Маяк

      Юре сняли гипс, но из-за сотрясения ещё неделю необходимо было провести дома в спокойной обстановке. Ему нельзя было сидеть в телефоне, читать, смотреть телевизор, разве что слушать что-то, но недолго и без наушников. А ещё надо было разрабатывать руку через боль и «не хочу».       Отабек больше не мог пропускать занятия. Он и так просидел дома с Юрой почти месяц, дай бог отработать долги до начала сессии. Подросток переживал по поводу поступления, потому что до начала ЕГЭ оставалось не так много, а готовиться ему просто физически нельзя. Не говоря уже о том, что на руках у него было меньше 25 тысяч, чего не хватит даже на семестр самой дерьмовой заочки. – Юр, пожалуйста, не переживай, – успокаивал Отабек, – Поступишь на следующий год, ну перестань. Я люблю тебя, успокойся.       На подобные заявления в большинстве случаев Юра с трудом сдерживал слёзы. Ему было больно. Больно признавать, что столько лет нуждался в любви, убеждая себя в том, что недостоин быть любимым. Ему вроде и тепло было, и радостно, но в то же время как-то горько, не верилось, что это правда.       По утрам Отабек уходил на учёбу, возвращаясь лишь вечером. Чтобы хоть чем-то занять Юру, он скачал ему аудиокнигу «Гарри Поттер и философский камень» и вручил кубик Рубика, который когда-то купил, чтобы играться на скучных лекциях, но в итоге не смог собрать. А Юре хороший способ разработать руку, потому что ходить на ЛФК он отказался, да и не отправишь же подростка с сотрясением одного на другой конец района. Дома он выполнил упражнения для реабилитации ровно два раза, заключив «хуйня всё это».       Это был не каприз, просто тянуть недавно сломанную руку очень больно, а боли Юра боялся. Сильнее боли он боялся разве что покойного отца. Смерть этого человека оставила в душе подростка неоднозначные чувства. Он ощущал горечь утраты, но в то же время, ненавидя себя за это, испытывал некую долю облегчения. – Я собрал, – сказал Юра в тот же вечер, показывая кубик. – Так быстро, – удивился Отабек, – Отдохни, попозже можешь снова попробовать собрать. Как тебе книга? – Мне нравится, – ответил подросток, хотя в начале чувствовал себя напряжённо, отношения главного героя с приёмной семьёй вызывали неприятные воспоминания, – Я тут о чём подумал. Ты ведь не против, если я и дальше буду жить у тебя? – Почему ты вообще об этом спрашиваешь? – спросил Отабек, но прозвучало это довольно грубо. – Прости... – сник Юра, боясь, что на него сейчас накричат или хуже. – Это был не упрёк, – пояснил казах, – Конечно, я не против, почему у тебя вообще возникли такие мысли? Я не хотел показаться грубым, извини. – Я просто... Не знаю как вести себя иногда, понимаешь? – объяснил Плисецкий, – У меня иногда возникает ощущение, что ты сейчас на меня разозлишься. – Юр, меня разозлить надо постараться, тем более тебе. У тебя базовое недоверие к миру*, – заключил Алтын, – И это абсолютно нормально, правда. Так о чём ты подумал? – он поспешил перевести тему. – Я думал квартиру отца сдавать, – предложил подросток.       Квартира была хоть и небольшой, но вполне приличной. Выветрить перегар, прибраться, навести порядок и можно сдавать тысяч за 20, а это больше юриной месячной зарплаты. Если его не уволят за то, что уже почти месяц сидит на больничном, то есть шанс к сентябрю накопить на учёбу. К тому же жить в этой квартире подросток бы не смог.       Отабек без лишних слов согласился, усаживая Юру между своих ног спиной к себе, обнял поперёк живота, положив подбородок на острое плечо и наблюдая за движением изящных пальцев по граням кубика. Бледную кожу кое-где всё ещё покрывала аллергическая сыпь, но подросток уже не напоминал леопарда. Разбитое лицо зажило, лишь на скуле остался едва заметный шрам, который должен был пройти спустя время.       Вечер Отабек решил посвятить уборке, так, по мелочи. Пыль протереть, пропылесосить и заодно убрать куда-нибудь юрины учебники, которые так и лежали на полу в рваном пакете. Освободив под них место на полке, Отабек потянулся за книгами, из одной выпало несколько листов в клетку. На них были рисунки тигров обычной гелевой ручкой. Рисовал Юра очень красиво, тигры были как живые.       На следующий день Отабек после учёбы пошёл в книжный. Он долго выбирал скетчбук, остановившись на небольшом, формата А5, с твёрдой обложкой с котом и хорошей плотной бумагой, купил большой набор цветных карандашей и две раскраски-антистресс – с дикими животными, среди которых было много кошачьих, для Юры и с какими-то узорами для себя. Не сказать, что он любил рисование, но ему хотелось составить подростку компанию, чтобы это не выглядело как «вот тебе игрушка, а у меня дела».       Хотя дел на самом деле было достаточно, долги по учёбе, казалось, даже не убавлялись, хотя Отабек ходил на отработки если не каждый день, то через день точно. Месяц вообще был тяжёлым. Юре требовалась постоянная поддержка и он её получал, но Отабек никогда не мог заранее знать какая реакция последует на то или иное слово или действие.       От прикосновений к покрытой сыпью коже Юра шарахался, потому что это больно, а сыпь одно время была чуть ли не везде. От слов поддержки он тоже шарахался, потому что осознавать, что нуждался в ней всю жизнь, но не получал, тоже больно. С Юрой было тяжело и подросток сам это понимал, но поделать ничего не мог. В то же время он до одури боялся снова остаться одному, поэтому он ждал прихода Отабека подобно собаке. Алтын не говорил Юре о проблемах с учёбой, потому что подросток винил бы себя. Он просто оставлял это за дверью квартиры.