Исповедь

      Погода всё ухудшалась. В небе бурой воронкой закручивались грозовые тучи, лениво мерцающие белизной. Ветер стих, но воздух полнился сыростью и холодом, а дождь мало-помалу осмелел и внезапно злобно рассмеялся, распахнув окно и выплеснув в него тысячи жёстких струй.       Рул то и дело морщился, приглаживал мокрые волосы и раздражённо размазывал дождевые капли по лицу. Ярость тонким жгучим огоньком вспыхнула в горле, царапая тонкую кожу изнутри, — священник едва не скрипел зубами, мысленно посылая в самые тёмные и ужасные места Артура, Цзюна, весь этот день и себя за изначально провальную идею отправиться в Колдрок. «Всегда стоит узнать соперника получше», — считал Рул, хоть и не относил Цзюна к неприятелям. Однако план собрать как можно больше информации о странном волшебнике удачей не обернулся: Артур молчал, местные жители толком ничего не рассказали, а сам Цзюн нежданно-негаданно сгинул в окрестностях заброшенного квартала. Рул пошёл бы вслед за ним разве что под угрозой смерти. Но не отпускать же помешанного Артура одного, да ещё и в такую мерзкую погоду.       Хорошо, что они додумались предупредить Мэй, чтобы та осадила Энди, если увидит его.       Артур поминутно заправлял чёлку за уши и шмыгал носом, хлюпая уже не белоснежными сапогами по вязкой грязи. Рул не косился на него только тогда, когда моргал и смотрел по сторонам, выискивая повороты или выглядывая монстров. Жуткая, устрашающая, чернильная аура сковывала воздух. Аура, отчасти похожая на ауру этого самого Цзюна. Рул не хотел зацикливаться на нелепом сопоставлении и оттого злился ещё больше, усерднее оттирая влагу со лба и щёк. В глубине души неутомимо пульсировало желание схватить Артура за плечи, круто развернуться и вернуться в Колдрок, отогреться дома у болтливого Энди, который наверняка уже завалился на печь… А потом — в родную Гавань. Если рейс не отменят из-за непогоды. — Скажи… — Артур провёл кулаком под носом и исподлобья глянул на Рула. Священник тихо промычал, и его голос потонул в шуме коварного дождя. — Зачем ты затеял всё это? Отправиться за Цзюном в Колдрок… У тебя ведь свои намерения были?       Рул глухо крякнул и, замаскировав усмешку под кашель, приложил ладонь ко рту. — Не совсем. — Артур вопросительно склонил голову. — Мне так же интересен Цзюн, как и тебе. Только с более практичной точки зрения. Меня, признаться, не очень интересует, чем он занимается, чем увлекается, кто его знакомые… Я его не понимаю. Хочу знать, кто он и о чём он думает. Чем руководствуется. Какие у него принципы. Цель. Он сюда как будто не подходит. Я хочу знать, почему. Он… слишком… — Рул напрягся и резко выдохнул. — Не знаю!       Рул сжал губы в тонкую полоску. В этом, пожалуй, и было главное отличие его от Артура в отношении к Цзюну. Артур живёт миром эмпатии и сочувствия, которым он проникся к этому волшебнику, который вместо посоха носит с собой меч. Рул допускал это: его другу есть на что опереться, если он поступает так, как считает нужным. Вот только сам Рул оснований для этого не видел. И если Артура действительно заколдовал треклятый Цзюн, то хоть в этом его предрасположенность к магии явна. Верить в это, конечно, не хотелось.       Да кто он вообще такой… — Ты к нему слишком строг, — пожурил Артур, передёргивая плечами. — Он ведь такой же человек, как и все. Не будь неумолимым палачом, Рул. Не суди заранее. — Я и не сужу, — бросил священник, нервно стряхивая руками тяжёлые капли с серого камзола, и вдруг ощерился. — Ненавижу дождь. Грязь. Темноту. Неопределённость. Будь добр, не разговаривай со мной пока. — По телу Рула пробежали противные мурашки, встревоженные липкой зябкостью. — Я слишком раздражён.       