***
Нами чувствовала блаженное волнение, переступая порог поместья Нефертари. Столица окутала её своим напускным шармом. И сейчас, когда дорожка из духов и мехов вела её к дверям той, с кем жизнь казалась по-настоящему уютной, она думала, что весь этот напускной шик не так и плох. О нет, гулять на широкую ногу она любила, но искренне. А не так, как это делали в столице. Для других, не для себя. Мягкие ковры. То, что она любила ещё с детства. Её грязная с дороги простая и дешёвая обувь замирает в дюйме от светлого персидского ковра с толстым ворсом. Девушка нерешительна. В холле тишина, хотя экипаж точно привёз её по приказу главы семейства. Тикают часы. Нами нахмурилась, и наклонилась, чтобы снять обувь. Дурацкие ковры в прихожих… — Нами! — Голос заставляет её спину выпрямиться быстрее, чем присутствие монарших особ или корсеты. Сердце замирает, в блаженной паузе-передышке. Виви бежит к ней через холл, босая и растрёпанная, чуть красная. — Боже мой, папа совершенно не рассчитал время твоего прибытия! Я целый день не отрывала глаз от ворот, наконец добежала, и… — Нами без лишних слов крепко обняла подругу, позволяя тащить свою грязную обувь за собой, на грёбанный идеальный ковёр. Её Виви. Нежная, как цветок восточного лотоса, бойкая и отважная, не в меру смелая даже. Нами помнила, как Нефертари ради мнимых ценностей на протестах по столице бегала под прикрытием, совершенно одна, не боясь угодить ни в темницу, ни в инквизицию, и потом бодро писала об этом подруге письма. Виви была подвижницей госпереворота, и уже это делало совсем юную девушку безрассудной в вопросах личной безопасности и любви к людям. Нами не понимала, но принимала и восхищалась своей девочкой. — Я скучала. — Нами провела по длинным волнистым локонам подруги, собранным гребнем. — Боже мой, ты вся просто серая с дороги. Я думаю, мне стоит хорошенько наворовать на кухне, прежде чем мы с тобой обсудим всё, что было за последние полгода. — Виви хитро улыбнулась, — Хотя твоя школа не прошла даром, и еда уже украдена и ждёт тебя в моей комнате! — Девушка понизила тон, до заговорческого шёпота, — Я даже умыкнула нам вина. — Чувствую, что Гарп командировал меня не в служанки, а в подруги, — усмехнулась Нами и похлопала надувшуюся молодую госпожу по спине. — Хватит меня подкалывать! Хитрая кошка, ты с самого начала это знала. — Виви ущипнула её за руку, — И где моя похвала за украденную еду? Я даже нашла для тебя мандарины! — Умница, — Кивнула Нами, улыбаясь. — Может теперь дашь мне снять обувь, или я продолжу пачкать ваши ковры? — Для тебя, дорогая, хоть все ковры в поместье. Н-но будет правда лучше, если ты разуешься, всё же некоторые ковры отец хотел бы видеть чистыми… — Нами усмехнулась и тут же стащила обувь, настраиваясь на менее игривый лад. — В добром ли здравии Кобра? — Виви вздохнула, но не слишком обречённо. Её отец вечно растрачивал здоровье на работу и благотворительность. Так уж повелось в доме Нефертари, что даже запачканный ковёр будут тщательно стирать, а не купят новый, как делали в других благороднейших домах. Слишком ценящие собственный относительный аскетизм во благо других. О-о, а Нефертари были богаты, едва ли не богаче Короля. И всё равно жили скромно, как для аристократов первого эшелона. — Сейчас он спит. Врачи, как и всегда, только пожимают плечами. Ох, я даже не знаю, если бы не инквизиция и недоверие папеньки к знахаркам, я бы звала даже их. А он всё перегружает себя работой. Мне помочь с саквояжем? — Нами мотнула головой. — Сама уж дотащу. Не терпится попортить вкус дорогого вина мандаринами. Поместье покажешь потом, разговоры вперёд. Девушки поднялись на второй этаж поместья, прошли в крыло с жилыми комнатами, с комнатой Виви в частности. Дом Нефертари