***
— Знаешь, когда я предложил Энди проследить за этим придурком, я не думал, что мы серьёзно купим билеты на корабль до Колдрока. И уж тем более не думал, что поплетёмся вытаскивать этого… угх… пьяницу из лап той паучихи. — Рул тяжело шагает по грязи, волоча за собой кокон из паутины, в котором гремели друг об друга скорлупки орехов. — Он не пьяница! Но идея и впрямь дурацкая. Я сразу сказал, — нравоучительно прокряхтел паладин, подтягивая сползающего Цзюна повыше. Тот совсем расслабился и ноги сам почти не переставлял, кажется, начиная засыпать. Артур не был против, но даже для такого худого человека, в котором жира, кажется, не было ни грамма, Цзюн был тяжёлым. Может, из-за одежды, оружия и доспехов. А может, и всё вместе. — Да откуда тебе знать о том, пьяница он или нет. Нахлебался и спит. Вон, посмотри, сейчас слюни потекут! — Рул почти сплюнул на землю, но сделать этого ему не позволило воспитание, однако рожу скорчить — скорчил. Артур не был против. Рубашку и жилет всё равно уже не спасти. Но Рул всё равно погорячился. Ничего Цзюн не спал. Возможно, только эпизодами проваливался в кратковременное беспамятство. Дождь кончился, но это не умаляло того факта, что клирики всё равно вымокли, перепачкались и теперь в таком виде должны были вернуться в Небесную Гавань да ещё и с пьяным в дрова товарищем. Ну, как товарищем… Рул сквозь зубы называл волшебника не иначе как «алкаш» и «знать его не знаю». — Долго нам ещё идти? Я уже ненавижу весь Колдрок и его окрестности… — Рул с раздражением перешагивает камень, чуть не запинаясь, и тянет на себя прилипший к этому же камню мешок из паутины. — Не знаю, должны быть рядом уже… — тихо ответил Артур, боясь, что его голос сейчас даст петуха, пока на паладине висит полусознательное тело. — Путь твой до-олог не спрста… — протянул Цзюн в плечо Артуру и уложил голову удобнее. Паладин притормозил, решив, что ему послышалось, и глянул на Цзюна, но тот опёрся с силой на чужое плечо и, удерживая равновесие, наконец разогнулся, прекратив гнуть к земле Артура. Рул успел сделать пару шагов вперёд, но остановился, услышав знакомую пьяную речь. Раздражение резко подскочило к горлу, а сам Рул оскалил зубы, готовясь высказать всё, что думает об этом человеке. — Природа беспощадна… Артур с волнением осознал наконец, что тело, которое он нёс от самого Института магии, сейчас… поёт. Немного фальшиво, проглатывая половину букв, но поёт. Пожалуй, решил Артур, это именно то, что стоит выжечь калёным железом у себя на подкорке. Вряд ли он ещё когда-либо такое застанет. Рул же вообще забыл всё, что хотел сказать, глупо уставившись на пьянющего волшебника. — Что ты сейчас сказал?.. — Священник вновь пожалел, что не взял с собой оружие. Жезл бы очень пригодился, чтобы вызвать хоть какую-то молнию и шарахнуть ей во что-нибудь, чтоб выпустить пар. Желательно в источник своего раздражения. В Цзюна. — Но стану я куда сильне-ей. — Цзюн лениво, как и всегда, растягивает буквы, смотрит сквозь священника, куда-то в тьму заброшенного квартала. Артур вообще боится шелохнуться, чувствуя, как на него всё ещё опираются одной рукой. — Путь держу домой я сей же час. Артур кивает непонятно кому и пытается снова подхватить Цзюна, чтоб продолжить путь, иначе они на вечерний рейс до Гавани точно не успеют и останутся куковать до раннего утра вместе с пауками. Но волшебник не даётся, сам падает на нагретую спину, укладывая гудящую и чугунно-тяжёлую голову удобнее. Мокрая холодная одежда под щекой расслабляла. Рул всё-таки сплёвывает на землю, извиняясь за непристойное зрелище перед Артуром. Ни в коем случае не перед Цзюном. Он ворчит, что волшебник просто кукухой поехал из-за вина и они тут просто время теряют. — К небу парус подниму, гладь морскую рассеку. — Цзюн тянет слова неосознанно. Они вытягиваются из памяти сами собой, как нитка с веретена. Кошмар по-старому шелестит в голове, всё ещё подавляемый ослабевшим зельем, и шелест этот освежает ещё больше, прямо как холодный речной воздух