Артур шмыгнул носом и взволнованно уставился в чернеющую впереди тропу к разрушенной часовне. Струи шелестели по шершавым пожухлым листьям, невзрачным ковром устелившим грязную землю, дёргали голые скользкие ветви, трепали клириков по плечам и уныло стучали по их головам. Паладин хмуро вышагивал вперёд, угнетённый непогодой и странными словами друга. В его голове всё никак не укладывалось, как можно так холодно относиться к Цзюну, который заслуживает сочувствия и понимания, — а потом на короткую секунду приходило осознание: иначе быть не может. Лишь ему позволено знать, кто такой Цзюн, проникнуть глубже в эту отталкивающую сферу, приблизиться к незащищённой прорехе и защищать её.       «Цзюн не такой, как все, — невесело размышлял Артур, тревожно осматриваясь. — Никому не дано его узнать… Никому. Так и будет… Правды не увидеть никому, кроме меня — пусть же остальные живут в неведении. Я понимаю его, понимаю. Но как же раньше я не думал, что это такое тяжкое бремя — знать то, что недоступно никому, и не иметь возможности объясниться…» Артур поджал губы: шаги Рула были резки, взгляд заострился, как и черты лица, смазанные сумраком. Артур понимал и его. И от общего понимания хотелось скрыться, спрятаться за высокой елью, спуститься в катакомбы и закрыться в шкафу. Обдумать всё. Остаться в тишине. Наедине со своими мыслями.       Хотя и их бы желательно убрать подальше, свести звук к минимуму, заглушить сознание. — Знал бы я, что он вооружённый пойдёт, тоже взял бы, — ворчал Рул, ломая на ходу тонкие ветки кустарника. — Безоружные, среди притихших монстров… Красота какая, а? — Брови священника изогнулись. — Работать он отправился, видите ли. Знать бы, куда его душенька решила прогуляться.       Рул сплюнул. Гадкие капли уже не волновали его: он скукожился, отступил в непроницаемый пузырь, игнорируя всё происходящее вокруг. Артур спешил рядом, не в силах поравняться. Рул пружинистым шагом уходил всё дальше и дальше, сам не зная куда, лишь бы прийти куда-нибудь, схватить Цзюна за шкирку и оттащить подальше от этого места. И никогда больше сюда не возвращаться.       «А ведь и Цзюн тоже где-то мёрзнет», — вздрогнув, понял Артур, догоняя Рула. — Он точно не пошёл в Безмолвный скит, — подал голос паладин. «Это священное место для клириков», — подумалось ему, но мысль так и осталась невысказанной. — Конечно, — фыркнул Рул, — ты же всё знаешь. Ну, тогда нам одна дорога отсюда. Если он, конечно, уже не телепортировался обратно. — Священник горько хмыкнул. — Мурлок его знает, что там твой Цзюн умеет.       Рул сердился. Артур тактично промолчал. При таких обстоятельствах только самый стрессоустойчивый человек останется спокоен. А Артур и себя к таким людям отнести мог лишь с натяжкой. Цзюна не было уже слишком долго, а клирики бродили по кварталу уже полчаса. Ноги болели и ныли от холода, руки дрожали, как и всё вымокшее тело, но паладин только коротко вздохнул и примирительно похлопал друга по плечу.       Рул медленно покачал головой.       «А там, в Колдроке, Энди сидит в тепле у себя дома и беспокойно поглядывает в окно», — представил паладин, невольно оборачиваясь. Да, комнатка залита солнечным светом свечи, в окно барабанят настойчивые капли, в воздухе витают гомон домашних и запах жареной рыбы… В животе Артура тотчас что-то сжалось, и парень поспешно отмёл сладостные мысли о благодати. Цзюн. Надо найти Цзюна. Всё остальное — потом.       