***
— Ло! Выходи, маленький ублюдок! — Трафальгар отлип от столешницы. Вся щека измазалась в чернилах, а его последние записи теперь представляли из себя что-то невнятное. Зато крики разъярённого Дофламинго были весьма однозначными. Хозяин попытался быстро пригладить торчащие волосы и стереть чернила с лица салфеткой, смоченной холодным чаем. Что вчера было?.. Ах да. Вчера он спас кое-чью тупую задницу, при этом чуть не подставив свою собственную во сне. А ещё он за несколько часов создал новое заклинание. Браво. Отчим будет в восторге… — Здесь я, здесь. Соблюдай тишину в библиотеке! — В закуток тотчас ворвался ураган розовых перьев. Как ни странно, без сопровождения сурового Крокодайла. — Ло, мать твою! Что это такое?! — Это? Сейчас ты тыкаешь в стол, — устало ответил Трафальгар. — Мальчик мой, — прошипел Доффи. — Ты же понимаешь, о чём я, не прикидывайся. Монэ всё ещё шпионит за границами Леса, пусть ты её уже чуть не убил своей этой «защитой». — Не надо ко мне соваться. Что там произошло? — Хватит прикидываться! — Рявкнул Донкихот, ударяя кулаком по столу. Ло вздрогнул. — Что сделал дрянной мальчишка?! — Зашёл в Лес. Я отпугнул от него тварей, и всё. Он спокойно покинет Лес, ничего не найдя. Я всё так же для него мёртв, а у меня нет преемников. — Про себя же Трафальгар думал о том, как сильно взбесился бы Дофламинго, узнай он что Лес лет двадцать назад выбрал себе другого любимчика. Птиц смотрел на него испытывающе, пытаясь углядеть за отстранённым видом намёк на ложь. Но вот беда, он отчего-то не чувствовал бешенного боя сердца, что обычно сопровождал Ло всякий раз, когда тот упоминал Монки-младшего. На чистоту, он вообще не слышал бой сердца воспитанника. — Было бы неловко, погибни жених Хэнкок на моей территории. — Верно. — Донкихот сощурился, и протянул руку, проверяя температуру лба у Ло. Холодный! Как труп. Птиц совсем напрягся. На него смотрели настолько холодно и отстранённо, что он сперва подумал, будто Трафальгар действительно помер. — А что, только ради этого? Неужели ты думаешь, что я поверю, будто ты оставишь своего любимого мальчика? — Простенькая провокация, на которую Трафальгар всегда плевался ядом и острил. Но сейчас… — Нет. На оба вопроса. — Хозяин спокойно потянулся, и собрал лежавшие на столе бумаги, подровнял стопку. Поправил стоявшую на блюдце чашку. — Это всё? — Да… — Доффи нахмурился, чувствуя, что весь гнев, с которым он сюда пришёл попросту испарился. Теперь его волновали исключительно разительные перемены в воспитаннике. Глаза Ло, застывшие во льдах озёра, обращены не на него. Трафальгар будто забыл, что он тут! Быть того не может. Его что, подменили? — Это всё? Тогда прошу меня оставить. Мне предстоит немало работы над трактатами, а тут нужна концентрация. — Донкихот нехотя развернулся, и недовольный тем, что не удалось разжечь скандал, утопал из библиотеки. Ло протяжно выдохнул. Трафальгар нервно поджал пальцы на босых ногах. Он как был в ночной рубашке, так и остался. Проще переехать в библиотеку… Но подводя итоги проделанной работы — он рад. Рад тому, что ему удалось провернуть сложнейшую махинацию с Лесом, и с Луффи. Вся суть договора первого Хозяина и Леса была в передаче сердца. Хозяин защищал и поддерживал жизнь, а Лес позволял пользоваться бесконечными магическими ресурсами. На Ло что-то пошло не так. Все ритуальные татуировки, что до сих пор на нём красовались, попросту не привлекли Лес! Всё то, что им рассказывала Бонни сейчас обретало смысл, складывалось в единую картину. Дух Хозяина выбрал преемника, но вот Лесу хотелось забрать чьё-то ещё сердце. Они разошлись во мнениях, наплодив кучу проблем. И, скорее всего, тот человек, которого им нужно было отыскать, сейчас где-то очень далеко, и совсем не понимает, почему больше нельзя черпать силы из Леса. Всё дело было в Ло, который не побоялся поставить две души на кон. Собственную, уже в который раз. И душу Луффи, своего бесконечно любимого Луффи. Сердце, много лет назад обещанное, теперь у другого человека. У идиота, отдавшегося на съедение Тварям. Тот, кто не побоялся клыков и когтей Леса. Шляпа, несчастное дитя, когда-то от него пострадавшее. Сердце Хозяина теперь было у дитя Леса. Кому бы там не повезло перехватить поводья, сейчас бразды правления были у… Луффи. Точнее не так, они теперь и есть мальчишка. Как бы тупо это не звучало, но Ло не был уверен, что он до сих пор может именоваться Хозяином. Он не властен над Монки. И никто никогда не будет. Как же теперь сдерживать тварей? Кто знает. Возможно, Луффи обретёт почти что бессмертие. А может быть, скреплённая с ним узами брака Хэнкок заполучит власть. Ло это не волновало. Теперь он наконец может сложить свои обязанности, отдохнуть, заняться местью за семью. Лишь привыкнуть к отсутствию сердца надо… Но это легко, ведь оно давало всё то, к чему Ло стремился с десяти лет. Бесчувственность, хладнокровие. И этот разговор с Донкихотом только доказал, что отныне Трафальгар для мира абсолютно равнодушный и чёрствый кусок лука. Вот только он стал таким лишь снаружи. Потому как на душе у него вместо замогильного холода полыхали лесные пожары. Он всё ещё больше жизни любил Луффи, с болью вспоминал фальшивое признание, скромно радовался моментам когда штопал мальчишку сегодня ночью. Ло даже отважился его по щеке погладить! А Дофламинго… Он же его всю дорогу хотел удушить, на язык просились ругательства и проклятья, а на свет рождались абсолютно равнодушные речи… Что происходит? Не уверенный ни в чём, Ло бегло пролистал записи одного из хозяев о потере сердца. Ничего