Маяк

      В субботу Юра впервые пошёл на новую работу. Он устроился в КотоКафе – антикафе, где посетители могут общаться с кошками. Отабека это очень устраивало, всё таки подросток будет в тепле, под наблюдением, сможет тискать котиков и хоть немного социализируется. Коллектив оказался очень дружелюбным и приветливым, Юра хоть и продолжал оставаться замкнутым, но хотя бы не боялся.       Вечером Отабек пришёл встретить и проводить подростка домой, вот только Плисецкий вышел к нему уж больно странно. Взгляд опущен, руки нервно оттягивают карманы, он хотел в чём-то признаться, но не мог подобрать слова. – Что случилось? – не выдержал Отабек. – В общем... Такое дело... Только не злись, пожалуйста, просто скажи «нет», если против... Нам утром кота подкинули, а в кафе места уже нет, и так нескольких уже подобрали. Можно взять его на какое-то время, пока не найдётся тот, кто заберёт его насовсем? – в голосе Юры была такая печаль, мольба и надежда, что Отабек не смог бы отказать при всём желании. – Что ж ты мне днём не позвонил? Я бы в зоомагазин сходил, – Отабек пытался прикинуть куда можно зайти за кормом и лотком. – Так ты не против? – искренне удивился Юра, который, казалось, изначально был уверен, что ему откажут, как это было множество раз с отцом.       Кот оказался очень красивым, крупным, с большими жёлтыми глазами, короткой и очень густой коричнево-белой шерстью, местами грязной, но без блох. Первым делом Юра отправился в ванную с целью помыть зверя, но тот явно не разделял желание подростка. Когда Отабек заглянул спросить как успехи, блондин окровавленными руками прижимал к себе завёрнутого в полотенце кота, шепча ему что-то успокаивающее. – Юра, ты весь в крови, – сказал Отабек, делая шаг навстречу. – Это ничего, он не специально, напугался просто, – попытался оправдать животное Юра, сильнее прижимая кота к себе, – Он хороший. – Позвал бы меня на помощь. Пойдём, я ему там дом соорудил из коробки, а тебе царапины обработать нужно, – заключил казах.       Юра осторожно опустил кота в коробку, складывая полотенце, на котором остались красные пятна. Глубокие царапины покрывали всю грудь и живот, руки, одна красовалась на щеке. – Прости, я футболку испачкал, – извинился подросток, заметив кровь на тёмно-серой ткани одолженной Отабеком вещи. – Снимай быстро, я за аптечкой, – казах слегка ужаснулся количеству царапин на подростке.       Юра шипел, когда Отабек обрабатывал раны. Плисецкий пытался терпеть молча, но не мог, царапины жутко саднили, а пенящаяся перекись добавляла неприятных ощущений. Подросток читал, что если часто испытываешь боль, то болевой порог повышается и переносить становится легче. Он не мог сказать, что со временем побои отца стали менее ощутимыми, но вот страх перед болью был чуть ли не паническим.       Когда Отабек потянулся к ранам, чтобы промакнуть излишки перекиси куском марли, Юра задержал дыхание. От прикосновения к царапинам боль усилилась, заставляя нервно комкать в руках испачканную кровью футболку. – Потерпи, я скоро закончу, – голос Отабека отвлёк внимание от неприятных ощущений, заставляя переключиться на себя.       Алтын принялся заботливо бинтовать исцарапанные предплечья, заклеил пластырем щёку и пальцы. На грудь и живот тоже не мешало бы наложить повязку, но Юра отказался, сказав, что и так пройдёт, да и бинтов вряд ли хватило бы. – Спасибо тебе, – тихо поблагодарил Плисецкий, – И за это, и за кота. Я думаю, он добрый на самом деле, просто... – договорить не получилось.       Слова встали комом, стало так печально, что на глаза навернулись слёзы. В попытке их сдержать, Юра сжал перебинтованную руку, надеясь, что такая ненавистная физическая боль отвлечёт от душевной. Чувство несправедливости раздирало изнутри, как можно было беззащитное ни в чём не виноватое животное вот так выбросить на мороз, оставив замерзать у дверей антикафе в надежде, что кто-нибудь приютит. И ведь таких случаев очень много...       Отабек думал об этом же, только проводя аналогию с Юрой. Таким же преданным единственным родственником, измученным и выброшенным на мороз. По покрасневшим от стыда щекам подростка полились слёзы и он сам не мог точно сказать какой эмоцией они вызваны, жалостью, обидой, счастьем, что хотя бы этого кота удалось спасти или чем-то другим.       Палец Отабека ненавязчиво смахнул слезу со щеки до того, как она намочит пластырь. Он осторожно обнял подростка, прижимая его голову к своей ключице и гладя по спине второй рукой. – Это ты добрый, Юр, – сказал Отабек, успокаивающе покачивая блондина, – У тебя большое сердце и светлая душа. Ты готов протянуть руку помощи тому, кто попал в беду, ты говоришь, какой этот кот хороший, хотя сидишь весь в царапинах. Невозможно спасти всех, но на тех, кто спасает хоть кого-то, мир держится.       Юра не знал как реагировать, ему никогда не говорили ничего подобного. Он был смущён и растроган, сдержать слёзы и прекратить плакать никак не получалось. – Ну, успокойся, всё хорошо, – шёпотом сказал казах, – Придумай лучше как кота назвать. – Давай Шоколад? – предложил Юра, когда к нему вернулась способность говорить, хотя голос всё ещё немного дрожал. – Давай, – улыбнулся Отабек.