Институт Магии раскуроченной громадиной возвысился над невысокими фигурками. Дождь лил струи прямо в глаза — Артур торопливо опустил голову, впиваясь глазами в разрушенный проход. Нехорошие слухи ходили об этом месте, один другого ужаснее. Здание пустело после страшного инцидента, вину в котором приписывали именно клирикам, — с тех пор в Колдроке из уст в уста передавалось поверье. Каждый клирик, вошедший в Институт Магии, невредимым уже не вернётся. Артур слыхивал в своё время десятки сплетен и обходил институт стороной… Но кто знал, что настанет день, когда ему придётся переступить злополучный порог.       Рул колебался. Про поверье он, конечно же, не слышал, но неясный трепет перед мрачными развалинами испытывал. Прищурившись, глядел он сквозь огромную пробоину и с места не двигался.       Дождь заинтересованно ослабел. — Нам точно сюда? — буркнул священник, нехотя осматривая искорёженные стены. Артур молча кивнул, закусывая губу. Если Цзюн здесь, то…       Но он же не клирик. Значит, всё хорошо. Зато они с Рулом… то, что надо для утешения самолюбия злорадного сооружения.       И всё же Артур первым шагнул внутрь. Его плечи были напряжены как никогда; взрослый парень уверял тринадцатилетнего ребёнка, что ничего ужасного здесь нет и быть не может: детские страшилки остались далеко позади. На душе было неспокойно. Недостаточно, чтобы оставить Институт Магии за спиной навечно, но достаточно, чтобы тревожно всматриваться в каждую тень. Вслушиваться в мёртвую тишину. Мёртвую. По спине голодной стаей пробежали мураши. — Отличное место для работы, — огрызнулся Рул, брезгливо морщась от вида паутины, опутавшей всё: заплесневелые шкафы, выбоины в стенах, сырые углы и колонны. — Подстать нашему дружку.       Артур молчал.       Затхлость. Сдавленная вонь. Ни звука. Ни шороха. Здесь не свистел даже холодный ветер, не было слышно стихающего дождя. Только камешки да мелкие кости хрустели под сапогами.       Кости.       Артур со скрипом опустил глаза. На полу института были беспорядочно размётаны останки огромных пауков и, кажется, части человеческих скелетов. Кое-где даже виднелись обрывки бывшей одежды. Рул небрежно кашлянул и отвёл взгляд. Паутина оказалась куда привлекательнее. — Предлагаешь пройти здесь, хрустя чужими костями, без оружия? — усмехнулся священник. — Хорошая идея, ничего не скажешь… Молись, чтобы твой ненаглядный остался жив в этом ужасе.       Грудь закололо тупыми железками. — Осторожно, — прошептал Артур, по привычке едва не схватившись рукой за рукоять цепа. Неестественная пустота посеяла в сердце детский страх. — Сам знаю, — тихо ответил Рул, медленно устремляясь к первому повороту. Кости предательски хрустели, выдавая чужаков…       Друзья едва дышали, стараясь ступать как можно тише. В глаза бросались сваленные в кучу липкие доски, пробоины, затянутые толстым слоем паутины, разрушенные паучьи гнёзда в углах с остатками слизи; Рул поджал губы и скривился. Судьба благословила его отсутствием арахнофобии, но оказаться в логове пауков он не хотел бы никогда. Пальцы дважды пытались нашарить жезл и покрепче вцепиться в щит — но оружие осталось дома, и священник в который раз укорил себя за недалёкость.       В далёком углу, за поворотом, что-то зашуршало.       Артур замер, прислушиваясь.       Тихо. — Да в самом деле! — выдохнул Рул, стряхивая фантомную пыль с тёплых штанов. — Тут никого нет. Пойдём уже быстрее, вытащим Цзюна и уйдём.       Рул устремился вперёд. Артур успел только рот раскрыть, когда он, протискиваясь между колоннами, задел локтем тотчас налипшую паутину. Священник брезгливо оттёр её о стену, скорчил гримасу и коротко глянул через плечо. — Не стой. И без того много времени потеряли.       Артур стиснул зубы и шагнул вперёд.       