Маяк

      На следующий день Отабек слёг со стабильной температурой 37,8. Юра не пошёл в школу, чтобы быть рядом с другом. Ему было так странно, ведь он никогда не заботился о ком-либо, но стоя у плиты, на которой варился куриный суп, подросток чувствовал тепло на сердце. Шоколад весь день лежал рядом с больным, недаром ведь говорят, что кошки лечат.       Закончив с готовкой, Юра заварил «Терафлю» и отправился в комнату, из которой доносился громкий кашель. На самом деле подросток понятия не имел как правильно лечить простуду.       Сам он обычно перебаливал на ногах, потому что отцу было плевать, а лекарства слишком дорогие, чтобы Юра мог купить их себе сам. Вот и приходилось с першащим горлом, заложенным носом и высокой температурой идти сначала в школу, потом стоять до вечера с листовками, а дома получать пиздюлей от горячо любимого родителя.       Убедившись, что Отабек не спит, Юра подошёл к кровати, садясь на краешек и протягивая больному чашку с «Терафлю». – Прости, я не знаю какие нужны лекарства. Тебе совсем плохо? Может врача вызвать? – беспокоился подросток. – Спасибо, – сказал Отабек, беря чашку, – Не переживай, я в порядке. Полежу пару дней и оклемаюсь. – Я суп сварил, будешь? Ты со вчера не ел, – робко сказал Плисецкий, которому почему-то казалось, что его, как он думал, навязчивая опека разозлит друга. – Поем чуть позже, надо выждать интервал после приёма таблеток, – соврал казах, который есть не хотел совершенно, да и таблетки никакие не принимал, просто не хотел расстраивать блондина, – Сейчас по телику «Аладдин» будет, смотрел? – Нет, я как-то не особо телевизор смотрю... – отчего-то смутился подросток. – Ну значит сейчас посмотришь, ложись, тебе Шоколад как раз место нагрел, – Алтын указал на кота, растянувшегося на юриной подушке, на что Плисецкий слабо улыбнулся.       Отабек чуть подвинулся на край кровати, чтобы Юра мог поместиться между ним и питомцем. Подросток сам чем-то напоминал казаху кота, которого так и хотелось погладить и приласкать. Уютно устроившись у Отабека под боком, Юра принялся смотреть на экран, причём так заворожённо, словно впервые телевизор видит. А Отабек точно так же смотрел на Юру.       Рассматривал красивую линию скул, светлые ресницы, обрамляющие изумрудные глаза, едва заметные веснушки на бледной коже, разглядеть которые можно лишь со столь близкого расстояния, тонкий чуть привздёрнутый нос, обветренные губы, острый подбородок. У Юры были очень красивые черты лица. Подросток моргнул, заставляя золотистую ресничку упасть под нижнее веко. – Тише, не шевелись, – Отабек осторожно коснулся светлой кожи кончиком пальца, заставляя Юру замереть и даже задержать дыхание, – Загадывай желание.       Подросток посмотрел на него удивлённым непонимающим взглядом, но всё же сдул ресничку с пальца, чувствуя как горят щёки. Он всё ещё не привык. Не привык к тому, что можно с кем-то вот так посмотреть мультики, прижавшись к тёплому боку, что кто-то спрашивает как прошёл день и снимает реснички. От этого внутри всё переворачивалось. – Я пойду чай сделаю, ты будешь? – спросил Юра, когда началась реклама. – Да, давай, – ответил Отабек, горло которого сильно першило и чай был бы очень кстати.       Плисецкий вылез из-под одеяла, перелезая через казаха и опуская босые ноги на пол, такой холодный после тёплой постели. А Отабек, окинув беглым взглядом хрупкую удаляющуюся фигурку паренька, понял, что влюбился. От этого на душе стало тоскливо и дело было далеко не в том, что они оба парни. Насчёт своей ориентации Отабек начал задумываться ещё давно, когда понял, что с девушками у него совсем не ладится, даже подумывал когда-нибудь попробовать отношения с парнем.       Но это была другая ситуация. К Юре он относился с неким трепетом, ему хотелось дарить нежность и любовь. Отабек почувствовал себя влюблённым школьником. Проблема была в том, что Юра столько всего натерпелся, что было страшно. Вдруг он не испытывает взаимности или после случившегося вообще шарахается любых нетрадиционных отношений. Вдруг Отабек сделает ему больно. – Юр, ты мне нравишься, – слова сами слетели с губ, когда подросток вошёл в комнату.       Рука дрогнула, расплёскивая горячий чай на заклеенные пластырем пальцы. Юра вздрогнул и чуть вообще не выронил одну из чашек, поспешив от греха подальше поставить их на тумбочку. Отабек хотел спросить не обжёгся ли он, но подросток его опередил с вопросами. – Ты... Ты серьёзно? – неверяще спросил Юра. – Да, Юр, – ответил Отабек, – Я не знаю захочешь ли ты встречаться, но мы могли бы... – Встречаться?... – шёпотом повторил Юра, – Я никогда ни с кем не встречался, – в носу защипало, подросток попытался сморгнуть слёзы, но одна всё же предательски покатилась по щеке, – Чёрт, за всю жизнь столько не ревел, сколько за последний месяц.       Отабек почувствовал укол вины, фактически это он довёл подростка до слёз. Казах осторожно провёл рукой по светлым волосам, подавляя желание прижать блондина к себе как можно крепче. – Эмоциям нужно давать выход. Ну куда ты глаза трёшь, руки же в сладком чае, –Отабек взял с тумбочки пачку бумажных платочков, протягивая Юре. – Я тебе правда нравлюсь? Ты не шутишь? – очень тихо спросил Юра. – Правда, – подтвердил брюнет. – И ты хочешь встречаться со мной? – Юра чувствовал себя как никогда глупо. – Только если я нравлюсь тебе, – сказал Отабек.       Юра не знал, что ответить. Он, пожалуй, никогда никого не любил, просто потому, что весь его круг общения составлял отец, которого подросток боялся как огня. Плисецкий никогда не задумывался о том, чтобы познакомиться с девушкой, начать отношения, попытаться построить семью, да просто нормально общаться с кем-то, даже обычная дружба казалась ему чем-то нереальным.       А потом появился Отабек, который хотя бы частично восполнил недостаток тепла, тактильности и заботы, которых подростку не доставало с раннего детства. Он не кричал, не унижал, не бил, а наоборот поддерживал во всём. – Мне хорошо с тобой, – честно ответил Юра, – Но я боюсь всё испортить. – Не обязательно принимать решение сейчас, – сказал Отабек. – Нет, тогда я точно не решусь. Я согласен, но не сердись на меня, если что-то будет не так, – выдавил Плисецкий, рассматривая ворс ковра. – Я не могу на тебя сердиться, – произнёс Отабек. «Я ведь и правда заболел. Заболел тобой, Юра».