был почти всегда пуст. Меньше десяти человек прислуги на огромную площадь. И теперь личная служанка молодой госпожи — её спутница в ужаснейшую из тем разговора, что обязан состояться — замужество. Неизвестно, что за человек ожидает Виви. Возможно, этот кошмар не стоит откладывать. — Знаешь, будет лучше, если мы разберёмся с самой большой бедой прямо сейчас, чтобы потом за разговорами о хорошем всё это позабыть. — Виви вздохнула, обречённо, но кивнула. — Ты права, да… Но я не думаю, что смогу без слёз говорить о своём будущем муже, пока не выпью вина. А ты знаешь, что я не люблю его совсем. Девушки прошли в просторную и светлую комнату Виви. Та не соврала, на столиках и тумбочках стояло столько закусок и еды, сколько помещалось. И пара бутылок красного вина. Нами отставила саквояж в сторону, потёрла руки и наконец стащила с себя дорожный плащ. — Виви, умоляю, скажи, что мне есть во что переодеться. Я устала от корсета за все часы дороги, что я строила из себя приличную светскую даму. — Нами тут же выдали длинную ночную рубашку в пол, с кружевом и рукавами-фонариками. Девушка усмехнулась и начала стягивать с себя одежду, слой за слоем. Чёрт кто придумал такие сложные конструкции?! Тихо ругаясь себе под нос, Нами не заметила тихих и безумно неуверенных покашливаний краснеющей Нефертари. Лишь когда она случайно подняла глаза, та ойкнула. — Ох, наверное, мне стоило постесняться. Прости, привыкла к беззастенчивой деревенской жизни. — Виви покачала головой, опустила взгляд на свои руки, что нервно комкали простое платье. — Ничего страшного. Всё же, мы обе девушки, да и знакомы столько лет… — Я тоже так думаю, дорогая. — Нами подмигнула подруге, распустила волосы, села рядом на край кровати. Ей тут же передали бокал, — Надо же, прямо с дороги, вот так… Всё ещё слабо верится, что я действительно тут. Ну, за встречу? — Виви кивнула, зазвенели бокалы. Юная наследница отчаянно пила, морщась, стремясь осушить бокал перед срочным и ужасным разговором. — Итак, говори: за кого из семейки Донкихот тебя выдают? — Некий «Донкихот Ло». Его только признали как внебрачного сына, но о нём настолько хорошие рекомендации гуляют, что… Я даже не знаю кто это, и… Нами? — В голосе Виви сквозили слёзы, и он чуть не оборвался, когда она увидела, как Нами хихикает, глупо и злорадно. Неужели и лучшая подруга с ней так жестока?! Быть того не может! — Почему ты… — Я его знаю, Виви, ошибки быть не может. — И… Какой он? — девушка почувствовала облегчение, мигом упавший с её плеч груз. Нами же пытается оставаться хоть чуть-чуть вежливой и не ржать беспардонно. — Сначала убедимся, что это тот немолодой человек. Тебе его описывали? — Немолодой? Кошмар! Но мне говорили, чуть-чуть совсем… Высокий, темноволосый. Вроде как красивый, но я сомневалась, я же видела других «детей» Дофламинго. Характер описали только как «скрытный». — Нами победоносно ухмыльнулась. — Точно он! Виви, уж не знаю, счастливый ли это для тебя билет, но это не просто милейшей души человек, но также отличный доктор, колдун и главный мужеложец страны! — У Нефертари глаза на лоб полезли, — Как тебе наборчик? — Это… Какое-то безумие. И этот человек мой будущий муж? — Да! Притом я уверена на все сто, что он не посмеет тебя ограничивать и портить тебе жизнь. Ты будешь свободна, даже свободней чем сейчас, Виви. — Наследница приложила ладошку к лицу, уже чуть полыхающему от алкоголя. Нами улыбнулась, видя счастливые слёзы в уголках глаз подруги. — Я… Спасибо, Нами. Нет ничего лучше таких новостей! Честно, до этого момента мне казалось, что свадьба хуже костра, — Нами улыбнулась. — Ну, про костры ты при нём лучше не говори. Мало ли. — Расскажи побольше! — Виви с ногами залезла на кровать, воодушевлённая и немного