Цзюн должен быть рядом…       Поворот. Снова поворот. Лестница вверх. Лестница вниз. И снова колонны, снова кости, шкафы, паутина и — страх. Какой же отчётливый след оставляет на жизни человека его детство! Столько привычек, мыслей, идей перешло из него во взрослую жизнь! А как многое хотелось бы оставить за спиной! Страх, этот глупый, ничем не обоснованный страх, — в первую очередь. Но только ли этот страх холодил пуще всякого октябрьского ветра? Ветра, который всё же пробился сквозь разрушенную часть института и теперь негромко шелестел позади… спереди… по бокам…       Артур насторожился. Ветер и вправду издавал тихий шелест. Скорее шорох. Не свист, как всегда бывает в заброшенных зданиях: Артуру пришлось побывать во многих развалинах. Этот же шелест не был похож на шум ветра. Нет. Не ветер. Что же тогда… — Рул. — Паладин подавленно шепнул, и за шиворот ему вывалилась груда холодного льда. — Замри. — Чег…       Шум всё приближался, и теперь чуткие уши могли различить шуршание множества лап — какая тонкая работа, эта паутина! Кто ставит ловушки так искусно, как пауки? Нет им равным среди колдрокских монстров: одной лишь минуты Артуру достаточно, чтобы понять, на чём основывалось поверье.       Шаг назад — к ладоням пристало что-то холодное, и Артур рефлекторно отдёрнул руки. Паутина. Сознание забило тревогу.       Шум ближе. Сзади. Спереди. Сбоку — из щели. Шуршат тонкие лапки, хрустят под ними маленькие косточки; по виску катится крохотная капелька пота. Рул каменным изваянием застыл в проходе — из него бы получилась идеальная статуя, если бы не живое сердце, заходящееся в бешеном стуке.       Невредимым уже не вернётся… — Мурлять, — громко сказал Рул, сверкая глазами в сторону Артура.       И Артур был с ним абсолютно солидарен.       Десятки крупных заколдованных пауков, взяв клириков в кольцо, взирали на них сотнями мелких горящих глаз.

***

      Цзюн облокачивался на шаткий стол и ничего не видящими глазами рассматривал трещины на столешнице. Были ли они прямыми или кривыми на самом деле, преломлялись или пересекались, было непонятно. Но пляшущие при лёгком повороте головы стены доверия не внушали. Еретик старался голову не поднимать вовсе.       Кошмар облепил всё тело, словно помогал ему удержать равновесие, и неслышно что-то шептал. Цзюн никак не мог разобрать, что. Его руки были согреты фантомным теплом, щёки розовели, и в этот сырой октябрьский день еретик чувствовал себя… необычайно хорошо. Мысли перепутанными нитями пульсировали в сознании, рассыпчатой мукой просыпаясь на самое дно, но Цзюну они были не нужны. Не нужны, как и пауки (пауки ведь? кажется, да), которые копошились на заднем плане, рассеивая в воздухе приятный шорох. Не нужны, как… Да, наверное, всё.       А что ему, собственно, было нужно? Он ведь зачем-то сюда пришёл.       Рарен ходила вокруг небольшого столика, то и дело опираясь на покосившийся стул и трогая тонкими пальцами худые плечи. Эхом от стен отзывался её игривый негромкий голос. Цзюн слышал его особенно чётко. Паучиха наворачивала уже десятый круг, когда с языка еретика соскользнуло едкое «Ритуал?», и Рарен оглушительно засмеялась. Смех отразился дважды, трижды; стол медленно отъехал в сторону и через секунду вернулся на место. Цзюн с силой впечатал ладонь в столешницу, чтобы не упасть.       Нехорошо.       А почему, собственно, нехорошо? Цзюн усмехнулся сам себе и подпёр щеку горячей ладонью.       