нового, чёрным по белому: полная отрешённость как внутренняя, так и наружная. Возможно дело в том, что сердце отдавали напрямую Лесу?.. Тогда у Трафальгара проблемы. Огромные блять проблемы. И дело даже не в том, что он отдал Луффи сердце и в прямом и в переносном смысле, а в том, что он просто взял, и оставил, можно даже сказать, в рамочку оформил, свою главную проблему на пути к отрешённости от всего мирского. Между сердцем Хозяина и Лесом теперь есть серьёзная, ходячая преграда. На которую могут открыть охоту. Ло попытался подскочить, но ноги дали слабину. Чёрт! Он всё ещё привязан. Да, отныне он нашёл способ туда быстро попасть самостоятельно, но это требовало жертв и затрат… Точно не его вариант, столицу покидать было опасно, до новостей о куче смертей колдунов в Лесу как минимум. Хозяин, как выяснилось, точно Хозяин, сел обратно, и кое-как дотянувшись долистал до той самой записи предшественника о длительных отъездах. Проблемы нужно решать по мере их поступления, так что сначала отлучка от Леса, а потом уже всё остальное… Ло почувствовал разочарование в жизни, когда увидел на страницах рецепт усовершенствованной настойки.***
Луффи кое-как поднялся на ноги, и тут же ударился о что-то головой. Он, потирая сквозь шляпу макушку обернулся, и встретился взглядом с инквизиторской рожей. Ой! Портретик, родимый. Тот самый, что они с Траффи вешали. Монки смахнул с рамы и таблички снег. Значит, дом Ло должен быть совсем близко… Живого Ло! Парнишка не спрашивал себя, почему его поленились дотащить до тепла и бросили прямо на снегу. Сейчас вообще было слишком много странных моментов. Ему нужно скорее возвращаться к друзьям! А то его не было целую ночь, они волнуются поди… Но он больше ни о чём не волновался. Его малеханькой, дорогой Траффи. Живой. Да, где-то там. Да, ведущий себя как непойми насколько последняя сучка, но дышащий, совсем не обуглившийся, и вроде бы в добром здравии. Только этого знания хватало Монки, чтобы быть готовым горы сворачивать! — Лами, а этот твой Бепо далеко? — В Лесу! — Это понятно, а идти долго? — А зачем нам идти? — Девочка-собака склонила голову на бок. — Он сам придёт! Его только позвать правильно надо. Позови! — Бепо-о! — Крикнул Луффи. Где-то совсем близко захрустели ветки. Шляпа обернулся и обомлел. На полянку из-за деревьев в перевалочку шагал огромный медведь. Совершенно белый! Такие разве бывают?.. Медведь шёл на задних лапах, прям как человек, и на других тварей совсем похож не был. Он вон какой, белый, пушистый! И очень даже милый. — Вы меня звали? Лами, что случилось? — Медведь учтиво поклонился. Вопреки ожиданиям его голос не был похож на грозное рычание, а очень походил на человеческий. Внимательные чёрные глазки-бусины рассмотрели Монки. — И вам здравствуйте, Хозяин Хозяина. — Луффи прыснул со смеху, озадачивая медведя. — Что такое? — Хозяин Хозяина! Ха-ха-ха! Обязательно так представлюсь Траффи, как только его встречу. А потом надеру этому вруну несчастному задницу! — Лами вздрогнула. — Не бей братика! Он не со зла! — Луффи улыбнулся ей и потрепал по макушке, чуть не сбивая мухомор из-за уха. — В рожу я ему точно не дам, могу пообещать! — Хозяин Хозяина… — Лучше просто Шляпа. — Бепо засомневался, неловко помял лапами пузо, и кивнул. — Простите! Как прикажете. Шляпа, что вы хотели у меня узнать? — Что вчера был за обряд? И Лами что-то говорила про всех хозяев разом… — Луффи неловко почесал затылок, но улыбнулся тварям. Те переглянулись. Бепо затоптался на месте, боясь и слово лишнее сказать. — Хозяева пришли посмотреть на волю Леса. — Чего? — Бепо совсем замешкался. — Лес позволил им посмотреть, Лес устроил знакомство с собой. Хозяин пришёл помочь и последить, так что им очень довольны, и теперь рады. Нам, тварям, важно, чтобы Хозяин и Лес жили как единое. Мы тоже… Рады. — У Луффи перед глазами мелькало что угодно, кроме аналитических мыслей. Сейчас он думал о еде. — Рады… Рады это хорошо. — Бепо и Лами просияли. А вместе с ними и пара десятков тварюшек всех сортов и мастей, робко выползших к Монки. — Шляпа, но мы должны спросить, когда же вы с Хозяином заключите полноценный магический договор? — Это какой такой? — Луффи подманил к себе пальцем новых гостей на поляне. Его тотчас почти похоронило под ластящимся зверьём. Парень звонко расхохотался, впервые после сожжения Ло чувствуя себя как раньше беззаботно. — Я… Простите! Я не знаю, как это называют люди. — У Кида спросим! Он должен ещё помнить! — Тяфкнула Лами. — Нет уж! В следующий раз будем разбираться со всеми остальными странностями! — Оборвал их Монки и отогнал от себя остальную свору, тут же капризно топнув ногой. — Мне нужно вернуться! Меня уже потеряли, должно быть! Я не хочу ничего знать пока что, но как только я вернусь — вы расскажете мне всё! — Луффи просто вскочил с места, и гордо потопал к дому Ло. В спину ему возражения не посыпались. А стоило ему обернуться — полянка была уже пуста. Тьфу ты! Чертовщина… Дом, милый дом. Монки не думал, никогда даже не смел полагать, что он привяжется так к какому-нибудь месту. Но сейчас, при виде оставленной хижины у него на глаза навернулись слёзы. Сколько воспоминаний принесли ему эти месяцы… Дверь была заперта. Как в старые-добрые, когда Ло не пускал его спать с собой, и приходилось залезать через чердак. Сейчас Луффи сделал именно так. Внутри было ожидаемо холодно. Но ощущения покинутости не было, ведь кровать была аккуратно заправлена, а на столе всё ещё стояла кружка. Монки огляделся, стараясь впитать в себя как можно больше от этой картинки, от этого запаха