пьяная, сверкающая. Свадьбой она совсем никогда не грезила, а тут такой подарок! — А вдруг он станет мне соратником? Другом! Ну надо же, у меня появятся ещё близкие друзья. — Видя, как Нами куксится в напускной ревности, девушка смеётся, — Ты всегда на первом месте. Просто… Это ново. Я мало общалась с мужчинами, а раз, как ты говоришь, я ему совсем не интересна, то не будет ли он мне другом? И откуда ты его знаешь? — Ты знаешь, что я живу рядом с тем самым лесом. И что там водится некий Хозяин, которого с месяц как сожгли. — Мне нравится то, к чему ты это ведёшь. — Виви подобралась на месте, засверкала пуще прежнего. Что-то сказочное творилось здесь и сейчас, с приездом лучшей подруги. — Твой жених — Хозяин Леса. — Наследница взвизгнула и подсела к Нами ещё ближе, сияя чистым восторгом. — Ты же понимаешь, что экскурсия по дому откладывается до момента, пока ты мне всё о колдуне не расскажешь? — Нами потёрла переносицу, немного недовольная чрезмерным интересом к этому старому нерешительному пню. — Даже не покажешь, где уборная? — Виви хихикнула. — Даже её!***
Несколько дней «командировки» Смокера прошли крайне продуктивно. Ло немного поплакал, поныл о том, какой Луффи прекрасный. Ещё немного поплакал о том, как грустно, что ему изменяют, а он терпит. Инквизитор давал ему подзатыльники, и отвечал что-то в духе «Да кто он, кто ты, он тебе не чета, не плачь по крысам, киса». Трафальгар не понимал, почему это помогает. Рука инквизитора пошла на поправку, стараниями Ло, жертвой мешка соли, а также кучей бинтов и заживляющих мазей, а значит, больше он оставаться в Лесу не мог. — Ну, спасибо тебе за то, что не выгнал меня нахер в поле спать. — Ло фыркнул и отрезал бинт. Как ни странно, суп из Леса в луже сработал, и очень скоро затянулись раны Смокера. Одетый, он уже готовился уходить, с письмом от Трафальгара за пазухой и дозой водицы для Дофламинго. Тварь была жива, антидот был получен, все остались при своём. — Я всё ещё плохо понимаю, как ты сюда добрался. — Как и положено, оставил отряд ночевать в деревне, а сам попёрся. Глядишь, как выйду из Леса живым, мне ещё и премию выпишут. — Сам себе? — Ло со скепсисом и весельем посмотрел на инквизитора. — Выше меня знаешь ли есть фигуры. Я главный из исполнительных, а на верхушке там… Как крыс. Иногда мне кажется, что у нас прямо сейчас работает меньше, чем главенствует. — Ничего не меняется, какая ирония. Я провожу тебя до границы Леса. — Мужчины кивнули друг другу, поднялись и покинули дом, — И всё же, я не понимаю, как так всё обернулось. — О чём ты? — Смокер с ухмылкой отдал честь безымянному портрету. — О том, что у меня появился друг в твоём лице, что Луффи опять приписал, что любит меня, что я жив и не собираюсь пока умирать. — Ещё б ты помер. Некогда такими глупостями промышлять. Мы твоему мужику ещё не отомстили, инквизицию не переделали. Беспредел. Тихая дорожка из Леса и лёгкая нереальность происходящего. Ло щипал себя по несколько раз на дню, раздражая служителя. Точно не сон? Слишком ему повезло. И поболтать можно, и дрова есть кому наколоть. И не так, как Монки. Если этот идиот брался за топор — жди беды. Трафальгар до сих пор помнил, как ему чуть топор в голову не прилетел. А этот идиот стоял с топорищем в руке и репу чесал. «Куда лезвие делось?!» — сказал и обвинил бледного Хозяина в том, что это он украл. Сейчас он распрощается со Смокером в поле, как когда-то каждый четверг прощался с мальчиком. Придёт, увидит письмо из столицы, где уже отмерен срок его прибытия во дворец, для решения очередных бессмысленных вопросов. Ему бы сейчас наесться солений и пойти на охоту, чтоб Монки обучался. Всё подстреленное отдадут тварям, и то больше толку будет, чем от их готовки. Ло вздохнул с нежной ностальгией. Ах, как ты там, милый Луффи?***
