Исповедь

      Когда разъярённый дракон стихает, от отчаяния обрушивая стены пещеры, чтобы завалить горячими булыжниками незванцев и защитить гнездо, Цзюн наконец может вдохнуть свежего воздуха без пепловых ошмётьев, которые так и норовили залететь в нос. Пылающие недра, как и виверн с напавшими на него согильдийцами, остались далеко позади.       Энди по пути назад ещё несколько раз оборачивался, как и Лея, явно сомневаясь в правильности своего поступка. Они оставили товарищей в гнезде дракона, зная, какая опасность их поджидает, но… Оставшиеся трое ни в какую не желали возвращаться и помогать. Нет, помогать-то горазды, только вот… Лея замечала, как крупно вздрагивает Артур каждый раз, когда за спиной раздаётся драконий рёв, как мрачнеет Цзюн и как чертыхается Рул, пиная с досады мелкие камешки.       Лея была наслышана о том, что случилось несколько месяцев назад, когда большая команда во главе с Артуром отправилась в логово возродившейся Серпентры. Из восьми человек вернулись только трое: сам Артур, Рул и Амалия, колдунья, которая после того случая ушла из авантюристов. Также она слышала, что спас оставшихся троих Цзюн, случайно оказавшийся там. После незатяжной депрессии Артура из него удалось кое-что вытянуть. Цзюн пошёл в логово специально. За железой Серпентры для нового щита. В одиночку. На морского дракона. Юная эльфийка не знала, что думать в таком случае: глупец одарённый волшебник или же храбрец.       С первого взгляда язык не повернётся такого человека назвать ни глупцом, ни храбрецом. Скорее просто тем, кто полностью уверен в своих силах. И в это же время очень отчаялся.       Отчаянный. Да, пожалуй, это слово всё же подходило гораздо больше.       Отдыхая в переходе между землями эльфов и Небесной Гаванью и ожидая своей очереди, компания молчала. Напряжение висело в воздухе еще с лавовых земель, теперь оно немного поугасло, но всё же не настолько, чтобы можно было сказать «сносно».       Проходит какое-то время, прежде чем в полупустой зал перехода влетает разъярённый и подкопчённый Эвальд, одежда которого в нескольких местах некрасиво обуглилась. За несколько секунд он взглядом находит знакомое белое пятно, в три шага подлетает к нему и хватает за белый воротник, притягивая к себе.       — Ты! Чёртова белая ворона! — Эвальд сильно встряхивает Артура, от чего у того начинает кружиться голова, а Рул подскакивает на ноги, хватаясь рукой за жезл. — Какого гоблина ты сбежал, поджав хвост?! Это так теперь рыцари церкви оказывают поддержку согильдийцам? Надеюсь, что это пятно на твоей репутации ты не выведешь никогда!       — Хэй! А ну-ка руки убрал! Мы предупреждали тебя, а ты что? Гонор свой показать решил? Показал? — Рул с угрозой глянул снизу вверх в жёлтые глаза и непроизвольно заискрился. — Мы говорили, что лезть к дракону не надо.       — Верно-верно, нечего теперь грешить на нас! — Энди двухметровой стеной возвысился над клириками, упёр мускулистые руки в бока и нахмурил густые светлые брови. Он и сам с удовольствием бы покатался на драконе, но вот то, что свой промах Эвальд скидывает на невиновных… ну такое он пропускать мимо ушей не собирался. Даже Лея что-то робко пробормотала, прижимая тонкие ручонки к груди. Безмолвным и отрешённым остался только Цзюн. На Эвальда он только остро покосился.       Эвальд скорчил злую гримасу, но пальцы разжал, выпуская белый и уже измявшийся ворот куртки Артура. В эту самую минуту в зал перехода заглянул Филлипп с растрёпанными волосами. Он, крепко сжимая в дрожащей руке посверкивающий жезл, протянул руку — и за неё зацепилась девичья тонкая ладонь. Красные волосы Хайлер стали заметны чуть позже. Она с усердием цеплялась единственной рукой за крепкую руку священника, роняя капли пота на землю и силясь не потерять сознание. Пики при ней не было. Оставшаяся культя была плотно перебинтована, однако даже так с неё не прекращала капать крупными каплями тёмная кровь. Забравшись по ступенькам, она навалилась всем телом на священника — едва не сползает на пол. За ней в зал впрыгивает Айван с обломанным топором за спиной и плотной повязкой на левом глазу. Милен, припадая на одну ногу, проскочила мимо них, в сторону проводника… Завершала процессию маленькая девочка Райли, единственная, кто совсем не пострадал, но меж тем она без остановки тихо плакала, утирая грязное от пепла и копоти личико.       