и атмосферы. На полках ещё стояла небольшая бутыль настойки. Она уедет с ним! Но вот находку с полки, что ютилась за бутылкой, утащить с собой хотелось ещё сильнее. Записи Ло, даже с закладкой! Подснежник, засушенный между страниц с нечитаемым почерком. Родным. Смотря на эту картину, Луффи разулыбался. Но как только вгляделся в текст — чуть не скопытился со смеху. Пять страниц. Пять драгоценных страниц Ло исписал одной лишь буквой «А», сначала судорожно огромным почерком, а к концу настолько мелким, что Луффи разглядеть не мог. И Что-то, а точнее определённое имя, подсказывало Монки, что причину он знает. Его имя красовалось прямо в конце письменного крика, и имело при себе подпись: «Дурак». Луффи не стал задерживаться в дорогом сердцу домике слишком долго, иначе не смог бы уйти. Записи Ло он утаскивать не стал, но вот подснежник заложил меж страниц книжечки, что вчера вела его сквозь тварей. Настойка весело бултыхалась в его руках. — Сменил повязки? — Монки чуть не грохнулся с крыши, услышав Лами. — Нет но… — Девочка грозно зарычала. — Братик сказал сменить! Иначе тебе плохо будет! — Да что ж ты его братом зовёшь? — Лами притихла, и непонятливо на него уставилась. — Чего притихла? — Ло мой братец, вот и зову его так. Чего тут странного? — Луффи нахмурился. — Он говорил, что у него вся семья мертва. Да и ты же… Не человек! Собачка подскочила, и чуть не плача залаяла на Монки. До того грозно, что Шляпа, волей-неволей, струхнул. Такая малявка, а шуму как от настоящей лесной твари! Правда, о чудо, стыдно стало, ведь девочка, что лаяла на него до срыва, сейчас будто замертво упала на земь, закрыла мордочку лапами, тихонечко заскулила. До Луффи только и доносилось тихое бормотание: «Врун, забияка! Лами живая, мама с папой живые, и братик Ло — такой же, как и мы. Плохой Шляпа!». — Ну-ну, не плачь. — Монки присел рядом с ней на корточки. Мало ли, как оно на самом деле. А мелкую-то зачем расстраивать? — Ты меня прости, мне просто Ло очень мало о своей семье говорил но… Но! Это он зря, ты ведь вон какая хорошая милая девочка. Я его как встречу, обязательно наругаю! — Мне папа говорил, что мужчину из нашего рода могут ругать либо родители, либо жёны. — Луффи фыркнул. Ну что за глупости! — Мужья тоже могут, — успокоил он Лами. Та, кажется, плохо его поняла, но успокоилась, и даже слабо махнула хвостами. — А пока, проведёшь меня до границы Леса? — Уже уходишь? — Не грусти, так или иначе, или я, или Траффи, вернёмся. Тебе что-нибудь привезти из города? — Собачка задумалась. — Я совсем не помню жизни за пределами Леса! Но если там есть вкусная еда… — Луффи кивнул. — Мясо! — Нет! Я не могу есть мясо, оно гадкое! — Монки хватил удар. — К-как это, г-гадкое?! — Парень обхватил мордочку озадаченной Лами ладонями, и пронзительно заглянул в собачьи глаза. Та затряслась, попыталась вырваться. Но Луффи был настроен решительно. — Запомни, девочка. Не оскорбляй при мне мясо. Никогда. Иначе…***
— Джимбей, я должен к вам обратиться. — Ло, ужасно нервничая, плюхнулся в кресло рядом с министром. Тот чуть устало, но внимательно осмотрел Хозяина. — Что на этот раз? — Есть ли способ экстренно связаться с Боа? — Джимбей задумался. — У нас есть особые голуби, они за пару часов могут донести письмо до Леса. Что такого случилось, что вам приходится ей писать? — Ло нервно постучал пальцами по подлокотнику. Натянутый как струна, весь в расчётах. Если он ни с того ни с сего отправит запрос на сбор ингредиентов, подозрительно необходимых для настойки, то даже Луффи может всё понять. Настолько очевидно провалиться, или сдохнуть через неделю? Выбора не было. — Мне нужен ряд трав из Леса. Там безопасно, если они пойдут с Монки. Но я… Ох, вы не откажете мне? — Трафальгар только мог дивиться тому, насколько спокойным и ровным был его голос. — Куда мне деваться? Боюсь, до тех пор пока вашей жизни не перестанут угрожать подозрительные мероприятия, я глаз спокойно не сомкну. — Джимбей очень тяжело вздохнул, потёр переносицу, и поднялся с кресла. За ним в след подскочил Ло. — Ну, уже придумали, что сказать Боа, чтобы она пошла по вашей указке? — Конечно же. Я уже написал письмо со всеми… — Будет лучше, если всё будет написано моей рукой, — перебил его Джимбей. — Она… Всё ещё своенравная гордячка. Дайте посмотреть. — Ло нехотя протянул конверт. Рыцарь Моря пробежался по мутному почерку глазами, и едва разобрав, что там написано, мысленно взмолился к Посейдону. Лишь бы Хэнкок была в хорошем настроении.***
— Что за?.. — У Боа дёрнулся глаз. Письмо. Почерком Джимбея на бумаге были выведены настолько неподобающие гадости, что от злости женщине хотелось шипеть, рвать, и метать. Ещё и этот мальчишка пропал! Будь неладен этот Лес с его Хозяином! За которым маленькая приписка в углу закрепляла авторство негодного послания. Ей? Тащиться на болото, и искать в феврале облепиху?! Да пусть он там хоть трижды сдохнет, она не собирается!.. — От кого это? — Женщина подскочила, хватаясь за сердце. Вернулся! Все, кто были в гостиной, тотчас подскочили с мест, наскакивая на Монки с объятиями. Целую ночь и пол дня его не было. Они уже готовились идти искать труп. А сейчас вернулся, как никогда бодрый и весёлый. — Ребята! Спокойно-спокойно! — Ты! Несносный! Безумец! — С каждым словом ему прилетало по макушке книгой от Нами. А та ведь знала его маленькую тайну, и точно специально била туда, где больнее. — Ты хоть представляешь, насколько у нас всё безрадостно было?! А сам! — Ты умереть хотел? — Присоединился Усопп к проповеди. — У меня получилось! — хихикнул