Море оказалось ещё прекраснее, чем он мог вообразить. Как только корабль, будто движимый неведомой силой, отплыл, парень понял, что суматоха при отплытии — лучшее ощущение. А потом он ощутил качку, ветер в открытом море. Увидел, как отдаляется земля, как надуваются паруса, как матросы снуют туда-сюда, работая как единый организм. Парень пытался помогать как мог. Там что-то подержит, сям залезет. И уже через десять минут помощи у него разболелась голова. Слишком много надо думать! Зато боль эта была приятной, и он продолжил трудолюбивым хвостиком таскаться за странным парнем и другом Сабо. Когда корабль был уже далеко, суматоха стихла. Дядя-мачта продолжал как циркуль вышагивать по палубе, проверяя моряков, что делали самый сконцентрированный вид. Сам же Луффи уселся на перекладинке с парусом. Ну, у этой штуки было название, но он никак не мог запомнить. Потрясающий мозг вид открывался так, что мыслей не оставалось. Как Монки и любил. Но спускаться надо было, и он ловко и совершенно уверенно прокарабкался до верёвочной лесенки, на которой ему пока нравилось больше всего. Луффи покачнулся на такелаже, чуть не падая в океан, когда его окрикнули. — Эй, ты! Ну-ка подойди. — Дядя-мачта следил за ним ужасно пристально весь день, прямо глаз не отводил! Монки не допускал мыслей, что где-то накосячил, а потому не подозревал, отчего же его зовут. — Да-да? — Луффи не даром называли обезьянкой, он и правда оказался очень ловким, прыгучим и гибким. На мачту карабкался быстро, был совершенно отбитым и бесстрашным. Самое то для корабля. — В твоём досье сказано, что ты уже служил, это так? — Д-да. — Монки отвёл глаза, виновато извиваясь на месте. Боцман нахмурился. — Не слышу «сэр». Врать мне плохо. Но кто первый день не стал бы так легко и просто в воронье гнездо лезть, так и быть. А вот то, что ты ни одного названия снастей не знаешь — это беда. Монки и сам понимал, что беда. Но не у него, а у всех остальных! Какого дьявола они всё усложняют? Почему нельзя просто называть вещи своими именами? Большие сосны с парусами, баранка, толстая нитка, узелок и перекладинка — вот вам и корабль! — Память плохая! — Выкрутился Луффи, виновато хихикая. И добавил, вспомнив: — Сэр. — Плохая, хорошая, меня не волнует. Ты же с Ямато целый день работаешь в паре, так? — Да, сэр. И Эйс ещё. — Тогда они с тобой и будут возиться. Ямато, сюда! — Парень крикнул что-то в ответ и начал спускаться вниз. Ямато вообще был любопытным. Светлые волосы, чуть ли не белые, под кепкой. Мешковатая одежда, высокий рост. Снова гигант! Какой-то несуразный немного. И черты лица… Луффи чуял тут подвох, но молча наблюдал. Траффи бы дал ему по затылку, если бы он в лоб вякнул «ты странный, давай дружить». Хотя Монки очень хотелось сказать именно так. Дурацкие люди, которые всё усложняют. — Сэр, что такое? — Ямато наконец подскочил к ним, отдал честь. — Монки вспомнил, что ничем таким не промышлял. И не собирается, наверное. Забывает… — Вот этот оболтус теперь на вашей с Эйсом совести. Чтоб за час до отбоя с ним возились над лексиконом. — Чего-чего? — Хором спросили Луффи и Ямато. Переглянулись, пожали плечами и снова уставились на боцмана. Катакури тяжело вздохнул, раздражённо. — Когда капитан выйдет из каюты, этот товарищ не должен спрашивать, что такое бушприт. — Ямато что-то тихо проворчал, но кивнул, — Проворный, но тупой, не в море же его за такое кидать. Ценный кадр. — Монки не сдержал порыв показать боцману язык, но на удачу, тот отвернулся, беседуя с Ямато. Но комплимент он услышал и тут же загордился, выпрямляя спину. — Будет сделано, сэр! — Сегодня можете приступить прямо сейчас, и без вас рук хватает, чтоб не путались под ногами. — Катакури дал