в лицо вместе со снегом, который впивается в щёки иглами и красит их в красный. — Но вернусь в родной Таллас. «Таллас» врезается в голову, как вилка в сочный стейк. Больно, плавно, остро. Кошмар крутится под кожей свиньёй на вертеле и рычит, рычит, рычит. Цзюн вздыхает, утробным голосом просит вслух кого-то заткнуться. Артур сочувствующе смотрит в бок, на Цзюна, а потом шёпотом у Рула спрашивает, знает ли он, что это за место такое «Таллас». — Очевидно, что это пустая трата моих времени и сил. И твоих тоже. Брось. Мало ли, что он придумал в пьяном бреду. — Священник утирает лоб грязной рукой, оставляя на коже чёрный развод. Но, будто опровергая слова Рула, Цзюн продолжает что-то балакать, раскрепощённый алкоголем. — А ты знаешь, где Таллас находится? — искренне спрашивает Цзюн, но сам не знает, у кого из двоих, и, не дожидаясь ответа клириков, сам же отвечает. — А я знаю. Он далеко. — Кто бы сомневался, — закатывает глаза Рул, совершенно не понимая, почему Артур до сих пор с ним возится. — Там — знаешь, как холодно? Вечная зима. И пакорис такой вкусный. — Еретик откровенно несёт околесицу, вылавливая из памяти всплывающие моменты, за которыми не успевает уследить растёкшийся и разжаренный Кошмар. Еретик неожиданно вспоминает вкус пакориса — снеговой травы. Пакорис на его памяти был тонким, хлипким, жёлто-красным, как огонёк свечи, и сладким. Почти сахарным. Сахар — большая редкость в Талласе, однако его заменяют пакорисом, и разница, собственно, не великая. Цзюну сейчас кажется, что травка была даже вкуснее. Наверное, из-за сока. — Не ешь слишком много — живот заболит! — журит его кто-то из далёкого-далёкого времени, когда солнце было ярче и выше, а снег — белее и суровее. — Не заболит! — отвечает маленький будущий еретик, упрямо зажёвывая только что сорванный свечной огонёк. И ведь и правда не болел никогда. Зато вкусно было безумно. Сейчас пакорис на прилавках даже странствующих торговцев не найдёшь. — Вечная… зима? — Артур смаргивает удивление, всё-таки перехватывая удобнее Цзюна, пока тот не осел совсем. Насколько знал Артур — а скудными знаниями паладин похвастать не мог — ни в одном регионе Альтеры не было вечной зимы. Да, был Снежный хребет, где зима длилась гораздо дольше остальных регионов, но на то он и Снежный хребет, что половину года его заметают снега. Но остальное-то время тепло, снег сходит и можно даже успеть насладиться месяцем лета. — Разумеется! — обижается еретик так, будто знание о вечной зиме Талласа какой-то сюрприз, хотя по сути так и было. — Ты никогда не был на севере? — недоверчиво интересуется Цзюн и с усилием отрывает голову от нагревшегося мокрого плеча. — А так и не скажешь. Артур почти обижается, но на ус мотает. Цзюн родом из Талласа, откуда-то с севера. Видимо, даже севернее Снежного хребта. Неужели там есть какие-то поселения?.. Паладин и знать не знал. — Стоп-стоп-стоп, — мотает головой Рул, возвращаясь к тому месту, на котором стоял Артур, а на нём висел пьяница-Цзюн. — Ты хочешь сказать, что Колдрок — не твой родной город? — Рул тычет пальцем в лоб Цзюну, на что тот только хмурится и пытается сообразить, что ему только что сказали. А Артур и забыть забыл, что священник не в курсе. И никогда не должен был прознать — от греха подальше. — А ты умнее, чем выглядишь, — усмехается еретик, опуская голову на чужое плечо обратно: тяжело. Цзюн отхватывает всё-таки подзатыльник от раздражённого Рула. А сам Рул получает от Артура нравоучительный упрёк, мол, нельзя людей бить просто так. Священник только отмахивается и говорит, что этому-то алкашу полезно иной раз прописывать подзатыльники. Рул всю оставшуюся дорогу до «Наутилуса» молчит и обдумывает, периодически слушая подвывания Цзюна, которые песнями можно назвать лишь с натяжкой. Он никогда о Талласе слыхом не слыхивал. Что за место? Есть ли оно хотя бы на самых старых картах? Или это всё-таки пьяный бред недоделанного волшебника? Поди разбери. Артур не удержал-таки Цзюна, и тот съехал с грязно-белой спины аккурат в траву у врат в Колдрок. Рул закатил глаза. Ночь обещала быть тяжёлой.***