Луффи, заставляя Чоппера спрятаться за Зоро, Усоппа и Нами завизжать, а Санджи принюхался. — Его кровь стала пахнуть иначе, но сердце бьётся, — поделился наблюдениями вампир. — Повязки на твоей груди не говорят мне ни о чём хорошем, мальчишка. — Куреха, явно подвыпившая, спустилась по лестнице. — Одна дерьмовая новость за другой… — Наоборот! Траффи жив! Я точно уверен. — Повисло гробовое молчание. Даже Хэнкок напряглась. — А он должен был быть мёртв? — В никуда спросил Чоппер. — Кто сказал тебе такую дурость?.. — Женщина поднялась с кресла, ненавязчиво спрятав письмо от Ло за спину. — Твари! — Молчание затянулось. Луффи совершенно это не смутило, он только смотрел в глаза Боа. Что уже начинала нервничать. — Они говорили с тобой ранее? — Куреха подошла к нему, строгая в своей сосредоточенности, настроенная исключительно на допрос. — Нет. Но это не потому, что Траффи мёртв! Они мне сами назвали его имя. Вот! — Монки скинул плащ, затем и рубашку, демонстрируя всем очень, и очень аккуратную перевязь. Ах да, а ещё гигантское кровавое пятно, и кажется, все только его и заметили, мигом бледнея настолько, что всякие упыри начинали казаться румяными, как молодые-спелые яблочки. — Где тебя так?.. — Смог пробормотать Зоро. — Долгая история, и она вам не понравится. Но теперь верите, что Ло жив? — Куреха поджала губы, и кивать не стала. Но глаза пожилой женщины вернули себе хоть долю обычного озорного блеска. Да уж, тяжело наверное уже принять смерть воспитанника, а потом, через сутки, выслушивать, что он восстал из пепла и разгуливает по лесным полянкам. — Бинты надо сменить. Живо на диван, и не дёргайся лишний раз. Не знаю, как ты ещё жив, или хотя бы держишься на ногах. Луффи противиться не стал, даже самостоятельно вытряхнулся из рубашки. Друзья не спешили бросаться на него с расспросами, только выжидающе смотрели. Кроме Хэнкок, та отвернулась чего-то, будто даже смущаясь. Монки непонятливо оглядел себя. Да, он красавчик конечно, но разве это повод отворачиваться? Бинты чтоль картину портят?.. Парень нервно побарабанил пальцами по браслетику татуировки, смотря как Чоппер ловко снимает повязки. Куреха рядом, курирует, и разминает руки. Стоило бинтам покинуть его грудь, оленёнок ойкнул, Докторина нахмурилась пуще прежнего, а Усопп взвизгнул. Хэнкок, даже с любопытством, плохо скрытым, обернулась, тоже замирая в шоке. И шокировала их отнюдь не рана. А то, что этот нелюдь ещё был жив. Возможно, их так же удивил уже сформировавшийся силуэт шрама, подзаживший с нечеловеческой скоростью. Середина груди мальчишки должна была быть превращённой в кашу, с таким-то следом… — Хэнкок, как вам работёнка? — Я далека от медицины. — Я и не про неё говорю. Это не просто повреждение, залеченное магией, — уже тут Боа подавилась воздухом. — Тут ещё и древний ритуал. О-ох… Наглупил Ло, наглупил. — Куреха достала из кармана платочек, и утёрла глаза, подозрительно взмокшие. — Ну, дитя, поздравляю. Как тебе конец холостяцкой жизни? — А? — Поворот за поворотом. — Хэнкок только моя невеста, мы не… — Я и не про неё. У тебя в груди чужое сердце, дитя. Кровосос, ты ведь это почуял? — Да. Но чьё? и это вообще возможно?.. — Чьё — неизвестно. Но то, что в древние времена так венчали мертвецов … Ха-ха! — Фух, я всё ещё свободен! Напугала, старуха! — Цыц! А не то перебинтую так, что молить о пощаде будешь! — Луффи на это только расхохотался. Хэнкок помассировала виски, ужасно раздражённая шумной компанией и смущённая полуобнажённым мальчишкой, что было просто возмутительно! Но к сожалению, если она и дальше хочет рассчитывать на помощь Джимбея, ей придётся запачкать руки… — Когда созревает облепиха? — Неожиданный вопрос поверг всех в разные степени шока. Кто-то удивлялся непросвещённости Хэнкок, кто-то удивился вопросу настолько далёкому от темы. А Луффи встрепенулся, загорелся. Догадался, видно было сразу. — В конце августа! — ответил Чоппер. Боа нахмурилась, силясь не обругать последними словами треклятого Хозяина. — В Лесу растёт? — Не должна, — растерялся оленёнок. — Но растёт. Хэммок, показывай письмо. Даже если его вредный автор сказал меня к нему не пускать, отдавай. — Боа, с мстительностью в сторону Хозяина расправила лист, и передала сверкающему Луффи. Тот внимательно всмотрелся в лист, аж на несколько минут замолк. За это время его успели отмыть от крови и перебинтовать. Весь насупленный, сосредоточенный. — Я не могу это прочитать, почерк неразборчивый! — Хэнкок остолбенела. Это у Рыцаря Моря почерк плохой?! Да им можно учебники для детей писать, ничего яснее не найти. — Хэммок, читай! — Не указывай мне! — Но письмо обратно взяла, и прокашлялась.«Уважаемая мисс Боа! Пишу вам это письмо от имени Хозяина Леса, передавая его слова буква в букву, и уповаю на вашу милость и поддержку коллеги в нелёгкое время:
«Хэнкок, спасайте. Осталось мне не долго, только если вы не соизволите оказать мне небольшую услугу. Безусловно, в дальнейшем вы можете надеяться на мою помощь. Попрошу вас собрать в Лесу около пяти фунтов облепихи. Важно! Заходить в Лес можно, исключительно держа за руку Монки Д. Луффи. Передвигаться по территории нужно так же, но главное — попасть внутрь. Не давайте ему понять, откуда исходит ваш мотив собрать ягоды. Соврите, игнорируйте, как угодно. Факт моей смерти всё ещё должен быть для него неоспоримым. Так же будет отлично, если вы захватите из моего жилища в Лесу корицу и розмарин, но это не обязательно. Луффи знает, как попасть внутрь. Возьмите с собой из подпола половину от тех бутылок самогона, что там есть. Заранее благодарю.»