отмашку и зашагал к другой части палубы. Луффи проводил его взглядом и требовательно уставился на Ямато. — Ну, Яма, ты будешь меня учить? — Парень подхватил его под руку и потащил к Эйсу, что старательно вязал узлы. — Буду. До твоего появления капитан выползал, и честно, он тот ещё гад. Чуть чего и на килевание отправить может, изверг. Только тише, ещё остались верные ему. — Киле-что? — Ямато посмотрел сочувственно, как на несчастную собачонку. — Наказание такое. И поверь, его что видеть, что принимать — ужасно. Мне батя рассказывал когда-то. Не сдохнешь сразу, так потом. Его и за убийство редко применяют, а этот, со слов моряков, даже за дерзкий язык может отправить. — Луффи задумался. — Ничего не понял особо, но спасибо. — Ямато усмехнулся. — Эйс! — Названный обернулся, хмурый. — Чего вам? Я занят. — Боцман сказал, что нам мелкого надо обучать, и что сегодня, уже сейчас, мы можем начинать. — Эйс прищурился, смотря на беззаботную мордашку Луффи. — Что, прям учить? — Да! Я туповат и ничего не знаю, хотя мне и так неплохо. Но Яма сказала, что меня могут отправить на килькевание. — Куда? — Эйс почесал затылок. — Ну, килькевание. — Килевание, Луффи. — Ямато хихикнул, — Куда пойдём? На гондеке сейчас должно быть пусто. — Эйс кивнул. Луффи задумался. Слово знакомое, вот только он совсем не помнил, что оно значит. А потому просто пошёл вслед за старшими товарищами. На следующие два дня не происходило ровным счётом ничего. Команда волновалась о капитане, которого за несколько дней плавания никто и не видел. Катакури продолжал грозным ястребом кружить над их головами. А Монки страдал. В основном из-за еды. Ничтожные пайки, дрянные на вкус, вот и всё! Немного сухарей, вяленое безвкусное мясо, дай бог кусочек тыквы в миске. Каша по праздникам. Воды не хватало. Во время сна на гондеке царил удушающий запах пота, соли и совсем немного благословенного моря. Луффи не был фанатом мытья, но даже ему становилось дурно от грязи на коже, под ногтями. Кожу жгло от соли. Старожилы бухтели, что это ещё ничего! А вот в южных морях ко всему прочему ещё и ожоги от солнца прибавлялись. Но и они затыкались, как только речь заходила о том, что где угодно проще служить, чем в северном океане. Ещё пара дней пути, и они войдут в проклятые воды. Что ж за воды такие Луффи не смог выяснить, как ни старался. Зато компания была приятная! Сабо держался немного отстранённо, но чуть чего спешил на помощь. Ямато и Эйс и вовсе оказались весёлыми и бодрыми ребятами. Монки был счастлив, свободен, несмотря на то, что работа с каждым днём становилась всё тяжелее. Кто кроме него на корабле мог так быстро вскарабкаться на грот-мачту? Никто! У кого колени больные, кому просто страшно расшибиться. Отдельной радостью был боцман, дядя-мачта, он же Катакури. Суровый на вид и со всеми моряками, он на самом деле не имел и десятой части вредности того же Трафальгара. Но под его пристальным взглядом Луффи понял одну вещь: ему не хватает разговоров. Он ни с кем ни о чём почти не болтал, только зубрил с Ямато и Эйсом звания, команды и снасти. И сегодня его терпение кончилось уже после того, как боцман дал отмашку. Дальше корабль встал на течение и работать из всей огромной команды надо не более, чем пятнадцати опытным морякам. Катакури, конечно, поворчал, что работа есть всегда, но сделал вид, что не замечает, как матросы разбрелись по судну, прячась в трюме от холодов. Луффи, Эйс и Ямато засели в трюме с балластом, в самой глухой и тёмной части корабля, куда никто и соваться не хотел без лишней надобности. Бочки с водой всё равно были запечатаны и описаны в судовом журнале кока и трогать их было слишком рискованно, пока в своей каюте прячется загадочный ублюдок-капитан. — Хоть сегодня мы можем