***
— Да я тебе говорю, это какое-то безумие! — Энди ерошит и без того лохматые светлые волосы на голове. — Вы видели вообще? Этот злющий старикан-Кьюберт спокойно говорил с Цзюном! Он ж страшный! — Ну да, Цзюн страшный, но старик, видимо, видел многое, — довольно хмыкает Рул, скрещивая руки на груди и наблюдая, как от хриплых воплей старика-механика разбегается стайка детей. — Да не Цзюн! Кьюберт! — Энди принимает шутку Рула за чистую монету и всплескивает руками. — Никогда его не любил. Противный старикан. — Энди по-ребячески показывает язык Кьюберту, который этого не видит, отшугивая от дверей своей мастерской любопытных детей. — Кстати о Цзюне. А куда он пошёл? — Артур ловко встрял в разговор друзей, осматриваясь. Седые волосы, едва ли не светящиеся на солнце, нигде не было видно. — В сторону города свернул, вроде, — не глядя подмечает Рул, не отвлекаясь от занимательного зрелища: старик пугает детей гаечным ключом. Артур кивнул сам себе и несмело спустился с холма воздушного порта, но Энди быстро вырвался вперёд, укрываясь за высокой клумбой, строя из себя ассасина и высматривая белые волосы на площади. Всё же Колдрок был для него родным домом, чем не мог похвастать никто из его друзей. Да, Артур практиковался здесь и сохранил о Колдроке тёплые воспоминания, но с ребячеством Энди ничто не могло сравниться. Рул уж тем более: в Колдроке он был впервые и не спешил вдохновляться местными видами. А вот Энди уже успел высмотреть Цзюна и радостно указал на него пальцем. Цзюн смотрел куда-то в сторону угла того дома, за котором укрылись уже все трое, и довольно качал головой. А потом торговка его окликнула. Цзюн напряжённо обернулся и тяжело зашагал к черноволосой девушке, которую сам Артур знал не по наслышке. Он покупал у нее сыры время от времени. Торговка, счастливая до невозможности, повернулась на месте, с силой похлопала худого Цзюна по плечу, от чего тот едва не присел на месте, и рассмеялась, принявшись расспрашивать о том, о сём. Потом отвлеклась на баскербуля в клетке. В это же время Цзюн сделал пару шагов назад и спешно развернулся. Когда Мэй обернулась и не застала своего знакомого на месте, она даже не разозлилась. Только скрестила руки на груди и снисходительно улыбнулась в пустоту улицы. — Вы поняли, что только что произошло? — прошептал Энди, оборачиваясь на друзей. — Ага… У Цзюна есть знакомая торговка. Вот это новость, — с иронией возвёл глаза к небу Рул, хотя сам понимал, что это действительно новость. Этот белобрысый молчун вообще ни с кем на его памяти не разговаривал нормально, кроме Артура. А тут… Здрасте. — Да ну нет! — Энди снова принимает слова Рула за серьёзные вещи и нетерпеливо переминается с ноги на ногу. — Это же Мэй! Ты видел, как они разговаривали! Может ли быть такое, что… что… она — его невеста? Артур неожиданно давится вдохом. — Остепенись, пустоголовый! Артуру уже плохо от твоей тупости. — Рул несильно похлопывает паладина по спине и выпрямляется. — А если серьезно, то мы его уже упустили. — Я уже говорил, что не хочу следить за Цзюном! Это… неправильно. Он прибьёт нас, если узнает. — Артур пытается образумить друзей и себя в первую очередь, но, судя по лицам мечника и священника, получилось у него из ряда вон плохо. — Если узнает, — лукаво улыбается Рул. — А он не узнает. — Он очень внимательный! — пытается возразить Артур, но его уже хватают за запястье и тащат в старый центр. Торопливые приветствия Аделин и Жермену, а так же неловкая улыбка смутившейся Мэй — вот и всё, что успел сделать Артур, пока Энди сильной рукой держал руку паладина и тянул его к мосту через реку. Рул свободным шагом летел