Я надеюсь, что вы спасёте господина Ло, и простите за его недостаточную пред вами вежливость.
С уважением, Джимбей.»
Луффи заржал. Остальные подхватили. Только Чоппер плохо понимал, отчего же Хозяин вообще для кого-то должен быть мёртв. — Ха-ха-ха-а! Ну вы слышали, слышали?! Лесной алкоголик, без манер и самогона! — У Луффи от смеха открылась рана. Вокруг него тотчас забегали лекари, попутно стукая по макушке. — Как встречу, за уши оттаскаю, чтоб учился вежливо дам просить, — смеялся Санджи. — Пускать конспирацию твари под хвост ради настойки на облепихе… — Куреха не могла перестать улыбаться, массируя переносицу. — Ну, Хэммок, давай ручку, пошли искать облепиху! — Так февраль-месяц же… Откуда вы её возьмёте? — Усоппа никто особо не послушал. А зря. Хэнкок позволила себя утащить за облепихой, стараясь вообще не думать. Она начала понимать, что рядом с Луффи это настолько бесполезное занятие, что ежедневно пытаться решить спор о луке в супе было бы толковее. В Лес они зашли уже чуть не плюясь от общества друг друга. Всю дорогу до оба, не затыкаясь ни на секунду, расписывали, почему же они так не рады вынужденному сотрудничеству. Попутно, Хэнкок выслушала миллион и восемь аргументов о том, почему ей стоит ненавидеть Трафальгара Ло. Ну, Луффи преподносил это как «список того в чём Траффи для меня самый-самый». «Список» содержал всё, от самой милой позы для сна, до привычек в утреннем умывании. Боа трижды прокляла Хозяина за каждый пункт, так заботливо хранимый её суженым. Который так и не запомнил её имя… — А вообще, ты больно вредная! Иди обратно! — не выдержал Монки, после очередного фырканья. — Я и сам могу ягод собрать, и самогон найду. — И не подумаю уходить! Наглец! Не лезь в политические игры при дворе, не выставляй себя ещё большим дураком. — Ой-ой-ой, кто бы говорил! Много ль ума надо, чтоб идти в Лес за облепихой средь февраля? И ещё какими-то интрижками прикрываться! — Хэнкок яростно насупилась и уже готова была вырвать руку и дать недостойному женишку знатного леща, но граница Леса возникла как из ниоткуда. Луффи пусть и дулся, но руку женщины держал крепко. Если Ло сказал, что это опасно, то он даже эту ведьму противную не обречёт на муки быть загрызенной. Стоило им пересечь десяток футов ельника, как резко стало теплеть. Будто бы весна пришла, а с каждым шагом… Снега на первой же поляне уже не было. Зато была Лами. — Ты вернулся! — просияла девочка. Хэнкок невольно сжала его ладонь крепче. — Что это за гадость? — тихонько пошептала она Луффи на ухо, переполненная отвращения. — Сама ты гадость! — отвечал Монки в полный голос. — Это Лами, она местная, очень милая и воспитанная маленькая леди, и ведёт себя лучше, чем ты! Девочка, не подскажешь, где братик обычно облепиху собирал? — Хорошо! Только почему лето так быстро наступило? — растерянно пробормотала собачка. — Хозяин пожелал облепихи, Лес поделился. — Луффи помахал вышедшему из кустов Бепо. — Твари посовещались, и выбрали нас вашими проводниками. А кто эта женщина? — Вредная змеюка! Но она со мной, её не трогать! — Что здесь вообще творится… — прошептала Хэнкок, и вырвала у Шляпы руку. Но стоило её зрению мгновенно помутиться, она схватила его ладонь вновь, морщась. Да уж, кажется, Хозяин неплохо поработал над защитой этого треклятого места. Но ни мальчишка, ни твари ничего не чувствовали и спокойно направились вглубь. — Мы идём за облепихой средь зимы, в неожиданно оттаявшем Лесу. — Монки рассмеялся. — У тебя есть, куда её собирать? — Боа со всем сарказмом смерила его взглядом. — Ну, да. Лами, сбегаешь к дому? Шёл второй час. Кое-кто слишком серьёзно подошёл к этой работе, и не собирался сдаваться, пока хоть одна ярко-оранжевая ягодка была на ветке. Лами носилась вокруг, радостно шныряя по зелёной траве. Луффи и сам довольно мурлыкал себе под нос. Так давно не видел зелени… И они бы справились раза в три быстрее, если бы Хэнкок могла отпустить руку мальчишки. Несколько попыток оказались провальными, и настроение капризной дамы окончательно испортилось. — Нужно тебе это? Ради какого-то старика, что тебя использовал и сбежал, так утруждаться… — Луффи усмехнулся. — Меньше болтовни! Нам ещё с тобой за самогоном идти. А Траффи… Он мне дорог. Как и все мои друзья, или даже чуть иначе. Ты… Ну, извиняй, не на том уровне. Так что терпи воду в сапогах, и собирай облепиху бодрее. — Не на уровне?! — Возмущению бесподобной дамы не было предела. Это она-то? Наглец! — Я твоя невеста, если ты не забыл. — Но мы ж не по любви, так что для меня ты сейчас назойливая знакомая. Но спасибо, что помогаешь с ягодами, очень мило, Хэммок. — Неужели ты не сражён моей красотой настолько, чтоб полюбить меня больше жизни? — Сколько осторожности, неверия и растерянности в её голосе было — не измерить. — Ты красивая, это да. Но на характер гаже