…       Организм требовал немедленного отдыха. Он же требовал и немедленного действия. А тело… Что тело? Тело обмякшей тряпкой лежало на кровати и не могло пошевелиться. Ситуация высшего уровня. Наверное, так и выглядит безвыходное положение.

***

— Цзюн! Ты там как?       Очередной порыв врывающегося в комнату ветра встряхнул седые волосы, всколыхнув занавески, и немедленно отпрянул в сторону. Разомкнуть неподъёмные веки — что протащить через всю Гавань тушу минотавра, и всё же Цзюну удаётся это сделать. Глаза едва-едва смотрят из-под растрёпанной чёлки, но всё же различают в окне знакомую голову. Соломенные волосы, торчащие во все стороны — подбородок лежит на сложенных на раме руках. Что за нахальство…       «Чего надо?» — хочет спросить еретик, но из забарахлившего горла с трудом вырывается только полухрип-полустон. «Гадство», — ругается он про себя. Энди подскакивает на месте — как ему удалось услышать этот приблизительный звук? — и начинает стучать огромными ручищами по окну. «Убью…» — О, ты проснулся! — Голос воина звучит возбуждённо. — Как ты? Всё в порядке? Меня Артур послал узнать, что с тобой. Тоже отлёживается сейчас. Вчера, вернее, отлёживался, сегодня уже чувствует себя хорошо, будто ничего и не было. Ну живучий, правда? — Энди, кажется, улыбается: Цзюн ощущает изменения в тоне его голоса и раздражается. Слишком шумно возгласы этого дурня воспринимаются. И всё-таки изнеможение с шорохом рассеивается, мушками улетая вникуда. — Так вот… — Энди чересчур бодро тряхнул головой. Еретик прикрыл глаза. — У тебя же всё хорошо? Как мне передать? Мы тут переживаем. Артур мне, кстати, так толком ничего и не рассказал… Что случилось-то? — Нормально всё, — кое-как просипел Цзюн, прокашливаясь, и продолжил уже своим обычным голосом: — Так и скажи. — Отлично! — Воин встрепенулся. — Так и передам, — он принял важный вид и приложил ладонь ко лбу козырьком, — «Капитан Артур, господин Цзюн находится в нейтральном состоянии и просил передать, чтобы о нём не беспокоились». — Энди рассмеялся, хватаясь рукой за грудь. — Ха-ха-ха, здорово звучит, правда?       Губы Цзюна тронула короткая усмешка. Знал бы этот недалёкий глупец, из-за чего они с Артуром и другими неудачниками из отряда слегли, так и не смеялся бы. Хотя наверняка он переживал за друга — может, это смех облегчения и радости? Кто знает; вникать в это не шибко хотелось. — Иди уже. — Так точно!       Энди откозырял и пружинистым шагом направился к лестнице, постепенно удаляясь из поля зрения еретика. Тот и не смотрел ему вслед, расфокусированным взглядом рассматривая спадающие на лицо пряди. Почему-то никогда он не обращал внимания на свои волосы. Так, только ухаживал за ними, как и все. Боролся с ветром, как и все. А что седые, так это и совсем обыденностью стало… Говорили ему некоторые волшебницы из гильдии, что волосы у него красивые, необычные, но Цзюн всегда пропускал их слова мимо ушей. В чём такая ценность красивых волос? Что седые, что чёрные, что синие — какая разница.       Наверное, она всё-таки есть. Цзюну нравятся его волосы. Даже больше, чем прошлые, чёрные. Так странно, носитель Тьмы с белыми волосами… Как будто в знак протеста против своей же силы. Будто не просто так он поседел. Есть в этом какой-то знак… В жизни ничто просто так не случается. — Цзюн.       Голос другой. Еретик лениво поднимает голову — на щеке остаются красные полосы от смятой подушки и прилипших волос — и видит в окне сначала даже не новое лицо, а внезапно потемневшее небо. Взгляд улетает вдаль, оставляя еретика тупо пялиться перед собой и не понимать, что произошло. День. Вечер. Время сошло с ума. Или он сошёл с ума. — Цзюн… Всё в порядке?       