Небо Огня

Чуя считала, что не создана для семейного счастья по многим причинам: a) у неё не тот тип характера, с которым легко ужиться или даже работать; она стервозная деспотичная женщина с маленьким ростом и очень злобным взглядом; b) она не умела заводить отношения, рассчитанные дальше одной ночи и снятия напряжения без имён, а потом до свидания, ты никогда меня не видел; так происходило довольно часто в её бурный подростковый период; исключением служили мафиози, с которыми она предпочитала не связываться в подобном смысле, слишком много пересечений; c) она видела семьи в том дерьмовом районе, в котором выросла; у неё была псевдо-семья, Овцы, которые её предали, буквально воткнув нож и продав её врагам; она знает, что семейного счастья не существует, что это выдумка тех, кто не видел тёмной стороны жизни; тех, кто родился под счастливой звездой; d) у неё внутри живая ярость бога огня; у неё проклятие собственной сущности и шанс потери личности, когда Порча затмевает разум; у неё смерть имеет равные права с жизнью и ни о какой семье не может быть и речи; e) есть шанс, маловероятный, что её сила, её Порча, её истинное Я, передастся и ребёнку; этого она не перенесёт, это уничтожит и её, и мир; этот ребёнок никогда не должен родиться на свет. У Чуи было много причин, логичных и не очень, от страха перед самой собой до того, что она не представляет, как воспитывать дитя. Как хорошо, что мелкого уже не надо кормить грудью, она может пригубить бокал вина вечерком перед телевизором, и сын умеет уже худо-бедно ходить, собирая все углы дома и набивая синяки, и говорить «мама», отчего щемит сердце. Несмотря на то, что Чуя не была готова заводить семью, она с невесомостью влилась в готовую, заботясь о ни в чём неповинном ребёнке. В то время, как к его отцу у неё было много вопросов. Очень много. — Нана! — но не успела она и слово вставить, как высокий широкоплечный мужчина обнял её, оторвав от земли, и быстро чмокнув в губы. У Чуи глаза на лоб полезли от беспардонности этого человека, ведь его не было дома больше года, а теперь ведёт себя так, словно на пару недель в командировку смотался. — Как я соскучился, ты не представляешь, — Чуя усилием воли подавила в себе желание задушить мужа голыми руками, но жёстко отвела чужие ладони, которые полезли куда не следовало. Совсем охренел. — Для начала, — жёсткий голос так не вязался с образом Наны, но идеально подходил Чуе, — где тебя черти носили?! — шаг назад, руки сложены на груди, пальцы вцепились в плечи; только бы не сорваться и случайно не приложить мужика с половиной дома. — Ни весточки за полтора года, а тут явился, не запылился. И ты вообще на часы смотрел? Ребёнка напугал! — а сколько обвинения она вложила в голос, даже Дазая на мгновение проняло бы. Наверное. Чуе хочется так думать. Емицу немного удивлённо, но всё же принялся оправдывать, что он шахтёр в нефтяной компании, постоянные разъезды, всё такое. В ответ Чуя огрызалась не менее ядовито, чем до этого, умудрилась даже в ехидстве спросить, а не нашёл ли он там себе бабу поближе, подоступнее далёкой жёнушки в глухомани? Глава ЦЕДЕФ аж занервничал, Чуя умело давила на все типичные точки ревности и обиды от женщин, в конце концов, сама Нана об этом думала, но не хотела признаваться себе в беспочвенных подозрениях. Чуя такой нерешительностью никогда не страдала. Емицу был с пинком под зад выгнан на диван — сам себе готовь, гуляка! — Чуя сдержала порыв назвать его более нецензурным словом, в доме дети. Тсуна же жался в углу комнаты на кровати у стены, увидев маму мальчик подскочил к ней и обнял. Бушующий горящий гнев исчез из глаз женщины и она подняла испуганного заплаканного ребёнка на руки, вытирая сопли своим рукавом. Плевать, стирку можно завтра замутить. Ребёнка пришлось уложить рядом с собой; засыпать под чужое сопение, когда руку сжимают маленькие пальчики — очень приятно. Чуя чувствует непривычное щенячье чувство по отношению к этому пугливому ребёнку. Или все дети в его возрасте такие? Этой ночью Чуя спала спокойно и грудь изнутри не сжигал Арахабаки. На утро Емицу ждала головомойка; долгая, с чувством и издевательством, промывка мозгов. Кажется, Емицу открыл для себя неведомую ранее сторону своей жены, а именно решительность, которой позавидует любой пламенник, и материнская любовь к сыну, за которого она и глотку зубами порвёт, не сомневайтесь. Внезапно Внешний Советник понял, что женился на страшной женщине, способной припугнуть бывалых мафиози одним осуждающим взглядом — Емицу также неожиданно осознал, что такая Нана ему нравится даже больше. Она умела смотреть на тебя сверху-вниз, даже если её макушка доставала тебе до шеи; она говорила настолько меткими словами, что невольно чувствуешь себя виноватым перед ней; она не отреагировала на робкий комплимент по поводу смены цвета волос, но Емицу отметил, что рыжий его жене невероятно идёт, совсем как огонь. Емицу даже стало стыдно за свои короткие интрижки в Италии, за эти ничего незначащие измены, ведь его жена, его Нана, не заслуживает такого обращения; такая женщина заслуживает подвигов в её честь и настоящего уважения; Нана заслуживает чего-то получше, чем он ей дал, хотя бы правды, потому что он чувствует, что она с легкостью примет всё. Но прежде, чем он успел что-то сказать в него кинули замороженной курицей и кивнули на плиту. — Готовь сам, с голода не умрёшь. Мы с Тсуной на прогулку, — и ушла на второй этаж, как королева положения. О Мадонна, где были его глаза, раз он упустил такую горячую женщину?