Под столом в компании себе подобных лежала четвёртая бутылка добротного, веками настоянного вина. — Впервые мне не хочется кого-то есть, — журчала Рарен, опуская пальцы на облюбованные плечи. — В тебе что-то… такое… знакомое… Как будто бы давнего друга повстречала. Мы с тобой раньше не виделись, м, дорогой мой? — Я знаком с твоими… детьми. — Цзюн медленно моргнул. — Они меня даже любят. Хм. — Интересно… — прошептала паучиха, прикладывая указательный палец к губам. — Они и правда тебя не тронули. Да и меня ты, кажется, не боишься. Ну что за душка. М-м…       Рарен расплылась в улыбке и вновь уселась на свой стул, элегантно закинув ногу на ногу. Человек, заявившийся за паучьими орехами, развалившийся на стуле, выпивший — и слабый — нравился ей. Пожалуй, стоило бы хорошенько примотать его к колонне, подкармливать захожей человечинкой, подпаивать и разбалтывать время от времени. В последнее время в Институте Магии стало слишком скучно. Общество, состоящее не из детей, оборотней и заколдованных скелетов, разнообразило бы серые дни.       Паутина, надёжно закреплённая в углу, дёрнулась.       Рарен выгнула бровь дугой и заинтересованно устремила взгляд в глубь сереющего прохода, куда уходили прочные липкие нити. Какая удача. Никогда столько человеков подряд не приходило к ней на ужин. — Не хочешь человечинки? — загадочно спросила она у вялого собеседника. — Ты ведь сколько часов не евши, м-м? — Хочу, — вдруг ответил Цзюн.       Кошмар остервенело царапнул обмякшее тело, напряжённо поглядывая на расплывшуюся в улыбке Рарен. «Ты слышал вообще, что она сказала?», — прошипел он. «Неа», — честно ответил еретик. — Значит, сейчас будем пировать.       Рарен торжественно поднялась на ноги и медленно, величаво подошла к распахнутым дверям. Там, вдалеке, слышалась возня: Рарен знала, что сейчас её детишки надёжно замуровывают очередную неосторожную жертву в паутину. Пройдёт всего минута, может, две, и свежая человечинка будет доставлена в головной зал. Ещё живая. До смерти напуганная. Взмолится о пощаде или будет биться до конца. Исход всё равно один…       Лавина заколдованных пауков нахлынула внезапно и так же быстро схлынула, оставив у ног Рарен два липких сопливых кокона. — Вот это добыча! — воскликнула она, приседая на корточки. Цзюн невольно обернулся, и шальная мысль который раз проскользнула в голове. «Вывалится…» — Сразу два! На чёрный день оставлю. Чем запуганней человечинка, тем она вкуснее… — Химические процессы… — пробубнил Цзюн, глядя, как паучиха ловко распутывает паутину. — Смотри, как бы прип-равы тебе не подкинули со временем. — А ты смешной! — Рарен оскалилась в сторону еретика. — Тебе большой кусок достанется. Нравишься ты мне. А ну! — Наполовину развёрнутый кокон заизвивался на полу. Рарен прищурилась, мягко проводя ногтём по бледной щеке. — У, какой красавчик. Голубоглазый ещё. Ну, чего вылупился? Не насмотрелся ещё на мир? А всё, а всё… — Ну нет, — возразил кокон, забившись активнее. — Мы не со злым умыслом пришли! Мы… — Вишь, смелый какой! — удивилась паучиха, обнажая белоснежные зубы. — Первый будешь. Как первая рюмашка для храбрости… У меня даже выпить есть. Как тебе идея? — Я не собираюсь тут оставаться. — Голубые глаза серьёзно блеснули. — Я ищу друга. Мне нельзя… быть съеденным пауками. — Смирись, — глухо проговорил второй кокон. — Это всё. — А твой товарищ умнее тебя. — Рарен выпрямилась. — Тут ещё и сыром пахнет… Дорогой мой, у нас к вину ещё и сыр будет! Вот удача! Придётся тебе ещё выпить немножко. — Имейте совесть, женщина… — пробормотал Цзюн, едва разлепляя глаза и мысленно шикая на Кошмара, ворчащего в голове что-то похожее на «свет», «принцессу», «белый» и «глупый». — В меня больше… не влезет. Даже если встану.       