не о кораблях и пуговицах болтать? — Жалобно протянул Монки, ползя впереди, с фонарём. Потолки были ужасно низкими. — Я тоже устал от этого дерьма! — Огрызнулся Эйс, — Но мне тебя было бы жалко под киль отправлять. — Может хоть денёк отдохнём? Он уже не пытается полезть в трюм при упоминании грота. — Кто называет парус и пещеру одним словом?! Идиотизм. — Ямато смеялся над этой глупостью в десятый раз, Эйс же тихо хмыкал. Троица уселась в ряд, прислонившись к борту. Корабль скрипел, певуче и заунывно. Будто огромный зверь, уставший и требующий покоя, но слишком человеколюбящий для того, чтобы отдохнуть на дне. — Луффи, кем ты был до того, как во флот пошёл? Эйс вот в академии учился, в сиротском доме рос. А ты? — С старухой, в глухой деревне на севере. — Ямато понятливо замычала. — Я сам с юга. Батька в монастырь сдал и забегал раз в год. Разбойник, пират. — Я о том, что у меня батя есть, только в этом году узнал! Ха, он даже не помнит, сколько мне лет. — Эйс хмыкнул. — Мой вообще на тот свет сбежал, оставив мне дрянную славу и долги. — Если б я узнал, что у меня сын пытался курить клевер, я б тоже свалил под землю. От смеха. — Позлорадствовал Ямато, тут же получая лёгкий подзатыльник. Эйс надулся, будто немного смущённый. — И на кой я тебе об этом рассказал! — Луффи рассмеялся. Потасовка рядом с ним зашла немного дальше, два идиота уже всерьёз обменивались лёгкими тумаками и возились как мыши. Но цепкие глаза парнишки заметили то, что он не ожидал увидеть. На груди Ямато был бинт, который на секунду мелькнул из-за рубахи. — Эй, Яма, ты где-то поранился? — Драка стихла. На Монки смотрели четыре переполошённых глаза, — Ну, на груди бинты. — Нет, я… — Эйс и Ямато переглянулись, — Блять. Ты умеешь хранить тайны, Луффи? — Умею. Я просто молчу, и они хранятся. Или я забываю о том, что мне рассказали. — Ямато вздохнул. — Думаю, если о моей тайне будет знать больше людей, мне будет проще. — Монки не понял, почему парень снял с себя рубашку, почему Эйс отвернулся. Но увидев в тусклом свете фонаря перебинтованную грудь Ямато, он понял, в чём дело. — Ты… Тебя прокляли, и у тебя женская грудь?! Кошмар! — Девушка хихикнула. — Да, но проклятие было настолько сильным, что у меня и члена в штанах нет, Луффи. Я не мужчина. — Ой. Ой-ой-ой! — Монки чуть не подскочил на ноги, в праведном удивлении, — А почему ты это скрываешь? Ведь нет ничего такого! — Ямато фыркнула. — Откуда ты такой только вылез? Примет не знаешь? «Баба на корабле — к беде». Меня за такое могут на доску вывести, и всё, спета моя песенка. А я в море хочу, на волю. Вон, Эйсу сказала, он и то шугался два дня потом, сомневался. — Я уже извинился! И оденься поскорее… — Ямато показала язык, со всей вредностью. — Поучись у Луффи! Ему вообще кажись плевать! — Монки закивал, — Спасибо тебе за это, уж не ожидала, что кто-то так относиться будет. — Что я, женскую грудь что ли не видел? Чего тут удивляться. А волосы у тебя длинные? — Ямато сняла кепку. По плечам рассыпались короткостриженые светлые волосы. — Если завязать хвост, то могут и не прикопаться. Но с ними насчёт меня всё совсем уж очевидно. — Луффи закивал. Девушка надела рубашку, снова заправила волосы под головной убор. Тогда они впервые поболтали по душам. Вспомнили родные места. Луффи узнал, что в женском монастыре, где жила Ямато, весной высаживали яркие цветы. И на юге, у Эйса, они росли просто так, вдоль дорог средь полей. Ароматом лаванды, которую Монки никогда не видел, эти два чёрта завлекли его, унося в фантазии и надежды однажды увидеть это своими глазами. Сам он лишь мельком упомянул о лесах, тут же заслуживая восторг. Высокие сосны и ели на севере, предания о Хозяине, Луффи узнал многое. На юге он казался выдумкой и байкой о