И ночь действительно была тяжёлой. Для Артура по большей части. «Наутилус» причалил в воздушном порту Гавани в двенадцатом часу. Энди, продремавший большую часть пути, сразу же вывернул из порта в сторону своего дома. Счастье, что жил он аккурат в трёх шагах. Рулу и Артуру повезло меньше, потому что дом Артура стоял по ту сторону статуи Богини Альтеи у самой стены, а Рул жил в стороне Западных врат. Идти ему было ближе, чем Артуру, но в итоге получалось, что сам священник позже всех окажется дома. Делать крюк до дома Артура, а потом обратно до своего ужасно не хотелось, как и тащить домой паучью сеть с ненужными ему орехами, но оставлять на беднягу-Артура работу по транспортировке спящего Цзюна до его дома вместе с поклажей, а потом домой плестись, не хотелось еще больше. Порешили на том, что Рул просто утром отдаст поклажу Артуру. Спорить сил и желания уже не было, а потому священник просто лениво пожелал Артуру удачи и доброй ночи, а так же без проблем добраться до дома. Артур был готов отнекиваться от помощи друга всеми правдами и неправдами, лишь бы не раскрывать того факта, что Цзюн сожительствует с ним с недавних пор, но тот сдался быстро. Священник что-то пробурчал, перехватил паутину поудобнее и поплёлся к дому. Паладин расслабленно выдохнул. Одной проблемой меньше. Более серьёзной проблемой стал еретик, который уснул ещё на корабле и просыпаться никак не хотел. Использовать метод пробуждения, который Артур использовал до этого, не хотелось. Не при товарищах — не так поймут, наверняка. А Цзюн… ну пусть спит человек. Паладин вообще редко когда видел пьяных людей. И по большей части это были либо стражники в отгуле, либо волшебницы. Вторые всё же встречались почаще первых. Пьяного в хлам человека Артур на руках держал впервые. И что нужно было делать с этим — неясно. Для начала — решил Артур — нужно снять с него верхнюю одежду и уложить в кровать. А там видно будет. Но нет. Видно не стало. Тяжёлые кожаные сапоги остались у двери, накидка и камзол отправились на спинку стула. Снимать с бессознательного человека одежду было сложно. Очень сложно. Артур таким никогда не занимался, но, видимо, всё бывает в первый раз. Он еще несколько секунд думал, снимать ли с еретика штаны или не стоит. Решил, что всё же не пристало благородному рыцарю ордена лезть в чужие штаны, какими бы ни были его мотивы. Только если это не угрожает жизни, разумеется. Еретик некрасивой шарнирной куклой лежал на кровати, раскинув руки и ноги так, как они сами и упали, отпущенные Артуром. Паладин мельком подумал, что Цзюн сам ляжет так, как ему удобно, а потому просто укрыл его одеялом, а сам, утерев пот со лба, вышел из хозяйской спальни, прикрыв дверь. Сам он еще не мылся и пахло от него, как и от одежды, далеко не цветочками. Нужно было это срочно исправлять. — Рарен. Хрипящий голос еретика пугает Рула до икоты. В темноте каюты не видно нишиша. Разве что тот небольшой кружок, в котором сидят трое и играют в карты. Просто так. Клирикам честь не позволяет играть в азартные игры, а уж тем более на деньги или на какую-то иную ставку, но заняться ближайшие несколько часов было вообще нечем. — Прости Альтея, я думал, что он давно десятый сон видит. Треклятый волшебник. — Рул фырчит и сбрасывает туза в общую кучку карт, собравшуюся в центре их маленького круга. Рядом стоит зажжённая керосиновая лампа. — Рарен, ты из тех, кто видел некоторую херню в этой жизни… — У Артура краснеют кончики ушей на недо-ругательство, которое он слышит за спиной. Цзюна вообще, казалось бы, не беспокоило то, что он уже не в Институте магии и даже не в Колдроке. И никакой Рарен рядом нет. Энди сжал веер карт в сильных мозолистых пальцах и выглянул в темноту, туда, где на гамаке должен спать их общий друг. — Будет ли у меня счастливый конец? Снова повисла тишина. Священник тупо моргнул пару раз и нахмурился. Мало того, что эта свинья — Рул не побоится