змеюки. Хотя! Ты оказалась лучше, чем казалась. Возможно, мы даже подружимся. — Луффи широко и лучезарно улыбнулся, подкупающе. Хэнкок обомлела. То ли от наглости мальчишки, то ли от того, что какой-то узелок в её груди закрутился и запрыгал. Но сама она только показательно фыркнула, и отвернулась, скрывая горящее лицо от паренька. Когда они вернулись из Лесу, полностью завалив Монки как грузового осла, надолго оставаться не стали. Попили чаю, распрощались с Курехой. И… Прихватили с собой Чоппера. Докторина сочла, что мальчику хватит жить с ней, и пора бы выйти в свет. То бишь, Зоро таки получил «отцовство». А Санджи… Нами и Усопп раз десять пожелали ему удачи, оставляя в деревне с новым «семейством». И снова дорога в столицу, назад в духоту и скуку. Луффи не был готов окунуться в болото тоски по родному Лесу. Но делать было нечего, и оставалось лишь спать в дороге…***
— А-ах! — Трафальгар нормально открыл глаза в чужом сне только от звука, что сам издал. Монки! Несносный мальчишка. Отцепись от шеи Ло! — Шляпа, брысь! — Нога Ло бьёт Луффи по спине, и тот, сверкая, отстаёт. — Траффи! Рад, что ты снова решил прийти! И прости, что мы с тобой каждый раз во моём сне… — Не смей заканчивать фразу. Не желаю слышать этого! — …Лобзаемся? — По собственным ощущениям, Ло обуглился, сгорел от румянца на щеках. — Дальше не заходило, с тех пор как ты сюда заходить стал. Кстати, я обижен! Почему не говорил, что жив?! И ещё везу тебе из Лесу и настойки, и облепихи. Траффи, почему ты не знакомил меня с тварями? Они милые! У Хозяина поплыл мозг. Причем даже не от рук Шляпы, что до крайности бессовестно его сейчас гладили всюду, а от этого придурка! Злость с нежностью смешались в нём, и готовы были взорваться. Но то, что Монки совсем не выглядит злым давало надежду. Главное, не позволить ему узнать, как обстоят дела на самом деле… — Ты обижен? — прошипел Ло. — Как будто меня это хоть когда-то волновало! Что ты себе выдумал, чтобы сейчас кукситься? — Трафальгар остолбенел. Это он сейчас сказал?.. — Траффи! — Обиженно проканючил Луффи. Что с Хозяином стряслось? И почему сердце в груди Шляпы сейчас так бешено бьётся? — За то, что ты не сказал, что жив, конечно же! — А как иначе, если ты от меня никак не отцепишься! — Рявкнул Ло, и спихнул с себя Монки. Тот затих, неверяще смотря на Трафальгара этими своими огромными, наивными глазами. Хозяин вновь не понимал, что он говорит и творит. Он хотел всем сердцем обнять сейчас парнишку, успокоить и всё тихо объяснить. Мягко оттолкнуть. Вот только сердце было в чужой груди. Оттого ли его устами говорили холодный расчёт и здравый рассудок? Возможно, для достижения желанной бесстрастности стоило и вовсе скормить своё сердце Лесу, а не спасать тогда отчаянного мальчишку… Но теперь Ло ничего из происходящего не нравилось. Совсем. Он хотел совершенно иного… Он не хотел вредить Шляпе! Но тот сейчас выглядел как маленькое бездомное дитя, что отчаянно цеплялось за плащи прохожих, в надежде выжить, а Трафальгар был последним из них, и уже заносил руку, чтоб оттолкнуть. — Тебе стоило сразу понять, что всё это — лишь моих рук дело. Наверняка винишь Доффи, но нет, глупый мальчишка. — Луффи как пощёчину дали. — Наивно с твоей стороны было надеяться на что-то от меня. И теперь, когда я больше не Хозяин… Твои услуги подмастерья более не требуются. — Что ты говоришь?! Ты… Я же вижу, Траффи, как ты себя ведёшь, я вижу, тебе не плевать на меня! — А я вижу, что ты ни разу меня не слушал. Так вот, позволь напомнить один лишь важный урок: не верь людям. А мне — в первую очередь, ведь… — Хозяин блядь! — Трафальгар вздрогнул, когда на него прикрикнули. Луффи никогда не выглядел настолько злым, да и не звал его так… — Кто тебя покусал, Траффи? — Монки заглянул в чужие глаза, в отчаянии пытаясь найти что-то знакомое. Шляпа уверенно подался вперёд, порываясь то ли обнять, то ли поцеловать. Но его тактично остановили рукой. Мороз. От Ло веяло жутким холодом. — Это я дал себя сжечь, чтобы ты наблюдал это. Это я бросил тебя, чтобы навсегда распрощаться и больше никогда не видеть. Мне противен сам факт того, что ты ещё находишься подле меня. Я больше не приду к тебе во снах. — Ло попытался дать себе пощёчину, но тело онемело, совершенно его не слушаясь. Заложник собственного мозга… — Придёшь. — Луффи зажмурился, закрыл уши. Пытаясь спрятаться от жестокой истины. На душе у Трафальгара ныло настолько сильно, что даже хладная оболочка поморщилась. Да, Шляпа, с друзьями и близкими прощаться сложно. Но если вдруг, слова любви не были лишь заклятьем, то Ло может умереть несчастным, легко разбив своё собственное сердце в чужой груди. — Ты меня не оставишь! — С чего бы? Ты мне абсолютно безразличен, так, преграда. Я возился с тобой достаточно. — Нет-нет-нет. Трафальгар был вынужден молча наблюдать