Зрение возвращается, и теперь Цзюн видит за окном мягкое взволнованное лицо Артура. «Только что ж приходил Энди», — монотонно бубнят в голове мысли, пока они смотрят друг на друга: один беспокойно, а другой сонно. Желудок снова скручивает, и еретик кривится, внимая предупреждению. Видимо, он снова отключился… — Да, — коротко отвечает он и переворачивается на спину, скидывая мнимый груз с плеч. Прилив сил — мизерный — всё же ощущается. Его должно хватить на банальную кашу или хотя бы хлеб с водой. Иначе никак — он просто загнётся лёжа на кровати и ничего не делая.       Паладин не выдыхает облегчённо, а наваливается всем телом на стену, всё так же тревожно глядя на Цзюна. «Да» он мог бы ответить кому угодно, лишь бы уйти от разговора, Артур это знал, как знал и то, что после битвы Цзюн едва на ногах держался. Казалось, достаточно легонько подтолкнуть его — и он развалится на глазах, как ветхая постройка. Возможно ли быстро оправиться от такого? Сколько времени займёт восстановление? Артуру хватило пары суток, но он был мало-мальски обеспечен и расходовал свои силы постепенно, а Цзюн пришёл в пещеру, махнул рукой — и израсходовал всё, что у него было.       Артур был уверен в том, что использованное еретиком заклинание было сложным — и страшным по масштабам. Достаточно страшное для того, чтобы убить Ассистентку наверняка. Единственным ударом. Уничтожить её на месте.       Был ли Цзюн раздражён, что сподвигло его применить такое разрушительное умение? Или у него были свои счёты с Ассистенткой? Или… всему виной Тьма, возжелавшая жестокости? Или Цзюн сделал это из лучших побуждений? Избавить их сгинувший отряд от опасности здесь и сейчас, не дать Ассистентке как-то проявить себя снова? Откуда ему вообще стало известно об их исчезновении? В гильдию-то он не ходит…       Последние мысли особенно грели, но улыбки не вызывали. Артур не понимал Цзюна, а тот раскрывать свои тайны не спешил. Что, если всё хуже, чем он думает? Не так-то просто поднять завесу, за которой еретик прячется. Хотя парочка способов наверняка есть. Нужно только правильно ими распорядиться. — Впустишь меня? — Цзюн повернул голову в сторону окна и столкнулся со всё тем же мягким взглядом. Видимо, Артур думал, что таким образом повысит благосклонность к себе. Что ж… Пускай думает. — Сейчас неподходящее время, — ответил еретик, с трудом усаживаясь в постели. Комната поплыла. Зараза. — Учитывай обстоятельства, когда что-то планируешь. — Я понимаю. — Артур сочувственно улыбнулся, но Цзюн в его сторону уже не смотрел. — Но я не могу так. Мне тоже было тяжело, но рядом со мной всегда кто-то был. Восстанавливаться было куда легче, когда есть поддержка. А ты… Ты тут совсем один, хотя неслабо пострадал. — Нет нужды. — Цзюн коротко скосился на парня. — Ты привык к обществу, а я привык быть в одиночестве. Мы разные. Поддержка мне ни к чему. Сам справлюсь. — Ты так уже говорил… — В глазах Артура вспыхнула горечь. Про остров Кайрон ему хотелось вспоминать меньше всего. Цзюн, может, и не злопамятный, но вина паладина всё ещё грызёт, впиваясь зубами в нежную плоть. А может, он до сих пор помнит… — Я правда хочу помочь.       Желание чёрно пошутить волной накатило на еретика, но он прикусил язык. Помощь? Как странно звучит это слово. Если вспомнить, ему мало кто помогал — и то дело было на поле битвы, так или иначе связанное с физической силой. Какая же помощь могла понадобиться ему дома? Какая поддержка?       Артур ухватился за заминку Цзюна, как за спасительный канат. — Ты ведь мой друг.       Кожу стянуло ледяной коркой. Цзюн с натугой повернул голову и уставился на Артура, на лице которого застыло непривычно серьёзное выражение. «Друг, значит? — подумал он, и сердце вдруг сковал не то страх, не то какой-то другой, непонятный трепет. — Дурак… сам не понимаешь, какую ошибку совершаешь, записывая меня в список друзей, <i>клирик. Не понимаешь…» Но меж тем голову шальной эльфийской стрелой пронзила мысль, неразборчивая и краткая, но зато колкая и решительная — настолько, что всё тело получило мощный щелчок и внезапно потеплело. «Чёрт с тобой, — покачал головой еретик. — Одна Альтея знает, что ты творишь…»       С постели он поднялся молча. Так же молча, на подкашивающихся ногах, пошёл