Рул неотрывно смотрел на эту процессию несколько секунд, после чертыхнулся себе под ноги, еще раз злобно сверкнул глазами в сторону Эвальда и быстрым шагом направился к раненым.       — Хэй! Соберитесь в кучу, у кого есть раны. Потерянные конечности не восстановлю, но пробитые органы, переломы и раны мне по силам.       Филлипп поднял на Рула глаза, остолбенел на секунду, но после с благодарностью склонил голову, продолжая поддерживать дрожащую Хайлер.       — Спасибо, брат. Моя мана почти на нуле, если сейчас ослаблю заклинание — она погибнет от потери крови. — Священник аккуратно перехватывает рыцаря поперёк талии и усаживает на пол.       К Рулу стягиваются некоторые из оставшихся в зале перехода, включая недовольного Айвана, ревущую Райли и прихрамывающую Милен. Она чувствовала лёгкий укол стыда за свои слова Лее о том, что Эвальд лучше Артура, а в итоге из-за эгоистичных действий Эвальда и несогласованности группы они сумели лишь ранить виверна и получить серьёзный отпор.       Рул раздражённо снимает с пояса красивый жезл, щёлкает шеей и произносит заклинание. На имеющиеся ранения не пришлось даже призывать реликвию. Кровь у рыцаря остановилась довольно быстро, как и все остальные более-менее мелкие раны. С глазом стража пришлось повозиться, но скоро он раздражённо стянул с себя окровавленную повязку, проморгался и, неловко кашлянув в кулак, пожал другой рукой ладонь Рула.       — Прости за тот концерт. Я не лично за себя извиняюсь. За всех. Понимаю, что поступили глупо, не прислушавшись, за что и поплатились. Твоё лечение очень помогло. — Айван отпускает чужую руку и складывается пополам в низком поклоне.       — Тьфу ты! — Как бы Рул ни упирался, а такая благодарность не могла не вызвать приятную гордость. — Мне твои извинения и «спасибо» не упали. Благодарите своего священника. И командира. — Первое Рул говорил совершенно искренне, а второе уже ядовито сплюнул и тяжёлым шагом направился обратно, намереваясь задать хорошую трёпку Эвальду.       В ту же саму минуту атмосфера у двух паладинов заметно накалилась. Энди уже готовился разнимать парней, между которыми грозила развязаться драка. С кулаками, выбитыми зубами и парой фингалов. Это вам не дуэль между аристократами, а самая настоящая уличная бойня. Энди вообще считает, что именно так и должны решаться дела настоящих мужчин, но сейчас было не время. И не место.       — Послушай, — наконец подал голос Цзюн, медленно поворачивая голову. К кому из паладинов он обращался, никто не понял. — Тебе ясно сказали, что к дракону лезть опасно. Это не тупой орк, его так просто не сломить. Чего ты прицепился? Свою неудачу вали на себя самого. Отвратительный лидер. И ты не лучше. — Цзюн переводит взгляд на ошалелого Артура, который, казалось бы, вообще не при чём. — Но хотя бы честно признаёшь некомпетентность. За состояние команды отвечает её лидер. Он берёт на себя ответственность. А теперь посмотри, кто способен вернуться в город на своих двоих, а кто нет. Если уяснил — проваливай, у меня от тебя голова разболелась.       Впервые Цзюн говорил столь долго и непрерывно. Накипело. Что один петух белый, что второй петух патлатый. Артуру хотя бы мозгов хватило не тащить всех на верную смерть в логово дракона, даже чтобы что-то кому-то доказать. Пожалуй, именно это ставило Артура выше Эвальда в глазах волшебника.       — А язык у тебя длинный и острый, как я погляжу… — Эвальд поворачивается корпусом к еретику и растягивает губы в приторной улыбке, которая ничего хорошего не сулит. — Укорачивать бы не хотелось, но стоило бы. Однако я всё ещё страстно желаю видеть тебя рядом со мной, как верного соратника и преданного спутника. Твоя сила, ум, дерзость — всё достойно восхищения, даже твоё милое тощее тельце. Я не понимаю, чего ты возишься с этими оборванцами?.. — Эвальд не успевает заметить, сказал ли что-то Цзюн, потому что его стремительно валят на пол.       По оставшимся людям в зале перехода, которые успели заметно поредеть, прокатились шепотки и испуганные вздохи.       Артур, сидя на Эвальде, крепко держал лацканы его дорогого пальто, приподнимая плечи и голову над полом. Выражение лица будущего хранителя выражало целый спектр эмоций: от ненависти до обиды. И впервые в жизни Эвальд видел Артура настолько эмоционально разбитым, с покрасневшим от ярости лицом, со складками кожи, в злости собранным на переносице, на лбу, между бровей. Даже белоснежные зубы сейчас кажутся тёмными.       И Артур не предупреждает. Бьёт кулаком с размаху прямо в аккуратное удивлённое лицо. Паладин тяжело дышит, чувствуя, как под пальцами хрустит хрящик носа. Сердце пропускает несколько ударов, в ушах шумит горячая кровь, а по лицу сама ползёт улыбка удовлетворения. Сколько раз он подсознательно мечтал это сделать. Почувствовать.       Эвальд глухо вскрикивает, извиваясь и пытаясь сбросить с себя паладина, цепляясь руками за всё, что можно, но от второго удара всё равно не укрывается. Кулак попадает прямо в скулу, под правый глаз. Артур прямо в лицо, нижняя часть которого уже запятнана кровью из носа, кричит прекратить делать это — лезть к ним. Он точно понимает, что хочет сказать, чтобы Эвальд больше никогда не смел даже смотреть в сторону Цзюна, чтобы не пытался его переманить, соблазнить богатствами, чем угодно! Чтобы не…       Артуру неожиданно прилетает удар в висок слева, и в ту же секунду парни меняются местами. Теперь разъярённого в обиде Артура прижимает к полу тело Эвальда, сплёвывающего кровь в сторону.       Никто не смеет к ним подойти. Энди порывается, но его удерживает Рул, убеждая, что лучше не надо. Священник не уверен, что поступает правильно, но лучше уж потом подлечит Артура и все его синяки, чем тот будет ходить еще черт знает сколько темнее тучи, так и не разобравшись с Эвальдом, которого уже давно чешутся руки поставить на место.       Цзюн во все глаза наблюдает за развязавшейся потасовкой, в которую ни одна, ни вторая команда лезть не торопится. Да и самому Цзюну, по сути, всё равно, но… Что-то тяжело оседает в глотке каждый раз, когда он сглатывает, смотря на всё это безобразие.       Кошмар тяжёлыми дождевыми тучами ползёт под кожей, урчит довольным котом, наблюдая за дракой, которую дуэлью назвать язык никак не повернётся. Тёмная тварь отчётливо улавливает звук лопающейся губы Артура и трясётся в экстазе. Ему нравится на это смотреть. Ему нравится чувствовать запах крови, злобы, ярости и ревности. Кошмар разглядывает каждую ресничку, заляпанную кровью, каждый волосок, прилипший к коже, разглядывает бессильную белую ярость. Ему видно даже оттуда, где стоит его сосуд. И он доволен абсолютно всем.       Эвальд что-то говорит. Довольный, отвратительный, улыбающийся. Артуру хочется ударить еще сильнее и он бьёт, бьёт, бьёт. Попадает в уже синюю скулу, сломанный нос, плечо. Хватается за одежду и скидывает почти крестоносца с себя. За раз не получается, поэтому приходится помочь себе ногой, пиная Эвальда по бедру. Артур отдалённо слышит чей-то взволнованный вскрик «остановите их кто-нибудь!», но никого рядом он не видит. Никто не вмешивается. Замечательно.       Эвальд поднимается на ноги, утирает опухшее окровавленное лицо и тянется рукой к булаве. Артур замечает это движение и машинально хватается за рукоять цепа. Паладин едва не одёргивает руку — костяшки ноют, указательный палец сломан, кажется, и вообще он не уверен, что сможет в поединке талантов дать достойный отпор, но, если отступится, то Цзюн…       — Довольно! — громогласный голос Цзюна, который сперва вообще никто не узнал, прокатывается мощной волной по всему залу перехода. Напряжение от драки, волнение, шум крови — всё это лопается, как мыльный пузырь, в мгновение ока, рассеивая ярость по ветру пеплом. — Сложите оружие.       