суровых северных землях. Но как только Шляпа кивнул на вопрос о существовании загадочного колдуна, его товарищи засверкали. — Ну ахуеть! И правда, что сожгли? — Эйс скрестил ноги по-турецки, подпёр щёку рукой. — Сожгли. Вот только он всё равно выжил, и теперь терроризирует столицу, гад. А там его в культ возвели. — А я слышала, что Хозяин у вас там как покровитель, неужели враки? — Луффи задумался. Что-то приятно-тёплое было в разговорах о Ло. Тайна, что он хранил, его прошлое и будущее. — Когда-то давно, а потом его спугнули. Сейчас в Лесу ужасно опасно. — Тварей видел?! — Хором спросили Ямато и Эйс. — Видел! — Эффект был произведён неимоверный. Моряки сияли любопытством, и хотели было продолжить расспросы, как услышали шаги. В дверцу в трюм просунулись светлые кудри, а потом и сам Сабо, встревоженный и нервный. — Вы! Чего забрались в такую даль?! Там капитан вышел, до построения минуты две, Катакури его отвлекает! Живо на верхнюю палубу! Засверкали пятки, скрипел фонарь, билось пламя свечи на бегу. Снасти и коридоры замелькали перед Шляпой, он бежал со всеми, полный энтузиазма и радости. Как интересно всё это! Не нравилось ему, что кто-то тут командует, но всё равно жизнь на корабле он начинал любить в такие моменты суматохи и паники, когда сердце бьётся перед мнимой угрозой. Луффи чуть не ослеп, когда высунулся на свет божий. Они немного опоздали, моряки уже стояли в две шеренги. Компания, как могла, незаметно выбралась из трюма и гуськом прокралась к строю. Но, к сожалению, их сложно было не заметить. — Вы! Какого дьявола вы смеете опаздывать на построение, когда капитан приказывает, неблагодарные черти?! — Как только раздался этот визг, Монки понял, что минусы кроме еды и грязи тут всё же будут. Капитан, смешной и какой-то несуразный, с попугаем на плече, с красным пропитым носом, мятым камзолом. Явно не капитан королевского флота, но Луффи привык к неожиданностям. — Сэр, разрешите обратиться! — Сабо выступил вперёд, и смотря перед собой затараторил. — Мы находились на нижних палубах, сэр! И сигнал в колокол не был дан, капитан! — Жалкие оправдания! Если вы не хотите пойти на корм морским дьяволам, то вы должны мысли мои читать, не то, что колокола ждать! Салаги грёбаные! На этом корабле колокол не звенит. — Все новички на корабле переглянулись. А ведь и правда, ни разу сигнал колоколом не был дан, — Катакури! Пусть они драют палубы! — Капитан Багги, сэр, но они чисты… — Луффи не скрыл злорадной ухмылочки. Красноносый капитан-затворник оказался глазастым. — Ты, мелкий в шляпе! Какого ты лыбишься?! Под киль захотел? — Никак нет, сэр. Просто ваш краснющий нос слишком забавный, сэр! Даже чайки затихли перед бурей. Катакури смиренно прикрыл глаза, перекрестился, уже молясь о судьбе несчастного. Луффи продолжал улыбаться. — Катакури! Кнут мне! Вы все, смотрите и запоминайте, как ваш милосердный капитан поступает с теми, кому в пору отрезать слишком длинный язык! Опоздавшие, привяжите его к мачте, чтоб не уворачивался. — Вся палуба тихо выдохнула. После порки шансы выжить были низкими, но не нулевыми. Сабо занервничал. Чёрт, кажется этот капитанишко даже не обременял себя чтением особого примечания к досье Луффи! Это дерьмово, ведь кроме капитана никому не должно было быть известно о настоящей личности наследника, — И рубаху с него стащите! — Сам разденусь, — Сказал Луффи подошедшей к нему Ямато. Плащ и рубашка оказались в руках у девушки, а на палубе поползли шепотки. Экипаж уставился на огромный безобразный шрам на груди Монки. Но тот и не замечал внимания и просто встал лицом к мачте, послушный. Интересно, что тут за наказания? Хуже дедовских? Любопытство перевесило в нём желание сбежать и устроить догонялки. За такое дядя-мачта мог лишить