за тем, как у мальчишки в глазах рушатся города и горят леса. Всё, чего он хотел — не навредить Монки своим исчезновением! Но видя то, как сейчас его руку до синевы сжимают, он хотел умереть. Безболезненное расставание было с самого начала обречённой идеей. И пусть не хотелось оставаться лишь раной на душе Луффи, но сейчас, после всего, что было сделано и сказано, Ло мог лишь смириться и принять бунт своего сознания как закономерное наказание. Сейчас он протащит Шляпу через все круги ада. А после, он сделает то же самое с собой… Возможно, Монки говорил заветные слова не только из-за заклинания… Трафальгар боялся себе представить, что найдётся в мире настолько святой человек, что даже прожив с Ло такой срок, столько всего узнав, всё ещё тянуться к Хозяину. Быть может… Он правда дорог Луффи? — Траффи, я… Я буду думать, что это не ты! Не хочу тебе верить! — Шляпа чуть не ронял слёзы, но каким-то образом держался. — Мой Хозяин — хороший человек, пусть и кулинар из него дерьмовый. — Луффи грустно усмехнулся, пытаясь самого себя подбодрить. — Помнишь, как тогда? Ты учил меня охотиться. — Нет. — Врал Ло. Монки только хмурился, мял руку Трафальгара, сидя перед ним абсолютно нагим и телом, и душой. — А что ты помнишь? — Сдаваться не в природе Луффи. Но и отвечать холодными язвами — конёк Хозяина. — Желал бы стереть тебя из своей памяти. Но прежде, заставлю и тебя позабыть о том, кто такой Хозяин Леса, Трафальгар Д. Ватер Ло. — Монки поджал губы. — И почему я узнаю твоё имя только перед вечным расставанием… Но не надейся, что я тебя не отыщу снова. Даже не мечтай сбежать. Ты получишь всю мою любовь, хочешь ты того, или нет, дурак. — Луффи хлопает себя по щекам, и мигом приободряется. Смотрит грозно, прямо, так и говоря, что перед ним даже старикашка-колдун — ничто. Монки эгоистичны. Кто знает, возможно, Ло даже не представлял, насколько бережно к нему относились. — Надеюсь, ты не проснёшься… — Прошипел недовольный колдун. Но Монки был непробиваем. — А что, подольше хочешь посидеть со мной в чём мать родила? Ой, у нас же матерей нет… Ну, в чём в капусте нашли. — Луффи, если ты сейчас же не закончишь будить в Ло воспоминания, то он за себя не ручается. Сотрёт ведь память! И Глазом не моргнёт! — Я тебя понял, Шляпа. Не хочешь по хорошему — пожалуйста. Будем разговаривать серьёзно. И сон обрывается с щелчком пальцев, оставляя Луффи с безумным ознобом трястись после резкого пробуждения. Парень лохматит волосы, пытается обнять себя, хоть как-то давая ощущение человеческого тепла. А не мороза от образа из сна. Он жмурится, считает до скольки может — до пяти — и старается глубоко дышать. Всё тело неестественно дрожало. Окно было распахнуто, отчего-то сильный ветер пытался сорвать занавески. Монки выругался, и быстро захлопнул ставни. Странно это всё, он вроде бы их закрывал… Не открыл ли их вездесущий Ветер?..***
Дни потянулись за днями. Бессмысленные попытки вызнать у Хэнкок о Ло, ненавязчивые обыски библиотеки при дворце, и довольный Гарп. Столичная суета уже сидела в печёнках. Луффи стали чаще таскать по балам и приёмам, и ничего хуже этого он в своей жизни не видывал. Правда лицо Гарпа выдавало, что деду там тоже не нравится. Монки уходили со всех светских мероприятий на пару часов раньше положенного, оставляя за собой шлейф из сплетен. Для Шляпы прочитали лекцию о дворцовых интригах. Сказать по правде, он не понял ни единого слова, но очень старался делать умный вид, чтобы Нами и Усопп не расстроились. Они всё так же сбегали из поместья, чтобы шляться по самым злачным местам столицы. Друзья кое-как каждый раз уволакивали Луффи от здания инквизиции, чтоб не дай Ло, он там кому-то рожу набил. Прислуга в доме Монки к ним и их выходкам привыкла настолько, что теперь никто и не обращал внимания на проделки троицы. Зато, Нами стали приходить письма от Санджи. Вампир жаловался, что теперь он следит за двумя детьми, и даже возможность сдать Чоппера на выходные «бабушке» легче не делает. Ведь проблемы шли от «вымоченного в роме мха», что подавал отвратительный пример «святому ребёнку». Городское трио переглядывалось, злорадно хихикало, и продолжало совместно читать крик души. Письма приходили очень часто, так что за пару недель их городской скуки им удалось окунуться в родную атмосферу раз семь. И в целом, жизнь могла бы быть не так плоха, если б не треклятый ветер. Луффи не был склонен к паранойе как минимум из-за незнания настолько сложного термина, но тут уже сомневаться не приходилось. Его преследовали. Везде, куда бы он не пошёл, чтобы не делал и в какой бы глухой комнате не отсиживался, везде его сопровождал свист ветра. До боли знакомый ещё с той ночи в Лесу. Сволочь эта его просто со свету сжить пыталась! Пару дней назад порыв ветра его чуть не столкнул под колёса экипажа. До этого — в