В глотке еретика оседает Кошмар, придавший голосу силы, а вокруг самого Цзюна едва не расползается ядовитый чёрный туман, желающий облизать всех здесь присутствующих и высосать их души. Артур, Эвальд, да и вообще все оставшиеся в зале перехода замерли, будто замерло и само время, повинуясь приказу тёмного господина. Наваждение прерывает звон выпавшего из слабой хватки Артура цепа, который просыпавшимися леденцами из миски прокатывается несколько сантиметров и замирает. Через секунду с грохотом падает на пол и булава Эвальда.       Рул, будто очнувшись от долгого сна, трясёт чёрными лохмами, выхватывает свой жезл и за пару шагов добегает до Артура, используя на нём исцеляющее заклинание. Энди подскакивает тут же с другой стороны и подхватывает оседающего на пол Артура, придерживая обессилевшего паладина за плечо.       К Эвальду не торопился никто. Порывалась Хайлер, которая и кричала всё время, чтобы их разняли, но в её состоянии она не могла и шагу ступить без опоры, что уж говорить о том, чтоб стать опорой кому-то еще. Эвальд через минуту просто молча ушёл в город через портал, даже не удосужившись подобрать своё оружие или же дать указания команде. Артура же взвалил себе на спину Энди после того, как Рул закончил лечение, и первый пошёл к порталу, чтоб скорее доставить друга, потерявшего сознание, домой, в тепло, уют и безопасность. Рул же, пренебрежительно фыркнув, бросил «благодарю от всего сердца» Цзюну и поспешил за ушедшим вперёд мечником. Еретик остался один в зале перехода из своей команды.       Оставшиеся пятеро, включая проводницу Милен (Леи нигде не было видно), угрюмо молчали. Только Хайлер решилась наконец подать голос и хоть что-то предпринять.       — Пойдёмте отсюда, ребят. И спасибо, что остановил их, — последнее она сказала с горечью, подняв полные слёз глаза на Цзюна. Рыцарь навалилась всем весом на священника, который её тащил, и старалась сама передвигать ногами, не желая становиться совсем уж обузой, коей стала для всех окружающих с потерей руки.       Райли громко высморкалась в платок, вытирая им же покрасневший припухший носик, и кивнула еретику, соглашаясь со словами Хайлер.       Из земель эльфов действительно давно пора было уходить. Вулканические камни в рюкзаке волшебника давно уже ждали своего часа, но сейчас почему-то такими уж важными они не казались. Когда зал перехода опустел совсем, еретик наконец-то очнулся от практически транса и глянул себе под ноги, отмечая кривые дорожки из капель крови и её же следов, подтёртых одеждой.       Вот тебе и дуэль аристократов. Настоящая потасовка глупых деревенских мальчишек.       Цзюн досадно сплёвывает воздух, потирая уставшие глаза. В голове эхом разносится детский смех, напоминающий маленький колокольчик. Хохотушка в его голове отдаёт рыжим цветом, бледными веснушками и сонным теплом. — Кто сломал твоего снеговика?       Второй голос, будто бы его собственный, но совсем высокий, детский, но уже черствеющий так же стремительно, как кусочек хлеба, забытый на столе.       Цзюн морщится от головной боли, стрёкота Кошмара где-то под затылком и старается не думать вообще ни о чём.       — Какой ещё к драконьей матери снеговик?.. — еретик тянет волосы, надеясь так хоть чуть-чуть унять пульсирующую в висках боль, и делает шаг к порталу. — Кажется, я переутомился сегодня.       «Верно, мой тёмный воронёнок, это ненуж-ш-ные вещ-щи», — Кошмар скалит плоскую пасть, приглаживая фантомной, чёрной, когтистой и такой же плоской рукой седые волосы, тем самым унимая головную боль. — «У нас-с ес-сть дела и поваж-ш-нее».       Когда головная боль отступает, еретик уже вдыхает полной грудью свежий воздух Небесной Гавани, полностью игнорируя голос в голове. Но он прав. У Цзюна есть дела и поважнее.