за ними, стараясь не упустить из виду белобрысого волшебника который уже свернул с моста к берегу, мимо кузницы, к единственному дому за ней. Энди поспешно укрылся за ещё закрытой лавкой бродячего торговца и утащил за собой Артура, уже слабо сопротивляющегося. Ему тоже было невероятно интересно. Цзюн идёт к тому человеку, о котором говорил вчера? Наверняка, наверняка… Дверь на стук еретика быстро открылась. Из-за лавки был прекрасный обзор на лицевую сторону дома, а потому преследователи Цзюна быстро увидели хозяина дома. Высокий до невозможности, мускулистый и грозный мужик, по-иному и не скажешь. На лице — густая чёрная борода с усами, глубоко посаженные глаза, густые же чёрные брови и немного вьющиеся волосы на голове. Мужик выглядел максимально сурово, стоя на пороге своего дома и скрестив руки на груди, и смотрел сверху вниз на Цзюна, кажущегося таким мелким, низким и ещё более худым, если сравнивать его с хозяином дома за кузницей. Не успел Артур даже краем мысли подумать, кто этот человек Цзюну, как тут же остолбенел. Мужик без предупреждения и зазрений совести ударил ребром ладони по голове Цзюну, да, казалось, так сильно, что впечатал бы жилистого Цзюна прямо в землю. Артур сжал зубы в приступе ярости и страха. Рул, пригнувшийся рядом с ним, только прыснул со смеху.***
Цзюн помялся у моста несколько секунд, осматривая до боли знакомые улочки, и вывернул вправо, аккурат мимо кузницы. Огня видно не было, но из-за двери всё равно тянуло теплом и запахом жжёного угля. Рядом совсем журчала речушка. Отсюда можно было даже увидеть небольшой пирс, с которого Цзюн не так давно рыбачил. Он всё ещё в хорошем состоянии, правда, чуть окосел, да доски кое-где побелели от плесени. До дома, где Цзюн прожил несколько лет, оставалось совсем немного, но его не покидало ощущение, будто что-то не так. Как будто за ним кто-то наблюдал. Как назло, Кошмар уже «спал», подавленный кровью мантикоры, и не расползался по жилам кислой комковатой и чёрной простоквашей, а потому Цзюн не мог определить, паранойя у него или нет. Впрочем, может, кто-то из окна дома и наблюдал. Поди разбери. Дверь дома открылась быстро. Цзюн ещё помнил, во сколько вставал он, и не был удивлён нисколько. Дверь была по-старому деревянной, добротной, просмолённой. Доски качественно сбиты и скреплены металлическими прутьями. Кольцо на двери всё то же: чугунное, резное — кузнец-сосед постарался на славу. Цзюн ещё помнил, как в первый раз крючком удочки зацепился за него и едва не порвал леску. Ставни окна, выходящего на лицевую сторону, заперты на засов снаружи — Рич не выходил, но это не значило, что он спал. Поди, уже с рыбалки вернулся, пень трухлявый. Рич — тот самый хозяин дома — на секунду удивился, но быстро пришёл в себя, недовольно нахмурился и скрестил руки на груди. Глаза его сверкнули: то ли тёплым узнаванием, то ли горячей яростью. Более тёплого приёма и не ожидалось. — Ну что, вернулся, блудник? — почти не шевеля губами, проворчал Рич, строго глядя на Цзюна. — … я только в гости, — так же проворчал Цзюн, не отводя взгляда. За такой ответ он получил ребром ладони по голове. Больно. Как и всегда. Стоило ли ожидать чего-то другого. За тот год, что Цзюн не жил здесь, рука Рича стала только тяжелее. И ведь даже обидно не было, что вместо доброжелательного «с возвращением» или хотя бы «долго же ждать пришлось» еретик получает тумак. Привыкать ему, что ли. Рич вообще был человеком, скажем так, непростым. Сердечный старый пень, конечно, да и мозгами не обделён, да вот методы проявления «любви» у него своеобразные. Сколько же Цзюн натерпелся за те годы… Хотя сейчас, ему