в коридор. Но Артуру не надо было ничего говорить: он воспрял духом и припустил к двери, радуясь как ребёнок непонятно чему. Но его догадка подтвердилась. Цзюну нужен был друг, пусть он сам никогда бы в этом не признался и стал бы доказывать обратное. Артур был готов. Он чувствовал это всей своей светлой душой, что сейчас тянулась туда, в маленький домик. И когда дверь перед ним тихо скрипнула и открылась, паладин собирался подбадривающе улыбнуться, но улыбка стёрлась с его лица, стоило ему увидеть еретика в полный рост. Опирающийся на косяк, с усталым лицом и вымученным взглядом, ссутулившийся под гнётом изнурённости… В груди неистово заныло, и паладин только чудом не содрогнулся. — Боже, Альтея… — прошептал он, стискивая рукой лямки маленького походного мешка. — Всё настолько плохо? — Ничего необычного, — фыркнул Цзюн и, оттолкнувшись от косяка, прошаркал в комнату. — Дверь закроешь.       Артур тихо затворил дверь. Второй раз он попадает в это место, и второй раз он чувствует себя неловко. Впускает ли к себе Цзюн кого-нибудь ещё? Вряд ли. Даже Артур попадает в этот дом через силу. Наверное, поэтому дом Цзюна кажется ему чем-то неприкосновенным, а его хозяин — особенным. В священных книгах говорилось, что в таких небольших домах скромно живут пророки, святые и мученики, отрезанные от остального мира.       Артур заходит в тесную комнатку, смотрит в спину копошащегося у печи Цзюна и молится, чтобы он не оказался мучеником. — Ты чего как в трансе? — Еретик обернулся на застывшего паладина, а после прочитал в его глазах такое участие, как будто бы тот увидел его насквозь и пропустил все его ощущения через себя. Цзюн похолодел снова, словно видел в безобидном Артуре потенциальную опасность, сформировавшуюся со словом «друг». Это «друг» сейчас проявлялось во всём. Артур к нему даже без оружия и брони заявился. Не привыкшее к таким условиям сознание било тревогу. Голод лишь усугублял положение.       Кажется, привыкать к этому придётся долго. — Нет, всё в порядке. — Артур проследил, как Цзюн убирает мешок с крупой в шкаф и оседает на кровать, тут же пряча лицо в ладонях, и остался стоять, не решаясь опуститься в кресло, стул или ту же кровать. — Я просто много думаю в последнее время. — Я рад, что ты начал думать. — Цзюн потёр лоб и выразительно посмотрел на Артура так, что тот всё же сел. На стул. — Надеюсь, теперь не поведёшь в логово кого попало. — Не поведу. — Паладин решительно покачал головой. — Всё-таки я лидер. Раньше брал тех, кто хотел, а теперь… понимаю, что это плохо кончится. — Ну-ну. Я не собираюсь гоняться за вашими задницами каждый раз, когда вы попадаете в неприятности. — Я… правда прошу прощения. — Артур вздохнул и опустил взгляд, исподлобья поглядывая на еретика. — Мы бы пропали там без тебя… Как ты только узнал, что случилось? — В народе слишком много болтают. Обычно вздор редкостный, но, выходит, иногда дело говорят.       На улице какой-то прохожий запустил в небо магический фонарик, какие часто покупают на дни Дара Жизни: один такой фонарик уносит к Альтее желание именинника. Разбрасывая повсюду длинные яркие лучи, небольшой шар медленно взмывает в вышину и кружится, возносясь всё выше и выше… Один луч проворно скользнул в открытое окно и прыгнул Цзюну на лицо, на секунду-другую озарив его солнечным светом, прежде чем растаять в воздухе. Еретик поморщился, жмурясь, — Артур вдруг распахнул глаза, но тотчас же сделал вид, будто ничего не было. В сердце забилось облегчение. «Не мученик, — мысленно выдохнул он. — Помеченный Светом…» Задавать вопросы про Тьму показалось теперь таким глупым, что паладин даже смутился. Какая там Тьма… — Я принёс тебе кое-что.       