Кокон в ногах Рарен вдруг сложился пополам и гусеницей пополз к столу. Паучиха едва успела среагировать и усесться на него, чтобы хоть как-то придавить к полу. — Куда это ты собрался, малыш? — пропела она, злобно сверкая тёмными глазами. — От судьбы не убежишь. Вон, видишь, как твой друг смиренно лежит у… — Цзюн?! — выпалил кокон, нахмурив брови. — У тебя Цзюн?! — Кто? — Рарен пожала плечами, оборачиваясь на полулежащего на столе парня. — Ты Цзюн, что ли? Имени своего ты не называл. — Так ты не спрашивала, — довольно хмыкнул Цзюн, тщетно пытаясь сфокусировать взгляд на тёмных волосах, торчащих из-за паутины. Изображение предательски плыло.       Второй кокон приглушённо ругался. — Твои знакомые, что ли? — Паучиха растрепала чужие русые волосы и пристально вгляделась в голубые глаза. — Ты кто такой вообще? — Артур, — отчеканил кокон и скосил взгляд в сторону еретика. — А Цзюн мой друг. Мы с… Рулом искали его. — Светлячок, ты, что ли? — едко усмехнулся Цзюн, закрывая глаза. В голове плавал густой туман. — Что-то ты не светишься…       Кокон, назвавшийся Артуром, всеми силами мимики изобразил крайнее возмущение. Рарен хохотнула и встала, изящно упираясь руками в бёдра. — Ну и что мне с вами делать тогда? — посетовала она, поджимая губы. — Нечасто такая вкусная человечинка в гости ко мне захаживает… — Вкусная? — Цзюн предпринял попытку встать, но ухватился рукой за спинку стула (та чуть не отвалилась) и замер в таком положении. — Ты ошибаешься. — Он с трудом приоткрыл глаза и уставился на замурованного в паутину Артура. — Один тощий… и слишком сладкий. Второй ядовитый, как лесной скелет. Надо оно тебе? — Цзюн вдруг расплылся в улыбке и чуть не засмеялся. — Фигуру испортишь такой «человечинкой». Красивой женщине надо оставаться красивой.       Рарен удовлетворённо скривила губы и сощурилась. Комплименты ласкали ей сердце, и чёрные глаза по-доброму взглянули на бледное лицо Артура. — Слишком сладкий, говоришь? — промурлыкала она, присаживаясь на корточки и продолжая распутывать паутину. — Что ж, ты прав, дорогой мой… Цзюн. Сладкое мне вредно. Да и не люблю я. А уж яд тем более. — Длинные пальцы умело раздирали плотные нити. — Так уж и быть, отпущу я вас. Один раз! Считайте, что вам повезло. Уж слишком понравился мне твой друг, Артур. — Рарен кокетливо подмигнула отползающему в сторону парню. — Ох, оставила бы я его себе… — И оставляй, — буркнул второй кокон, когда Рарен опустилась рядом с ним. — Какой бука, — надула щёки паучиха. — И правда ядовитый…       Артур поспешно подскочил на подкосившиеся ноги и в два шага оказался подле стола. Его глаза будто стали больше: так обрадованно, взволнованно и одновременно испуганно смотрели они на ослабевшего Цзюна. И таким туманным был взгляд напротив, словно бы красные глаза ничего не видели, а глядели куда-то сквозь, в пустоту. — Светлячок, — отчего-то ухмыльнулся Цзюн, но ухмылка быстро скрылась в уголке губ. — Светлячок, — согласился Артур, облегчённо вздыхая. — Пойдём домой.       Освободившийся Рул скрестил руки на груди и отвернулся. Артур кое-как закинул руку Цзюна себе на плечо и поставил его на ноги. Которые его держали едва-едва. Впрочем, это не помешало еретику отшатнуться, бросив упрямое «Я могу сам». Рарен фыркнула и указала пальцем на паутину. — Соберите ему паучьи орехи. Вряд ли мой дорогой сможет это сделать самостоятельно. И будьте с ним аккуратны! — Паучиха прикрыла глаза. — Навредите ему — съем… — Конечно, — равнодушно ответил Рул, — да я после этого вообще перестану к паутине прикасаться…       Артур понимающе хмыкнул и покрепче ухватился за кисть и бок Цзюна, мягко привалившегося к нему. Как протащить его через весь заброшенный квартал, он себе не представлял. Тело всё ещё колотило от пережитой паники и застывшего в горле холода. Хотелось бы верить, что дождь не расстреляет призрачную надежду добраться до деревни сухими… Но верилось с трудом.       Однако лёгкое успокоение осторожно свернулось калачиком в груди.       Обошлось.