думается, было это не зря. Он вырос характерным — таак ему казалось, ничуть не нюней. Всегда знал, что делать. Даже в самой отвратительной ситуации. Пожалуй, за это он как-нибудь старика поблагодарит отдельно. Но не в этот раз. Еретик не растерялся на такое «приветствие» со стороны Рича, вынул меч и плашмя ударил им по чужой руке, смотря снизу вверх с вызовом. Рич помрачнел ещё больше. — Неужели ты, щенок, забыл, что на оружие полагаться нельзя? — Рич бесстрашно хватает меч за острое лезвие и рывком поднимает железку вместе с хозяином так, чтоб лицо еретика оказалось на уровне его собственного лица. — Я помню, — не растерявшись, отвечает Цзюн и хватается рукой за шею Рича. Длины пальцев не хватает, чтобы сдавить шею и перекрыть доступ к кислороду, но этого и не нужно. — Не спи сейчас Кошмар, ты был бы мёртв. Теряешь хватку, старик. — Да что ты? — Рич скалит зубы и, держась грубой ладонью за всё тот же меч, отрывает Цзюна от себя и с силой швыряет того об землю. — Кто тут еще теряет хватку, сосунок? Раньше ты держался дольше. Совсем в своей Гавани расслабился. Посмотри на себя — жалкое зрелище! Тощий, как щепка, слабак. Разве я этому тебя учил? Цзюн не отвечает, продолжая лежать на земле лицом вниз. Очередное поражение. Ни одной победы за шесть лет. И ему даже не позорно. Он знает, что используй он Кошмар или заклинание червоточины — он бы победил простого человека, не моргнув и глазом. Но Рич особенный. Против него язык не повернётся произнести заклинание для победы. Только свои силы. — Ты там не сдох? А то ты так отощал, что я мог ненароком тебе череп раскрошить. — Рич довольно усмехается и присаживается на корточки рядом с лежащим на земле Цзюном. Но Цзюн медленно подтягивает руки, упирается ладонями в холодную землю и поднимает торс. Нос противно забит сгустками тёмной крови, которая медленно капает вниз, на примятую, по-осеннему жухлую траву, стекает по губами и подбородку, щекотно скользит по шее прямо под чёрный ворот. Несколько секунд у еретика уходит на то, чтобы поменять позу. Вот он уже устало откидывается на руки и поднимает голову, сглатывая комок крови. И видит серое-серое осеннее небо. В сторону Заброшенного квартала ползут тяжёлые серые тучи, полные воды. Дождь Колдрок не зацепит. Цзюн знает. А еще он знает, что урожай в Колдроке нынче хороший. У Мэй все прилавки забиты свежими овощами и фруктами, а тыквы так вообще — красавицы. Цзюн знает, что рыба в речушке напротив его дома, где его всегда будет ждать трухлявый пень Рич, всегда самая вкусная, жирная и красивая. У неё самая блестящая чешуя и самые колючие кости. Цзюн знает, что трава, растущая в продолговатом горшке на подоконнике у Рича, самая лучшая приправа к мясу, потому что нигде больше такой нет и никакой торговец не сможет её продать. Он знает, что солнце в Колдроке встаёт раньше петухов, а луна такая яркая, что светит даже ярче всяких фонарей. Ни чета Гаваньским солнцу и луне. В Колдроке самые приветливые люди, эльфы, зверолюды. В Колдроке самые честные торгаши. В Колдроке, который Цзюн так давно не видел, лучше, чем в королевских садах в Небесной Гавани. Неожиданно еретик тянет улыбку через боль в теле и гулко, низко смеётся, не давая глазам, которые уже щиплет, пролить ни одной скупой слезы. Кровь пузырится в глотке, но это ничуть не мешает еретику смеяться. Здесь только Рич. Здесь можно. — Эй, малец, я всё-таки повредил тебе голову? — Рич скалится снова и поднимается, протягивая еретику руку. Цзюн, не думая ни секунды, подаёт свою, и его рывком поднимают на ноги, а потом обнимают мощными руками, больше похожими на две толстенных ветки дерева. Цзюн вернулся домой.