Еретик критически поглядывал на то, как Артур тормошит небольшой мешок, чем-то звеня и пытаясь нащупать какую-то вещицу. Брови его то опускались, то поднимались домиком, и выглядело это забавно — хотя на лице Цзюна не было ни единого намёка на улыбку. Он лишь поднял глаза к потолку, когда паладин, шикнув на самого себя, нетерпеливо опрокинул содержимое мешочка себе на колени, а когда вновь вернул взгляд на руки парня, то оторопел. На коленях Артура поблёскивали полированные фрагменты драконьих камней. — Извини, я никак не найду…       Артур бережно сгрёб их в кучу и выложил на стол, продолжая перебирать. Алые, золотые, сапфировые — камни горели в его пальцах, переливаясь насыщенным магическим свечением. Цзюн невольно сглотнул. Подумать страшно, где такие камни достать можно. Приладить их к броне стоит порой баснословных денег, а уж сами камни… За одними алмазами пришлось идти на пристань, да и то они не сильнее магических будут. А магия в нынешнее время ценится высоко.       Еретик отвлёк взгляд, чувствуя, как пробуждается в душе соблазн. Попроси, одолжи… Артур не откажет. Он не откажет… — Вот. — Паладин звякнул артефактами в последний раз и выудил из горки камней что-то очень маленькое. Цзюн осторожно покосился на это что-то… и так и не понял, что это и зачем оно нужно. — Это кольцо Новой Луны. Я нашёл его на аукционе не так давно. Эти рубиновые вкрапления содержат в себе ману. Мне говорил кузнец один, что оно обеспечивает магическую защиту и придаёт больше энергии атакам. — Артур протянул тёмное кольцо на вытянутой ладони и склонил голову, наблюдая за реакцией заинтересовавшегося Цзюна. — Я подумал, тебе это будет важнее, чем мне. — Почему?       Еретик осторожно вытянул руку и подцепил кольцо пальцами. Кольцо как кольцо… Ничего необычного, кроме сверкающих осколков алмаза да рубина. На прилавках торговцев и не такие лежат — правда, самые обыкновенные, не магические. Ни в тех, ни в других Цзюн заинтересован не был. Но раз такое дело… — Тебе необходима магическая сила. — Артур сцепил пальцы. — Я справлюсь и без этого, а ты сам назвался волшебником. То заклинание сильно истощило тебя, поэтому нужно принять все меры безопасности. Ты ведь сам прекрасно это понимаешь.       Цзюн кивнул и сжал кольцо в кулаке. Да, магическая поддержка ему бы не помешала. Было бы неловко, если бы он не смог использовать какое-то заклинание из-за банальной нехватки маны. Вот и волшебник нарисовался.       Живот заурчал, укоряя еретика. А из котелка уже доносился запах почти сваренной каши. — И ещё… В общем-то, это тоже тебе.       Артур несмело кивнул на горку драконьих камней.       Цзюн так и замер со сжатым кулаком у груди. — Шутишь, — пришибленно выдавил он. — Нет. — Паладин покачал головой. — Это для твоей брони. Я порылся у себя и нашёл то, что больше подходит. Как мне кажется. Нерис ведь… — Это не моя броня, — хмыкнул Цзюн, отгоняя дурман искушения. — Я одолжил её у Тролина. И то с трудом. Не идти же мне совсем голышом в логово, я не самоубийца. — А… Вот как. — Артур растерянно оглядел магические камни. — Но ты возьми. Могут пригодиться. — Нет. Я не возьму. — Еретик твёрдо поджал губы. Он не отрицал своего пристрастия к ценным вещам, но получать их вот так ни за что не стал бы. Гордость не позволяла, что бы там ни шептал ему соблазн.       Артур пристально вгляделся в лицо Цзюна. Ясное, жёсткое — оно могло и привлечь, а могло и оттолкнуть; горящие глаза могли напугать, но могли и воодушевить; он сам был загадкой во плоти. Паладин видел нескрываемое желание принять камни, но в то же время весь вид еретика говорил о том, что он ни за что их не возьмёт. Сам — не возьмёт. Артур понимающе улыбнулся и спрятал камни обратно в мешок, не задавая никаких вопросов. Пускай это была часть его благодарности. Если давить на Цзюна, ничего не выйдет…       Он не будет давить. Просто, когда придёт время уходить, оставит этот мешочек под столом. Цзюн этого даже не заметит.       Цзюн замечает. Смотрит прямо в глаза, сверлит взглядом, взывая к совести паладина — но та слишком чиста, чтобы реагировать на острые намёки. Голубые глаза и вовсе щурятся, посматривая на еретика слишком добродушно, дружелюбно. Кожа холодеет, но внутри всё равно тепло.       Друг, значит…