пайка! Эйс и Сабо тихонько перед ним извинились, когда связали его запястья и распяли на грот-мачте, лицом к ней. Монки приготовился, размял плечи. Луффи понял, что накосячил с любовью к острым ощущениям, когда ему прилетел уже первый удар. Скрипнули клыки, из глаз посыпались искры, а по телу, вместе с щелчком кнута прокатилась волна такой боли, что Монки невольно заулыбался. Видевшие это тихонько крестились. Второй удар дался ещё тяжелее — он пришёлся на первый, Монки почувствовал кровь на спине. Раны защипало солью, боль расползлась по телу как щупальца осьминога. Третий, четвёртый, на пятом Луффи не сдержался — пискнул. Глаза чуть не выкатились из орбит. Но он услышал хмык за своей спиной. — Крепкий. Глядишь доживёт до следующей стоянки, если будет поменьше болтать, или не помер уже сейчас. — Жив! — Луффи даже не стал добавлять треклятое «сэр». — Не радуйся. — Капитан Багги развернулся на каблуках, довольный эффектом, — Всем опоздавшим драить палубы, разлейте для них помои. Если такое повторится ещё раз — отрежу язык. — И скрылся в своей каюте. Катакури нахмурился, глубоко нахмурился. — Всем вольно. Отведите Луффи к бортовому врачу, наказание с палубой отложим на завтра. — На этом абсурдная первая встреча с капитаном и закончилась.***
На ужине в тот день было неожиданно тихо. Только Монки жевал за обе щёки, перебинтованный и румяный. Ему дали двойную порцию каши! И даже подложили жареной рыбки. То, что на него пялился весь экипаж, он не замечал в упор. Кто-то молча доел и вышел из камбуза, кто-то остался сидеть перед пустой тарелкой. Пока не пожаловал Катакури, обычно не задерживавшийся. Боцман пристально осмотрел тихую команду. Прошагал, пригибаясь, до скамейки, где сидели Луффи и компания. Мужчина откашлялся. — Можно сяду к вам? — А чего ж нельзя? — Луффи не отрывался от еды и улыбнулся с раздутыми щеками. Паренёк продолжал есть, как голодный свинёнок, чавкая и пачкаясь, пока боцман внимательно за ним следил. — Всем доевшим брысь, нечего засиживаться. — Спокойное слово Катакури оказалось весомее капитанского визга, и почти все мигом покинули камбуз, — Итак, Луффи. Откуда тот шрам? С прошлой службы? Не выглядит как что-то, после чего вообще живут. — Да я сам не знаю, — Пожал плечами Монки, заставляя моряков ронять челюсти. — Как так?! — Ну, я проснулся — бинты. Шрам есть. И всё! — Эйс присвистнул. — И кто тебя так? — Я ж говорил, рядом с Лесом вырос. Твари тамошние поди, плохо помню. — Лесом?! Тем самым, который с Хозяином? — Раздалось с другого конца помещения. — А что за Хозяин? — Зазвучало с другого. Камбуз погрузился в ярое обсуждение колдуна, которого сожгли. Был кто-то и со столицы, утверждавший, что это просто святой. А Луффи и не знал, что Траффи настолько популярен у них в стране. — Вот оно как… — Пробормотал Катакури, — Как ты так умудрился прогневать Хозяина? — Луффи заворчал. — Говорю же, не знаю! Что пристали? Жив и жив! — А как ты не закричал от хлыста? — Опять откуда-то издалека. Монки почувствовал себя странно. Наверное, никогда ещё такое количество людей не горело желанием послушать то, что он говорит. Ах да, обычно никто его вообще без костюма шута и настойки слушать не желал. Приятное чувство, между прочим… — А что там кричать? Мне дед тумаки покрепче отвешивал! — Камбуз загудел. — Вот я тоже близ Леса жил, всю жизнь от имени Хозяина трясся. — Раздался голос, — Не верю мальчишке! — Тьфу ты! Да тебя не просто так ссыклом зовут! А этот… — А как салагу звать-то? — Можете Шляпой называть! — Подал голос Монки и наконец отставил от себя пустую тарелку. Кто-то вскочил со стаканом воды в руке. — За Шляпу и его отрезанный язык!!! — Луффи расхохотался, но, вторя команде, свой стакан к небу вздёрнул. А жизнь-то налаживалась.