такого грубого слова — напилась непонятно где и с кем, так еще и тащите его до самого корабля, укладывайте и слушайте его бред. — Счастливый конец у тебя будет тогда, когда на кладбище установят плиту с твоим именем. — Священник в раздражении кривит некрасиво губы и сбрасывает теперь короля. — Так нельзя говорить, братиш! — журит клирика мечник и упирает мускулистые загорелые руки в бока. — Все мы знаем, что ты не очень любишь Цзюна, но это же не повод!.. — Люди хотят просто счастливо жить. — Еретик практически шипит эти слова в тёмный потолок, покачиваясь на сетке, думая о чём-то определённо своём. Кошмар полусонный. В такой же некондиции, как и вместилище. Его ещё прижимает не до конца ослабевшее зелье, но в то же время подогревает чёрную фантомную плоть алкоголь. Очень, между прочим, хороший. Глотку обоим до сих пор призрачно обжигает вино, пахнущее фруктами так вкусно и сладко, что забыть этот аромат получится не скоро. — По тебе очень заметно, — Рул закатывает глаза и всё-таки получает кулаком от мечника в плечо. Несильно, но ощутимо. Синяк обеспечен. Артур вспоминает этот момент ни к чему. Он просто крутится в голове на повторе, пока паладин сидит в горячей воде, мылит руки и оттирает лицо, моет волосы несколько раз, потому что паучья слизь с волос вымываться никак не хочет. Подушечки пальцев от долгого нахождения в воде покрываются неприятными морщинами, как лицо древней старушки. Артур долго-долго рассматривает эти самые морщины, разглаживает и наблюдает, как они снова появляются. И всё это время в голове маячит одна-единственная фраза: «Люди хотят просто счастливо жить». Цзюн тоже хочет, он ведь не исключение. А что ему нужно для счастья? Артур со стыдом понимал, что не знает. Даже примерно. Нет. Из самого очевидного — деньги. Ради них он так усердно работает изо дня в день. Но паладин отчётливо видел, что Цзюн — не тот человек, которому нужны именно деньги. Еретик не был похож на бесчестного торгаша, который гонится за роскошью, властью и хорошим гардеробом. Он уже вполне мог себе позволить и хорошую одежду, и качественные вкусные деликатесы, а так же взять в аренду приличный домик. Доспехи и оружие за деньги ни у какого кузнеца, конечно, не купить, но материалы раздобыть за те же золотые вполне возможно. Но Цзюн ничего из этого не покупает. Может, золотые ему нужны для иных потребностей? Но каких? Косметикой он не пользуется. Зелья? Вполне возможно, но некосметические хоть и пользуются спросом, но стоят не дорого. Способны ли сами деньги сделать Цзюна счастливым? При деньгах еретик не выглядел более радостным по утрам или вечерам. Скорее, более уставшим. И угнетало Артура не столько безответственное к своему организму отношение, сколько невозможность понять ни единой идеи или мотива. На самом же деле еретику просто хотелось элементарной свободы. Не прятаться по углам, боясь каждого шороха и проходящего мимо незнакомого клирика, а свободно разгуливать по улицам, где никто и никогда не заподозрит кого-то вроде него в том, что внутри этого тощего и на вид безобидного тела таится древнейшее зло. Для этого нужны знакомства. И деньги. А еще они нужны на случай, если ему всё-таки придётся срочно улетать из Небесной Гавани, как когда-то он бежал из Колдрока практически без медяка в кармане. Артур вваливается в хозяйскую спальню разморённый, влажный и пахнущий лавандовым мылом. Спать в гостиной комнате на диване, который для этого не предназначен, сил не было уже никаких. Да и спина начинала неприятно побаливать по утрам из-за неудобной позы. Артур подумал, что хотя бы эту ночь Цзюн не будет против, если паладин его немного потеснит и ляжет с краю, чтоб не мешать. Кровать казалась райским облаком после жёсткого и узкого дивана. Артур не лёг, а буквально упал в кровать, потому что за день его ноги настолько устали, что лишний раз сгибаться отказывались. Последний раз глянув на чёрный силуэт своего сожителя, паладин прикрыл глаза буквально на секунду и тут же провалился в беспамятство.