канал. И всё то могли бы быть простые совпадения, но Монки-то знал. Он слышал. Всё тот же голос ветра, теперь шептавший отнюдь не слова, спасшие его шкуру, а ужасы, способные свести в могилу. О Ло, о нём лишь одном. И что ненавидит, что он действительно ждёт смерти Луффи, что готов топтаться по гордости и чувствам мальчишки сколько угодно. И Монки. Устал. Слышать это не хотелось, а уж целыми днями — тем более. Сумасшествие подкрадывалось весьма быстро. До такой степени, что Шляпе хотелось вогнать в каждое ухо по железному гвоздю, чтоб оглохнуть, и больше никогда не слышать этого гада. Хуже всего было чудовищное сходство голосов Ло и Ветра. Луффи оставалось лишь надеяться на то, что подлец копировал его Траффи. И пусть надежда таяла с каждым днём, Монки терял ещё и всякое самообладание, всё чаще раздражаясь по мелочам, повышая голос. Голова болела нещадно, а проблема под шляпой становилась всё запущеннее и запущеннее. Травмировать себя у него не вышло, хотя он пытался. Пытался последние пол часа, и сейчас только и откинул от себя нож. Луффи тяжело вздохнул, помассировал виски, и вернул головной убор на место. Отрешённо, в который раз попытал счастья оторвать кружево от манжета рубашки, но потерпел поражение, и недовольно рыкнув плюхнулся на кровать. Нами утащила Усоппа на рынок, торговаться, а его оставили тут. Ну, он сам остался, с намерением что-то сделать со своей проблемой. Окна были наглухо затворены, он не переставал жечь свечи. Всё, лишь бы не слышать ветер. Но мог ли он сбегать вечно?.. Щеколда форточки звякает, и Луффи бессильно прикрывает глаза и уши ладонями. Но разве мог он перестать слышать, со своим то обострённым слухом? Монки бессвязно шепчет ругательства, и уже чувствует, как по животу под задравшейся рубашкой ветер проводит своим холодным языком. Но разумеется, перед собой Шляпа ровным счётом ничего не видит. — И снова ты, тварюга. Каким бредом сегодня кормить будешь? — Луффи закрыл глаза. Так проще. Голос из пустоты звучал совсем жутко, а так он мог мысленно придумать гадкого говорящего. Который неизбежно был похож на Ло. — Начну с ежедневной сводки о том, как прекрасно без тебя живётся Трафальгару. — Живётся, и уже прекрасно. Главное, что жив. Доволен? Можешь отстать, уже, а? — Сегодня Ло прекрасно позавтракал, луковый суп с гренками, провёл утро в библиотеке. О, жаловался на боль в спине. — Луффи слабо улыбнулся. Траффи… Живёт без него точно так же. Видимо, на кого-то совсем не повлияла разлука, казнь… И это было горько. Но так сложно, что гадкий привкус едва ли коснулся язка Шляпы. — Луковый суп… Ха-ха, я запомню. Теперь поведаешь о том, как он наслаждается моим отсутствием? — Верно. Ло уже неделю ни слова о тебе не говорил. — Парнишке на секунду показалось, что ветер звучит гордо и самодовольно. — А думал? — хитро ухмыльнулся Монки. Ветер злобно засвистел у его ушей, обдал щёки холодом, пробежался мурашками по телу. — От любой мысли о тебе его тошнило, обезьяна! — Значит часто тошнило, — хихикнул мальчишка. Но долго выигрывать словесные битвы у острого на язык ветра он не мог. — О-о, он даже не заметил! Был занят посещением дорогих и милых друзей. — Луффи резко напрягся. — Изнывает по своему козлу, ночей не спит, все простыни скомкал! Естественно, что ему пришлось искать утешение, греться рядом с человеческим теплом… — Шляпа вскочил, неясно взмахнув руками, пытаясь то ли ударить, то ли удушить гадину с грязной пастью. Грязью его Траффи поливает! — Дай мне набить тебе рожу! — Какой в этом смысл? Это не выдернет Ло из объятий других мужчин, не заставит его любить тебя. — Н-но он уже меня любит! Мы целовались! — Разве маленький поцелуй что-то значит? — скучающе спросил ветер. — С языком! — Луффи обиженно шмыгнул носом. — Даже я не буду рассказывать, где этот язык порой находился. — Монки натурально зарычал, снова пытаясь схватить ветер. Воздух над ним лишь насмехался. — Зачем ты мне всё ещё рассказываешь?! Ты же спасал меня в Лесу! — И я продолжаю это делать. Чем дальше ты от Хозяина, тем лучше! Ну же, оглянись вокруг! — Порыв ветра будто приобнял его за плечи. — Поступи как он, уткнись в поисках утешения в ближайшую грудь! — Я-я… Я так не поступлю! — Оставишь удар без ответа? Не отомстишь, не дашь сдачи? — Луффи поджал губы, сжал кулаки, крепко-крепко зажмурился. — Подумай о себе, дитя. Ты не нужен Ло. Так продолжай же жить без него, даже не думай об этом грёбаном сучьем сыне… — Брысь! — крикнул Монки, не выдержав. — Слышать тебя больше не желаю! Вон! — Ветер холодно расхохотался, мазнул Луффи по щеке напоследок, и скрылся, хлопнув форточкой. Шляпа бессильно упал на кровать, сжался калачиком. До крови прикусил нижнюю губу, и совсем затих, больше не шевелясь. Возможно, так было бы легче поплакать о нелёгкой судьбе… Но ничего окромя яростной обиды в нём не было.